Сергей рванулся навстречу… Хотел рвануться - тяжеленный мешок с солью придавил к земле, заставил упасть на колени.
- Встафай, пес! - прорычал охранник.
Сергей поднял взгляд - ну и гнусь! Клочковатая борода на полморды, сизый шишковатый нос, глаза, как у неандертальца - под надбровными дугами утонули, из глубины багровыми угольками светят… такому железякой по чужой шее шарахнуть - как после блошиного укуса почухаться. Только дай повод…
С коча на берег Букин спускается, лопарь порьегубский.
Глядит мимо… Словно и нет на свете Шабанова…
Увязший в глубине сознания Тимша крепко зажмурился, отчаянно мечтая, чтоб ничего этого не было - ни отряда Весайнена, ни горящих от соли ссаженных плеч, ни осудивших на вечный позор взглядов…
"Эх, поменяться бы с кем жизнями, все сначала начать!" - снова мелькнула горячечная мысль…
Мир вздрогнул и поплыл в медленном танце… звуки таяли - и шум прибоя, и шепелявые вопли немчуры, и тяжелая поступь грузивших суда поморов… вскоре не осталось ничего лишь Тимша и вселенская пустота…
* * *
- Сережа! Что с тобой, сына? Может, сестричку позвать? Дрожащий от невыплаканных слез голос вернул к жизни.
Незнакомый, но все равно родной - русский!
Тимша всхлипнул, выпростал лицо из-под одеяла… Снова келья… нет, палата. Больничная палата. И любопытный мужик на соседней койке. И женщина, зовущая сыном…
Вот оно значит как. Выпросил! Вымолил! Ни усталости проклятой, в сон бросившей, ни каянской немчуры на порьегубском промысле! Сергей? Пусть будет Сергей - это ж новая жизнь! Где никто не плюнет в лицо, где не горят русские погосты, где все по-другому! Главное - не подавать виду, что вокруг незнакомое, странное и непонятное.
Тимша несмело коснулся женской ладони… материнской ладони.
- Я в порядке, мама! Не надо медсестры.
* * *
Дни текли неотличимые один от другого - таблетки, уколы, сон. Маленькие радости - исчезновение капельницы и, чуть позже, намотанных на голову бинтов, возможность встать и подойти к окну - втихаря, пока спит не в меру бдительный и заботливый сосед по имени Георгий Петрович… дни текли, пока в палату не вошла незнакомая сестра - солидная тетка лет сорока, с закрашенной рыжим сединой и наметившимся третьим подбородком.
- Ты почему до сих пор здесь? - над правым глазом вопросительно выгнулась бровь. - Тебя ж еще вчера выписали!
- Жду, когда одежку принесут, - не задумываясь ответил Шабанов.
Сестра без особого любопытства покосилась на шрам, баггровеющий посреди пробритого в густой Тимшиной шевелюре пятачка. Брови строго нахмурились.
- Ждать и на выходе можно, а у нас люди в коридоре лежат! Давай-ка, собирай манатки и топай отсюда!
- Кху-кху! - многозначительно кашлянул Георгий Петрович. Глазенки заговорщицки указали на выход…
Женщина раздраженно огрызнулась:
- Чего? Уколы после пересменки.
- С ним вроде бы психиатр поговорить хотел… - услужливо напомнил неугомонный сопалатник.
- Значит расхотел. Иначе бы в компьютере запись была! - отрезала медсестра. Сутки дежурства заканчивались, и морочить себе голову она не собиралась. - а вас-то это каким боком греет?
Георгий Петрович немного смешался.
- Я что, я помочь… подсказать…
Тимша люто зыркнул на соседа. Георгий Петрович подавился недомямленной фразой, торопливо натянул пузырящиеся на коленях штаны и юркнул в коридор.
- Так я собираюсь? - на всякий случай уточнил Шабанов.
- Давно пора! - сообщила медсестра и, надменно задрав подбородок, выплыла из палаты.
Светлана Борисовна на сей раз работала в день, одежду принес Леушин. Тимша с трудом втиснулся в узкие, как у заезжей торговой немчуры порты… нет, не порты - "джинсы"! Зато "кроссовки", оказались до смеха похожими на знакомые по прежней жизни лопарские каньги.
- Неужто толковых сапог не нашлось? - хмыкнул Тимша, притопнув хлябнувшей обуткой.
- Не нравится - иди босиком! - моментально отозвался Леушин. - Или здесь оставайся, мозговеда ждать.
Ждать Тимша не собирался. Еще как не собирался - Веньке пришлось изрядно напрягаться, чтобы не отстать от длинноногого приятеля. По крайней мере в троллейбус он влез стирая со лба пот и шумно отдуваясь.
- Еще больным прикидывался! - попенял Венька. - Носишься, как лось по тайге!
- Сгинь! - посоветовал Шабанов.
- Я бы и сгинул, да тебя жалко - пропадешь без меня! - не полез в карман за словом Леушин.
Тимша отмолчался.
Троллейбус неспешно полз по городу. Глядя на лихо проносящиеся мимо разномастные самобеглые телеги, Тимша давил испуганные охи - как не сталкиваются? Брали бы пример с их возницы - едет себе степенно, не торопясь… Может, даже чересчур не торопясь?
Тимше почудилось, что больничное начальство вот-вот опомнится и отрядит за ними погоню.
- Нас ловить не будут? - поделился он страхами с Венькой. - Может, вылезем и задворками, задворками…
Леушин насмешливо фыркнул.
- Кому это надо? Твое место уже другим занято… и головы докторские тоже. Хорошо, если в поликлинику вызовут.
"С глаз долой - из… головы вон? А еще, лекари! Нойд лопарский, и тот о излеченном не раз справится!" Тимша недоверчиво качнул головой, но спорить не стал - отвлекся на проплывающие за окном каменные домищи.
Странные чувства вызывало увиденое - ему бы пугаться, шарахаться, разинув рот и широко растопырив глаза, ан нет обступивший улицу город казался до боли знакомым, как укрытый за береговыми скалами умбский погост… родным казался, узнаваемым. Сейчас из-за деревьев вынырнет каменная фигура с указующе вытянутой вперед рукой… На высоком постаменте золотые буквы - "Ленин"…
Троллейбус миновал памятник, цепочку магазинов с кричащими вывесками и выкатился на открытое место с парком по правую руки и многоэтажной громадой - по левую.
- Остановка - площадь "Пять углов", - прогундосил скрытый динамик.
- Выходим! - пихнулся локтем Венька. - Надо ко мне заскочить.
Лязгнули закрываясь двери, троллейбус укатил дальше, оставив Тимшу в многолюдье спешащей куда-то толпы. Шабанов огляделся - люди равнодушно текут мимо. Тьма народу! Столько за всю жизнь не видел! И странные какие-то… Глаза пустые, никто не здоровается, не извиняется, ежели пихнет… словно не по городу идут - сквозь лес густой продираются.
Несущийся по тротуару поток выплеснул на Шабанова ярко накрашенную тетку на излете тех лет, что отделяют бабу от старухи. Смесь запахов пота и приторно-сладких духов окутала Тимшу душным до першения в горле облаком.
- Нашел место варежку раззявить, чукча немытая! - Вызверилась тетка. Брылястое лицо исказилось раздраженной гримасой, окончательно превратив женщину в старую каргу.
Тимша оторопело посторонился.
- У-у, наркоши! - бубнила карга удаляясь, - Наширяются и лазиют по городу! Житья от них не стало!
Шабанов обиженно посмотрел вслед - за что так-то? Ни человека не зная, ни дел его?
- Пошли! - дернул за рукав Леушин. - Неча внимание привлекать.
- Куда идти-то? - буркнул приходя в себя Тимша.
- Во-он туда! - беспечно махнул рукой Леушин. - Я за ДК Кирова живу, забыл что ли?
- Я много чего забыл…
- Ага, - виновато согласился Венька. - это верно…
Позади остались по-осеннему мрачный, забросанный опавшей листвой дворик, полутемный подъезд с исчирканными похабелью стенками… щелкнул отпираясь замок, Венька гостеприимно толкнул дверь:
- Заходи! Не боись, предки на работе, сеструха в институте.
Тимша почувствовал, как спадает, не отпускавшее с утра напряжение. И тут же, словно дождавшись подходящего момента, громко заурчало в животе.
- Жрать охота? - Венька хихикнул. - Значит, и впрям выздоровел. Не переживай - сейчас, в холодильнике чего-нито нашарим - мамка с утра готовила.
Нашарились котлеты и отварная вермишель, вскоре на газовой плите заскворчала сковорода. Ели молча. Леушин то и дело порывался что-то спросить, но откладывал, встречая суровую Тимшину сосредоточенность. Осмелел Венька, когда настала очередь чая.
- Ну, теперь рассказывай толком, кого это я из больницы к себе домой привез? - внезапно посерьезнев потребовал Леушин. - От Сереги-то у тебя одна рожа - а что за человек под ней и откуда столько про поморов знает, что-то не догоняю!
"И правда - выбраться помог, одежку принес… надо ответ держать…" Тимша вздохнул и принялся рассказывать - о погосте умбском, о провалах в памяти, мать к нойду пославших… и, скрепя сердце, о немчуре каянской, о набеге проспанном, молитве неведомо кем услышанной…
В любимой венькиной кружке забыто остывал дегтярно-черный настой. Глаза Леушина по-совиному округлились. Венька то кивал, то порывался вскочить, броситься за ему одному ведомыми подтверждениями… но оставался на месте, не желая прерывать затянувшуюся исповедь.
Наконец Шабанов замолк, рука помора задумчиво шевельнула чашку. Фарфор отозвался печальным звоном.
- Кру-у-то! - зачарованно выдохнул Леушин.
Несколько секунд тянулась пауза, потом Леушин встрепенулся:
- Стой! Мысля появилась - проверить надо!
Венька сорвался с места, юркнул в дальнюю комнату, донесся лихорадочный шелест книжных страниц.
- Нашел! - Леушин вернулся на кухню, победно размахивая тоненькой книжицей.
Книжка оказалась затрепанным учебником по истории родного края - по крайней мере так значилось на обложке.
- "…в 1589 году шведы разорили…..Ковду, Порью губу, Умбу…"
- В каком году? - недоуменно переспросил Шабанов. Семь тысяч девяносто восьмой на дворе!.. Был…
- А я про что?! - обрадовано затараторил Венька. - Ты на дату внимания не обращай - потом объясню! Дело в другом. Ты что-нибудь о наследственной памяти слышал?
Тимофей хотел отрицательно мотнуть головой, но Венька не нуждался в ответе:
- Впрочем, что это я? Значит так - что человек запомнил, чему научился, передается потомкам в виде спящей памяти. Понимаешь?
- Понять-то можно… - буркнул Шабанов, - поверить…
- Поверишь, куда денешься! В общем, все, что спит, имеет тенденцию просыпаться… оно и проснулось.
- И кто же я по-твоему? Морок этого самого Сереги?
Тимша сердито отпихнул чашку. По цветастой клеенке растеклась золотисто-коричневая лужица. Леушин невольно вздрогнул, однако язык работал независимо от чувства самосохранения:
- Смотря, чья память доминирует. Твой случай самый паршивый - практически ты… как там тебя зовут? Тимофей? И получается, что ты, Тима, Серегу со света сжил… и тело его занял.
Последние слова Леушин бросил жестко. Как выстрелил. На миг Тимше стало не по себе.
- Я что, просил? - неловко попытался оправдаться он, и память безжалостно ответила: "Да, просил. Молил!"
"И вымолил…"
- Жив твой Серега… - признался Тимша. - Я его, когда в первый раз услышал, за беса принял…
Леушин остро взглянул в глаза Шабанова, словно хотел отыскать в них затаившегося друга… пауза тянулась… тянулась… Тимша поежился.
- Ну… может быть, - уклончиво согласился Леушин.
Разговор сам собой заглох, воцарилась гнетущая тишина. Каждый, похоже, думал о своем.
О чем думал Леушин, Тимша мог догадаться. Мог, но не хотел - хватало других проблем.
- Сколько, говоришь, лет прошло? - переспросил он.
- Больше четырехсот…
Четыреста лет… от ровесников не то что живых - могил не осталось! Боль, кровь, сгоревшие монастыри, обезлюдевшие погосты - короткая строчка в тоненькой всеми забытой книжице… четыреста лет! Бездна!
Сердце ударило кузнечным молотом. Раз, другой, третий… Все громче и громче. До боли, до крика.
В такт ударам закачались стены, кухонный пол расколола извилистая трещина.
- Эт-то еще что? - пролепетал вмиг побелевший Венька… Ответа Шабанов не нашел. Да и некогда было искать.
Края разлома стремительно раздвинулись, из заполнившей пролом пустоты дохнуло могильным холодом. Тимша вскочил, отчаянно взмахнул руками, почувствовав, как сухим песком осыпаются под ногами мгновение назад прочнейшие доски…
Он сумел извернуться в падении, ногти скрежетнули по мелькающей перед лицом стене… всего-лишь скрежетнули.
Стены раздались, ушли в непроглядную тьму, высоко над головой стремительно уменьшался изломанный световой росчерк. Вскоре исчез и он.
* * *
Его несло в черноте. Кружило, бросало из стороны в сторону. Он задыхался, хрипел, рвал стянувшую горло рубаху… Грохот сердца заглушал все прочие звуки. Да и звучало ли что нибуль, кроме него?
Далеко не сразу Тимофей осознал, что полет сквозь Ничто окончен. Чернота впереди протаяла сизой кисеей сумерек, мутной пленкой отделивших Тимшу от окружающего мира. И наступила тишина.
"Куда ныне-то занесло?" - смятенно подумал, он.
Ответ прятался за пленкой сумерек. Тимша напрягся, навалился всем телом…
Горящие ладони, боль в натруженной пояснице, клокочущий в легких воздух…
Горизонт чуть раздвинулся - ровно настолько, чтобы увидеть влажные доски бортовой обшивки… Размеренный плеск, скрип трущегося о уключину весла…
"Никак теловладелец прибыл? - язвительный Серегин голос прозвучал отчетливо, как никогда ранее. - Полюбоваться заявился, или меня на веслах сменить?"
Сумерки откатывались - на расстоянии вытянутой руки мерно сгибалась и разгибалась обнаженная мужская спина. Поперек спины вздувались длинные багрово-фиолетовые рубцы.
- Заборщиков?! - узнавающе ахнул Тимша.
"Не жалеют плетей чухонцы, - прокомментировал Сергей, - домой торопятся."
Круг света раздвинулся еще на пару шагов, стал виден кормщик - бородатый квадратнолицый каянец в промасленной кожаной лопати. Широкая ладонь уверенно лежала на румпеле. Тяжелая, как могильное надгробие.
"В полон уводят…" - тоскливо заныло тимшино сердце. "Всяко не на дискотеку пригласили!" - брызнул ядом Сергей. Сарказм бурлил, готовой перехлестнуть через край брагой, грозил выплеснуться на захватчиков, разрушить и без того хрупкую грань, отделявшую пленников от смерти…
"Ты это… потише, а?" - промямлил Тимша.
"В штаны наложил? - зло громыхнул Сергей. - Жить хочется? Тогда на хрен приперся? Здесь на жизнь не подают!"
Мир на мгновение обрел запредельную четкость, небо расплескалось небывалой синевой, ослепительно полыхнул закат, пронзительно закричали сопровождавшие иолу чайки…
Коротко свистнув, обрушился кнут. Граненый кончик раскаленным прутом врезался в спину. Тимша рванулся, выгибаясь в тщетной попытке уйти от второго удара… впившаяся в живот цепь снова швырнула на банку.
- Оп-пять спишь? - по-змеиному прошипел надсмотрщик. Тимша сжался в комок, отступил вглубь. Спасительная темнота мягко окутала тело, защищая от боли.
"Не понравилось? - "удивился" Сергей. - Мне тоже кое-что не по вкусу… Набег проспал ты, а благодарить почему-то меня норовят!"
Слова брызнули в лицо, кислотой прожгли кожу. Тимша отпрянул. Тьма сгустилась еще больше, режущий душу голос начал глохнуть, кутаясь в туман столетий.
"Стой! - яростно взревел Сергей. - Куда?! Верни мое тело, гад!"
"Я же не нарочно!" - с надрывом выкрикнул Тимша.
Сергей помолчал, затем издалека, словно вспышка ярости исчерпала силы, донеслось уталое:
"Не нарочно… А то я не знаю, как ты у бога вторую жизнь клянчил…"
Голос затихал, терялся в густеющей темноте. Соединявшая с шестнадцатым столетием нить истончилась и лопнула. Остались клубящаяся тьма и головокружительное ощущение полета…
* * *
Пролом брезгливо отхаркнул Тимшу обратно на залитую электрическим светом Венькину кухню. Медленно, С неприятным хрустом встали на место доски пола. Через мгновение ничто не напоминало о пережитом кошмаре.
Забытая на краю стола чашка покачнулась и упала, куропачьей стаей брызнули осколки, ручеек давно остывшего чая побежал к тимшиным ногам. Тимша неловко пошевелился и застонал - спину пронзило острой болью.
Венька осторожно, словно боясь вспугнуть, обошел вокруг Шабанова.
- Ну ни хрена себе! - пробормотал он, оказавшись позади. - Это как… чем? Кто?!
- Кнутом, - разлепил спекшиеся губы Тимша, - немчура клятая…
Физиономия Веньки отразила смешанный с ужасом восторг. - Ты уходил… домой? - жадно выдохнул он. - Что видел?
С кем говорил?
- Яхт каянский видел, - с горечью сообщил Тимша. - И Сергея на веслах… в моем теле.
- Оба-на! Я о таком и не думал! - Леушин сел на край стола, глаза сияли азартом, как у почуявшего мышь кота. - Знаешь, Тимофей, что это означает?! Не тривиальную память родовую, нет! Родовую машину времени! Обмен разумов! Ух-х… Шекли отдыхает! Исследовать бы тебя, узнать, как такое удалось…
Опять заумь. Шекли какое-то..
- Хватит языком-то молоть! - буркнул Тимша. - Лучше бы тряпицу чистую принес, спину протереть загнить может…
- Ой! Забыл! Ну-ка, рубаху задери!
Тимша послушался. Венька подозрительно замолк, потом осторожно коснулся Тимшиной спины кончиками пальцев…
- Тряпицу? Оно конечно… - Странно протянул Венька, но в комнату сходил и бинт в аптечке отыскал.
- А зачем она тебе нужна?
Дурацкий вопрос. Видно, задохлик никогда кнута не пробовал! Тимша закусил губу, повел плечами, заставляя рану вскрыться - иначе грязь не вычистишь… боль не пришла.
Он недоуменно воззрился на Леушина - Венька стоял, зажав под мышкой настольное бритвенное зеркало.
- И я о том… - заметил Леушин. - Пошли, в ванной второе зеркало есть. Сам глянешь.
Тимша пошел и глянул - от шрама осталась узкая бледная полоска, и что-то говорило ему, к утру исчезнет и она…
Видимо, объем свалившейся на Тимшину голову информации превысил критическую величину - медведем навалилась усталость, неудержимо потянуло в сон.
- Пойду-ка я… - протянул Шабанов зевая, - мать сегодня во вторую смену, скоро домой вернется…
Тимша не заметил, как полыхнули надеждой глаза Веньки. - Светлане Борисовне - наше почтение! - с притворным раболепием пропел тот - ну не любила Веньку Серегина мать, что уж тут поделаешь?
- Ладно, передам, - рассеянно ответил Шабанов.
Тимшин силуэт давно скрылся за поворотом улицы, а Леушин по-прежнему стоял, прижавшись носом к оконному стеклу.
- Не-е, не навсегда… вернется Серый, куда денется! - убежденно сказал он много позже. - Не забыть бы утречком за обормотом средневековым зайти - ему-то хабза по барабану, а Серегу потом отчислят.