Мама, застыв, глядела через улицу на старичка. Мы хорошо видели его. Он ужасно торопился. Бежал по тротуару, обгоняя прохожих и размахивая руками, как марширующий солдат.
- Он что-то замышляет, - сказала мама с застывшим лицом.
- А что?
- Не знаю, - отрезала мама. - Но хочу узнать. Идем.
Она взяла меня за руку, и мы перешли улицу. Потом свернули налево.
- Видишь его? - спросила мама.
- Да, вон он. Поворачивает направо в конце улицы.
Мы дошли до угла и тоже повернули направо. Старичок был метрах в двадцати от нас. Он удирал, как кролик, и нам приходилось нагонять его. Теперь дождь полил сильнее, и я видела, как вода капает с полей его шляпы на плечи. А нам было сухо и уютно, ведь у нас был чудесный большой шелковый зонт.
- Что он задумал? - сказала мама.
- А вдруг он обернется и увидит нас? - спросила я.
- Ну и пусть, - сказала мама. - Он нам солгал. Сказал, что слишком устал, чтобы идти пешком, а сам почти загнал нас! Бесстыжий врун! Обманщик!
- Хочешь сказать, он не титулованный джентльмен? - сказала я.
- Помолчи, - сказала она!
На следующем перекрестке старичок снова свернул направо.
Потом налево. И опять направо.
- Теперь меня не проведешь, - сказала мама.
- Он исчез! - закричала я. - Куда он делся?
- Зашел в ту дверь! - сказала мама. - Я видела! В тот дом! Боже, это же бар!
Это был бар. На фасаде большими буквами было написано "Красный лев".
- Ты же не пойдешь туда, мама?
- Нет, - сказала она. - Мы посмотрим с улицы.
У бара была большая витрина, и, несмотря на то, что стекла слегка запотели, сквозь них, если близко подойти, все было хорошо видно.
Прижавшись друг к другу, мы стояли у окна. Я вцепилась в мамину руку. Крупные капли дождя громко барабанили по нашему зонту.
- Вот он, - сказала я. - Вон там.
В баре, куда мы заглядывали, было много народа и сигаретного дыма. Наш старичок, уже без шляпы и пальто, пробирался сквозь толпу к стойке, а добравшись до нее, заговорил с барменом. Я видела, как шевелились его губы, когда он делал заказ. Бармен на несколько секунд отвернулся, а когда повернулся вновь, то держал небольшой стакан, до краев наполненный светло-коричневой жидкостью. Старичок положил на стойку фунтовую банкноту.
- Это мой фунт! - прошипела мама. - Ты только посмотри, какой наглец!
- А что в стакане? - спросила я.
- Виски, - ответила мама. - Чистый виски. Бармен не дал ему никакой сдачи.
- Это, наверное, тройной виски, - сказала мама.
- Что значит тройной? - спросила я.
- Три обычных порции, - ответила она.
Старичок взял стакан и поднес к губам. Слегка наклонил его. Потом наклонил сильнее… сильнее… еще сильнее… и вскоре весь виски одним глотком исчез у него в горле.
- Смешно! - сказала мама. - Представь, заплатить фунт и выпить все одним махом!
- Он заплатил больше фунта, - возразила я. - Он ведь отдал шелковый зонт за двадцать фунтов.
- Верно, - сказала мама. - У него, наверное, не все дома.
Старичок стоял у стойки бара с пустым стаканом в руке. Теперь он улыбался, и от удовольствия его круглое розовое лицо светилось каким-то золотистым сиянием. Я заметила, как он лизнул белые усы, будто ловя последнюю каплю драгоценного напитка.
Потом он отвернулся от стойки и стал медленно пробираться сквозь толпу туда, где висели его шляпа и пальто. Он надел шляпу. Надел пальто. Затем, очень спокойно и небрежно, так, что вряд ли можно было что-то заподозрить, снял с вешалки один из многочисленных мокрых зонтов и вышел.
- Ты видела? - взвизгнула мама. - Видела, что он сделал?
- Тс-с-с! - прошептала я! - Он идет!
Мы пониже опустили зонт так, чтобы можно было только выглядывать из-под него.
Он вышел. Ни разу не поглядел в нашу сторону. Раскрыл над головой свой новый зонт и заспешил вниз по улице, туда, откуда пришел.
- Вот он в какие игры играет! - сказала мама.
- Чистая работа! - сказала я. - Здорово!
Мы проследовали за ним назад до той улицы, где впервые встретили его, и увидели, как он преспокойно обменивает свой новый зонт на очередной фунт. На этот раз он менялся с худощавым парнем, у которого вообще не было ни шляпы, ни пальто. Как только сделка состоялась, наш старичок побежал вниз по улице и затерялся в толпе. Но теперь он побежал в другую сторону.
- Смотри, какой хитрый! - сказала мама. - Никогда не заходит в один и тот же бар дважды!
- Так он может продолжать весь вечер, - сказала я.
- Да, - ответила мама, - конечно. Но, держу пари, он, как сумасшедший, молится на дождливые дни.
ПОПУТЧИК
У меня была новая машина. Потрясающая игрушка, "БМВ-3.3", большая, с удлиненным кузовом и с инжектором. Она легко разгонялась до 129 миль в час. Корпус - светло-голубой, сиденья - синие, обтянуты кожей, настоящей мягкой кожей прекрасной выделки. Стекла и верхний люк - с кнопочным управлением. Радиоантенна выдвигалась, когда я включал радио, и автоматически складывалась, когда я выключал его. Мощный двигатель ворчал и неторопливо рычал на низких скоростях, но при шестидесяти милях в час рычание прекращалось, и мотор начинал мурлыкать от удовольствия.
Я ехал в Лондон один. Был прекрасный июньский денек. В полях косили сено, по обеим сторонам дороги росли лютики. Шуршали шины, я ехал со скоростью семьдесят миль в час, удобно откинувшись на сиденье, легонько придерживая пальцами руль. Впереди, на дороге, показался голосующий человек. Я притормозил рядом. Я всегда брал попутчиков. Я по собственному опыту знал, каково это - стоять на обочине загородного шоссе и смотреть на мчащиеся мимо машины. И я терпеть не мог водителей, которые делали вид, что не замечают, меня, особенно водителей больших машин, где много места оставалось незанятым, Роскошные авто редко останавливаются. Подвозят обычно маленькие машины, старые и обшарпанные, которые уже битком набиты детьми, а водитель говорит: думаю, еще одного мы как-нибудь втиснем.
Голосовавший просунул голову в окошко и спросил:
- Едете в Лондон, шеф?
- Да, - ответил я, - забирайтесь.
Он сел, и я поехал дальше.
Это был человек маленького роста, с крысиным лицом и серыми зубами. Его глазки, темные, юркие и умные, тоже напоминали крысиные, а уши были слегка заострены кверху. На нем была матерчатая кепка и серая куртка с огромными карманами. Серая куртка, быстрые глазки, заостренные уши - все делало его похожим на гигантского крысочеловека.
- Вам куда в Лондоне? - спросил я его.
- Мне насквозь, - сказал он. - Я еду в Эпсом, на скачки. Сегодня день скачек.
- Точно, - сказал я. - Жаль, не могу поехать туда с вами. Я люблю ставить на лошадей.
- Я никогда не ставлю, - сказал он. - И никогда не смотрю скачки. Дурацкое занятие.
- Зачем же тогда вы едете? - спросил я.
Вопрос ему, похоже, не понравился. Его маленькое крысиное личико абсолютно ничего не выражало, он сидел молча, уставившись вперед на дорогу.
- Вы, наверное, обслуживаете тотализатор? - сказал я.
- Это еще глупее, - ответил он. - Тоже мне удовольствие - возиться с какими-то паршивыми счетчиками и продавать билеты идиотам. Это любой дурак может.
Последовало долгое молчание. Я решил больше ни о чем его не спрашивать. Я помнил, как меня раздражали расспросы водителей, когда я так же ехал попутчиком: Куда вы едете? А зачем? Кем вы работаете? Вы женаты? У вас есть подружка? Как ее зовут? Сколько вам лет? И так далее и тому подобное. Я ненавидел это.
- Прошу прощения, - сказал я, - меня, конечно, не касается, чем вы занимаетесь. Беда в том, что я писатель, а писатели ужасно любопытны.
- Вы пишете книги? - спросил он.
- Да.
- Писать книги - здорово, - сказал он. - Это надо уметь. Я тоже свое дело умею делать. Вот кого я презираю - так это тех, кто всю свою жизнь тянет скучную канитель и ничего другого не умеет. Понимаете?
- Да.
- Ведь секрет в том, - сказал он, - чтобы достичь большого мастерства в чем-нибудь одном, но очень-очень трудном.
- Как вы, - сказал я.
- Точно. Как вы и я.
- А почему вы думаете, что я мастер своего дела? - спросил я. - На свете полно плохих писателей.
- У вас не было бы такой машины, если бы вы не были мастером, - ответил он. - Такая штучка, наверное, стоит кучу денег.
- Недешево.
- А сколько она выжимает? - спросил он.
- Считается, что сто двадцать девять миль в час, то есть почти двести десять километров, - ответил я.
- Спорим, нет?
- А спорим, да?
- Все автомобильные компании лгут, - сказал он. - Можете купить какую угодно машину, но она никогда не выжмет столько, сколько обещают в рекламе.
- Эта выжмет.
- Докажите, - сказал он. - Давайте, шеф, прямо сейчас, посмотрим, что она может.
У Шалфонт Сент-Питер есть развязка, а сразу за ней - прямая двухполосная дорога. Мы выехали на прямую, и я выжал педаль газа. Машина прыгнула вперед, как ужаленная. Примерно через десять секунд мы давали уже девяносто миль в час.
- Здорово! - кричал он. - Блеск! Жмите! Я выжал педаль газа до упора и держал ее.
- Сто! - кричал он. - Сто пять! Сто десять! Сто пятнадцать! Продолжайте! Не сбавляйте!
Я ехал по правой полосе, и мы проскочили несколько машин, как будто они стояли на месте: зеленую "Мини", большой "Ситроен" кремового цвета, белый "Лендровер", огромный грузовик, оранжевый микроавтобус "Фольксваген"…
- Сто двадцать! - кричал мой пассажир, подпрыгивая. - Продолжайте! Продолжайте! Доведите ее до ста двадцати девяти!
Тут я услышал рев полицейской сирены. Звук был таким сильным, что, казалось, сирена воет у меня в машине, а затем рядом с нами, на левой полосе, замаячил полицейский на мотоцикле, обогнал нас и показал рукой, чтобы мы остановились.
- Вот это да! - сказал я. - Теперь нам крошка!
Полицейский разогнался, наверное, до ста тридцати миль, когда обгонял нас, и ему пришлось очень долго сбрасывать скорость. Наконец он затормозил у обочины, а я стал сзади.
- Не знал, что полицейские мотоциклы могут ездить так быстро, - промямлил я.
- Этот может, - ответил мой пассажир. - Та же марка, что и у вас: "БМВ-Р9 °C". Самый быстрый мотоцикл на дороге. Теперь они ездят на таких.
Полицейский слез с мотоцикла и поставил его на подножку. Затем снял перчатки и аккуратно положил их на сиденье. Он не спешил. Мы были в его руках, и он это знал.
- Похоже на большие неприятности, - сказал я. - Не нравится мне это.
- Больше, чем нужно, не болтайте, - сказал мой компаньон. - Держите хвост пистолетом, а язык за зубами.
Как палач к своей жертве, медленно, прогулочной походкой полицейский подошел к нам. Он был крупный, мясистый, с хорошим животиком и огромными ляжками, плотно обтянутыми, как второй кожей, голубыми брюками. Защитные очки, сдвинутые на шлем, открывали раскрасневшееся щекастое лицо.
Мы сидели, как провинившиеся школьники, и ждали, когда он подойдет.
- Осторожнее с ним, - прошептал мой пассажир. - Он зол как черт.
Полицейский подошел к открытому окну моей машины и положил на него свою мясистую руку.
- Куда спешим? - спросил он.
- Никуда, - ответил я.
- Может быть, у вас на заднем сиденье беременная женщина и вы везете ее в больницу?
- Нет, офицер.
- Или, может, у вас дома пожар и вы мчитесь спасать семью? - его голос был угрожающе мягок и фальшив.
- Нет, офицер.
- В таком случае, - сказал он, - вы крепко влипли. Знаете, какое ограничение скорости в этой стране?
- Семьдесят миль, - ответил я.
- А не скажете ли мне, с какой скоростью вы только что ехали?
Я пожал плечами и не ответил.
Он заговорил так громко, что я даже подпрыгнул.
- Сто двадцать миль в час! - рявкнул он. - Это на пятьдесят миль превышает ограничение!
Он отвернулся и сплюнул. Смачный плевок угодил на крыло моей машины и стал сползать вниз по красивой голубой краске. Потом он повернулся к нам и уставился на моего пассажира.
- А вы кто такой? - спросил он строго.
- Попутчик, - ответил я. - Я подвожу его.
- Я спрашиваю его, а не вас, - ответил он.
- Что-нибудь не так? - спросил мой пассажир голосом, таким же мягким и маслянистым, как крем для волос.
- Похоже на то, - ответил полицейский. - В любом случае вы свидетель. Я разберусь с вами через минуту. Права, - потребовал он, сунув руку.
Я протянул ему свои права.
Он расстегнул левый нагрудный карман мундира и достал зловещую книжку с квитанциями. Внимательно переписав имя и адрес из моих прав, он вернул их мне. Потом обогнул машину спереди и списал номер. Записал число, время и обстоятельства нарушения. Затем вырвал первый экземпляр квитанции. Но прежде, чем отдать ее мне, проверил, четкая ли у него копия.
Наконец засунул книжку назад в карман и застегнул пуговицу.
- Теперь вы, - обратился он к моему пассажиру и обошел машину с другой стороны. Из второго нагрудного кармана он достал маленькую черную записную книжку.
- Имя? - рявкнул он.
- Майкл Фиш, - ответил пассажир.
- Адрес?
- 14, Виндзор-лейн, Лютон.
- Подтвердите чем-нибудь, что это ваши настоящие имя и адрес, - сказал полицейский.
Пассажир пошарил в карманах и выудил свои собственные водительские права. Полицейский сверил имя и адрес и вернул права.
- Чем занимаетесь? - строго спросил он.
- Я подносчик.
- Кто?
- Подносчик.
- Как-как?
- Под-нос…
- Хорошо-хорошо. А что значит подносчик?
- Подносчик, офицер, это тот, кто возит цемент вверх по лестнице каменщикам. В тачке. У тачки такая длинная ручка, а наверху две доски, сбитые под углом…
- Хорошо. А где вы работаете?
- Нигде. Я безработный.
Полицейский записал все это в черную книжицу, положил ее в карман и застегнул пуговицу.
- Вернусь в участок, проверю, нет ли на вас чего, - сказал он моему пассажиру.
- На меня? А что я сделал? - спросил тот.
- Не нравится мне ваше лицо, вот что, - ответил полицейский. - У нас может быть ваша фотография где-нибудь в деле.
Он обошел машину и вернулся к моему окну.
- Полагаю, вы понимаете, что у вас серьезные неприятности, - сказал он мне.
- Да, офицер.
- Вы еще долго не сможете водить эту великолепную машину после того, как мы с вами разберемся. И вообще водить не сможете несколько лет. И это еще ничего. Надеюсь, вас к тому же под стражу заключат.
- Вы имеете в виду тюрьму? - спросил я, встревожившись.
- Так точно, - ответил он, чмокая губами. - В тюрьму. За решетку. Вместе с другими преступниками, нарушающими закон. И огромный штраф к тому же. К моему большому удовольствию. Так что увидимся в суде. Вам обоим пришлют повестки.
Он повернулся и пошел к мотоциклу. Убрал подножку и перекинул ногу через седло. Затем нажал стартер и с рычанием унесся.
- Фу! - выдохнул я. - Все.
- Нас поймали, - сказал мой пассажир. - Нас поймали, и за дело.
- Меня поймали, вы хотите сказать.
- Точно, - ответил он. - Что теперь будете делать, шеф?
- Поеду в Лондон и поговорю с адвокатом.
Я завел машину и поехал дальше.
- Не верьте насчет тюрьмы, - сказал пассажир. - Они могут забрать права, могут влепить огромный штраф, но этим все и кончится.
Я почувствовал огромное облегчение.
- Кстати, - сказал я, - Почему вы ему солгали?
- Кто, я? - спросил он. - Почему вы думаете, что я солгал?
- Вы ему сказали, что вы безработный подносчик. А мне вы говорили, что у вас работа, требующая большого мастерства.
- Так и есть, - ответил он. - Но не стоит обо всем сообщать полиции.
- Так чем же вы занимаетесь? - спросил я.
- Ну, - лукаво сказал он, - так вам и расскажи.
- Вы стыдитесь своей работы?
- Стыжусь?! - вскричал он. - Я стыжусь своей работы? Я горжусь ею, как никто другой!
- Тогда почему вы мне не говорите?
- Вы, писатели, в самом деле чертовски любопытны, - сказал он. - . Вы, наверное, не успокоитесь, пока не узнаете?
- Вообще-то, мне нет никакого дела, - солгал я ему.
Он хитро взглянул на меня из уголков своих крысиных глаз.
- А я думаю, вам есть дело, - сказал он. - По лицу видно, вы думаете, что у меня особенная работа, и вам не терпится узнать, какая.
Мне не понравилось, что он прочел мои мысли. Я молчал и смотрел вперед на дорогу.
- И вы правы, - продолжал он. - У меня действительно особенная работа. У меня самая необычная работа из всех.
Я ждал, что он скажет дальше.
- Поэтому мне надо остерегаться, с кем я говорю, понимаете. Откуда мне знать, что вы не полицейский в штатском?
- Я похож на полицейского?
- Нет, - ответил он, - не похожи. Это и дураку понятно.
Из кармана он достал жестянку с табаком, пачку сигаретной бумаги и стал сворачивать сигарету. Краем глаза я видел, как с невероятной скоростью он проделал эту довольно сложную операцию. Сигарета была готова за каких-нибудь пять секунд. Он провел языком по краешку бумаги, склеил самокрутку и вставил ее в рот. Потом, из ниоткуда, в руке возникла зажигалка. Она вспыхнула. Сигарета задымилась. Зажигалка исчезла. Это был великолепный номер.
- Никогда не видел, чтобы так быстро сворачивали сигарету, - сказал я.
- Хм, - сказал он, делая глубокую затяжку, - так вы заметили.
- Конечно, заметил. Фантастика.
Он откинулся назад и улыбнулся. Ему очень понравилось, что я заметил, как быстро он свернул сигарету.
- Хотите знать, почему я так умею? - спросил он.
- Хочу.
- У меня волшебные пальцы. Эти пальцы, - сказал он, растопырив их перед собой, - проворней и ловчей пальцев лучшего пианиста в мире!
- Вы пианист?
- Не болтайте чепухи, ответил он. - Разве я похож на пианиста?
Я взглянул на его пальцы. Они были такой красивой формы, такие тонкие, длинные и изящные, что казались принадлежащими кому-то другому. Они были больше похожи на пальцы нейрохирурга или часовщика.
- Моя работа, - . продолжал он, - в сто раз труднее игры на рояле. Играть на рояле любой дурак может. Сейчас почти в каждом доме есть малышня, которая учится играть на пианино. Ведь так?
- Более или менее, - ответил я.
- Конечно. Но из десяти миллионов человек ни один не научится тому, что делаю я. Ни один из десяти миллионов! Как вам это?
- Поразительно, - сказал я.
- Еще бы, - сказал он.
- Мне кажется, я знаю, чем вы занимаетесь, - сказал я. - Вы показываете фокусы. Вы фокусник.
- Я? - Он фыркнул. - Фокусник? Вы можете представить меня, достающим кроликов из шляпы на детском утреннике?
- Тогда вы карточный игрок. Вы втягиваете людей в игру и потом мухлюете.
- Я? Паршивый карточный шулер? - закричал он. - Да это самый жалкий вид мошенничества из всех.
Теперь я вел машину медленно, не более сорока миль в час, чтобы быть уверенным, что меня больше не остановят. Мы выехали на шоссе Лондон-Оксфорд и ехали в направлении Дэнема.
Внезапно мой пассажир поднят в руке черный кожаный ремень.