- Ну и хрен с вами, молчите дальше! - буркнул вконец разобиженный Шабанов.
Заборщиков по-медвежьи тяжело повернулся, мрачно зыркнул из-под насупленных бровей… Бесконечной чередой потянулись секунды…
- Обалдуй, - вынес наконец вердикт помор.
Лопарь Матрехин фыркнул… следом в один голос захохотали братья Протасовы. Громко, от души - каянские бонды испуганно шарахнулись в сторону, крайний шлепнулся в грязь, вскочил - поскуливая и потирая ушибленную о затонувшую корягу задницу.
Снова шаг за шагом прочь от родных берегов… как час, как день назад… Нет. Что-то изменилось. Шабанов еще не мог понять что, однако умирать больше не хотел.
* * *
Река - озеро - волок… Шест - парус - бурлацкая лямка… команда шведа впрягается наравне с поморами… короткие перерывы на еду… скудную еду - ржавая сельдь и сушеная треска. Вместо сна - каменное забытье… пока рев лютующего шведа и удар кнута не вернут к постылой реальности.
Сопки по-осеннему рыжие, на макушках и голых склонах белые пятна ягеля. Скалы пестрят выходами кварцевых жил которые на крест похожи, которые на гигантского человека…
Сергей запоминает приметы, услышанные названия, шагами отмеряет протяженность участков… не для будущего побега чтобы хоть чем-то занять отупевший от монотонности разум:
Кемь - Юшкозеро - Кимас - порожистыми протоками в озеро Каменное - швед обозвал его Rivijarvi… здесь кончается Русь, начинается Каянь…
Впрочем, у Заборщикова на сей счет особое мнение.
- Каянь… - изредка мрачно ворчал помор. - не Каянь Окаянь бесовская! Опоганили Восьмиречье! По древнему ряду чьи земли? От Сиговца до Кеми-реки промыслы новгородские были, да лопь лешая кочевала. А теперь что? Понаперло свеев, житья от них нету!
Заборщикову конечно виднее, он сюда не раз ходил… и, по слухам, не рыбой торговать.
Странная мысль заставила Серегу встрепенуться - какие слухи? Что может знать он, мурманчанин двадцать первого века, о разбойничьем прошлом угрюмого помора? Неужели тимофеева память просыпается, его собственную замещая? Чем это закончится?.. А-а, неважно! Все равно дорогу запоминать надо - Тимше ее знать неоткуда.
Волок за волоком от одного мелкого озера к другому, чьи названия вряд ли и местные помнят… Самый длинный и тяжелый - на Иванозеро… а ведь прав Серафим, наши это места!
Еще одно приметное место - высоченная стена кроваво-красного гранита вырастает из синей глади. Захочешь, не забудешь…
Волоки закончились. Грести стало легче - водораздел остался позади, теперь шли по сливающимся в единую цепь озерам. Течение почти не чувствовалось, зато устойчивый северный ветер туго надул паруса.
Время шло. То один, то другой яхт устремлялся к устьям впадающих в озера речушек - каянь расползалась по родовым гнездам. Вслед что-то кричали - то ли прощались, то ли передавали приветы дальней родне. Ни один из кольчужников не отделился - костяк весайненовской банды следовал за предводителем.
Берега то расходились, теряясь в синеватой дымке, то вновь сближались, возвещая о переходе в следущее озеро. Заборщиков время от времени оборачивался, словно высматривая знакомые места.
- Овлуй-остров скоро, - наконец проворчал он. - Каянь проклятая!
- Остров? - тихо переспросил Шабанов у Букина.
- Остров, остров! - зло хмыкнул Федор. - И крепость на нем… Каяниборг называется. Оттуда на нас и ходят…
- Выстроили, гады! - не сдержав гнева, прорычал растерявший молчаливость Заборщиков. - Ничо, отольются им еще слезы русские! Мало на Ругозере их побили, ох мало…
- А что на Ругозере случилось, дядька Серафим? - вопрос вылетел раньше, чем Сергей успел себя остановить, но Заборщиков, к удивлению, ответил.
- Воеводка Горн случился… отсюда, с Каяни. И три тыщи войска за собой привел. Да не тут-то было - приветили корелы гостенька. От души приветили - еле ноги унес! Десять годов тому минуло…
Серафим замолчал, явно выбрав лимит на неделю вперед… но тишина долго не продержалась - решил подать голос Кафти:
- Эй, monker! Скоро у тепя нофый рапотта! Натто молиться, чтопы Юхо вам колофы не рупил!
"Чует, скотина шведская, когда вякнуть. И впрямь - раз пришли, так зачем поморы? Яхт разгрузить и все…" Шабанов посмурнел.
- Не боись, Тимша, - просипел доселе молчавший лопарь Афоня. - У корел полоняне свейские есть - обменяют!
Матрехин бросил опасливый взгляд на угрюмо смотревшего вдаль Серафима и заговорщицки подмигнул.
Ближе к Овлую, от разбойничьей флотилии осталось с десяток судов - все, кроме яхта Кафти, с отборными экипажами. Яхт отставал. Наступил момент, когда до самого горизонта не осталось ни единого паруса. Швед взъярился.
На Кафти было страшно смотреть, кнут без устали гулял по спинам гребцов. Доставалось даже каянцам. Немчура ежилась, но не роптала.
Кафти метался по яхту, не находя себе места. Головы поморов осыпала брань на всех известных шведу языках. Рефреном звучал осточертевший Сереге возглас:
- Пыстро! Satana perkele! Сопаки!
К полудню миновали протоку меж озерами. Впереди попрежнему не было ничего, кроме затянутого серой дымкой горизонта. Стоило оказаться вдали от берегов, как ветер усилился, над волнами полетели клочья пены. Удары волн выбивали из рук весла. Швед, отбросив усталого бонда, встал к румпелю.
От бешеной гребли с ладоней содрало кожу, рукоять весла пропиталась кровью…
"Сколь еще?.. - билось в голове. - Не выдержу…"
Кафти оживился, что-то крикнул вмиг повеселевшим каянцам. Сергей, рискуя сбиться с ритма, обернулся. Вдали, цветными лоскутками виднелись паруса весайненовской иолы.
- Пекку догоняем… - проворчал Федор. - Знать бы еще, куда он спешит…
- Авось, кто ему избу спалил! - проворчал Сергей.
Яхт подошел к иоле Весайнена так близко, что Сергей едва не зацепил весло каянского гребца.
- Huath skedde, Juho? - сложив ладони рупором, гаркнул швед. - Iak hafuer drivith thrällar half dö! /Что случилось, Юхо? Я загнал рабов до полусмерти! (древнешведск.)/
- Forbannadha ryzar! Fiskarmenn sigher at man sagh them i Vesala! - в ответном рыке слышалась лютая злоба. /Проклятые русские! Рыбаки говорят, их видели в Весала! (древнешведск.)/
- Gudh göme os! Thu hafuer sa rätter, vi maghom skynda os! /Избави Бог! Ты прав, надо спешить! (древнешведск.)/
Кафти рывком повернулся к поморам. В руках, вместо кнута, возник меч.
- Рапотать, сопаки, голофа рупить путу! Пыстро!
Изматывающая гонка продолжалась до сумерек. Еды не давали больше суток. Шабанов собирал языком оседаюшую на губах водяную пыль. Мир сузился до неподъемного весла в руках и спины загребного, единственный звук - грохот крови в ушах, единственное желание - глоток воды… Он уже не знал, гребет, или просто держится за рукоять, чтобы не сползти на дно яхта…
- Суши весла! - громко, чтобы достучаться до шагнувших за предел возможного поморов, рявкнул Заборщиков.
"Сушить? - нервическая усмешка растрескала спекшиеся губы. - Здесь есть вода? Тогда почему не дают пить?"
Грудь зачем-то легла на валек, прижала к борту. Высоко задранная лопасть мокро блеснула в дрожащем пламени факела.
"Значит вода все-таки есть…"
Привальный брус чиркнул по крашеному черным пирсу. В яхт брызнуло сажей, мелким угольем… Уголье? Сергей машинально вытянул руку, тронул шершавое бревно… Еще теплое.
- Неспокойно в Каяни, причал горелый… кому-то свеи сильно поперек горла встали! - злорадно отметил Букин.
Кафти вымахнул из яхта.
- Ситеть на месте, сопаки! - рыкнул он перед тем, как сорваться с места. Туда, где причалила иола Весайнена.
Сергей смотрит вслед - мощный торс Кафти обтянут ненадеванной от самой Кеми кольчугой, сальные космы придавил стянутый серебряными кольцами шлем. Сапоги тяжело бухают по обугленым плахам, выбивают облачка сажи…
За борт нырнуло ведро, окатило брызгами.
- Хоть напьемся, - ворчит Серафим. - А в остроге и накормить могут. Соскучился я по еде.
Сергей вяло улыбается немудрящей шутке - на большее не хватает сил.
Редкая цепочка факелов вдоль края причала тщится разогнать мрак… Там, за пределами блеклых световых кругов, высятся угрюмые каменные стены Каяниборга. Невидимые, но оттого не менее реальные. Это здесь, на Овлуй-реке устроил разбойничье гнездо обласканный шведами Пекка Весайнен, это сюда шведский король Юхан III послал указ - жечь и опустошать русский север, пока воспоминания о поморах не изгладятся из памяти людской…
- Чтой-то они мешкают, - заметил востроглазый Букин. Уж вся дружина собралась, а Пекка у иолы топчется.
- Дурак ты, Федька, - устало отзывается Заборщиков. Не зайда какой прибыл - сам Весайнен. Встречающих прислать должны. Иначе ему зазорно.
Словно в подтверждение сказанного визжат воротные петли, россыпь возникших в проеме факелов высвечивает скопившуюся за воротами толпу… именно толпу, несмотря на тусклые блики копейных наконечников.
Наконец толпа раздается, из ворот выдвигается депутация - трое оружных конвоируют замухрыстого мужичонку.
Сгорбленный, в лохмотьях и рваных, явно с чужой ноги, башмаках, мужичонка беспокойно мнет старенькую шапку, затравленно зыркает на сопровождающих. Запах навоза растекается по причалу. Нетрудно понять - от немедленного исчезновения мужичонку удерживает лишь упертый в поясницу меч.
Обладатель меча дородностью превосходит прочих вояк… вместе взятых. Сипящую отдышку слышно по всему побережью. Щуплые соратники щеголяют в ржавых с многочисленными прорехами кольчугах. Руки вояк судорожно сжимают оставшиеся еще от дедов-прадедов протазаны…
- Эко воинство! - удивленно бормочет Заборщиков, когда четверка проходит мимо. - С чего бы такую рвань выпустили?
Весайнен, похоже, удивлен не меньше. До поморов доносится разъяренный рев. Сереге даже переводчик не нужен, чтобы понять смысл:
- Что надо этим ублюдкам? Где комендант порта?
Мужичонка что-то жалобно лопочет, удается разобрать часто повторяемое: "Vesala".
- Пекка из Весалы родом, - снова подает голос вездесущий Букин, и мечтательно добаляет, - Не случилось ли у нашего ушкуйника чего? Корову там любимую медведь задрал… Иначе зачем бонда на правеж притащили?
Протяжный, полный яростной боли рев несется над рекой, зловещим эхом отражается от стен крепости, оставшиеся с поморами финны испуганно бледнеет…
- Onpas walhe, tompo! Walhe!!! /Ты врешь, скотина! Врешь!!! (финск.)/
Над Весайненом взблескивает стальная молния, обрывается в груди пропахшего навозом бонда. Стражники, бросая оружие, ныряют в темноту, жирный тупо озирается, пытается что-то сказать… острие меча входит меж зубов, прерывая никому не нужные оправдания.
- Если и задрал, так не одну, а все стадо, - рассудительно предположил Заборщиков. - Ничо, щас выясним: вон Кавпей несется… кабан-кабаном! Аж пена с клыков брызжет…
- Вылесай, скоты! Нет вам больше жить!
В налившихся кровью глазах шведа отражается пламя факелов, рука сжимает занесенный для удара меч.
"Что злоба-то с Кафти делает! - машинально отметил Сергей. - И акцент почти пропал!" Чуть позже до него доходит смысл сказанного, по телу прокатывается морозная волна.
- Пекка иолу уводит, как догонять будешь? - спокойный голос Заборщикова для Кафти как ушат холодной воды.
Глаза шведа медленно и неохотно обретают жесткую осмысленность. Меч возвращается в ножны.
- Хорошо скасал, молотец! Гофори "и-и р-раз", Пекка догонять."
Заборщиков, тем временем, выбирается на пирс. Здоровенный, похожий на флегматичного быка… Сергей впервые замечает, что помор на полголовы выше Кафти… да и в плечах изрядно шире.
- Люди второй день не кормлены - много ли наработают?
Швед буреет от подобной наглости. Широко разинутый рот беззвучно глотает воздух. Боевая, со вшитыми стальными пластинами, перчатка до скрипа обтягивает кулак. Швед медленно, ожидая увидеть плеснувшийся в глазах помора страх, отводит руку…
- Бей, не стесняйся! Ноне твоя власть, - криво усмехается Заборщиков.
Облитый черной кожей кулак выстрелил в лицо помора… Заборщиков отступил на полшага, но устоял.
- Накорми людей и дай отдохнуть, немчуры каянской веслами махать надолго ли хватит? - повторил он и провел языком за щекой.
Под ноги шведу летит выбитый зуб.
- Geitmukk! - прошипел Кафти, потирая ушибленный кулак. - Slaghin ryz - onyttera händer! At sla illa - at sla dö got! /Козье дерьмо! Русских бить - руки портить! Не бить убивать надо! (древнешведск.)/
- На яхт, пыстро! - прорычал он на привычном уже ломаном русском. - Тфа часа спать, потом мало-мало есть и рапотать!
Конца фразы Сергей не услышал - он уже спал.
* * *
Рассеивается дымка, открывая уютный полумрак маленького ресторанного зальчика - из тех, где в стоимость блюд входит возможность пообщаться без воплей попсы и отвязно балдеющих недоумков.
Напротив Шабанова двое: вальяжный господин в темно-сером идеально сидящем костюме - породистое лицо, уложенная волосок к волоску прическа, благородно седеющие виски… этакий стареющий светский лев, и напряженно подавшийся вперед бородатый джеклондоновский тип в ручной вязки свитере с растянутым воротом, открывающим простенькую фланелевую рубашку.
Пообочь, глядя на истекающую прозрачной слезой семгу и вазочки с черной икрой, сопит Венька. На Леушине тесноватый школьный костюм, шею сдавливает галстук, на конопатую физиономию налеплена скучающе-надменная мина…
- Да вы ешьте, не стесняйтесь! - подбадривает Вальяжный, не притрагиваясь, однако, ни к одному из украшающих стол деликатесов.
Рядом с затаившимся в укромной нише столиком бесшумной тенью возникает официант, перед глазами Шабанова на миг зависает тощая, как элитная топ-модель, бутылка с незнакомой этикеткой. Вальяжный чуть заметно кивает. Тихо булькая льется в бокалы вино.
Дождавшись когда официант уйдет, Бородатый что-то говорит Вальяжному. Общаются по-норвежски.
- Так вы утверждаете, что никаких чертежей не существует? - переводит Вальяжный. В голосе медово сочится благожелательность.
- Зачем они мне? - пожимает плечами Тимша. - Шняки и отец мой строил, и дед…
Тимша! Вот оно что! Сергей заворочался, пытаясь вылезти на поверхность…
- Вас что-то тревожит? - тут же спрашивает Вальяжный, пристально вглядываясь в лицо Шабанова.
Нет, вылезать рановато. Сначала надо разобраться, что здесь происходит. Сергей затих, готовый в любой момент перехватить управление телом - хватит, накатался предок, пора и честь знать!
- Нет… а должно?
Тимшиной невозмутимости можно позавидовать. Ведь почуял же серегино присутствие. Не мог не почуять!
- Что вы, что вы! - добродушно усмехается Вальяжный. Я целиком на вашей стороне!
- Тогда зачем вам чертежи? - холодно спрашивает Леушин. - Мы не чертежи продаем - лодку. О ней и говорить надо. И о цене.
Оба-на! Парни затеяли международный бизнес. Круто. Не лопухнулись бы - эта добродушная акула кого хочешь не икнув схряпает. По холеной морде видно.
Вальяжный неторопливо пригубил наполненный официантом бокал. Ни Тимша, ни Венька не шевельнулись.
"Что ж они не жрут-то, а? Хоть бы хлеба кусок! Намазать булочку маслицем, икорочки сверху… Дайте пожрать, гады!" Сергей потянулся за вилкой… хотел потянуться, жаждал! Рука по-прежнему недвижно лежала на колене.
- О цене… - задумчиво тянет Вальяжный. - Согласитесь, десять тысяч долларов - деньги немалые… особенно кэшэм… Вы же предпочитаете кэш?
"Чего?" - Тимша недоуменно поворачивается к Леушину… Стоит ему раскрыть рот, и образ серьезных людей псу под хвост. Плакали тогда денежки - кто ж лохам платит? "Наличкой, дубина! Жабьими шкурками! - взрывается Сергей. - из рук в руки, без налогов и сборов в пользу голодных чиновников!"
Тимша внутренне вздрагивает - кому приятен ор засевшего в голове чужака? Впрочем, он тут же приходит в себя - видать, ждал гостя-то…
"Серега? Ты? А я шняку продаю! Как там наши? Заборщиков еще сердится? - незаконченные вопросы и бессвязные восклицания - шквалом на голову. Сталкиваются, налезают друг на друга - успевай распихивать, чтобы не захлебнуться. - Где вы? А я… кстати, что такое "жабьи шкурки?"
"Шкурки? - цепляется за последний вопрос Сергей. - Заморские деньги - толковые люди обозвали, оно и прижилось. Ты лучше о другом - кэш, это почти незаконно, тебе крючок в наживке подсовывают."
Вот… сказал, а сам подумал, мол, откуда столько заботы о влезшем в чужое тело предке? О другом надо - о возвращении. Хватит, намыкался! Как там дела, видите ли интересуется… иди и посмотри!
Вроде ни слова не сказано, даже мысленно, а Тимша съежился, как от удара… это он здесь такой храбрый - думает, раз мечом в морду не тычут, значит и бояться нечего… Щас! Что Вальяжный, что Кафти… еще посмотреть, кто хуже.
"Скажи, пусть деньги через банк проводят - Леушин поймет, о чем я."
Тьфу! Словно кто за язык тянет. Какие подсказки? Гнать Тимофея надо - в прошлое, к любимому Заборщикову!
- Мы предпочитаем вести дела через банк, - послушно повторяет Тимша.
Вальяжный удивленно вздергивает брови.
- Через банк? У вас есть счет? Документы на шняку? Юноша! Вы не понимаете, как это затянет дело!
- Ничего, мы не спешим, - включается в игру что-то сообразивший Леушин. - А документы у нас есть - до последнего чека.
Вальяжный впервые хмурится. Бородатый, от нетерпения ерзая по мягкому стулу, ждет перевода.
- Kva vil de ha? - не стерпев вынужденной отстраненности, спрашивает он. /Что они хотят? (совр. норв.)/
- Offisiell transaksjon og overførsel gjennom kontoer. - неохотно сознается Вальяжный. - Tru meg, Tor, eg forbereder heller dokumentar meg sjøl enn startar med denne oppstuss. /Официальной сделки и проводки денег по счетам. Поверь, Тур, мне проще сделать документы самому, чем затевать эту возню! (совр. норв.)/
Бородатый холодно щурится, от былой небрежности не остается и следа, теперь любому видно, кто за столом хозяин.
- Eg vil ha denne båt. No! Det bryr ikkje meg kvor du kjøper den! De vil det gjennom banken? De har rett på det! швед делает паузу и бросает на собеседника ироничный взгляд. - Ærleg talt, eg forstår dem. /Я хочу эту лодку. Сейчас! И мне плевать, как ты ее купишь! Хотят через банк? Имеют право! Честно сказать, я их понимаю. (совр. норв.)/
Разговор по-норвежски затягивается, Тимше скучно и немного тревожно. Чтобы отвлечься он делает бутерброд.
"Давно бы так! - Серегин вопль едва не взорвал череп. - Икры побольше! И масла, масла!"
Вальяжный, словно услышав, поворачивается в его сторону, звериный оскал растягивает жирно блестящие губы.
- Хфатит спать, сопаки! Пора рапотать!