* * *
В осажденном советскими войсками Будапеште подполковника гестапо Эйхмана и его помощников раздражали толпы евреев со шведскими паспортами. Входить в конторы Валленберга немцы не имели права, они разгоняли очереди и толпы возле его контор, угрожая им оружием. Тогда Валленберг сам выходил к офицерам на улицу и без стеснения раздавал им взятки, заводил беседы и старался объяснить:
- Не мешайте мне спасать будапештских евреев. Подумайте, что вас ждет, когда война закончится. Ведь вас будут судить как военных преступников. Но за спасение евреев вы можете рассчитывать на помилование. Можете тогда сослаться на меня, и меня позовут свидетелем. Я подтвержу, что вы не убивали евреев, не посылали их в лагеря смерти, что не мешали мне спасать их.
В настроении немецких солдат и офицеров к тому времени преобладала неуверенность - что с ними будет? Они слушали Валленберга, и многие из них верили ему, они уже поняли, что война проиграна и что они делают бессмысленную работу. К тому же у Валленберга было умение разными путями влиять на разных людей, и за четыре месяца бешеной активности, с июля по ноябрь, он сумел спасти около 100 тысяч евреев.
По его примеру сотрудники швейцарского консульства, среди них Карл Лутц, Леопольд Бреслауэр и Ладислав Кузель, тоже стали выдавать евреям паспорта. Швейцария также была нейтральной страной, и ее паспорта имели такую же силу, как шведские. Но у швейцарских консулов не было энтузиазма Валленберга, его активности, а возможно, не было и такого глубокого человеколюбия. К ноябрю 1944 года они выдали всего 300 паспортов.
В ноябре 1944 года советские войска подошли к Будапешту. Немецкие и венгерские дивизии упорно сопротивлялись. Советская танковая армия № 6 окружила город с востока и юга, обстреливала его, а американцы бомбили с воздуха. Ясно было, что город обречен, что сопротивление бесполезно, но Гитлер приказывал сопротивляться, и немцы дрались из последних сил. Чтобы не нести больших человеческих потерь, они послали на передовую линию десятки тысяч евреев - рыть противотанковые ямы и ставить заграждения. Там евреи тысячами погибали под огнем советских пушек. Из-за бессмысленного сопротивления в прекрасном имперском городе Будапеште были разрушены сначала половина, а потом и 80 процентов зданий, он представлял собой сплошные руины.
Даже в этой напряженной ситуации Эйхман продолжал высылать евреев в Освенцим. В ноябре Валленберг сумел взятками и уговорами остановить на вокзале несколько составов, которые должны были увозить евреев. Это так обозлило Эйхмана, что он отдал приказ стрелять в этого иностранного дипломата Валленберга, где только он появится, и убить его. Но Валленберг был уже настолько популярной личностью даже среди гестаповских солдат, они настолько восхищались его смелостью и решительностью и настолько ценили его взятки, что никто в него не стрелял.
20 ноября, когда стало ясно, что Будапешт вот-вот будет взят русскими, упорный фанатик Эйхман организовал "марш смерти", погнав 50 тысяч евреев пешком на границу с Австрией - на расстояние 700 километров, чтобы оттуда переправить в Освенцим. Остановить этот марш Валленберг был не в состоянии, тогда он с шофером поехал за евреями, на каждой остановке в пути успевал обежать группы обессиленных людей, узнавал, кто болен, освобождал их, организовывал лечение на местах, закупал продукты для голодающих, организовал два госпиталя для больных и походную кухню. Так ему удалось спасти еще более пятисот человек.
11 января 1945 года он вернулся в Будапешт, который уже был взят русскими. Картина разрушенного до основания города резко изменилась - везде стояли русские танки и пушки. Советские солдаты, обозленные потерями и долгим упорным сопротивлением города, бродили по разрушенным улицам в поисках выпивки и женщин.
Валленберг понимал, что русские солдаты могут быть обозлены, и думал - как отнесутся к нему самому советские военные власти? Ему придется объяснить, почему он, шведский дипломат, так заинтересован в спасении будапештских евреев. Он хотел бы попасть на прием к командующему, маршалу Родиону Малиновскому, все ему объяснить, а потом уехать в Стокгольм. Он уже представлял себе отдых, дом, где его давно ждала мать.
Вернувшись в Будапешт, Валленберг первым делом стал пробираться в организованный им квартал "международного гетто". Но как раз накануне венгерский фашист Нийлас ворвался в гетто с бандой и в последнем приступе ярости убил многих, тела просто побросали в Дунай. Валленберга не было в городе, и он не мог их защитить. Он увидел ужасную картину, когда приехал, затем кинулся в организованный им еврейский госпиталь, чтобы помочь раненым. Но банда Нийласа в день налета убила всех врачей, сестер и пациентов. В живых остался один человек, который и рассказал Валленбергу, что произошло.
Срочно нужен был советский врач, чтобы организовать спасение раненых в гетто. Валленберг вышел на набережную Дуная и увидел, как между дымящимися развалинами зданий осторожно пробираются две советские машины "Виллис" с красным крестом. В первой сидели офицеры, во второй находилась их охрана с автоматами. Валленберг остановил машины и сказал на плохом русском:
- Я шведский дипломат Рауль Валленберг. Мне срочно нужен советский доктор.
Из машины вышел невысокого роста офицер в защитной каске, под распахнутой шинелью на его груди блестело несколько орденов и медалей. Он заговорил с Валленбергом по-немецки:
- Я доктор, главный хирург армии полковник Юлий Зак. Для чего вам срочно нужен доктор?
- Для лечения раненых евреев из гетто, это здесь, недалеко.
- Поедем вместе.
Валленберг был обрадован его немецкой речью, его вниманием и желанием помочь - какая разница между ним и теми немцами, с которыми он имел дело все эти месяцы! Он повел доктора Зака, его помощников и охрану через дворы разрушенных зданий. Охрана осматривалась вокруг и держала автоматы наготове, потому что в развалинах еще прятались немецкие солдаты. Прокладывая путь через развалины, Валленберг на ходу рассказывал доктору Заку историю своего пребывания в Будапеште: как ему предложили эту миссию, как он организовывал выдачу паспортов, как ему приходилось иметь дело с гестаповцами.
- Сколько евреев вам удалось спасти? - спросил Зак.
- Я не могу сказать точно, но мои помощники подсчитывали, что мы вместе спасли около ста тысяч человек.
Зак посмотрел на него с удивлением и восхищением:
- Сто тысяч евреев?! Это же грандиозный подвиг! Господин Валленберг, я сам еврей и знаю, что немцы уничтожили много евреев. То, что вы сделали, будет передаваться в истории от поколения к поколению. Весь мир, особенно еврейский народ, будет всегда считать вас великим героем.
За все месяцы напряженной работы в Будапеште Валленберг ни разу не слышал такой высокой оценки ни от кого, кроме самих спасенных. Да ему и некогда было задумываться об этом. Теперь он очень обрадовался, что советский офицер оказался таким понимающим, внимательным и отзывчивым. Он надеялся, что все другие офицеры, с которыми ему предстоит вести переговоры, будут такими же.
Добравшись до гетто, они нашли около трех тысяч истощенных людей, множество раненых и убитых: во время обстрела район гетто сильно пострадал. Доктор Зак был потрясен картиной жутких условий - теснотой, голодом, нищетой евреев, живших там, а теперь умирающих от ран и истощения. Еле живые старики, женщины и дети валялись вперемешку с уже мертвыми и разлагающимися телами. Но те, у кого еще были хоть какие-то силы, улыбались и протягивали к Валленбергу руки:
- Господин Валленберг, спаситель, спаситель наш!.. Благослови вас Господь за все, что вы для нас сделали!..
Затем Валленберг попросил:
- Доктор Зак, пожалуйста, положите этих истощенных и раненых евреев в советский госпиталь.
Зак и его помощники начали сортировать раненых. Выйдя из этого ада, Зак сказал Валленбергу:
- Знаете, мне никогда не приходилось видеть еврейское гетто. За годы войны я насмотрелся на убитых и раненых. Но такого скопления ни в чем не повинных страдающих людей я себе не представлял.
Он тут же, из машины, позвонил по полевому телефону начальнику ближайшего госпиталя:
- Я только что побывал в еврейском гетто и отсортировал сотни раненых и истощенных. Прошу прислать отряд медицинских машин и быть готовыми к приему большой группы пациентов. Меня привел сюда шведский дипломат господин Валленберг. Это удивительный человек. Он спас от гестаповцев сто тысяч евреев. Да, да - сто тысяч. Я ему верю, ему нельзя не верить - такой это необыкновенный человек.
Валленберг понял, что раненые в надежных руках. Теперь он попросил, чтобы его отвезли в штаб маршала Малиновского:
- Я должен рассказать ему обо всем, а потом уехать в Стокгольм. Больше мне в Будапеште делать нечего.
Чтобы помочь ему, доктор Зак опять долго звонил по полевому телефону, стараясь связаться со штабом. Его соединили с каким-то майором Демчинковым:
- Товарищ майор, это полковник Зак, главный хирург. У меня к вам просьба: оказать помощь иностранному дипломату, секретарю шведского посольства Раулю Валленбергу. Он хочет встретиться с кем-нибудь из окружения командующего. Это человек необыкновенный, он совершил колоссальный подвиг - спас от немцев сто тысяч будапештских евреев и хочет представить эти сведения. А потом он просит отправить его в Стокгольм.
Валленберг был благодарен доктору Заку за его участие и энтузиазм:
- Я все думал - как ко мне отнесутся советские военные? Откровенно говоря, я даже не мог ожидать такого дружеского отношения. Мне очень повезло, что я встретил именно вас.
- Это мне повезло, что я встретил вас, такого человека.
Через полчаса за Валленбергом пришла машина с двумя молодыми офицерами. Доктор Зак объяснил офицерам:
- Это шведский дипломат, он большой герой - он спас от смерти сто тысяч евреев. Передайте это в штаб.
- Так точно, товарищ полковник, все будет сделано как надо, - они козыряли и улыбались широкой, добродушной русской улыбкой.
На прощание доктор Зак снял фуражку и поклонился уезжающему Валленбергу. Ни он, ни Валленберг не знали, что сопровождавшие его офицеры были из службы СМЕРШ - "смерть шпионам". И, конечно, Рауль Валленберг не мог предполагать, до чего обманчива может быть эта добродушная улыбка.
21. Спаситель евреев немец Оскар Шиндлер
Эшелоны вагонов для скота, набитые венгерскими евреями из провинции, продолжали прибывать в Освенцим всю осень 1944 года. Их тысячами отправляли в газовые камеры - это была налаженная механическая работа, и вся команда тупо и покорно выполняла ее. Но один раз Зике довелось увидеть чудо, такое чудо, что он не мог поверить своим глазам. Это был беспрецедентный случай в истории всех немецких лагерей.
Состав с тысячей евреев подали к платформе, охранники стали выгонять людей. Они испуганно выходили на платформу, в ужасе гладя на здание барака. По слухам все знали, что такой барак может служить газовой камерой. Зика вместе с другими только что отмыл ее и стоял в стороне наготове, чтобы выносить тела этих новоприбывших. Он успел осторожно перекинуться с ними несколькими словами и узнал, что они не из Венгрии, а из краковского гетто в Польше и что все они работают на металлургической фабрике богатого немца Оскара Шиндлера.
- Кто такой этот Шиндлер?
- Капиталист. Сначала он был такой же, как все немцы, но потом стал помогать нам выживать.
- Мы его очень уважаем, он не дает нас в обиду, хорошо к нам относится.
- Он ни за что не хотел отдавать нас в Освенцим, нас угнали силой.
- Мы и теперь надеемся, что он совершит чудо и спасет нас.
Зике было удивительно слышать, что этот Шиндлер очень хорошо относился к евреям и не хотел отдавать их в Освенцим. Поверить в такие чудеса было трудно. Но вера людей в Шиндлера поразила его, и он переспросил:
- Почему вы считаете, что немец Шиндлер любит евреев и спасет вас?
Ему ответил высокий лысый еврей, оказавшийся бухгалтером фабрики:
- Потому что он считает евреев людьми. Вот почему.
В это время Зика заметил, что в ворота лагеря на бешеной скорости въехала большая легковая машина "Хорьх", в каких ездили только генералы или богачи. Из нее выскочил высокий человек в штатском и быстро пробежал в контору начальника. Прибывшие тоже заметили это с платформы и шепотом передавали друг другу:
- Наш Шиндлер здесь… наш Шиндлер приехал… он не даст нам погибнуть… наш Шиндлер умеет творить чудеса…
Зика слушал и не мог поверить, что кому-либо удастся совершить такое. Освенцим - это фабрика смерти, и живым отсюда не удавалось вырваться никому. Но бедные жертвы еще не осознавали этого, они сразу ожили и перешептывались: "Шиндлер… спаситель… он все может…"
Пока Зика ждал приказа начинать работать и украдкой переговаривался с ними, из конторы коменданта лагеря прибежал, задыхаясь от спешки, адъютант, старший лейтенант Карл Хекер, толстенький коротышка. Он был очень возбужден, на бегу махал офицерам руками, собрал их в стороне от платформы и шепотом что-то говорил. Они козырнули: "Jawohl!" - и приказали солдатам вести прибывших в газовую камеру, добавив:
- Никого не бить и волосы у женщин не состригать.
Такой приказ звучал абсолютно неожиданно. Солдаты повели евреев к камере. Они сопротивлялись, оглядывались, плакали, бросались на землю. Но их не били, спокойно поднимали и вежливо подталкивали к воротам. Все это было так необычно - Зика удивлялся и не верил своим глазам. Да, но все-таки их увели в газовую камеру, значит - увели убивать. Там с потолка свисают душевые краны, но через них подается не вода, а убийственный газ "Циклон Б". Зика наизусть знал, что сейчас будет - из камеры донесется предсмертный вой ужаса.
В это время машинист состава тронул его, чтобы убрать от платформы и уступить путь следующему. Тогда коротышка адъютант Хекер смешно побежал к паровозу, махая руками, что-то закричал машинисту, тот согласно кивнул и остановил состав.
Несколько минут из газовой камеры ничего не было слышно, и вдруг… Зика ушам своим не поверил: он услышал оттуда - из газовой камеры! - гул радостных возгласов. Люди смеялись, кричали от радости, перекликались. Как, почему? Это был не привычный вой предсмертного ужаса, который всегда слышался оттуда, - это был крик всеобщего радостного облегчения, крик счастья. Через несколько минут двери камеры открыли. Обычно Зике и всей команде давали знак бежать туда за трупами, но теперь офицеры приказали им стоять на месте. А навстречу им из ворот выходили один за другим те самые евреи с фабрики Шиндлера, мокрые, голые, возбужденные, счастливые - вместо газа их полили теплой водой из душевых кранов. Они кричали:
- Нас полили водой… мы приняли душ… это наш Шиндлер спас нас от смерти!..
Адъютант Хекер все время суетился рядом и приказал, чтобы им выдали их одежду. Когда они оделись, их стали спокойно и вежливо заводить обратно в вагоны, не били, не кричали. Все происходило тихо и быстро, под наблюдением Хекера. Зика и другие члены "зондеркоммандо" стояли с раскрытыми от удивления ртами. Когда всех погрузили обратно в вагоны, из конторы коменданта вышел очень спокойный и важный Оскар Шиндлер. Он медленно прошелся вдоль всего состава, заглядывал в каждый вагон, спрашивал:
- Все на месте?
Ему радостно отвечали:
- Все на месте, господин Шиндлер. Спасибо вам!
Комендант лагеря полковник Рихард Бауэр вышел из своей конторы и издали молча наблюдал, Шиндлер кивнул ему и дал знак рукой. Бауэр дал знак Хекеру, тот - машинисту, и состав тронулся в обратный путь - с теми же заключенными, с живыми евреями. Чудо! Уехать из Освенцима живым - это было чудо!
И Зика Глик, человек большого практического ума и жизненного опыта, понял: такое чудо освобождения смертников не могло произойти по желанию гестаповских верхов, это могла сделать только очень большая взятка. Он знал это по своему опыту из прошлой жизни, когда ему приходилось давать большие взятки и добиваться невозможного. Большая взятка, по-настоящему большая, всегда срабатывала.
За Шиндлером медленно двигалась его машина. С риском быть избитым или попасть в карцер Зика кинулся вперед - открыть дверцу машины. Он низко склонился перед Шиндлером и украдкой улыбнулся такой дружелюбной улыбкой, какой умел улыбаться только он:
- Господин Шиндлер, люди мне рассказали про вас. Спасибо вам от всех евреев мира. Они вас не забудут.
Шиндлер улыбнулся ему, тоже дружественно, и подмигнул. Машина укатила вслед за составом со спасенными.
Комендант лагеря заметил эту услужливость Зики и велел наказать его за приближение к Шиндлеру. Зику в тот же день перевели работать в крематории филиала Освенцима Бжезинки, в самый активный лагерь уничтожения. Там еще горели четыре из пяти лагерных крематориев и работа была тяжелей.
22. Восстание в Освенциме
Лагерь Бжезинка был главным "центром смерти" Освенцима и Зика сразу понял: работа для "зондеркоммандо" в нем будет буквально на убой. Но извне доходили глухие сведения, что с востока приближаются русские войска, а с запада - американские. И по охране было видно, что они все больше чем-то озабочены: то они становились злее собак, то, наоборот, переставали обращать на заключенных внимание. Зика быстро понял, что они опасались будущего. Эх, если бы ему удалось выжить в этот последний период войны…
Судьба свела Зику с двумя польскими евреями, Залманом Градовским и Иосифом Дережинским, такими же членами "зондеркоммандо", пока еще выносливыми здоровяками, каким был и он сам. Присмотревшись к нему, оба завели с ним разговор:
- У нас у всех никаких иллюзий относительно нашего будущего нет - нам всем погибать здесь. Когда мы увидели пролетавшие вдали американские бомбардировщики, мы обрадовались, мы надеялись хотя бы на то, что они станут бомбить лагерь. Пусть бы мы погибли от американских бомб, но знали бы, что лагерь будет разрушен. Но они пролетели мимо, не сбросив ни одной бомбы. Тогда мы окончательно поняли, что наша доля - быть убитыми немцами. Но мы не хотим так просто подставить им свои головы. Теперь слушай: в прошлом году сформировалась группа сопротивления, которая помогла некоторым сбежать из лагеря. Было всего семьсот попыток к бегству, удалось сбежать только тремстам заключенным. Но эсэсовцы ввели правило: если сбегал какой-нибудь узник, то они убивали всех заключенных из его блока. Поэтому мы не собираемся организовать побег, мы хотим организовать восстание. Восстание, понимаешь?! У нас есть немного оружия, нам удалось спрятать его. Хочешь участвовать?
Зика лихорадочно думал: воевать с гестаповцами в их лагере равносильно самоубийству; его собственная задача - выжить во что бы то ни стало: он обещал это себе и своей невесте Лене. Выжить… Но не в натуре смелого и решительного Зики было пятиться назад и показывать свою слабость. Он думал.
Градовский и Дережинский смотрели на него и ждали ответа. Потом Градовский протянул ему листок бумаги:
- Смотри, что я написал, это наше завещание. Я зарою его в пепле, и когда-нибудь кто-нибудь это найдет и прочтет.