* * *
Михоэлс принес составленный список генералу Райхману:
"С 1939 по 1945 год из 8 650 000 евреев, проживавших в Европе, гитлеровскими фашистами были убиты:
В Польше - из 3 000 000 убито 2 600 000.
В европейской части России, Украине и Белоруссии - из 2 500 000 убито 750 000 (бóльшая часть советских евреев успела эвакуироваться на восток страны).
В Венгрии - из почти 800 000 убито около 600 000.
В Германии - из 250 000 убито 180 000 (многие евреи успели сбежать от Гитлера).
В Голландии - из 140 000 убито 104 000.
Во Франции - из 300 000 убито 65 000.
В Латвии - из 100 000 убито 60 000.
В Литве - из 140 000 убито 104 000.
В Чехословакии - из 90 000 убито 60 000.
В Австрии - из 70 000 убито 60 000.
В Греции - из 67 000 убито 40 000.
В Югославии - из 70 000 убито 58 000.
В Италии - из 120 000 убито 9000.
В Дании - из 6000 убито 1000.
Всего гитлеровскими фашистами уничтожено 5 470 000 евреев".
Райхман быстро и без особого интереса просмотрел список, спросил:
- Зачем вы это сделали?
- Мы - Антифашистский комитет, наша задача - разоблачить зверства фашистов.
- Мы перед вами такой задачи не ставили. Я сказал, что этим занимается другой комитет. Вы сильно превышаете свои полномочия. Конечно, я покажу этот список кому надо. Но вас я прошу давать нам сведения только о веяниях в еврейской среде относительно идеи создания еврейского государства.
* * *
К разочарованию Сталина, стала выявляться ошибочность его ожиданий и прогнозов. Хотя он помогал израильтянам трофейным немецким оружием, пересланным через Румынию, но "неблагодарный" премьер-министр страны Бен-Гурион явно предпочитал дружбу с Америкой. Это был провал политики на Средиземном море. А провалов Сталин не терпел. Преданный Сталину генерал Райхман был арестован за измену как враг народа. Генерала арестовали первого, но наказаны пока что были не все - пока что…
Арест Райхмана показал Михоэлсу, что над членами комитета нависла туча. Но в 1947 году по указанию Сталина пышно праздновали 800-летие Москвы. К этому празднику проводились церемонии награждения. Членам Еврейского комитета Михоэлсу, Маркишу, Феферу, Шимелиовичу и Штерн присудили высшие награды - ордена Ленина. Это был как бы знак признания заслуг еврейско-русской интеллигенции. После награждения прошла серия поздравительных банкетов - евреи Москвы радовались за награжденных. И за себя тоже.
Окрыленные высокими наградами, многие из членов комитета решились просить советское правительство перенести Автономную еврейскую область из Сибири в Крым - сделать Крым Еврейской областью. В начале 1920-х годов такая идея уже обсуждалась среди евреев: в Крыму жили тогда 26 тысяч евреев и работали еврейские колхозы.
Ходили слухи, что советское правительство и само планирует создать в Крыму Еврейскую автономную область. В 1944 году по приказу Сталина все татарское население, 150 тысяч человек, было выслано в Сибирь за то, что они якобы поддерживали гитлеровцев. Так у членов комитета возникла идея - просить правительство основать в Крыму Еврейскую автономную область. За это особенно горячо ратовали Ицик Фефер, Перец Маркиш, Лев Квитко и Лина Штерн.
Михоэлс чувствовал возможную опасность такой идеи:
- Решать, кого куда переселять, - не в компетенции нашего комитета. Это вмешательство в государственные дела.
Широкообразованный Маркиш говорил:
- Известно, что после победы над евреями Симона Бар-Кохбы римский император Адриан в сто тридцать седьмом году нашей эры насильно переселил еврейских пленников в Крым, который назывался тогда Босфорским царством. Так что евреи жили в Крыму еще задолго до образования Киевской Руси. И после революции там жили несколько тысяч евреев и было семнадцать еврейских колхозов.
Наивная и горячая Штерн поддерживала:
- Вот видите! Почему же нельзя вновь поселить евреев на их древней земле? Тем более что с тех пор, как из Крыма выслали татар, эта область теряет свое лицо. Если переселить туда евреев, Крым снова расцветет.
У Маркиша было принципиальное и безапелляционное обоснование:
- Важна не только история. Если в России появится настоящая еврейская область, то советские евреи не станут стремиться в Израиль, где их может ждать война с арабами.
Лев Квитко добродушно настаивал:
- Да, да, да, даже наоборот: евреи из других стран станут переселяться в Крым, из Палестины тоже. Для них это будет как бы Калифорния в Крыму. Да, да, именно так. Я даже напишу такое стихотворение - "Калифорния в Крыму". Евреи жили в Крыму с давних пор, и при татарах тоже. Их называли "караимы" - крымские евреи. Пускай они поселятся там опять. Расстояние от Израиля до Крыма в общем-то небольшое: переплыл по морю до Босфора - и ты уже в Черном море. Такие небольшие расстояния сблизят евреев Израиля с крымскими евреями. Это приведет к единению евреев двух стран.
Михоэлс возражал:
- Поймите, это вопрос не исторический - поселять снова евреев в Крыму или нет, и не географический - как близко Крым от Израиля. Это вопрос политический. И не надо нам вмешиваться в такие решения.
Штерн горячилась:
- Глупости! Нонсенс! Мы не вмешиваемся, мы только предлагаем очень рациональную идею. Как раз теперь будет очень кстати создать еврейскую область и у нас в стране.
Ицик Фефер, который стал секретарем комитета после смерти Эпштейна и аккуратно записывал все дискуссии, сказал:
- Мне Полина Семеновна Жемчужина, жена Молотова, говорила, что ее муж очень благосклонно смотрит на идею создания еврейской республики в Крыму. А он - первый заместитель самого Сталина и министр иностранных дел. По-моему, мы должны подать Молотову докладную записку с нашими соображениями.
* * *
В январе 1948 года Михоэлса послали в Минск как представителя Комитета по Сталинским премиям. Никогда он этим не занимался и очень насторожился, говорил дома жене:
- Странное поручение, не понимаю, зачем посылают именно меня.
По воспоминаниям дочери Сталина Светланы Аллилуевой, опубликованным через двадцать лет после этих событий, вечером 12 января она слышала, как ее отец, разговаривая с кем-то по телефону, сказал:
- Ну, может быть, автомобильный наезд, - и прекратил при ней разговор.
Вечером того же дня Михоэлс пришел в гости на квартиру старой знакомой, актрисы местного театра Юдифи Арончик. Она потом вспоминала: "Соломон Михайлович просидел у нас до половины восьмого утра. Говорили, говорили, говорили. От усталости ли, от горького ли какого-то предчувствия при прощании он вдруг подавленно вымолвил: "Я, наверное, скоро умру…" Я стала растерянно укорять его за эти слова. Хотя в самой что-то дрогнуло. Попрощались мы только до вечера. Кто мог подумать, что это прощание было навсегда!"
Рано утром 13 января на пустой, заснеженной и еще темной улице на Михоэлса и его спутника, литератора Сергея Голубева, налетела грузовая машина без номера, сбила их и тут же скрылась.
* * *
Слух о гибели Михоэлса разлетелся среди евреев Москвы мгновенно. И так же мгновенно все поняли, почувствовали нутром, что это было преднамеренное убийство. Проницательным людям было ясно: убийство такого человека должно быть санкционировано кем-то с самого верха. Михоэлса никто не мог убить без согласия… кого? Даже сами себе они страшились называть это имя - Сталин. С окончанием войны и изменением политики Сталин мог начать думать, что популярность Михоэлса, его связи с международными еврейскими организациями становятся опасны. Всех евреев, хоть как-нибудь связанных с заграницей, подозревали в том, что они замаскированные враги. А Михоэлса, который во время войны собрал в Америке 16 миллионов долларов на войну с Германией, считали главным врагом. До времени его щадили и даже награждали, но потом - решение наверху было принято.
Только наиболее проницательные увидели в этом начало очередного витка террора, но говорить о таком не решался никто. Все всего боялись, вся страна жила под гнетом, а евреи жили просто в оцепенении от ужаса.
Услыхав эту страшную новость, Мария после работы поехала навестить дядю Арона и тетю Олю Бондаревских - Соломон Михоэлс был племянником дяди Арона. Старики Бондаревские тихо доживали свой век в старом доме в Пименовском переулке, обоим было уже далеко за семьдесят, они давно отметили золотую свадьбу и казались чудом уцелевшими осколками дореволюционной Москвы. Верующий дядя Арон упорно продолжал соблюдать традиции своей веры: его голова всегда была покрыта кипой, он ходил в длинном лапсердаке, постоянно читал истрепанный за десятилетия томик Талмуда и пять раз в день бормотал про себя молитвы.
Мария застала старика молящимся в своем углу. Он быстро-быстро кланялся, раскачивался и пел еврейскую заупокойную молитву "Каддиш". Тетя Оля и обе ее дочери, Клара и Зина, сидели на полу, распустив волосы, тоже раскачивались и плакали. Молитв они не знали: еврейским женщинам и не полагается читать заупокойные молитвы, это дело мужчин. Но по традиции им так и полагалось сидеть на полу с распущенными волосами. Марии никогда не приходилось этого делать, но она тоже подсела к ним и так же распустила волосы. Все они молча плакали.
В газетах появилось краткое сообщение: "В результате несчастного случая скончался народный артист Советского Союза, лауреат Сталинской премии Михоэлс". Подписи нескольких высокопоставленных деятелей культуры удостоверяли эту ложь. Все же хоронить Михоэлса было разрешено с почетом. Малая Бронная улица, где находился Еврейский театр, была запружена такой толпой, какой давно не бывало в Москве. Все театральные работники и многие деятели искусств шли сюда, дипломаты и иностранные корреспонденты останавливали свои машины за несколько кварталов и шли в толпе пешком. Было там и множество агентов КГБ.
Только одной важной черной машине с правительственным номером милиционеры разрешили подъехать почти вплотную к театру. Толпа, состоявшая почти исключительно из евреев, жителей столицы и приехавших на прощание из других городов, была удивлена и недовольна, когда из машины вышла немолодая женщина с лицом, скрытым под густой вуалью.
- Кто это такая? Евреи не ездят на правительственных машинах. Чего ей здесь нужно?
Кто-то узнал:
- Это жена Молотова, Полина Семеновна Жемчужина.
- А она что - еврейка?
- Еврейка, у нее даже сестры живут в Израиле.
Перед Жемчужиной расступились, она подошла вплотную к гробу, встала рядом с членами Еврейского антифашистского комитета. Ближе к ней стоял Ицик Фефер. Она наклонилась с нему:
- Я не верю, что это был несчастный случай.
Фефер покивал головой и на всякий случай испуганно оглянулся: не подслушивает ли кто? Жемчужина достала что-то из сумочки и положила на край стола, где стоял гроб. В толпе, ближе к ней, прошел шепот:
- Она положила камень. Вы видели? Жена Молотова положила не цветы, а традиционный камень, как полагается по еврейскому обычаю.
- Да, это старинный еврейский обычай…
Сразу после этого Жемчужина ушла.
* * *
Мария Берг спешила с работы. С трудом протискиваясь сквозь толпу, чтобы войти в фойе театра, она видела, как недалеко от нее так же протискивается Илья Эренбург. Сначала она даже не узнала его: у него был абсолютно потерянный вид. Такое выражение лица бывает у человека, когда он понимает, что рухнули все надежды. Потом Мария присоединилась к группе родственников - жене и двум дочерям Михоэлса, и поддержала под руку растерявшуюся от горя тетю Олю. В традиционной черной кружевной накидке на голове, тетя все время рыдала:
- Ой, Соломончик, Соломончик наш!..
Дядя Арон стоял в окружении стариков из синагоги, рядом с ним - главный раввин, они постоянно шевелили губами - почти беззвучно шептали еврейские молитвы - и качались. Арон и старики были недовольны, что Михоэлса хоронят не по еврейскому обычаю. Они собрали группу из десяти мужчин и читали полагающуюся на похоронах молитву "Каддиш". В этой группе стоял и Зика Глик, приехавший из Риги. Но внимание окружающих привлекал генерал, он выделялся своей военной формой.
Многие удивлялись, спрашивали:
- Кто этот генерал?
- Это двоюродный брат Михоэлса - профессор медицины Мирон Вовси. Он очень знаменитый человек, академик и главный терапевт Советской армии.
* * *
Михоэлса похоронили на Новодевичьем кладбище. И вслед за похоронами был закрыт Московский еврейский театр, а за ним еврейские театры в Минске, Одессе, Черновцах, Биробиджане - повсюду. Председателем Еврейского антифашистского комитета был назначен Ицик Фефер.
Желая проявить инициативу, он написал докладную записку Молотову, заместителю Сталина, с предложением образовать в Крыму Еврейскую автономную область, и ждал ответа. Феферу передали, что товарищ Молотов отнесся к его предложению положительно. Но откуда было ему, да и кому бы то ни было знать, что Молотов - это человек, предававший всех, кто к нему обращался? Так он предал доктора Льва Левина, который лечил его и с которым он дружил, так он предал его сына. Теперь Молотов передал бумаги Еврейского комитета в КГБ, а там вопросы решали по-своему и всегда на один лад: измена!
Неожиданно Фефера вызвал новый генерал КГБ, назначенный вместо Райхмана:
- Кто вел протоколы заседаний комитета?
- Я вел.
- Прошу вас представить их мне лично.
И Фефер передал ему все свои записи протоколов заседаний. Вскоре Еврейский комитет был распущен, а потом были арестованы все его члены.
31. После Михоэлса
Через неделю после похорон Михоэлса на правительственную государственную дачу Молотова, расположенную рядом с дачей Сталина, под Москвой, явился генерал КГБ в сопровождении нескольких офицеров. Молотов вышел к ним в прихожую, удивился:
- Что вам нужно?
- У нас приказ арестовать вашу жену Полину Семеновну.
Молотов не спросил - от кого приказ, такое распоряжение могло исходить только от Сталина. Почему? Молотов работал с ним сорок лет, с 1912 года. Когда-то, в 1921 году, он уступил Сталину свое место секретаря ЦК партии. Сталин превратил формальную должность в пост генерального секретаря и сумел выдвинуться. С тех пор Молотов всегда был его заместителем, всегда оказывался на вторых ролях. Они дружили семьями, их жены и дочери были подругами. И не было случая, чтобы Молотов не исполнял все его указания. Что же могло случиться?
Как министр иностранных дел, Молотов понимал, что ненависть Сталина к евреям усилилась после провала его планов относительно союза с Израилем. Молотов знал Сталина: это было проявлением его нелюбви к евреям. Она накапливалась в нем давно, но с тех пор как его дочь Светлана вышла замуж за еврея Морозова, против его воли, Сталин все более подозрительно относился к евреям, он становился открытым антисемитом. Молотов лучше других видел, как менялся его характер. Сталин даже стал отдалять от себя его, близкого друга и преданного соратника.
Молотов испугался: он знал, что Сталин не пощадит никого. Страх перед Сталиным жил в его душе всегда, и в этот трагический момент страх победил в нем все, он был сильнее всех его душевных сил и привязанностей. И Молотов предал жену, с которой прожил больше тридцати лет, как предавал многих своих друзей. Он не стал звонить Сталину, спрашивать, спорить, просить, умолять. Он сел в кресло и зарыдал. Полина Жемчужина оказалась более стойкой, она только прищурилась, когда ей показали ордер на арест, потом наскоро собрала небольшой чемодан с бельем и вещами. А Молотов все сидел и плакал. Он встал только, чтобы проводить ее до двери, шел, еле таща ноги. И ее увезли.
Вернулась домой дочь:
- Где мама?
Что было сказать ей? Он затрясся от рыданий:
- Маму арестовали.
- Как арестовали? - она плакала, просила: - Поговори со Сталиным, чтобы маму отпустили.
- Поговорить? - Молотов знал, что Сталин не изменит решения, только арестует его самого. - Я не буду с ним разговаривать.
Полину Молотову-Жемчужину без суда выслали в лагерь Кустанайской области на общих основаниях.
Через две недели самого Молотова сняли с поста министра иностранных дел, заменили прокурором Вышинским и понизили до положения министра Госконтроля СССР. По слухам, его наказали за то, что он окружал себя евреями и даже поддерживал идею создания еврейской республики в Крыму.