* * *
Ресторанный зал смазывается, уходит из фокуса, маслом в казахском чае растекается вожделенный бутерброд…
"Стой! Куда? Мы так не договаривались! Я не хочу-у!!!"
- Плохой монах - сопсем плохой! Нелься мноко спать! Голофа полеть путет… спина полеть путет!
Кнут раскаленным прутом впивается в кожу… Шабанов не может сдержать вскрик.
"Сволочь! Гнида! Чтоб ты сдох!!! Чтоб у тебя…"
Сергей вскочил, давя рвущийся наружу вопль. В шальных глазах до сих пор ресторанный зал - вот он - протяни руку! Нет… уже не дотянешся… вместо кабака - опостылевший яхт, вместо метрдотеля - гнусный швед… и никаких надежд.
- Тфой ета, monker! - идущий вдоль поморов финн сует кусок поросшей зеленью лепешки и прокисшую норвежскую селедку. - Сначала ета, потом рапотай! Секотня мноко рапотай!
На запивку - забортная вода. Сергей закрывает глаза память еще удерживает запах дорогого французского вина…
Кафти сдержал слово - заданный ритм еще до полудня насухо выжал остатки сил. Ветер, попутный до Каяниборга, обернулся встречным, заставил убрать паруса. Вся работа - на плечи, на стертые до кости ладони…
К полудню Шабанов мечтал о смерти. Небытие казалось избавлением - ни боли, ни горечи… покой… после нечеловеческих мук - блаженный покой.
Смерть не пришла.
Когда швед внезапно переложил румпель, уже смеркалось. Яхт свернул к правому берегу, вошел в речушку-приток.
Сиплое "и-и р-раз!" выматывает жилы… мир почернел… Вечер? От зажженного на носу яхта факела по воде бегут блики, прячутся в прибрежном кустарнике… им хорошо - они могут сбежать…
Скрипят уключины, плещет о борт волна… тело работает без участия мозга… отделившийся разум превращается в арену для… как бы помягче… размышлений.
"Дурак! Идиот!! Кретин безмозглый!!! Ведь мог же домой вернуться, мог! Чего тянул, чего ждал?! Послушать, о чем говорят, захотелось? Послушал!" - ругань лилась непрерывным потоком. А что еще делать? Хвалить себя за проявленное благородство? - "Подсказал предку, как с акулами бизнеса держаться! Мог бы сейчас икру на ветчину намазывать. И десять штук зеленью никуда бы не делись - шняку в прошлое не утащишь! Мог то, мог се… или… не мог?"
Последняя мысль заставила вздрогнуть, онемевшие ладони едва не упустили весло.
"Почему, собственно, мог? Не сам в прошлое нырнул, не Тимша из тела выпер - предку тоже не мед… с чего ж взял, будто вернуться - раз-два и в дамках?! Не-ет… Не так просто! Вспоминай, Серега, вспоминай… Что после Сыйтова пойла грезилось? Над чем Каврай потешался?.."
Снова гремит хохот лопарского бога, всплывают забытые слова: "Где твой дом, смертный? Которое тело твое?!"
На что Каврай намекал? Что Серегино место здесь - у постылого чухонского весла? А двадцать первый век - морок бесовский? Чушь. Бредятина! Чтобы пацан средневековый нагрезил ядерную бомбу и порносайты?! Ха!
Или впрямь побывал ненароком? Заглянул на пару часиков? От таких впечатлений кому хочешь башню сорвет. Эко счастье безбашенный "монах" с чухонским веслом в руках!
Сергей тихонько хихикнул, потом еще раз и наконец заржал во весь голос. Тоненько, заливисто, забыв о гребле. Сидящий на парном весле финн испуганно воззрился на сошедшего с ума пленника.
Шабанов хохотал и хохотал, не в силах остановиться до икоты, до непрошенных слез в глазах… даже перекрестивший спину кнут не смог ничего изменить.
- Слышь, воевода! - повернулся к взбешенному Кафти Заборщиков. - Оставь парня, пусть отлежится. Глядишь, и бонд твой отдохнет, а мы пока вчетвером погребем. Еще лучше выйдет, без сопливых-то. Али не так, мужики?
- Чего не погресть? Погребем… - отозвался Матрехин.
Спокон веку повелось - раз на Терском берегу живешь не только попов, нойдов тоже слушать надо… особенно если в парне лопарская кровь есть. А что нойд скажет? Мяндаш-пырре, отец-олень парню встретился, скажет. Может отпустить, может с собой забрать - Мяндашу виднее. Ждать надо.
Смех ушел, оставив после себя гулкую пустоту. Шабанов прислушался… Что-то сдвинулось в душе, как сдвигалось после каждого перемещения. С каждым разом все глубже, все неизбежнее… Навсегда в прошлом? Может быть…
Никто не сказал ни слова, даже Кафти - если в тело входит дух, причем здесь человек?
Шершавый от засохшей крови валек ткнулся в ладонь. Отдохнувший финн занял свое место, хмуро глянул на Серегу… лопасти весел дружно рассекли воду…
"И-и рраз! И-и р-раз!"
- Весла на порт!
Кафти переложил румпель. Яхт, быстро теряя ход, поворачивает к берегу, под килем скрежещет мелкая галька. Выше по течению уткнулась носом в берег до лютой злобы знакомая иолаВесайнена. За ней угадываются мачты остальной разбойничьей флотилии.
Ни голосов, ни пламени факелов. Суда брошены, как забытые ребенком игрушки. Не разгруженные. Набитые добычей. Брошены!
Видно шведу та же мысль пришла - скрипнула крышка рундука, на свет, с паскудным звяканьем, появилась связка кандалов. Команда ощетинилась самострелами.
- Сюта, - рявкунл Кафти. - По отин, нет по тфа! Пыстро! Что произойдет ясно без слов: гребцы больше не нужны, а рубить лучше связанных - ни ответить, ни сбежать.
- Экая ночь темная! - нарочито удивился Заборщиков. - В такую беглецов ловить - мно-ого шишек набьешь!
Объяснять никому не надо - команду дай! Время идет, но Заборщиков медлит… ловит подходящий момент.
"Не тяни кота!.." - мысленно взвыл Шабанов.
Тело просило действия - да куда там "просило" - требовало! Сергей пошатнулся - как бы невзначай - ноги, мол, затекли… виновато ойкнул…
Сбитый толчком финн упал на соседа, остальные зареготали, самострелы забыты - да и зачем они? Русские выдохлись, еле на ногах держатся.
- ПОРА!!!
Опережая собственный крик, Серафим нырнул за борт. Поморы, сметая оторопевших каянцев, ринулись к свободе.
На пути Шабанова, бестолково размахивая впустую разряженным арбалетом, возник недавний напарник по гребле. Сергей не удержался - уже в прыжке двинул по бледной каянской морде… в следующий миг над ним сомкнулась осенняя вода.
"Ядрена мать! Это что, жидкий азот?! Охренеть можно!" Сергей покрепче стиснул зубы, мощный гребок послал его в глубину - подальше от прошивающих воду арбалетных болтов… а теперь в сторону, в сторону. Сколько дыхания хватит!
Он держался до последнего, затем понемногу - чтобы не услышали бульканья! - стал выдыхать, одновременно приближаясь к поверхности…
- Ha, se huath är kommith medh vatn! /Ха, смотрите, что вода принесла! (древнешведск.)/ - до тошноты знакомый голос прозвучал над самым ухом, горло захлестнула ременная петля.
"Пень безмозглый! Куда греб, куда?!" Сергей покорно схватился за борт, чьи-то руки грубо уцепили под мышки, перевалили в яхт… Шабанов чувствовал себя полностью опустошенным - пытаться уплыть против течения! Долбодятел! Лучше бы утонул…
Широченная, как лопасть весла ладонь стиснула запястье, поволокла, обдирая кожу о шпангоуты. Кто-то ухватил за лодыжки… Сергей повис, чувствуя, как его раскачивают, чтобы швырнуть на берег… Короткий полет, вышибающий воздух удар, хруст сломанного о торчащее корневище ребра… Рядом, брызнув мелкой галькой, приземлились окованные железом сапоги… Кафти.
- Monker хочет жить? Тогда monker путет хорошо побегать! - Кафти злобно оскалился. - Встафай! Пыстро!
- Да пошел ты… - мрачно огрызнулся Шабанов.
Бороться за жизнь не хотелось.
"Пусть режет лежачего - хоть отдохнуть перед смертью." Его вздернули на ноги, приклад арбалета ткнулся в спину. Прямо в сломанное ребро. Сергей задохнулся.
- Фперет, monker! Хочешь жить - фперет! Пыстро!
"Он что, других слов не знает, или это самое любимое?
Не побегу никуда… сил нет… а остальные-то ушли! Ушли!" Шабанов, превозмогая боль, выпрямился. Уголок разбитой губы вздернула презрительная ухмылка.
"Что, съели, засранцы? Один раб остался! Оди-ин! И тот никудышный! И насчет "фперет" - это уж как получится…"
Он шагнул - шатаясь, ловя ускользающее равновесие. Второй шаг… третий… Приклад арбалета снова ткнул в спину, заставил сорваться на тяжелую рысцу. Каянец довольно ржанул.
"Поживем еще… - констатировал Сергей, - да недолго и очень хреново…"
* * *
Под ноги стелется утоптанная до каменной твердости дорога. Ну да - с чего бы Кафти в глухомани к берегу приставать? Естественно дорога… и дома где-нибудь рядом найдутся… Не зря же швед несется, словно к девке опаздывает?
Дорога ведет на холм, подальше от затопивших низину теней. Мокрая одежда натирает тело, остановиться, чтобы выжать или хотя бы снять не дают бегущие за спиной финны.
У вершины сильно пахло горелым - как от залитого бдительным пожарником костра. Швед рычал, заставлял ускорять бег.
Мятущийся свет факелов выхватил из тьмы завалы обугленных бревен и сиротливо торчащие к небу печные трубы - свидетельство недавних событий… крайне печальных для здешних обитателей.
Вспомнился обугленный причал Каяниборга, неистовый вопль Весайнена… и стремительный росчерк меча, раскроивший принесшего злую весть.
"Ритуалы у них что ли такие? Пепелище вражеской кровушкой окропить - что новые дома лучше стояли? Кажись, я отбегался…"
Вздернув над головой факел, Кафти, похожий на ищущего след пса, повернулся кругом, зашагал к пожарищу… короткими вспышками взблескивают нашитые на кольчугу бляшки… швед замер - видно, нашел что-то… или кого-то?
Донесся злобный рык. Двое финнов, забыв о Сереге, ринулись на помощь, остальные, зажав в кулаках puukko, подступили ближе.
Пламя факелов мелькало среди балок, гротескно-изломанные тени прятали силуэты ушедших. Сергей превратился в слух.
Треск досок под сапогами… грохот упавшей балки, ржавый визг выдираемых гвоздей… Кто-то испуганно ахнул, запричитал… и тут же - озверелый рык шведа…
"Трупец нашли. Значит, сейчас меня резать будут - в отместку. Испугаться бы… а не страшно - отбоялся свое…"
Вопреки утверждению зубы выбили короткую частую дробь. Кафти появился через пару минут. С прижатым к груди обугленным телом. Глаза шведа горели мрачным багровым огнем. "Факел отражается. Просто факел!" - нервно хмыкнул Сергей. - "И никакой чертовщины!"
Швед молча положил труп на придорожную траву. Огонь стянул сухожилия, заставив тело скорчиться. Мягкие ткани обгорели так, что Сергей не мог понять, кто перед ним - мужчина или женщина.
- Thu! - ткнул пальцем Кафти в самого здорового финна. - Thu blifuer här oc graver iordhahull! Oc leta gardherin flere folk skulu vara här! /Ты! Останешься здесь, выроешь могилу! И обыщи хутор - должны быть еще люди! (древнешведск.)/
Лютый взгляд уперся в Шабанова, Сергей вздрогнул и поспешно скорчил постную рожу - де, он сожалеет и печалится… Еще как печалится! О том, что не довелось факел поднести. А пожрите-ка дерьма, коим других кормите!
Швед в серегино сочувствие не поверил.
- Нрафится тепе? Нрафится! Нато тепе руки рупить - монаху руки не нато, он ясыком молится!
Кафти сгреб серегин ворот и, оторвав парня от земли, заглянул в глаза. В свете факела видно, как пульсируют зрачки шведа, то сужаясь в крохотные точки, то разливаясь во всю радужку.
- Сачем тепе рука? - прошипел он, бросая Серегу наземь. Сапог раздавил плечо, обтянутые боевыми перчатками ладони заломили руку.
- Не нато тепе рука! Всем русским не нато рука! Ничеко не нато русским - умирать нато!
Скрежетнул, вылетая из ножен меч. Сергей до крови прикусил губу, зажмурился… "Не сломаться бы, не начать жизнь вымаливать! То-то Кавпею радости…"
Пауза тянется и тянется… нестерпимо. До боли в прикушенной губе, до рези в крепко зажмуренных глазах… Чувства обострились до запределья.
"Чего тянет? Ждет, падла, когда желтая водичка потечет? Точно. Даже принюхивается."
- Путешь умирать метленно! - люто прошипел Кафти.
Лезвие мягко, словно ласкаясь, коснулось ребер… горячая струйка затекла под живот, растеклась лужицей…
"Ничего, это из ранки… той струи, что свей ждет, не будет… но… хочется! Мало не полреки выпил, пока купался! Во ситуация!"
Сергей, неожиданно для себя, хихикнул. Потом еще раз…
Разум пожал плечами и отступил.
* * *
С хрустом выломилась из плечевого сустава рука… Сергей продолжал хохотать.
- Отпусти, дядечка! - выдавил он меж взрывами смеха. - Пусти, говорю, а то уписаюсь!
- Ч-что?! - взревел швед, клинок дрогнул, углубив рану. Горячая струйка превратилась в ручеек.
Сергей вывернулся лицом к шведу, рука изогнулась под немыслимым углом.
- Тогда режь скорей! - хохоча посоветовал Шабанов. Тянешь кота за хвост!
- Кота? Какой кота? Нет стесь кота! - швед очумело заозирался.
"Что говорит! Сам резать просит! - мысли Кафти скакали очумелыми зайцами. - И хохочет. Рука почти оторвана, а он хохочет… Берсерк. Настоящий берсерк! Одержимый богами. Как старики рассказывали. Нет, надо юнца к Юхо вести - пусть Весайнен сам его судьбу решает! Пастор-пастором, а старые боги еще не умерли. Зачем ссориться с богами? Пусть Юхо…"
Клинок неуверенно вернулся в ножны. Серегу вздернули на ноги.
- Итти кусты, monker. Пыстро!
"Отпустил? - предложение Кафти брошенным камнем всколыхнуло трясину безумия. На затянутой ряской поверхности появилось небольшое оконце. - Ни хрена себе! Или костлявая в другом месте занята?"
Сергей представил - Смерть озабоченно стучит пальцем по часам, подносит к уху (кстати, а где уши у черепа?), и затем, глядя на Кафти, виновато разводит руками… Смешно, до колик смешно!
Он поднялся на ноги. Рука болталась кое-как пришитой тряпкой. В спину пялились наконечники арбалетных болтов. Подрагивая. Один из бондов чуть слышно шептал "Pater Noster".
Все еще хихикая, Шабанов сошел на обочину.
* * *
Три хутора вдоль широкой торной дороги. Три пепелища. Кафти не останавливается - лишь злобно рычит и заставляет бежать еще быстрее. Адски болит рука - плечо вправил кто-то из финской команды - Сергей даже не заметил. Хорошо вправил - болит, но действует.
"То гребля, то бег… нашли спортсмена." Шабанов оглядывается, с удивлением различает блестящие от росы придорожные кусты, макушки далеких деревьев… Чернота беззвездного неба постепенно сменяется серостью. Близится утро.
"Знать бы… где наши… Заборщиков, лопари… братья Протасовы… авось ушли…"
Небо превратилось из темно-в светло-серое, высохла согретая разгоряченным телом одежда… Надсадно хрипят легкие, под ребром плещется расплавленный свинец, к ногам какая-то сволочь привязала чугунные ядра… Выбор невелик бежать, либо сдохнуть…
"Ничо, поживем пока…"
Впереди Кафти - в кольчуге, шлеме, с тяжеленным мечом на поясе - прет атакующим кабаном, орет угрожающе - торопит. Ему что - на веслах не сидел, по гатям с лямкой через плечо не тащился…
В спину тяжело дышат финны. От напускной флегматичности и следа не осталось - то и дело зло шипят, затем следует удар арбалетным прикладом по почкам. Небось, родня в хуторах спаленных жила… Хорошо бы, чтоб близкая.
Очередной холм подставил под ноги лысую покатую вершину, по лежащей у подножья болотистой низине вьется лента реки. Дальний берег разглядеть невозможно - над водой плывут седые космы тумана, у ближнего свежими затесами белеет столб с уходящим в туман канатом - паромная переправа.
- Hwar fore opp? - вызверился Кафти на растерянно замерших финнов. - Styggith aff ryzar? Inga ryzar - Juho hafuer varit här fyrmer os! /Что встали? Русских испугались? Нет русских - Юхо вперед нас успел! (древнешведск.)/
Перевод не нужен - достаточно увидеть настороженнотрусливые позы финнов. Самострелы нервно дергаются при каждым шорохе.
"Дергайся, чухня, дергайся. Око за око, зуб за зуб." Со холма ссыпались, будто позади земля горела. Кафти
молча ухватил одного из финнов, швырнул к переправе. Тот скинул одежду, перебирая руками трос, полез в стылую воду.
Долгое время ничего не происходило, затем в тумане появился смутно чернеющий силуэт, превратился в неказистый, сколоченный из покрытых угольной коростой бревен плот…
- Vesala! - хрипло выдохнул Кафти. Глаза шведа уперлись в голого плотогона. - Hafuer thu sett them liffuande? Är Vesainen thär? /Ты видел живых? Весайнен там? (древнешведск.)/
Финн, пряча глаза, кивнул.
- Thet skalt thu sea thik siälfer, herra. - пробормотал он. /Лучше посмотри сам, господин,(древнешведск.)/
- Тафай, монах! На лотка! - развернувшись рыкнул Кафти. Ждать вразумляющего удара прикладом? Глупо…
Огромная - для многих чад и домочадцев - усадьба, сауна, хлев, овчарня, птичник, амбары, овины, дровяники, сеновалы, по-крепостному высокий надежный забор из врытых в землю бревен… Богатый хутор… был.
Развалины кое-где еще курились слабыми сизыми дымками. Так и не снявшие кольчуг люди Весайнена потерянно бродили вокруг, вяло рылись в обломках. На свет появлялись то вилы без черена, то гнутый в сизых разводах меч, то чудом уцелевший горшок… Ветер вздымал облачка пепла, оседавшего на вымазанных сажей кольчугах, на одежде, на усталых осунувшихся лицах… Воздух пропах горелой плотью - скотина осталась под завалами… И не только скотина.
На раскатанной по земле беленой поморской холстине лежат собранные по всей усадьбе тела - обугленные до неузнаваемости, с торчащими в стороны черными сучьями рук… и другие, нетронутые огнем, с обломками стрел в груди, пробитые пищальными выстрелами, с глубокими посиневшими разрезами… такими, какие оставляют тяжелые русские мечи.
"Это вам за Кандалакшский монастырь! - злорадно отметил Шабанов. - Погодите ужо, и Терский берег икнется."