Чаша страдания - Владимир Голяховский 17 стр.


* * *

Уже перед самым концом войны в ней произошел еще один поворот, имевший большое значение для послевоенной жизни в Восточной Европе, - большое кровавое восстание в оккупированной немцами Варшаве. Оно было приурочено к переговорам представителя польского правительства в эмиграции со Сталиным и должно было показать ему силу польской Армии Крайовой (партизанского движения). Кроме этой армии имелась и другая - Гвардия Людова, состоявшая из польских просоветских партизанских отрядов. Руководитель армии Бур-Комаровский говорил: "Это дело престижа. Поляки сами хотели бы освободить Варшаву и назначить здесь польскую администрацию до момента вхождения советских войск".

Восстание началось 20 июня 1944 года: польские партизаны произвели сотни взрывов на железнодорожных путях к западу от Варшавы, остановив подвоз снабжения. В восстании приняли участие от 20 до 40 тысяч членов Армии Крайовой, хотя вооружены из них были только три с половиной тысячи. Гвардия Людова присоединилась к восставшим. Немцы знали о планах восстания и подготовились к нему, они заранее вывезли из Варшавы свои семьи.

Советская армия под командованием маршала Рокоссовского подошла к левому берегу Вислы, к варшавскому предместью Праге. Войска прошли с боями 600 километров, потеряли 166 тысяч человек, но все же Рокоссовский заслал на парашюте своих разведчиков, чтобы связаться с восставшими. Гордые поляки не хотели принимать помощи от русских. Сталин получил из Лондона телеграмму от Черчилля, в которой говорилось о восстании, но не ответил на нее. Желая помочь восставшим, Рокоссовский (у него были польские корни) запросил приказа атаковать Варшаву. Сталин приказа не дал. Восстание шло уже два месяца, германская авиация и артиллерия обстреливали город и планомерно разрушали его. Погибло около 200 тысяч жителей города, и было разрушено почти восемьдесят процентов зданий.

Только тогда Сталин послал в город батальоны организованного им Войска Польского. 16 и 17 сентября два батальона переправились через Вислу и укрепились на берегу разрушенного города. Всего в батальонах было около тысячи человек, но они были обречены на гибель, потому что их атаковали превосходящие силы немцев. Еврей с польской фамилией Долецкий был единственным врачом, и ему пришлось спасать сотни раненых. С большим трудом немногих выживших удалось переправить обратно. Долецкого и других наградили боевыми орденами.

28 сентября немцы подавили восстание. Но бороться за разрушенный город уже не имело смысла. Советские войска, задержанные Сталиным, вошли туда только в январе 1945 года. Старинный город-красавец представлял собой сплошные безжизненные руины.

В Кремле Сталин, наверное, потирал руки - это был его долгожданный реванш.

17. Зика Глик в лагере Дора

Уже три года, с августа 1941 года, Зику Глика перебрасывали на разные работы в разные лагеря - в Магдебург, Бухенвальд, а в последний год он строил подземный завод и трудовой лагерь Дора, громадное производство с тысячами рабочих-рабов. К лагерю-заводу проложили глубокий туннель в подземных солевых копях. Люди работали в глубоком подземелье, не видя солнца, в условиях полной антисанитарии. От тяжелого труда и ужасных условий они умирали по тысяче в месяц. Еврейская команда укладывала в вагонетки их истощенные, завшивленные тела, и их увозили в Бухенвальд - сжигать.

Выжить и вынести тяготы работы в чрезвычайных условиях Зике помогали три качества: уникальная выносливость его организма, поразительная хваткость и непреодолимая воля к выживанию. Немцы, нуждаясь в работниках, кормили за труд довольно сносно. Но Зика все равно приучил себя к самому скудному рациону и делился пищей с больными и слабыми.

Было у него еще одно редкое свойство, которое помогало ему выживать в самых критических ситуациях, - его умение общаться с разными людьми на их уровне миропонимания, искусство общения. Оно зависит от артистизма натуры. Зика умел расположить к себе даже разъяренного до предела эсэсовца. За три года постоянных придирок, скандалов, понуканий, избиений и запугиваний ему удавалось ладить с охраной и другими заключенными даже на краю неминуемой гибели. Поэтому многие его товарищи по лагерям считали, что в нем пропадает талантливый дрессировщик. Ему говорили:

- Если охрана выпустит на тебя разъяренного льва, ты и его сможешь успокоить.

Люди, знавшие библейские легенды, добавляли:

- Ну да, точно так, как библейский герой и силач Самсон.

Некоторые считали, что Зика прирожденный гипнотизер:

- Надо бы тебе устроить сеанс гипноза, усыпить начальника лагеря: он под гипнозом отдаст приказ всех нас выпустить. Вот потеха была бы! - и в бараке раздавался дружный, хоть и приглушенный смех.

Лагерники-евреи знали свою ужасную судьбу, знали о том, что все они смертники. Но у людей, которые живут даже на последней грани, живут даже не одним днем, а иногда одним часом, - у них тоже сохраняется свой горький юмор, и им тоже хочется иногда посмеяться, пусть напоследок.

А Зика постоянно думал о судьбе Лены, которую считал теперь своей невестой. Узнать о ней что-либо было немыслимо, он только чувствовал, что она жива и думает о нем. Она ведь обещала ему выжить.

В августе 1944 года американские бомбардировщики наконец "нащупали" объекты для бомбардировок и налетели на оружейные предприятия и казармы лагеря. При их разрушении было убито 388 узников лагеря, а более 2 тысяч получили ранения. Но все-таки налет американцев давал надежду на скорое окончание войны и на возможность выжить.

Рядом с Зикой работал политический заключенный немец Альберт Кунц. Он был крупным инженером, но попал в лагерь как один из самых стойких членов немецкого Сопротивления.

Несколько раз Альберт указывал ему кивком головы на высокого представительного мужчину в гражданском костюме - это был руководитель ракетного производства инженер Вернер фон Браун:

- Это любимец Гитлера. С помощью его изобретений Гитлер надеется завоевать мир.

Альберт объяснил Зике, что в Доре изготовляли многоступенчатые баллистические ракеты "Фау-1" и "Фау-2". Зика не понимал, о чем идет речь, и Кунц объяснил:

- Это новый вид разрушительного оружия, на которое Гитлер очень рассчитывает. Эти ракеты могут летать между континентами, дальше любых снарядов и самолетов. Пока что Гитлер посылает их бомбить Лондон.

Однажды Зика задал Альберту вопрос, который мучил его все эти годы:

- Ты немец, сын культурной немецкой нации, страны Гете и Шиллера. Объясни мне, как твой народ смог пасть до поддержки безумств Гитлера, почему немцы, твои сограждане, смогли так озвереть?

Кунц помолчал, отвернулся, взглянул на Зику:

- Да, мне сложно сейчас гордиться принадлежностью к моему народу. Даже Гете был пессимистически настроен относительно природы человека, он писал с сарказмом: "Надо считать чудом, что род человеческий еще не истребил себя. Видно, природе человека свойственна такая стойкость и приспособляемость, что она преодолевает все, воздействующее на нее извне и изнутри". Гитлер никогда не достиг бы такого единения народа, если бы немцы не обожали маршировать под военную музыку, размахивать флагами и распевать воинственные песни под тяжеловесную немецкую музыку. Им нужна пышность воинственности. Гитлер как раз и есть воплощение помпезности, к которой стремится большинство немцев.

- А как и откуда появилась в немцах такая всеобщая ненависть к евреям? Ведь тысячи гестаповцев с удовольствием убивают евреев.

Кунц ответил:

- Как ты себе представляешь - могло это проявиться разом во всей нации? Нет, это не неожиданность. Корни антисемитизма давно прорастали в немецком обществе. У среднего немца всегда имелась зависть к более успешным евреям - среди них и ученые, и писатели, и банкиры, и коммерсанты. Гитлер прекрасно знал, что в глубине души бюргеры - это антисемиты. Он начал не с прямого уничтожения евреев, а стал выбивать из-под них почву. Так он измерял глубину бюргерской неприязни к ним. В своей ненависти к еврейской нации Гитлер спровоцировал немцев на жестокие погромы, дело дошло до массовых убийств в знаменитую Хрустальную ночь. Это стало символом разгула массовой ненависти к евреям. И этот разгул дал Гитлеру желаемую свободу: он приказал ликвидировать евреев.

Для Зики такая жесткая оценка немецкой нации была неожиданной. Что ж, наверное, Альберт прав: ни одна нация не может быть однородной по уровню развития, любая нация состоит из своего большинства и исключений из общей массы, меньшинства; и в одной нации способность создавать высокую культуру может вот так сочетаться с разгулом бесчеловечных зверств.

Зика был благодарен Альберту Кунцу за то, что тот открыл ему глаза на немцев. Он думал: "Альберт как раз принадлежит к этому самому меньшинству, цвету нации".

Кунцу, способному инженеру, удавалось даже в лагере Дора организовывать небольшие акции саботажа, чтобы навредить производству ракет "Фау-1" и "Фау-2". Вскоре это было обнаружено, и Кунца расстреляли вместе с секретарем немецкой компартии Эрнстом Тельманом.

18. Освенцим

Неожиданно Зику Глика вместе с другими заключенными Доры срочно посадили в вагоны для скота и куда-то повезли. Чутье опытного лагерника подсказывало Зике, что их везут не убивать, а работать - отобрали только самых сильных. Их привезли в Польшу, под город Краков, в лагерь, над воротами которого по-немецки было написано: "ARBEIT MACHT FREI" ("РАБОТА ДЕЛАЕТ СВОБОДНЫМ"), Зика понял, что они в Освенциме-Биркенау, потому что от других заключенных он знал об этом издевательском лозунге, об этом самом страшном из лагерей. Чутье не обмануло его: в лагере была острая нужда в работниках.

Зику поселили в бараке № 6, и его соседом по нарам оказался молодой поляк Казимерж Смолен. Зика неплохо говорил по-польски, а поляк соскучился по беседам на своем языке, они разговорились, и Зика узнал от него его историю:

- Я сижу в Освенциме с самого основания лагеря, с июня сорокового года. До войны я был студентом Краковского университета. Когда немцы вошли в Польшу в тридцать девятом году, я вступил в отряд Сопротивления. За год весь наш отряд переловили, убили, а выживших послали работать сюда. Мы были первой группой - семьсот двадцать восемь польских политических заключенных. Обращались с нами хуже, чем с собаками. Многие умерли от непосильной работы и голода.

У Зики все силы и устремления были направлены на одно - на возможность выживания в лагере, и он заинтересованно спросил:

- Как же тебе удалось выжить?

- Случайно удалось. Первый комендант лагеря Рудольф Гесс приказал найти кого-нибудь, кто грамотно пишет и знает статистическое и бухгалтерское дело. Я изучал все это в университете, и меня направили работать в контору лагеря. Это единственный способ выжить в Освенциме.

- Что ты делаешь в конторе?

- Помогаю составлять сводки о прибывших и выбывших заключенных, а они посылают эти сводки в штаб гестапо в Берлине.

- Выбывших куда? - переспросил Зика.

Казимерж понурил голову:

- Сам увидишь куда - в газовые камеры и в печи крематориев.

Заниматься жуткой статистикой - это звучало страшно. Но у Зики первое назначение было еще страшней - его поставили санитаром-уборщиком в так называемом цыганском лагере, где немецкие врачи под руководством гинеколога Карла Глауберга проводили "медицинские эксперименты" над здоровыми еврейками и цыганками. Они удаляли молодым женщинам матки и яичники, облучали их большими дозами рентгеновских лучей и испытывали на них препараты по заказам фармацевтических фирм. В результате этих "экспериментов" половина женщин умирали на операционном столе, а те, кто выживали, недолго потом мучились. Многим из них делали смертельные уколы. Обязанностью Зики было отвозить их тела на тачке в крематорий.

Знакомство с Казимержем Смоленом давало Зике возможность осуществить задуманную им задачу: узнать как можно больше цифр об убитых в лагерях евреях, чтобы потом где-нибудь кому-нибудь показать их, если сумеет выжить сам. Да, если выживет. Поэтому все время, пока они были с Казимержем Смоленом соседями по нарам, Зика еще и еще расспрашивал его об их лагере и о количествах уничтожаемых в нем людей. И вот что он узнал постепенно:

Лагерь Освенцим-Биркенау был административным центром большого комплекса лагерей, он мог вмещать в себя до 20 тысяч заключенных, которых делили на классы, используя разные нашивки. Из их среды отбирали людей, в основном немцев, для слежки за остальными заключенными. Люди работали шесть дней в неделю по двенадцать и более часов. Из-за такого изматывающего графика и при более чем скудном питании (один кусок хлеба пополам с опилками и миска теплой жидкой похлебки) многие быстро умирали.

Казимерж рассказывал:

- В сентябре 1941 года привезли около шестисот русских солдат и поместили в блок № 11. Я хотел зарегистрировать их прибытие в лагерь, но начальник сказал, что русские солдаты регистрации не подлежат. Их всех отравили газом "Циклон Б". Это было первое отравление газом в лагере. Тогда мне приказали составить рапорт о том, что испытание прошло успешно. После этого блок переконструировали в газовую камеру и крематорий.

- А куда доставляют большинство евреев? - спросил Зика.

- В лагерь Биркенау, который называют Освенцим-2. Там тысячи евреев и несколько отделений газовых камер и печей крематория. Весь лагерь работает так слаженно, что каждый день в нем могут уничтожать тысячи евреев. Это четко налаженная конвейерная фабрика смерти, работающая каждый день на пределе возможностей. Железнодорожные составы каждый день подвозят заключенных, их сразу сортируют: налево - тех, кого тут же отправляют в газовые камеры, направо - тех, кого временно можно оставить для работы. Отбор идет "на глазок", по прихоти офицеров и солдат. Каждый день молодые мужчины и женщины, отобранные "налево", умоляют оставить их для работы. Они рыдают, валяются в ногах охранников, и бывали случаи, когда удавалось спастись от немедленной смерти. И хотя все понимали, что все равно это ненадолго, но в людях горит неистребимая жажда жизни, желание пожить - пусть ценой любых мук. Обреченных на смерть загоняют сотнями, как скот на бойне, в большие газовые камеры. Велят раздеваться догола, предупреждая, что будут обливать душем из установок под потолком. Большинство уже понимают, что их ведут на смерть, и все время стоит душераздирающий крик - голоса детей, женщин, мужчин. Женщин, у которых хорошие длинные волосы, остригают наголо, волосы откладывают для изготовления подушек, матрасов и всевозможных поделок. Задраивают двери и вместо воды подают в установки газ "Циклон Б". Он убивает всех через десять минут.

* * *

В мае 1943 года в Освенцим прибыл тридцатичетырехлетний хирург Йозеф Менгеле, подполковник СС. Он был назначен главным врачом лагеря Биркенау. Зику и еще нескольких заключенных приставили к бараку-операционной Менгеле. Для сотрудников в лагере имелась маленькая амбулатория, но Менгеле считался врачом не столько сотрудников, сколько узников. Однако он не лечил их, а проводил над ними "медицинские эксперименты". Высокий, подтянутый, в красивой шинели, Менгеле всегда лично встречал составы с новоприбывшими. Глядя на него, можно было подумать, что он радушный хозяин - встречает долгожданных гостей. На самом деле именно он проводил отбор, решал, кому работать, а кого отправлять прямо в газовую камеру. Особо придирчиво он отбирал жертвы для своих опытов. Офицеры лагеря уважительно называли его "Herr Doktor" (господин доктор). А узники прозвали Менгеле Ангелом смерти.

У него был особый интерес к близнецам разного возраста. Над ними он производил самые изощренные опыты: ампутации органов, вырезание целых мышц, ломал им кости и пересекал спинной мозг - все без обезболивания, устанавливая порог переносимости. Он пытался изменять у детей цвет глаз, впрыскивая им разные химикаты. Многие из его жертв умирали во время опытов, а выживших отправляли в газовые камеры. Работая в бараке, Зика целыми днями слышал ужасные крики и стоны жертв, над которыми производили опыты. Обязанностью Зики было смывать кровь в операционных и относить тела в печи крематория.

Бесчеловечность работы этого врача угнетала Зику даже больше, чем все остальные зверства, виденные им в лагерях. Подготавливая операционную для утренних опытов, Зика видел на стене кабинета Менгеле его дипломы в рамках за стеклом. Он прочитал, что Менгеле изучал медицину и антропологию в университетах Мюнхена, Вены и Бонна. Зика не был ученым, но он понимал, что это большие и уважаемые университеты. Диплом докторской диссертации Менгеле за 1938 год красовался в самой большой рамке, название диссертации звучало так: "Расовые различия структуры нижней челюсти". Название поразило Зику: значит, Менгеле еще в университете прилагал усилия для изучения расовых различий.

Единственным, с кем Зика мог беседовать обо всем этом, был его приятель Казимерж Смолен:

- Ты из конторы посылаешь статистику жертв. А известна ли тебе статистика жертв одного Менгеле? - спрашивал Зика.

- Нет, я ее не знаю. Менгеле сам посылает данные в Академию антропологии в Берлине. Но они потом приплюсовываются к нашим общим цифрам.

- А ты знаешь его данные?

- Нет, они засекречены. Но я постараюсь как-нибудь подсмотреть.

Через некоторое время он сказал Зике:

- Менгеле с гордостью пишет, что сам лично отправил в газовые камеры около сорока тысяч заключенных, на большинстве из них он ставил опыты.

Эта цифра поразила Зику:

- Боже мой! Этот изверг рода человеческого сам замучил и отправил в газовые камеры около сорока тысяч человек!

Когда Зика узнал это, то потерял остатки покоя. Он не мог больше видеть Менгеле без дрожи ненависти и старался избегать его. Он страдал так сильно, что ему пришла в голову мысль об убийстве Менгеле. Зика знал, что ярости и сил на это убийство у него хватит, но понимал, что его самого или тут же убьют, или замучают до смерти. Он понимал, что своей гибелью он нарушит обещание Лене найти ее и жениться. А кроме того, Зика понимал, что не сможет осуществить задуманного - пересказать когда-нибудь собранные им сведения о жертвах в лагерях. И все равно это становилось его навязчивой идеей, он лишь обдумывал, когда и как это сделать.

Назад Дальше