- Да, там служил один мой очень близкий друг. Он был убит в Германии.
Вандервен вздохнул.
- Мы потеряли многих друзей в эту войну.
- Где вы тогда находились, Рик?
- В сороковом я попал в плен и провел четыре года в лагере для офицеров.
- Было очень тяжело?
- Достаточно. Но это ничто в сравнении с тем, что пришлось вынести евреям в концентрационных лагерях.
- У вас есть друзья-евреи?
- Есть. А у вас?
- Был один друг, но он умер. И еще подруга, которая была депортирована.
- Она вернулась?
- Не знаю, - солгала Леа.
Какое-то время они пили молча.
- Вы хорошо знаете месье Бартелеми и месье Джонса?
- Не больше, чем вы. Я знаю только, что они занимаются экспортом мяса и в связи с этим едут в Аргентину. И еще то, что они ирландцы. А почему вы об этом спросили?
- Просто так. Пойдемте ужинать, я голодна.
После ужина Леа под предлогом сильной мигрени вернулась к себе в каюту. Там ее ждала лаконичная записка от Даниэля: "Приходите в воскресенье в часовню на мессу". Она задумалась, прилегла, но уснуть ей не удалось. Тогда она встала, натянула свитер и брюки и вышла на палубу. Из танцевального зала до нее доносилась музыка. Леа облокотилась на поручень, волосы ее развевались на ветру. Она наблюдала за волнами. Светила луна. Небо было усыпано звездами. Смотрел ли сейчас Франсуа на это небо, думал ли он о ней или же забыл ее?.. Она не сообщила о своем приезде. Если он не виделся с Викторией Окампо, он будет очень удивлен, а то и разгневан. Сара, напротив, будет рада ее видеть, в этом она не сомневалась. "Кто знает, возможно, я смогу быть им полезна", - подумала она. Шум голосов отвлек Леа от ее мыслей, ей показалось, что она узнала один из них. Не раздумывая, она спряталась за канатами. До нее доносились обрывки разговора на немецком языке: "Помочь товарищам… союзнические власти… сионистский интернационал… к счастью, Перон… в военном лагере в Патагонии… наш резерв на военные расходы… мы будем сильнее всех… Осторожнее… кто-то идет… А, это вы… нет, мы ничего не знаем… В Буэнос-Айресе будет видно… Давайте разойдемся… Ни к чему, чтобы нас видели вместе…"
Себеседники поспешно разошлись. Леа вышла из своего убежища; она узнала голос месье Бартелеми. Значит, Амос и Даниэль были правы!.. Оглядевшись вокруг, она быстро пошла в свою каюту.
Когда Леа пришла в маленькую корабельную часовню, там было много народу. Те, кому не хватило складных стульев, теснились у дверей. Она заметила своих друзей и с трудом пробралась к ним. Даниэль передал ей листок бумаги. Она, в свою очередь, отдала ему записку, в которой сообщала о том, что слышала минувшей ночью.
После богослужения пассажиры второго класса поднялись на свою палубу. Рик подошел к Леа.
- Вы хорошо спали? Как ваша мигрень?
- Все отлично. Сегодня чудесное утро. Завтра мы делаем остановку в Рио. Вы хорошо знаете Бразилию?
- Я был там перед войной. Это красивая страна, но уж очень много негров. Вы не доставите мне удовольствия прогуляться с вами по городу?
- Может быть.
- Как? Разве я не ваш кавалер? Вы никого не знаете на борту, кто мог бы сопроводить вас, а женщине одной опасно ходить по улицам незнакомого города.
- Что же со мной может случиться?
- По меньшей мере, вам станут докучать. Латиноамериканцы более смелы по отношению к женщинам, нежели европейцы. Итак, вы согласны, я зайду за вами?
- Завтра будет видно. Извините меня, я иду к парикмахеру.
- Тогда до скорой встречи.
"Находитесь у себя в каюте в два часа ночи, мне необходимо сообщить вам нечто важное. Будьте вдвойне осторожны", - таково было содержание записки Даниэля. "Прямо как в романе про шпионов", - подумала Леа, разорвав записку на мелкие клочки, не переставая наблюдать за отражением парикмахера в зеркале. Она была сейчас его единственной клиенткой. Машинально перелистывая французские, испанские и американские журналы, она обратила внимание на статью о де Голле. Речь шла о его военной карьере, но ни слова не было сказано о том, что с ним произошло после того, как в январе он объявил о своем "решении уйти в отставку". Леа вспомнила, как она тогда была расстроена и разочарована. Как же так, даже он, этот великий человек, оставлял корабль?! Почему? "Честь, здравый смысл, интересы моей родины не позволяют мне дольше участвовать в интригах, в результате которых государство станет еще более презираемым, правительство - более беспомощным, страна распадется, а народ станет беднее. Я слагаю с себя полномочия, которыми меня, по всей вероятности, наделили только для того, чтобы не дать мне их осуществить". После его отставки Франция увязла в межпартийных дрязгах. Светлые идеалы Сопротивления ненадолго пережили войну. Через месяц - Рождество: Рождество летом, при свете солнца. Обретет ли она когда-нибудь вновь радость рождественских праздников прежних лет?.. Она заерзала под феном. Парикмахер, фатоватый прилизанный мужчина, не говоривший ни слова по-французски, высвободил ее.
Впервые Леа было скучно на теплоходе. Она опасалась встречи с Риком Вандервеном за ужином и еще больше - позднего свидания с Даниэлем.
Против всякого ожидания ужин прошел весело. Вместе с Риком она была приглашена за столик капитана и познакомилась с молодой аргентинкой, работавшей на радио Буэнос-Айреса. Неважно говорившая по-французски очаровательная Кармен Ортега, тем не менее, с юмором рассказала о своих ссорах с женой президента Аргентины Эвой Дуарте. Какое-то время они жили в одной квартире на живописной тенистой улице Посадас, но после многочисленных ссор из-за любовников расстались. Эва была злопамятна и мстительна. Кокетливая и завистливая, она в каждой женщине видела соперницу. Кармен поведала историю знакомства Эвы и Перона в Луна-парке, рассказав о том, как ей удалось одержать верх над красивой актрисой Либертад Ламарк. Тоненькая брюнетка с великолепной фигурой, Кармен Ортега обладала к тому же врожденным даром мима. К концу ужина две женщины подружились.
Около двух часов ночи Леа вернулась в каюту. Только она вошла, как раздался стук в дверь.
- Откройте, это я, Даниэль.
Молодой человек стремительно вошел.
- Мы с Амосом оказались правы: Бартелеми и Джонс - бежавшие нацисты, причем из самых отъявленных; один был лагерным врачом в Бухенвальде, другой - помощником начальника лагеря в Дахау. Их настоящие имена - Адольф Рейхман и Морис Дюваль.
- Это французское имя.
- Да, он родом из Франции. Его предок переселился в Австрию в XYII веке.
- А что насчет Рика Вандервена?
- О нем нам ничего не удалось узнать. Кажется, он, в самом деле, голландец, бумаги его в порядке. Мы разузнаем поподробнее в Буэнос-Айресе. А вы в свою очередь, ничего не выяснили?
- Нет. Завтра мы сойдем на берег. Я прослежу за ним.
- Будьте вдвойне осторожны. Бартелеми и Джонс вам не доверяют. Они распорядились навести о вас справки.
- А вас ни в чем не заподозрили?
- В какой-то степени, но мы как раз этого и добивались. Двое пассажиров второго класса считают, что мы немцы и бежим из Европы. Разумеется, мы делаем все, чтобы они думали обратное, и допускаем незначительные оплошности. Они поддерживают контакты с двумя вашими соседями по столу. По прибытии надо, во что бы то ни стало, не допустить, чтобы нас видели вместе. Это опасно как для вас, так и для нас. Пока, к счастью, никто не заметил, что мы знакомы, и наш выход в Лиссабоне остался незамеченным. Я думаю, нам не стоит видеться до прибытия. Разве что, в крайнем случае. Мы знаем, где вас найти. Ждите, когда мы дадим о себе знать.
Рик Вандервен без удовольствия сопровождал новоиспеченных подруг, с восхищением открывавших для себя пляжи Рио, его оживленные улочки, роскошные магазины. После Европы, где не хватало порой самого необходимого, эта роскошь и изобилие казались Леа неправдоподобными. Она чувствовала себя, будто во сне и почти не замечала нищеты favelas, мимо которых они проезжали на такси, - настолько бразильцы были веселы и приветливы. Они вернулись на теплоход с уймой покупок.
Подруги не расставались до конца путешествия, что крайне раздражало Вандервена, и договорились непременно увидеться в Буэнос-Айресе.
Теплоход причалил в понедельник, 16 декабря, в 7 часов утра. Было облачно и прохладно. Леа ждала машина. Водитель, посланный Викторией Окампо, передал ей, что та должна была поехать на несколько дней в Мардель-Плата и приносила ей свои извинения. Она заказала для Леа номер в отеле "Плаза", директор которого был из числа ее друзей. По возвращении она заедет за своей гостьей и сопроводит ее в Сан-Исидро. Тем временем директор будет в ее распоряжении и покажет ей город.
В отеле "Плаза" директор уже ждал ее и сам проводил до номера.
- Не стесняйтесь меня побеспокоить, если вам что-нибудь понадобится. Я пришлю вам горничную. Вы не окажете мне честь пообедать со мной?
- С большим удовольствием.
- В таком случае до скорой встречи. Жду вас в гриль-баре.
20
- Меня предупредили, но я не хотел в это верить. Что ты здесь делаешь?
- Ты же видишь, я приехала отдохнуть.
Леа сделала над собой усилие, чтобы не броситься к нему. Главное - не показать, как она рада его видеть и как велико ее желание.
"Бог мой, как же она хороша, еще более желанная, чем раньше, если только это возможно!" Франсуа тщетно пытался казаться разгневанным, он был счастлив, невероятно счастлив, что она здесь, несмотря на все проблемы, которые неизбежно возникали в связи с ее приездом.
- Виктория Окампо мне, конечно, говорила, что она пригласила тебя и что ты приняла ее приглашение, но я не думал, что ты приедешь.
- Так вот, ты ошибся, я здесь.
- Ты собираешься долго здесь пробыть?
- Я не знаю. Послушай, Франсуа, там мне было так тяжело, так грустно!.. У меня было ощущение, что я погрузилась в безысходную тоску… Я беспрестанно думала о Лауре… об этой нелепой смерти… о том, что это я должна была быть на ее месте… И потом эта мрачность, разочарование, которое я испытала во Франции… Это хуже, чем во время войны, каждый думает только о себе, о своем кошельке, о своей кладовке. Черный рынок процветает, торговля продовольственными карточками никогда еще не получала такого размаха… Присутствие американцев почти так же значимо, как и присутствие немцев; мы сменили одних оккупантов на других… Полное впечатление безысходности… Здесь все по-другому: элегантные женщины, хорошо одетые мужчины, на рынках полно еды, в магазинах полки ломятся от товаров. Есть даже сколько угодно настоящего шоколада. Кажется, что аргентинцы думают только о развлечениях и о женщинах.
- Такова специфика этой страны. Где бы ни находился аргентинский мужчина, он только и мечтает прикоснуться к женщине локтем или коленом, когда большего не дано.
- Мне казалось, что все мужчины таковы.
- С тобой - безусловно, - сказал он, привлекая ее к себе.
- Оставь меня!
- И не подумаю. В течение всех этих недель я думал о тебе и не помышлял…
- Не помышлял о чем? - спросила она, отбиваясь.
- Ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Но судя по всему, с тобой все обстоит иначе. Я уже наслышан, что на теплоходе скучать тебе не приходилось, за тобой ухаживали, и не похоже было, чтобы тебе это не нравилось.
- Да, это так. И что же?.. Я свободна.
- Нет, ты моя.
С какой уверенностью Франсуа это сказал! Он повалил ее на кровать. Но, несмотря на свое желание, Леа решила, во что бы то ни стало не уступать ему. Уж очень все легко получалось: стоило ему появиться - и вот она уже в его объятиях, влюбленная и мурлыкающая. Все, с этим покончено!
Вопреки ожиданиям, он оставил ее в покое, встал и закурил.
- Я приглашен на прием в честь свадьбы дочери начальника полиции генерала Веласко. Там собирается весь перонистский бомонд. Для тебя это может оказаться любопытным зрелищем.
- Сара тоже придет?
- Вероятно. Она едва ли не самая близкая подруга Эвы Перон. Это очень полезно для нашего дела. У тебя есть элегантное платье? Надо, чтобы ты была самая красивая.
- Я постараюсь. В котором часу это будет?
- В восемь.
Было уже больше девяти часов, когда Франсуа Тавернье, Сара и Леа пришли на прием. Невеста в платье с воланами, шлейфом и темно-синим широким бантом на лифе принимала поздравления вместе со своим женихом Лео Максом Лихтшейном. Рядом стоял ее отец в парадном мундире. Чуть поодаль в окружении молодых людей сидела Эва Перон, сверкавшая драгоценностями, в восхитительной шляпке, венчающей ее сложную прическу.
Не прерывая оживленной беседы, она сделала Саре знак подойти.
- Дорогая сеньора Тавернье, я рада вас видеть. Добрый вечер, сеньор Тавернье, как ваши дела? - спросила она по-испански.
- Очень хорошо, как и каждый раз, когда я вижу вас, - сказал он, склонившись и поцеловав ей руку.
Эва Перон приняла этот плоский комплимент с удовлетворенной улыбкой. Затем она вопросительно и холодно взглянула на Леа.
- Кто эта молодая особа?
- Это наша подруга из Франции, сеньорита Леа Дельмас…
Эва кивнула, Леа ответила ей. Контакт между этими двумя молодыми женщинами явно не налаживался. Сара поспешила прийти на помощь.
- Леа - наш очень близкий друг. Вы произвели на нее большое впечатление. К тому же она не говорит на вашем языке.
Эва Перон жестом показала, что это не имеет значения, и продолжила свою беседу с молодыми людьми.
Взяв Леа за руку, Сара увлекла ее за собой в глубь зала. Она здоровалась со всеми, мимо кого они проходили, пожимала руки, жеманно смеясь, пока они, наконец, не дошли до террасы, где было всего трое или четверо гостей.
Вдалеке, на Рио-де-ла-Плата, проплывали корабли.
- Ты чувствуешь себя среди этих людей прямо как рыба в воде. Я уже давно не видела тебя такой веселой и непринужденной.
- Я их ненавижу. Я ломаю всю эту комедию, чтобы легче проникнуть в перонистские круги и выявить сообщников нацистов.
- У тебя уже есть какие-то наметки?
- Да, начальник полиции Хуан Филомено Веласко поддерживает контакты с некоторыми, из них.
- Ты в этом уверена?
- Абсолютно уверена, так же как и доктор Родригес Арасха, выступающий повсюду с обвинениями в адрес Веласко. Он утверждает, что тот состоит в дружеских отношениях с некоторыми членами нацистской сети. Ты знаешь, что Даниэль и Амос выявили двоих на борту "Мыса Доброй Надежды"?
- Да.
- Они достаточно долго пробыли в гостинице, находящейся в ведении полиции, прежде чем отправиться в Кордову. Твой голландский друг тоже туда поехал. Он не пытался вновь встретиться с тобой?
- Нет, мне лишь принесли от него цветы и записку, в которой я прочла: "До скорой встречи". У тебя есть о нем какая-нибудь информация?
- По-прежнему, никакой. Но Даниэль и Амос тоже сейчас в Кордове они следят за ним…
- Но они так же, как и я, могут попасть под подозрение, ведь они не говорят ни слова по-испански!
- Для них так даже лучше. Не забывай, что они выдают себя за немцев и не должны говорить на испанском.
- Да, но как они обходятся без этого?
- Ты знаешь, в Кордове это не проблема. Нацисты обосновались там почти открыто. Мы сразу же нашли среди наших друзей-аргентинцев тех, кто согласился тайно взять их на свое иждивение. В данный момент они остановились в отеле, принадлежащем немцам, где все - от консьержки до горничной и посыльного - немцы, включая повара, готовящего блюда немецкой кухни. Все выдержано в тирольском стиле.
- И аргентинское правительство терпит все это?
- Вся перонистская пресса прогерманская. Не забывай, что Аргентина вступила в войну против Германии лишь за месяц до ее капитуляции. Самюэль и Ури сейчас в Буэнос-Айресе. С помощью аргентинских коммунистов они вышли на след сети, организующей побеги нацистов через Испанию. Очень скоро мы перейдем к активным действиям. Что ты собираешься делать в Аргентине? Я так и не знаю, почему ты приехала.
- Точно не знаю… Возможно, для того, чтобы отомстить за Лауру. Ты вышла на след тех двух женщин?
- Пока нет, но скоро это произойдет.
Лицо Сары с едва заметным макияжем обрамляли темные локоны. Так она выглядела моложе своих лет. Она была очень элегантна в платье из красного шелка в белый горох.
- Леа, как я счастлив вновь встретиться с вами здесь!
Подруги обернулись.
- Рик! Я…
- Вы как будто удивлены. Но я же обещал вам, что мы снова увидимся. Представьте меня, пожалуйста, мадам.
- Сара, разреши представить тебе Рика Вандервена. Рик, познакомьтесь: мадам Мюль… мадам Тавернье.
Рик Вандервен прищелкнул каблуками и поклонился.
- Я просто в восторге, что познакомился с вами, мадам, мои друзья говорили мне о вас.
- Неужели? Что же?
- Что вы подруга восхитительной жены президента.
- В Аргентине все быстро становится известно. Вам нравится эта страна?
- Весьма. Аргентинцы очень гостеприимны. А вам самой, мадам, нравится здесь, вдали от Парижа?
- В Буэнос-Айресе есть все, что было в Париже до войны. Здесь очень многие говорят по-французски, и я вовсе не чувствую себя чужой в этом городе.
- А вам, Леа, нравится в стране танго?
- Да, очень.
- Вы виделись здесь с той юной особой, с которой познакомились на теплоходе?
- Постойте, вот она: легка на помине… Кармен!
- Леа! Дорогая! Как я рада… Как получилось, что ты здесь?..
- Я пришла со своими друзьями. Ты помнишь месье Вандервена?
- Ну как же я могу забыть нашего верного защитника на улицах Рио? Как странно, что вы здесь. Может быть, вы друг жениха?
- Нет, я друг генерала Веласко.
Леа и Сара быстро переглянулись, и это не ускользнуло от Кармен.
- А вы, чья подруга? Невесты?
- Нет, сеньоры Перон.
- Мне казалось, вы в ссоре, разве не так?
- О нет, со мной трудно поссориться. Леа, я веду завтра передачу на "Радио Бельграно". Придет известный танцовщик Уго дель Карриль. Я тебя приглашаю, будет очень весело… О, какой красавец!
- Это мой муж, - заметила Сара.
- Ах, извините меня!
- Ничего страшного. Дорогой, эта молодая девушка находит тебя очень соблазнительным. Мадемуазель?..
- Кармен Ортега, - ответила та, покраснев.