К полудню сила Гавейна возросла до гигантских размеров, и левая рука Ланселота онемела под градом ударов, сыпавшихся на его щит.
Огромных усилий стоило Ланселоту выстоять под натиском Гавейна. Все восхищались доблестным рыцарем, но никто не мог представить себе, как трудно ему отражать удары.
Колокол в монастыре стал бить полдень, когда сэр Гавейн взмахнул мечом, готовясь нанести решительный удар; с двенадцатым ударом колокола он опустил меч, и Ланселот с удивлением почувствовал, что его опасения не оправдались – удар оказался не так силен, как он ожидал.
Заметив внезапное уменьшение силы Гавейна, Ланселот выпрямился во весь рост и промолвил:
– Я не ведаю, сэр Гавейн, с помощью какой злой силы ты сражался, но чувствую: дело твое проиграно. Теперь настала моя очередь, ибо никто не знает, чего мне стоило выдержать твой натиск.
С этими словами сэр Ланселот удвоил мощь своих ударов, и щит Гавейна раскололся. Затем Ланселот так ударил Гавейна по шлему, что тот пошатнулся, а при следующем ударе упал навзничь.
Зрители затаили дыхание. Все были уверены: после столь упорного и жестокого боя Ланселот немедленно прикончит противника.
Но вместо того сэр Ланселот с минуту постоял над сраженным сэром Гавейном, а потом, ко всеобщему изумлению, вложил меч в ножны и удалился.
Распростертый на земле рыцарь поднял голову и с удивлением посмотрел вслед Ланселоту.
– Почему ты уходишь? – гневно крикнул он. – Вернись, вероломный, и убей меня! Как только я оправлюсь, я снова начну искать случай убить тебя.
Всех поразили оскорбительные слова поверженного Гавейна, но еще более ошеломил присутствующих ответ сэра Ланселота:
– Я буду биться с тобой, сэр Гавейн, если Богу так угодно, но знай: я не убью тебя!
Многих из числа противников Ланселота тронули его слова и милосердие. Они находили, что во всем мире едва ли отыщется рыцарь, равный ему по благородству; исключением являлись Галахад и Персиваль, но их уже не было среди живых.
Сэр Ланселот вернулся в город, а сэра Гавейна отнесли в палатку короля Артура, где ему промыли и перевязали раны. Три недели провел он в постели, снедаемый ненавистью и мечтая о том, когда оправится и будет в состоянии снова попытать свои силы против Ланселота. В то же время он умолял короля идти на приступ города и взять его, пусть даже обманным путем. Но король не соглашался: он скорбел при мысли о войне с Ланселотом и горевал о тяжело раненном племяннике Гавейне.
– Увы, – ответил он, – никто из нас, Гавейн, не добудет славы под этими стенами. Ведь мы беспричинно враждуем с благороднейшим из рыцарей.
– Однако благородство не поможет ему, – возразил Гавейн, – когда мне представится случай вонзить в его коварное сердце мой острый меч!
Едва оправившись, Гавейн вооружился с головы до пят, вскочил на коня и с копьем в руке примчался к главным городским воротам.
– Где ты, Ланселот? – запальчиво крикнул он. – Выходи, трусливый изменник! Я здесь, чтобы отомстить тебе за предательское убийство моих братьев!
Ланселот услышал его слова и ответил с башни:
– Жаль, сэр Гавейн, что ты не хочешь прекратить своих злых речей. Мне известна твоя сила, ты можешь тяжко ранить меня и даже убить.
– Выходи же! – крикнул Гавейн. – Я леаледу твоей смерти. В прошлый раз ты одолел меня, и теперь я хочу отплатить тебе за это. Знай: я тоже сумею сразить тебя, как ты сразил меня.
– Я не заставлю себя ждать, – заметил Ланселот. – Раз ты обвиняешь меня в предательстве, значит, всегда будешь жаждать моей смерти, чем бы наш поединок ни кончился!..
И на сей раз все случилось так, как в предыдущий. Рыцари сшиблись, и копье Гавейна сломалось о щит Ланселота, после чего они спешились и бились на мечах.
Сэр Гавейн надеялся своей волшебной силой сломить Ланселота. Но сэр Ланселот вел себя еще осторожнее, чем в предыдущий раз, и, прикрываясь щитом, тщательно берег свои силы до полудня, когда сила Гавейна, как и в прошлый поединок, стала убывать.
Заметя это, Ланселот промолвил:
– Я вновь вижу, что ты сражаешься не честным путем, а с помощью злой силы. Трудно мне было, сэр Гавейн, противостоять твоим могучим ударам. Ты сделал свое дело. Теперь очередь за мной!
Сказав так, Ланселот нанес злобному рыцарю мощный удар по шлему, и старая рана Гавейна раскрылась.
Гавейн упал и несколько минут лежал как мертвый. Но на самом деле удар только оглушил его, и он, едва очнувшись, стал называть Ланселота гнусным предателем и даже в припадке безумия продолжал грозить ему мечом.
– Знай, презренный рыцарь: я еще жив! – кричал он. – Ложись на землю – будем биться до смерти!
– С меня довольно, – возразил Ланселот. – Когда же ты снова встанешь на ноги, я опять готов биться с тобой. Я не желаю добивать раненого, который не может стоять.
Сэр Ланселот направился в город, а поверженный сэр Гавейн продолжал неистовствовать и поносить его. Все дивились безумной ярости Гавейна и необычайной выдержке и благородству Ланселота. Многие говорили, что, скажи сэр Гавейн хоть половину таких оскорбительных слов кому-либо из них, они немедленно снесли бы ему голову с плеч.
После этого поединка Гавейн пролежал в постели целый месяц. Наконец лекарь объявил, что через три дня он сможет сесть на коня. Обрадованный Гавейн обратился к сидевшему подле него королю Артуру:
– Я снова сражусь с предателем Ланселотом, и если мне не удастся покончить с ним и на этот раз, плохо мне придется.
– Ланселот давно покончил бы с тобой, – заметил король, – если бы не его благородство. Он не желает твоей смерти.
– О, всем известна твоя привязанность к коварному изменнику, дядя, – возразил Гавейн. – Но мы не двинемся с места, пока не покончим с ним и не уничтожим его королевства, хотя бы это всем нам стоило жизни.
Едва он успел выплеснуть свой гнев, как в лагере затрубили трубы и в дверях королевской палатки появился сэр Бедивер. Суровое лицо старика было бледно, седые волосы нечесаны, на одежде тоже были видны следы спешного пути.
– Сэр Бедивер, ты с дурными вестями из Британии?! – воскликнул король. – Неужели случилось нечто еще более ужасное, чем то, что я переживаю сейчас?
– О мой король! Твой племянник Мордред восстал, – заговорил сэр Бедивер. – Он собрал вокруг себя много народу, разослал письма ко всем лордам и рыцарям, твоим вассалам, обещая им земли и богатства, если они провозгласят его королем. Он заключил под стражу твою супругу Гвиневеру и намеревается жениться на ней, как только убьют тебя.
– Мордред! Мордред! – воскликнул король. – Мордред оказался изменником, а я считал его рассудительным, стойким мужем!..
– Хоть Мордред и брат мне, – гневно заметил Гавейн, – но, увы, он всегда был предателем!
– Я с опасностью для жизни вырвался из Британии и поспешил к тебе, – продолжал сэр Бедивер. – После того как я с гневом отверг его предложения, он неотступно следил за мной. Государь, ты немедленно должен прекратить бесплодную и неправую войну с Ланселотом и со всей армией поспешить домой, чтобы уничтожить ядовитую змею, которую вскормил у себя на груди!
В тот же день король Артур снял осаду с города и замка сэра Ланселота и быстро направился к морю, горя желанием сесть на суда и, переправившись в Британию, достойно наказать изменника Мордреда.
С попутным ветром они переплыли пролив, но не успели достичь Дуврских отмелей, как увидели тысячи рыцарских шлемов, сверкавших на солнце: то было войско, выставленное Мордредом для воспрепятствования высадки короля Артура на берег. Король страшно разгневался; он приказал спустить на воду маленькие лодки и переправить рыцарей на сушу.
Но мятежники тоже спустили лодки и легкие галеры и вступили в ожесточенный бой с королевскими рыцарями. При этом много погибло славных рыцарей, баронов и прочих храбрых воинов.
Тогда король Артур и его главные сподвижники вскочили на коней и бросились прямо в море, преследуя мятежников. Скоро вся отмель и вода окрасились кровью убитых.
Немного спустя Мордред вынужден был отступить на берег. Король и сэр Гавейн быстро построили свои ряды и ринулись на врага, оказавшего весьма слабое сопротивление.
По окончании битвы король Артур приказал похоронить погибших, которых нашли в волнах, а раненых перевезти в Дувр.
Когда король отдавал приказания, к нему явился оруженосец:
– Государь, сэр Гавейн тяжело ранен. Он в лодке, и мы не знаем, жив он теперь или нет.
– Горе мне! – вскричал король, и всех поразила его скорбь. – Ужели это правда?
Оруженосец проводил короля к лодке, в которой находился раненый рыцарь.
– Государь, – заговорил Гавейн, слабо улыбнувшись, – пришел мой смертный час. Удар пришелся по прежней ране, нанесенной мне Ланселотом, и я чувствую, что умру.
– Увы! – воскликнул король, со слезами обнимая племянника и целуя его. – Вот он, самый ужасный день в моей жизни! Если ты умрешь, Гавейн, я останусь совсем один! Гавейн, Гавейн! Ведь ты и сэр Ланселот были мне дороже всего на свете; теперь я лишусь вас обоих, и мне уже не знать радости в жизни…
– Горе мне! – произнес Гавейн. – Ведь это я причинил тебе столько страданий, государь! Благородный Ланселот случайно убил моих братьев, а я от гнева лишился рассудка. Я раскаиваюсь и желал бы загладить зло, причиненное тебе и сэру Ланселоту. Но мой час пробил: мне не дожить до вечера.
Король и Гавейн заплакали; повлажнели глаза и у рыцарей, стоявших вокруг, – они вспомнили, сколько горя и бед причинила всем слепая ненависть Гавейна, побудившая доброго короля против воли вести войну с Ланселотом.
– Я повинен и в восстании моего брата-изменника Мордреда, – промолвил Гавейн, – и на мою голову падет проклятие. Не настаивай я так упорно, ты примирился бы с сэром Ланселотом, и он со своими храбрыми родичами сумел бы удержать в повиновении твоих врагов и вовремя отразить их нападение. Приподними меня, государь, и позови писца: перед смертью я хочу повиниться перед сэром Ланселотом.
Король помог Гавейну сесть, а священник написал под его диктовку следующее письмо:
Сэру Ланселоту, благороднейшему из всех рыцарей, каких я знавал и о каких мне случалось слышать, который некогда был мне близким другом.
Я, сэр Гавейн, сын короля Лота Оркнейского, племянник короля Артура, шлю тебе свой привет и извещаю сим письмом, что сегодня смертельно ранен в битве с восставшими изменниками. Удар пришелся по ране, дважды – мне нанесенной тобой под стенами твоего города. Но мне хочется признаться, что я искал смерти в поединке с тобой и получил эту рану вполне по заслугам; ты не убил меня только по свойственной тебе доброте и благородству. Я, Гавейн, умоляю тебя: прости мне мое безумие ради воспоминаний о прежней нашей дружбе и о давно минувших днях, проведенных вместе. Приди сюда из-за моря и поспеши со своими рыцарями на помощь к королю Артуру, нашему благородному государю: негодный предатель, мой брат Мордред, восстал на своего законного господина и короновался. Поторопись, сэр Ланселот, и, как только получишь мое письмо, присоединись к королю. Однако, прибыв на берег, сходи на мою могилу и помолись за мою грешную душу, ибо я в своем безумии причинил тебе много зла.
Затем сэр Гавейн исповедался и впал в забытье. А когда солнце спустилось и тени рыцарей и воинов, сновавших по берегу, удлинились, он пришел в себя и открыл глаза. В первую минуту Гавейн не узнал короля Артура, но потом ласково ему улыбнулся и проговорил тихим голосом:
– Поцелуй меня, государь, и прости!
Король опустился на колени и поцеловал сэра Гавейна в бледный лоб, чувствуя, что сердце его готово разорваться от горя.
Немного спустя сэр Гавейн умер, умер под шум прибоя, под крики чаек, под раскинувшимся в вышине необъятным небом… Так именно и мечтал он умереть – умереть после боя, в котором он мужественной рукой разил врагов и сам отражал удары.
Через три дня после битвы на берегу королевские войска встретились с войском Мордреда. На сторону мятежников перешли многие воины, ненавидевшие короля Артура за его вражду с Ланселотом. Король с грустью увидел на одном из знамен мятежников девиз сэра Ланселота, – коварный Мордред приказал его заготовить, рассчитывая таким маневром вызвать упадок духа в войске короля.
– Поистине настали дни мщения за мои злодеяния, – изрек король Артур. – Я несправедливо ополчился на Ланселота, и вот его сторонники восстали на меня.
Целый день на дюнах длился бой. За свежевозведенными земляными укреплениями развевалось знамя с большим красным драконом – там расположились главные силы Мордреда.
Наконец настойчивый натиск королевских войск увенчался успехом, и Мордред отступил. Его войска в беспорядке бежали к северу, преследуемые воинами Артура.
Много осталось убитых на поле брани; их широко раскрытые незрячие глаза глядели в синее небо, где плавно скользили перистые облака и кружились со звонкой трелью жаворонки… А сколько раненных в сражении жаждали смерти; белые дорожные колеи были залиты их алой кровью.
После битвы обе стороны отдыхали и, как борцы, набирались сил для последней, решительной схватки. Мордред разослал гонцов во все концы, созывая лордов и рыцарей под свои знамена. И земли, теперь называемые Кент, Сассекс, Суррей, Эссекс и Суффолк, встали на его сторону, тогда как западные окраины Уэльс, Девон, Корнуэлл и центр остались верными королю Артуру.
Мало-помалу север отходил в руки пиратов-язычников, пролагавших себе путь внутрь страны огнем и мечом. Британские лорды уже не имели сил сдерживать их. Король Урия погиб от предательского кинжала; та же участь постигла и двух других вождей. С печалью и страхом люди говорили друг другу, что север уже не принадлежит бриттам и отошел к диким язычникам.
Сэр Мордред избегал открытого сражения с королем Артуром и вместо того принялся со своими людьми жечь и грабить окрестности. Затем, прокравшись ночью через большой лес, он подошел к богатому городу Палладону, рассчитывая захватить его, однако план мятежника не удался – город имел сильный гарнизон и был слишком хорошо вооружен. Мордред при осаде потерял несколько дней, и этой задержкой воспользовался король Артур, предприняв трудный переход через густой лес. Проведав через шпионов о приближении короля, Мордред отодвинул свое войско, надеясь проникнуть в девонские пределы, находившиеся под властью короля Дьюэра, сына покойного Джирэнта, хранившего верность королю Артуру. Но король Артур, напав на Мордреда в дикой пустынной местности вблизи озера Неиссякаемых Слез, преградил ему путь. Король вспомнил эту местность, посещаемую трольдами и колдунами, где он был с Мерлином и где получил свой меч Экскалибур.
День уже клонился к вечеру, когда оба войска расположились друг против друга, намереваясь провести здесь ночь. Дул резкий ветер, по небу неслись облака, похолодало, будто весна внезапно сменилась зимою.
Для короля раскинули палатку в лесу. Перед самой зарей, когда кровь в жилах людей остывает и сердце бьется слабее, по лесу пронесся жуткий крик, а потом над палаткой прошелестели тяжелые крылья.
Воины, сидевшие вокруг догоравших костров, очнулись и похолодели от страха. Затаив дыхание, они услышали, как над их головами пролетело что-то большое к лагерю Мордреда, а вдали снова трижды прозвучал тот же крик. Воины в испуге жались друг к другу, лица их стали белее снега.
В палатке, где спал король, находились два рыцаря – сэр Кэй и сэр Оуэн; оба они дрожали от ужаса и не смели ни пошевельнуться, ни заговорить.
– Милорды, – послышался во мраке спокойный голос короля Артура, – то был предупреждающий, вещий крик. Говорят, он многим из моего рода предрекал смерть. Не знаю, верно ли это, но я покорюсь воле Господа, уповая на милость его.
– Аминь! – отозвались рыцари и не прибавили больше ни слова.
Когда взошло солнце, все страхи разом исчезли. Однако никто из напуганных воинов не отваживался говорить об услышанном жутком крике: из любви к королю они старались думать, что им приснился дурной сон или что они слышали обыкновенный крик ночной птицы.
Рыцари стали строить свои отряды в ряды, беседуя о предстоящей битве. В это время из лагеря Мордреда явились два епископа, и их провели к королю Артуру.
– Государь, – заговорил настоятель монастыря в Эмсбери, – не можем ли мы помирить тебя с твоим племянником? Прискорбно видеть доблестных рыцарей, враждующих между собой. Многие из них находятся в близком родстве, все они – дети одного народа и говорят на одном языке. Если эта братоубийственная война не прекратится, сколько горя она принесет! Сколько сердец перестанет биться, не вынеся невозвратных утрат! Сколько мужественных воинов, полных сил и желаний, жаждущих деятельности, станут добычей кровожадных волков и хищных птиц!
– Что говорит мой мятежный племянник? – сурово спросил король.
– Государь, – отвечал второй епископ мягким, вкрадчивым голосом, – он требует немногого и готов, если тебе угодно, заключить с тобой договор. Отдай ему графства Кент, Андред и лондонскую резиденцию и назначь его своим преемником. Ведь теперь, когда сэр Гавейн, сэр Гахерис и сэр Гарет убиты, он твой единственный племянник. Если ты обещаешь ему все это, он будет твоим верным союзником.
Некоторые из рыцарей советовали королю согласиться на предложенные условия, но другие говорили, что король не должен вступать в переговоры с изменником, и требовали, чтобы Мордред явился и отдался на милость своего государя и дяди.
Наконец после долгих совещаний король Артур согласился встретиться с Мордредом и его четырнадцатью военачальниками на полпути от обоих лагерей, куда и сам он выедет с четырнадцатью рыцарями. Епископы вернулись с ответом к Мордреду, а король Артур созвал к себе своих вождей.
– Я решил вступить в переговоры с предателем, моим племянником, – сказал он. – Посмотрим, каковы его намерения. Но я ему совсем не доверяю. Будьте наготове и, если увидите обнаженный меч, немедленно трубите наступление и истребляйте всех сторонников Мордреда, не щадя и его самого.
Приблизительно то же говорил и Мордред своим единомышленникам, сознавая всю преступность своего восстания.
– Король Артур и его рыцари наверняка будут мстить, если представится случай! – заключил он.
Оба отряда съехались на полпути, и обе стороны зорко наблюдали друг за другом. Король Артур обратился к племяннику с укором, но тот угрюмо и хитро смотрел на дядю и его рыцарей. Приспешники Мордреда, в большинстве жестокие, честолюбивые рыцари, высокомерно поглядывали на короля. Однако все держались, и переговоры шли своим чередом. Мордред подтвердил требования, изложенные епископом.
– Я не намерен уступить тебе Кент и Лондон, – заявил король. – Говоря откровенно, Мордред, я тебе не доверяю. Боюсь, ты вступишь в соглашение с язычниками-саксами и откроешь им путь в страну.
– Довольно переговариваться, отец! – воскликнул заносчивый Горфальк, сын Мордреда. – Брось! Мы в любом случае одержим верх и захватим все королевство!
Король сурово посмотрел на молодого человека; обе стороны в молчании ожидали, что он ответит юнцу.
В эту минуту молодой рыцарь, стоявший вблизи короля, почувствовал боль в ноге, повыше сапога. Глянув вниз, он увидел змею, собиравшуюся вторично ужалить его. Рыцарь с криком отшатнулся и, выхватив меч, перерубил змею пополам.