Некоторые из заключенных обязательно хотели оставить после себя записанные ими горькие и жуткие впечатления о лагерном существовании, они тайком клали записки в ямы с пеплом от трупов. Зика взял исписанный мелким почерком листок и прочитал послание на идиш: "Дорогой следопыт, ищите везде. На каждом клочке площади. Лежат там (закопаны) десятки моих и других документов, которые прольют свет на все, что здесь происходило и случилось. Также зубов здесь много закопано. Это мы, рабочие команды, нарочно рассыпали, сколько только можно было по площади, чтобы мир нашел живые следы миллионов убитых. Мы сами не надеемся дожить до момента свободы. Несмотря на хорошие известия, которые прорываются к нам, мы видим, что мир дает варварам возможность без оглядки уничтожать, а в конце концов и вырвать с корнем остатки еврейского народа. Получается, что союзные государства, несущие мир, как будто довольны нашей страшной участью. Перед нашими глазами погибают теперь десятки тысяч евреев из Венгрии, Чехии и Словакии. Евреи эти, наверное, могли бы достигнуть свободы. Где только к варварам ни приближается опасность, и они понимают, что должны будут уйти, там они забирают остатки евреев и привозят их в Биркенау-Освенцим или Штутгоф около Данцига.
Мы, "зондеркоммандо", уже давно хотели покончить с нашей страшной работой, совершаемой под страхом смерти. Мы хотели сделать большое дело. Но люди из лагеря, часть евреев, русских и поляков, всеми силами удерживали нас и принудили отложить срок восстания. День близок - может быть, это случится сегодня или завтра. Я пишу эти строки в момент величайшей опасности. Пусть будущее произнесет над нами приговор на основании моих записок, и пусть мир видит в них каплю, минимум того страшного трагического света смерти, в котором мы жили".
Зика прочитал, закрыл глаза рукой. Градовский и Дережинский смотрели на него и ждали ответа. Потом сказали:
- Зика, нам все равно здесь не выжить. Скоро всю нашу команду запихнут в газовые камеры, как делали со всеми другими. Подумай, Зика, не лучше ли нам умереть с боем?
Он подумал: они правы. Не мог он, не мог предать своих, не мог отделиться от них в такой решительный момент.
- Я пойду с вами.
* * *
В лагере служили шесть тысяч солдат и офицеров СС. Каждодневной работы по уничтожению сотен и тысяч заключенных у них было много. Но после работы они любили собираться, выпивать, веселиться и заниматься любовью с сотрудницами-немками. Их жизнь проходила совсем не плохо.
Лейтенант СС Карл Хекер прибыл на место назначения в лагерь уничтожения Освенцим-Биркенау 21 июня 1944 года и приступил к исполнению обязанностей адъютанта у коменданта лагеря, полковника Рихарда Баера. Как раз на другой день в лагерь прибыл состав с 750 евреями из Венгрии, из них для работы отобрали 21 мужчину и 12 женщин, остальных, включая детей, немедленно отправили на смерть в газовые камеры. Отравление в камерах работало безотказно, но в то лето из Венгрии прибывало так много евреев, что крематории сломались от перегрузки, поэтому тела сжигали прямо в открытых ямах, которые заключенные рыли рядом.
Хекер был искусным фотографом-любителем и делал много снимков из жизни комендатуры лагеря. Вот они собрались большой толпой - офицеры и солдаты, расстегнули мундиры и что-то весело поют под аккомпанемент аккордеониста. На другом снимке офицеры и девушки - секретарши и машинистки, укрыв ноги пледами, развалились в шезлонгах и наслаждаются теплом солнца под окнами одного из бараков. На третьем снимке они, возбужденные и радостные, стоят на деревянном мосту, с ними аккордеонист, все веселятся и пританцовывают. Еще на одном снимке те же девушки, в белых блузках с короткими рукавами, сидят на перилах моста и едят из чашек ягоды. И дом коменданта тоже был на фотографиях. Дом стоит близко к баракам, перед ним раскинулся небольшой сад, а сразу за садом - крематорий с двумя печами. На фотографии жена коменданта, полковника СС Рихарда Баера, красиво одетая и элегантно причесанная, с двумя сыновьями-подростками, окапывает грядки с клубникой. Фоном для них служат дымящиеся трубы крематория. Так и кажется, что едкий дым сжигаемых тел должен чувствоваться в саду почти постоянно, но фрау Баер и ее сыновья привыкли к нему и не обращали внимания.
Эти фотографии изображали офицеров и служащих Освенцима как обычных людей с их обычными каждодневными радостями жизни. Они и были обычными. Только в одном была разница - так весело и удобно они жили, отдыхая после каждодневных убийств тысяч людей. Но этого на снимках Хекера не было. До кануна нового, 1945 года он сделал 116 снимков, последний показывает милую сценку: Хекер зажигает свечки на рождественской елке, а вокруг стоят симпатичные немецкие девушки в форме - специалистки по коммуникациям, секретарши, машинистки. Все улыбаются, едят сладкие пироги и поют.
* * *
Идея восстания появилась, когда немцы немного ослабили режим, чувствуя близкое поражение в войне. Но Зика Глик понимал, что все равно восстание - это безумный порыв отчаявшихся бесправных жертв. Шесть тысяч эсэсовцев легко перестреляют горсточку восставших. А с ними погибнут еще тысячи узников в назидание. Но отговаривать Градовского и Дережинского бесполезно, они уже заразились этой идеей и составили план восстания. Было решено начать ранним утром, перед отправлением первой партии заключенных в газовую камеру. Они взорвут один из пяти крематориев - на все пять не хватало взрывчатки. Взрывчатку и так копили уже несколько недель: при лагере работала вспомогательная оружейная фабрика, там начиняли порохом гильзы орудийных снарядов и закладывали взрывчатку в гранаты. Работали там только женщины-польки. Несколько из них были посвящены в план восстания - Ала Гартнер, Роза Робота и еще три женщины. Ала крала небольшими порциями взрывчатку, Роза и другие прятали в складки своих роб щепотки пороха. Все это они тайком передавали Градовскому и Дережинскому, когда их отдельными партиями водили в отведенный для большой уборной барак. Там при смене мужской и женской группы можно было встретиться и коротко переговорить.
План был такой: взрыв вызовет тревогу охраны, прибегут солдаты. Тогда засевшие в засаде стрелки обстреляют их. Для этого у них было шестнадцать пистолетов. Этого мало - стрелять надо точно. Отобрали тех, кто имел опыт в стрельбе. Зика в юности был метким стрелком, ему выдали пистолет. Оружие хранили в ямах под спальными нарами. Сразу надо убить нескольких немцев и быстро завладеть их оружием. Тогда к шестнадцати стрелкам прибавятся еще столько же или больше. Но даже если им удастся убить десятка два-три немцев, все равно их набегут сотни. Тогда надо отходить за лагерь, постараться скрыться в лесу. У нескольких повстанцев имелись кусачки для перекусывания колючей проволоки. Отстреливаясь, можно добежать до леса за десять-пятнадцать минут. Потери будут большие, кто останется в живых - неизвестно. Тем, кому удастся скрыться в лесу, придется прятаться. Углубиться в лес необходимо как можно быстрей.
* * *
Куда бы ни бросала Зику Глика его лагерная судьба, с кем бы из солагерников он ни общался, он всегда старался узнать побольше о чаше страданий, выпавших на долю еврейского народа: собрать данные о том, где и сколько было уничтожено евреев. Если бы он вел записи, в его мучительном, непредсказуемом существовании они могли бы пропасть или же он мог поплатиться за них жизнью. Но Зика обладал феноменальной памятью на цифры, держал их в уме тысячами. Теперь он знал, что во время восстания его почти наверняка убьют и все с таким трудом добытые цифры пропадут с ним. Зика искал встречи с Казимержем Смоленом. Он жил теперь в другом бараке, и увидеться было очень сложно. Ему помог случай - Казимерж сопровождал группу коменданта в лагерь Биркенау. Когда он ушел в уборную, Зика юркнул за ним. Уборная была сделана по последнему слову санитарной техники, с сильным протоком воды, чтобы устранить запах. Она стала местом многих кратких встреч. Зика и Казимерж сели рядом на стульчаках в дальнем углу. Зика шептал:
- В лагере организуется восстание.
- Знаю, Залман Градовский говорил мне об этом.
- Как ты к этому относишься?
- Это героический поступок. Но погибнет много людей, очень много. И каких людей!
- Я знаю - тебе нельзя уйти из конторы. А я дал согласие Градовскому и Дережинскому.
- Дай бог тебе выжить. Послушай, если тебе удастся уйти в лес, держи направление на восток. Там есть деревни, в них тебя могут спрятать наши поляки. Запоминай, что я тебе говорю.
И в течение двух минут он шепотом рассказал Зике о деревнях в пределах десяти километров на восток и дал имена верных людей, живущих там.
- Они тебя спрячут и не выдадут.
- Спасибо тебе, Казимерж. Есть у меня еще просьба: если ты выживешь, расскажи после войны людям, какие жертвы понесли в лагерях евреи. Именно евреи.
Казимерж шептал:
- Конечно, расскажу. Немцы не считали людей, которых сразу по прибытии отправляли в газовые камеры. Но я скопил данные по спискам депортаций и по прибывшим железнодорожным составам. Я подсчитал, что убитых евреев в Освенциме было миллион четыреста сорок тысяч, а поляков - сто сорок шесть тысяч.
Так в углу уборной лагеря Биркенау состоялся важный для Зики разговор.
23. Последний всплеск нацистской ярости
На рассвете 7 октября 1944 года произошло восстание. Залман Градовский заложил в печь крематория всю взрывчатку, какая у него была. Раздался оглушительный взрыв. Десяток заспанных немецких охранников прибежали на взрыв и сразу были убиты. Оружие быстро распределили между собой, захватили несколько гранат. Немедленно прибежало полсотни солдат с пулеметом, а за ними мчались машины, груженные уже несколькими сотнями. Началась жаркая перестрелка, восставшие отходили к заграждению. Часовые с вышек вели по ним прицельный огонь. В перестрелке погибло втрое больше узников, чем немцев. Градовский командовал и всех подбадривал. Он бросил гранату в сторону пулемета, и тот замолк, но сам он в следующую минуту был убит. Дережинский и Зика вели отступление к заграждению, обоих ранили, но не тяжело. Немцы поливали пол-лагеря пулеметным огнем, убежать удалось всего девяти заключенным. Они прятались в лесу трое суток, но немцы вылавливали их поодиночке и отвозили в пыточные бараки номер 11 и 13.
Дережинский и Зика ночами пробирались лесом в направлении деревень, указанных Казимержем Смоленом. Днем они прятались в ямах и оврагах, ели только ягоды и грибы, которых было много. Истощенные до предела, они добрались до селений, верные поляки спрятали их по одному в разных деревнях. Там они оставались почти три месяца - до новогодней ночи 1945 года. За это время их раны зажили, они отъелись, у них появились силы.
В ту ночь немцы устроили тотальную облаву по всем деревням и все-таки нашли обоих. Их привезли в лагерь и поместили в барак № 11 - самый страшный. Между этим бараком и 10-м находился пыточный двор - там узников пытали, а потом расстреливали у стены.
Дережинский умер от пыток на второй день, Зика много раз терял сознание, но каждый раз выживал. Вот когда пригодилась общая натренированность его организма. 5 января 1945 года была устроена массовая казнь: повесили женщин, принимавших участие в восстании. Перед смертью, с петлей на шее, обессиленная Роза Робота крикнула: "Мщение!.." В отместку за восстание немцы убили и вывезли вглубь Германии 58 тысяч узников. Зика оставался последним выжившим из повстанцев. Его хотели пристрелить тут же у стены, но Йозеф Менгеле, "ангел смерти", возможно, собрался провести на нем свой последний опыт. Он приказал:
- Пусть подыхает голодной смертью, - и Зику оставили в запертой камере: наблюдать, сколько он сможет просуществовать без еды и питья.
Прошло тринадцать дней, Зика был в предсмертной коме. Но Менгеле, окончивший три университета, не смог правильно рассчитать, на сколько дней хватит у Зики жизненных сил. Холод в помещении и, как следствие, гипотермия, помогли организму Зики продержаться дольше. И неожиданно 18 января 1945 года немцы покинули лагерь. В лагере еще оставалось семь с половиной тысяч истощенных и до предела ослабленных узников. Зика Глик валялся на холодном полу в запертой камере, и никто о нем не знал.
Поспешно покидая лагерь, комендант и его адъютант забыли про Казимержа Смолена. Они не застрелили его, не захватили с собой. И неожиданно для себя он остался единственным работником конторы Освенцима, которому предстояло передать советским войскам лагерь с семью с половиной тысячами узников. Проведя в нем полных пять лет, он хорошо знал помещения складов и бараков, у него были ключи, которые при бегстве бросили немцы. Первым делом он открыл склады, чтобы заключенные могли собрать в них для себя скудные остатки питания, которые не забрали немцы. Толпы голодных истощенных людей медленно плелись туда, поддерживая друг друга, и с жадностью хватали, что попадалось под руку. Смолен стоял тут же и кричал им:
- Не наедайтесь сразу, не то умрете. Ешьте медленно и понемногу.
Но он видел, что многие не могли удержаться и сразу накидывались на еду. Ему даже пришлось отнимать ее у некоторых. Но они вцеплялись в еду, кричали:
- Кто ты такой, что командуешь нами?
Кое-как наладив их скудное питание, Казимерж поспешил в 11-й барак. Он знал: Зика, мертвый или живой, должен быть там. Он судорожно открывал одну за другой двери пыточных камер и наконец увидел его, лежащего в глубокой коме, при последнем издыхании. Казимерж пытался вливать воду в его полураскрытый рот - Зика не реагировал, никакой надежды спасти его не было.
В это время в ворота лагеря входили советские солдаты. Первым на территорию Освенцима пришел взвод разведки 14-й отдельной стрелковой дивизии 2-го Белорусского фронта. Командир взвода старший лейтенант Михаил Цалюк знал по карте, что здесь располагается лагерь военнопленных. В его обязанности разведчика входило разузнать у местного населения, что лежит на пути дивизии. Он узнал из рассказов крестьян, что это лагерь уничтожения евреев и поляков. То, что они рассказывали, потрясло его.
Печальная слава Освенцима еще не была известна советским людям, а Михаил Цалюк сам был киевским евреем. Он вступил в армию в самый первый день войны, когда ему было восемнадцать лет, и за четыре с половиной года войны видел много трагедий, но увидеть лагерь смерти тысяч и тысяч евреев - такого он не ожидал.
Цалюк подвел своих солдат к железным воротам с надписью "Arbeit macht frei".
- Товарищ старший лейтенант, чего это немцы написали на воротах?
- Написали: "Работа делает свободным".
- Это для какой же цели, для кого?
- Это, ребята, лагерь смерти. А надпись - это насмешка и издевательство над пленными и заключенными, которых здесь убивали.
- Понятно, значит, чтобы работали на них, а они их потом убьют.
Держа автомат наготове, Цалюк вел солдат мимо бараков. Лагерь казался пустым, но в нем еще могли оставаться какие-то отдельные стрелки. Никто из его взвода никогда не был в немецком концлагере, они даже не совсем понимали, проходя мимо брошенных бараков, в какую ситуацию попали. Покидая лагерь, немцы могли заминировать бараки. Вокруг стояла тишина, и вдали они увидели редкую толпу глазевших на них арестантов в полосатых бушлатах. Цалюку пришло в голову, что это оставшиеся заключенные концлагеря.
Навстречу ему бежал один из заключенных, это был Казимерж Смолен. Он, задыхаясь от бега и слабости, сказал на ломаном русском языке:
- Пан хорунжий, а пан хорунжий, там, в одиннадцатом бараке, лежит умирающий, один из ваших, еврей из Риги. Господин хорунжий, его надо спасти, обязательно надо спасти. Это герой, последний оставшийся в живых после недавнего восстания заключенных. Это такой человек!
Цалюк спросил:
- Вы поляк?
- Да, да, я поляк, я здесь сидел все годы. Пан хорунжий, надо спешить.
- Ведите нас туда.
По дороге Цалюк успел выяснить, что все немцы ушли и захватили с собой основную массу заключенных. На полу в пыточной камере лейтенант Цалюк нашел распростертого умирающего Зику Глика. Он пощупал пульс, на руке его не было, но на шее еще прощупывалось слабое напряжение кровяной волны. По приказу Цалюка санитары взвода положили Зику на носилки и отнесли к санитарной машине, которая медленно продвигалась за солдатами между бараками. Его повезли в медико-санитарный батальон дивизии.
27 января в Освенцим вошли советские части. Всех узников поместили в госпитали. Зика Глик смог открыть глаза и заговорить только через месяц.