Макаров ничего ему не ответил. Молчал он и сейчас, выслушивая замечания генерала.
– Что за беспечность, товарищ майор? Полк только что сел на полевой аэродром, укрытий для самолетов нет, стоянки не оборудованы, машины не замаскированы, а командование отпустило людей на отдых. Вот уже прошло сорок минут, как объявлена боевая тревога, а летного состава все нет. Как вы собираетесь воевать при такой организации? Я вас серьезно предупреждаю, товарищ Макаров.
В душе Макаров соглашался с комдивом. "Что тут скажешь в оправдание? Все верно".
Вдалеке показались девушки. Группами и в одиночку бежали они через летное поле к самолетам.
По лицу Веры Задорновой тонкими струйками стекал пот, всю дорогу она ворчала:
– Чего нас гоняют, как новичков, с аэродрома домой и обратно? Или мы не офицеры, не понимаем что такое боеготовность?
Гимнастерка на ней взмокла и почернела на лопатках. Дышала она тяжело, словно рыба, выброшенная на берег.
Ольга тоже еле держалась на ногах.
Прислонившись к фюзеляжу "пешки", устало проговорила:
– Вот это кросс! Вот это покупались! Как, Аня, сердце на месте?
– Мне-то что, я ведь легкая. Меня ветер сам несет, только ноги успеваю переставлять, – улыбнулась Аня и схватилась за голову.
– Ты чего? – с недоумением посмотрела на нее Ольга.
– Как я полечу? У меня нет шлемофона…
– А где же он? – опешила Ольга.
– В школе забыла.
– Ну, знаешь! – Ольга хотела выругать ее, но, увидев, что Аня и сама переживает, стоит бледная, растерянная, смягчилась. – Молчи. Об этом никому. Иначе нам отменят вылет. Достанем тебе шлемофон у радистов.
У самолетов суетились оружейники, подвешивали бомбы. Им помогал Петр – рослый, плечистый стрелок-радист Голубкиной. О его физической силе знали многие, и оружейники добивались с ним дружбы. Он брал руками "сотку" и без лебедки вешал ее на бомбодержатель.
Вот и сейчас к нему подбежала Надя.
– Петя, милый, помоги подвесить бомбочки. Совсем мои бабоньки запарились. Помоги, расцелуем тебя после вылета.
Петр улыбнулся, расставил руки:
– Целуйте сейчас, иначе…
Надя не дала ему договорить, потащила за рукав к самолету.
Поступила команда запускать двигатели. Аня совсем пригорюнилась. Она надеялась, что боевая тревога закончится лишь сбором и проверкой людей, а тут – запускать двигатели. Ругая себя, полезла в кабину. Шлемофон ей так и не достали.
В других экипажах тоже не все было в порядке: кто забыл в школе планшет, кто полетную карту, кто шлемофон. Но все скрывали это. И, конечно, многие облегченно вздохнули, когда передали через дежурных, чтобы летный состав собрался у КП полка.
Прежней веселости у девушек не было. Стояли грустные, стыдливо прятали глаза.
Генерал почувствовал перемену в настроении летчиц, хотел сказать им теплые слова, но в последнюю секунду подумал: "Расслабленность, попустительство на фронте только вредят делу" и с огорчением сказал:
– Мне стыдно за вас, товарищи офицеры. Обстановка на фронте сложная. Фашисты хотят любой ценой удержать Тамань. Их авиация действует активно. В любую минуту могут нанести удар по вашему аэродрому. А как поступили вы? – Генерал внимательно оглядел притихший строй, словно желал еще раз убедиться, что девушки поняли, насколько серьезна обстановка, и строго закончил: – Самолеты рассредоточить и замаскировать, организовать на аэродроме круглосуточное дежурство стрелков на пулеметных точках, всем находиться у самолетов, быть готовыми к вылету.
И снова закипела работа.
Появились маскировочные сети, прибыли машины со свежим лозняком и ельником. Тракторы рассредоточивали самолеты по аэродрому. Девушки лопатами очищали полуразрушенные капониры, засыпали землей воронки на стоянках и рулежных дорожках.
К вечеру аэродром неузнаваемо преобразился: самолеты были рассредоточены и замаскированы, боеприпасы сложены в укрытия, выставлены наблюдательные посты, организована дежурная служба, оборудованы траншеи.
Аня отбросила лопату, устало тряхнула льняными кудряшками.
– Не могу больше! Если сейчас же не накормят – умру. Страсть как хочется есть. Пора бы и на ужин позвать. Или в столовой думают, что мы воздухом сыты?
Ольга слабо улыбнулась. У нее тоже неприятно сосало под ложечкой.
– Пойди к Задорновой. У нее всегда есть что-нибудь в запасе. Только она может спасти тебя от голодной смерти, – посоветовала она шутливо.
Аня посмотрела на стоянку соседей и ахнула: Вера угощала Надю белым хлебом и копченой колбасой.
– Вот толстушка запасливая! – завистливо проговорила Аня и крикнула: – К вашей кампании присоединиться можно?
– Спеши, а то опоздаешь, – в тон ей ответила Надя. – Все съедим.
Но тут по стоянке проехала легковушка, дежурная по штабу приглашала всех на ужин. Походную кухню окружили плотным кольцом. Получив порцию гречневой каши и кусок отварной свинины, девушки расселись на траве, поджав под себя ноги. От гречневой каши исходил такой аромат, что у Ани закружилась голова. Никогда каша не была такой вкусной, как сегодня. Аня съела кашу, мясо, пошла за добавкой.
– Ну и аппетит у тебя! Ешь, ешь, а все тонкая, как жердь, – проговорила с усмешкой Вера.
– Решила все-таки тебя догнать, – бросила на ходу Аня.
И быть бы тут веселой перебранке, но в этот момент на аэродроме раздались сухие отрывистые хлопки зениток. Завыла сирена.
– Летят! Смотрите, летят! – закричала Аня, указывая на сверкающие в вечернем небе темные точки самолетов.
Раздалась команда: "Всем укрыться в траншеях!" Но люди медлили: кто доедал кашу, кто допивал чай, кто собирал свои вещи.
– Надо идти, – отставляя чашку, сказала Ольга. – Сейчас будут бомбить.
– Подожди, успеем, – остановила ее Надя, доедая кусок мяса. – Видишь, они поворачивают на станицу.
– Зачем им станица? Там бомбить нечего, – с деланым равнодушием возразила Аня, направляясь вслед за другими в укрытие.
Тем временем "юнкерсы", оглушая землю пронзительным воем, устремились вниз. Через минуту по аэродрому разнесся гул разорвавшихся бомб. Горячая волна воздуха прижала девушек к земле.
Передвигаясь по-пластунски, Надя сердито ворчала:
– Ну погодите, "лаптежники"! Доберемся мы до вас, отплатим…
Одна бомба разорвалась неподалеку от них. Воздушной волной девушек сбросило в траншею, засыпало землей. Что-то тяжелое навалилось на Ольгу. Она уперлась руками в дно окопа, рванулась, встала на колени, осмотрелась. Рядом стряхивала с себя землю Надя.
– Жива? – спросила ее Ольга.
– Жива, жива… К счастью, фриц не так меток, – тихо ответила она.
На стоянке первой эскадрильи клубился столб черного дыма.
– Самолет горит! – крикнула Ольга и побежала к самолету.
Падая в траншею, Надя ушибла колено и теперь, припадая на правую ногу, поковыляла за Ольгой. И снова – заход "юнкерсов" на аэродром.
– Так и добьют, наверное, "лаптежники", – проговорила Надя, спускаясь в траншею.
На этот раз "юнкерсы" разбросали по всей стоянке сотни маленьких зажигалок. Несколько штук упало возле девушек. Они растерянно смотрели на них, не зная что делать. А бомбочки горели, шипели, разбрасывая вокруг себя огненные искры.
Наконец Ольга вскочила, подбежала к стоявшему неподалеку пожарному щиту, схватила лопату и стала забрасывать зажигалки землей. К ней присоединились Надя, Аня, другие девушки… Измученные, грязные, подошли они к полусгоревшему самолету. Левая плоскость валялась на земле, фюзеляж был искорежен взрывной волной.
– На земле потеряли машину, – досадливо проговорила Ольга, вытирая рукавом потное лицо.
На востоке сгущались сумерки, оттуда надвигалась южная ночь. Так закончился первый день пребывания авиационного полка на Кубани.
2
Солнце выплыло из-за леса неожиданно. Небо там было только что багрово-красным, и вдруг верхушки сосен прошили золотисто-светлые лучи, вокруг стало светло.
– Люблю встречать восход… – тихо проговорила Ольга, срывая ромашки.
– И я… – вздохнула Аня. – Сидеть и смотреть, сидеть и смотреть… И ни о чем не думать…
Они сидели на берегу той самой речушки, в которой купались в первый день, и задумчиво поглядывали вдаль.
Спали они почему-то беспокойно. Рано проснулись и, чтобы не лежать в душной комнате, вышли на берег.
Новый день… Каким он будет? Чем запомнится? Люди всегда связывают с ним свои надежды. Может, этот новый день окажется более удачливым, чем прошедший, более счастливым? И то, о чем человек думал, чего хотел, чего добивался, – вдруг все это сбудется сегодня? И так всегда: новый день – новые надежды.
Утренний туман над рекой быстро таял, легкий ветерок относил белые хлопья в степь. Где-то в роще запел соловей, ему ответил второй, и вот уже, словно после побудки, лес ожил, оглушил окрестность многоголосым хором разных птиц. И было в этом необычном утреннем "концерте" что-то волнующее, трогательное.
– Красиво как! – прошептала Аня, завороженно оглядывая лес.
В ее светло-серых глазах плескалось восторженное удивление, будто видела она все это впервые: и купающийся в золотистом солнечном дожде утренний лес, и сверкающую бисером от утренней росы густую траву, и тихую речку с отраженным в ее водах голубым безоблачным небом.
Повернувшись к Ольге, она неожиданно спросила:
– Скажи, для чего рождаются люди?
Ольга посмотрела на нее с удивлением:
– Как для чего? Чтобы жить, работать, приносить пользу людям, обществу… А ты как думаешь?
– Я думаю… для любви, счастья… И война… Дико… Правда? – Лицо Ани сразу как-то потускнело, осунулось. – Все беды на Земле от жестокости людей. Как не хватает нам доброты, сострадания к людям!..
Солнце уже поднялось над лесом, и его косые лучи падали теперь на деревья сверху вниз.
– Сходи, разбуди Надю, – попросила Ольга. – Проспит такое утро.
Аня встала, поправила волосы, легкой походкой направилась к видневшемуся из-за кустов деревянному домику.
Летчицы жили в школе недолго. Двухэтажное здание было приметным ориентиром для немецких самолетов, и после нескольких попыток разбомбить ее экипажи разместились по сохранившимся избам станицы.
Ольга и Аня жили в домике рядом с Надей. Будить ее рано они не стали, а теперь, когда солнце уже изрядно припекало, Ольге захотелось, чтобы и Надя полюбовалась этим чудным южным утром.
Но Аня вернулась расстроенной.
– Ты знаешь, Оля, а Нади нет.
– Как нет?! – вскинула тонкие брови Ольга.
– Нет…
– Вот это да! А где же она?
– Наверное, с этим… капитаном Костенко, – холодно произнесла Аня. – Узнает начальство – устроит ей такую головомойку, долго будет помнить.
Дело в том, что на этом же аэродроме базировался еще один авиационный полк, в котором служили мужчины. Жили они в другой станице, но столовая и клуб были общими, и летчики часто виделись с девушками.
На одном из вечеров Надя познакомилась с Костенко, встречалась с ним.
Бои на Кубани шли ожесточенные, на боевое задание девушки летали ежедневно, часто – по два вылета в сутки. Конечно, уставали, но молодость брала свое: была у них и художественная самодеятельность, проводили они и вечера танцев. Где молодежь, там всегда песни, музыка, танцы. Между тем из рощи, протянувшейся вдоль речки, показались Надя и тот капитан, о котором говорила Аня. Шли они неторопливо, о чем-то оживленно рассуждали.
Когда подошли ближе, девушки услышали их разговор.
– Все, Павел! Мужчинам в станицу нельзя. Строго воспрещается, – сказала Надя.
– Ну и порядочки! – досадливо воскликнул Костенко. – Наши хлопцы по всем падежам ваше начальство склоняют за это.
Надя рассмеялась:
– С вашим братом иначе нельзя. Разреши – вы всю ночь под нашими окнами будете петь серенады. А так, запретная зона – и все.
– Да ведь война…
– А что война? Значит, все можно?..
– Я не об этом… Общение с вами нам сейчас вдвойне дороже. Около вас мы добрее, нежнее душой становимся… А так – совсем огрубеть, зачерстветь можно. Как сухарь на ветру…
Костенко нагнулся, сорвал одуванчик, подул на него, и венчики маленькими парашютиками разлетелись в разные стороны.
– Время такое, Павел. Наш командир эскадрильи говорит: любовь и свадьба после войны, а сейчас воевать должны.
– Глупости говорит ваш комэск. Любовь во все времена вдохновляла людей. Влюбленный человек и воюет смелее. По себе знаю…
– Ох, Павел, совсем утомил меня разговорами, – устало вздохнула Надя. – Дай хоть часик поспать.
Костенко ушел, а Надя стала медленно подниматься в гору.
– Эй, гулена! – окликнула ее Ольга. – А ну иди-ка сюда!
Надя вздрогнула, быстро обернулась на голос и, узнав девушек, направилась к ним.
– Вы что тут делаете? За мной шпионите? – улыбнулась она. – Шпионить – самое последнее дело.
– Когда же спать будешь? – уставилась на нее Аня. – Скоро ведь на аэродром.
– Спать надо, Аннушка, поменьше, иначе счастье свое проспишь, – томно потянулась Надя.
– Подумаешь, счастье… – фыркнула Аня. – Сегодня он здесь, а завтра – ищи в поле ветра. Счастье… Вот выдумала!..
– Ой, не зарекайся, Аннушка, – обняла ее Надя. – Никто не знает, когда придет любовь… Как в песне: любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…
– Война… Не до любви тут, – поджала губы Аня.
– Глупая ты… – Надя засмеялась, накрыла Аню курткой, свалила на траву, а сама побежала в дом.
– Вот сумасшедшая… – ворчала Аня, вставая. – От любви, видно, свихнулась…
После завтрака летный состав отправили на аэродром.
Первая эскадрилия собралась у штаба. Кто расположился на скамейке, кто – на ящиках, многие сидели на земле. На стене деревянного домика, в котором размещался штаб, висела большая карта.
Комэск, невысокая плотная женщина, водила указкой по карте, объясняла боевое задание.
Эскадрилье предстояло в составе полка нанести бомбовый удар по скоплению танков и пехоты противника в районе одной станицы.
Она рассказала о боевом порядке звеньев в воздухе, об очередности взлета экипажей. Предупредила о том, что в районе цели расположены зенитки, над станицей патрулируют истребители противника.
В заключение опросила:
– Задание ясно?
– Ясно!.. – раздались голоса.
– Как отдохнули?
– Хорошо отдохнули! – дружно ответили девушки.
– Выспались?
– Выспались… – незаметно, одними глазами, улыбнулась Надя.
Летчицы расходились по самолетам, обсуждая детали вылета.
А через некоторое время ПЕ-2 поднялись в воздух и, собравшись в колонну эскадрилий, пошли под облаками на юго-запад.
К этому полету летный состав готовился тщательно. Изучали цели по фотоснимкам, крупномасштабным картам и четко представляли расположение их на местности.
Самолеты шли в район, где должны были встретиться с истребителями прикрытия. Но встреча не состоялась. "Яков" там не оказалось. Напрасно в эфир неслись позывные ведущей группы: ""Тросики"! "Тросики"! Я – "Резеда", нахожусь в районе встречи".
Истребители в точку встречи так и не вышли. Бомбардировщики остались без прикрытия. Полет осложнялся. Но задание надо было выполнять. Приближалась линия фронта. Неожиданно из-за облаков вывалились "мессершмитты", с ходу обстреляли строй. Самолет Басовой шел внешним ведомым, удар пришелся на него. Атака истребителей была внезапной, и Надя не успела уклониться от их огня. Петр Беляев, стрелок-радист Голубкиной, припал было к пулемету, чтобы дать очередь по "мессерам", но они скрылись в облаках.
– Вот дьявол! – выругался Петр и с досады послал им вдогонку короткую очередь.
Но тут он услышал в наушниках тревожный голос Ани:
– Нас атакуют!
Петр поймал в прицел пристроившийся сзади вражеский истребитель, нажал на гашетку пулемета. "Мессер" неуклюже клюнул носом, словно споткнулся обо что-то, и круто пошел вниз. За ним потянулся шлейф черного дыма.
– А, гад, попался! – воскликну Петр.
Но второй "мессершмитт", скрытый от стрелка стабилизатором своей "пешки", успел дать несколько очередей по самолету. В кабине остро запахло бензином. Встречный воздух гнал по плоскости тонкие струйки бензина, забрасывал их в кабину радиста.
– Товарищ командир, бак пробит! – доложил Петр.
– Знаю, – коротко ответила Ольга, а сама с тревогой следила за самолетом Нади: языки пламени, которые показались на правом моторе после атаки "мессеров", становились все ярче.
"Почему они не возвращаются домой?" – беспокоилась она.
– Басова! – вызвала она ее по рации.
Надя молчала. Бледно-розовые языки пламени от моторов тянулись к плоскости, подбиралась к фюзеляжу. Самолет сильно кренился, но упорно шел вперед…
За линией фронта фашисты встретили группу шквалом зенитного огня. Шапки разрывов прошили весь строй. Петр едва успевал докладывать: разрывы справа, слева… Ольга маневрировала, бросала самолет то влево, то вправо.
– Держи курс! Курс держи! – требовала Аня. – Мы на боевом…
Яркая вспышка ударила в глаза. Повернув голову, Ольга увидела слева охваченный огнем ПЕ-2 из соседнего звена. Самолет, потеряв управление, падал вниз. Ольгу бросило в жар, руки мелко дрожали, штурвал показался ей тяжелым…
– Приготовиться к бомбометанию. Скоро цель, – услышала она голос Ани.
И эта обыденная, столько раз слышанная команда придала ей силы, помогла подавить минутную растерянность.