- Вот, Аленушка, все тебе отдал! И сердце готов! - ласково сказал он.
- Спасибо, барин. Только я не Аленушка, а инокиня Елена! - сдержанно сказала она. - А сердце свое добрым делам отдайте!
- Дай я тебя поцелую! - осмелел вдруг Николенька и потянулся к ней.
Монашка заслонила лицо кружкой и пригрозила:
- Гляди, матушке Наталии пожалуюсь, несдобровать тебе!
- А что нам твоя матушка, если мы самого черта не боимся! - рассмеялся Свистунов и попытался поймать ее за руку. - Милая Аленушка, будь сговорчивей!
Со страхом глядя на красивых гвардейцев, монашка отступила в церковь. Они тоже вошли под своды храма. Две старушки стояли у колонн и шевелили бескровными губами. Дребезжащий голос попика наполнял пустынную храмину. Монашка легкой походкой прошла вперед и опустилась перед образом. Она ни разу не оглянулась, впилась взором в икону. Стараясь не бряцать шпорами, гвардейцы, томясь, долго стояли в углу.
- Хороша шельма! - с молитвенным выражением на лице шепнул Свистунов. - О господи!.. - Он часто закрестился, возвел очи горе и завздыхал: - Пресвятая богородица, сколько соблазнов рассеяно на человеческом пути в юности… Ей-ей, она получше моей Грушеньки…
- Перестань! - сердито обрезал Николенька. - Аленушка про меня писана Заклинаю тебя, не мешай!
- Боже, спаси меня и помилуй! - нарочито громко, покаянно взмолился Свистунов…
Что творилось в эту минуту в душе молодой сборщицы, - больше всего волновало Николеньку. Впервые в его жизни сердце защемило сладкой любовной тоской. Синие глаза Аленушки покорили его своей безмятежностью. Разбивая очарование, поручик возмущенно прошептал другу:
- Ну и дурак же ты, Демидов! Все золото сразу высыпал! Это же поповские глаза, разве их насытишь!
Николенька не хотел слушать. Он недовольно повел плечами.
"Оглянись, оглянись, голубка!" - мысленно призывал Николенька, не сводя глаз с девушки.
Словно угадывая его призыв, кланяясь образу, монашка украдкой взглянула на Демидова. И Николеньке почудилась ответная ласка в этом взоре. Неожиданно осмелев, он подошел к ней, опустил в кружку последний рублевик и прошептал:
- Люблю! Ой, как люблю…
Как горячее дыхание, пронеслось это и коснулось ее слуха. Она ниже склонила головку, а он, чуть слышно позвякивая шпорами, удалился на свое место и потянул Свистунова за рукав:
- Уйдем, тут больше нечего делать!
Они вышли на паперть. Со взморья тянуло густым туманом. Большой каменный город, пробуждаясь, наполнялся шумом. Вездесущий Филатка немедленно подвернулся Николеньке под руку и зашептал ему укоризненно:
- Нехорошо, батюшка, совращать духовное лицо!
- А разве ты видел ее? - удивился Демидов.
- Все видел, батюшка. Слов нет, хороша! Ой, и до чего хороша! Да и вы, батюшка, красавец. Ой-ой, на архангела Гавриила сейчас похожи… Только грех, большой грех - с духовным лицом!..
Глубокая заноза засела в сердце Николеньки: он засыпал и просыпался с мыслью об Аленушке.
Два дня спустя он вместе со Свистуновым ранним утром отправился к Покрову. Все так же под сводами горели редкие лампадки, те же безмолвные старушки шевелили морщинистыми губами. Увы, монашки ни в храме, ни в притворе не было!
- Езжай к Симеону! - приказал Демидов кучеру.
Но и в церкви Симеона он не встретил знакомых синих глаз. Гвардейцы объездили все церкви и церквушки и нигде не встретили сборщицы. Николенька упал духом, заскучал.
- Ах, Свистунов, один раз улыбнулось счастье, и то угасло! - с глубокой скорбью пожаловался он поручику.
- Ты что ж, и впрямь полюбил девку? - строго спросил Свистунов.
- Полюбил, сильно полюбил! - признался Николенька.
- Эх, любовь, любовь! - вздохнул Свистунов. - Из-за нее ни зги не видать. И себя потерял и от людей отошел!
- Что же теперь делать? - спросил юнец, и в голосе его прозвучала искренняя сердечная боль. - Как найти ее? Санкт-Петербург велик, ищи песчинку в море!
- А ты у своего Филатки спроси! Он из духовных и нравы этих бестий досконально знает! Эй, Филатка! - позвал Свистунов.
Дьячок насторожился.
- Послушай, церковная крыса, где нам отыскать Аленушку?
Филатка почесал в затылке.
- Монашку? - догадался он. - Известно где: на то и курица, чтобы в курятнике жить, а монашествующая девка - в монастыре. А какой монастырь в Санкт-Петербурге для инокинь? Известно какой! Новодевичий…
- Видишь! - похвалил Свистунов. - Рыбак рыбака чует издалека. Эй, погоняй в монастырь!
- Пощадите, батюшка! - взмолился Филатка - Сами в грех по уши завязли и меня с собой в адскую пучину тянете!
- Гони коней! - прикрикнул поручик, и коляска понеслась к Московской заставе.
Филатка оказался прав, и час этот был удачным для Демидова. Оставив карету у монастырских ворот, гвардейцы прошли за ограду. По дорожке к церкви шла бледная и скучная Аленушка. Завидев Николеньку, она вспыхнула, глаза ее озарились радостью, но тут же, спохватившись, монашка смущенно потупила взор.
- Аленушка! - вскричал Николенька. - Мы весь Санкт-Петербург обрыскали, отыскивая тебя!
Она молча шла вперед, не поднимая головы. Гвардеец не отставал, страстно нашептывая:
- Жить не могу без тебя!
Она приостановилась, подняла на Демидова синие глаза. В них заблестели слезинки.
- Зачем смутили мою душу! - с тоской сказала она.
- Я хочу видеть и слышать тебя! - воскликнул Николенька.
Монашка степенно пошла к церкви, оставив гвардейцев на дорожке.
- Боже мой, что делать? - горестно вырвалось у Николеньки.
- Ну, брат, пустяки! Дело в порядке. Нельзя больше колебаться: атака, приступ, победа!
- Как?
- Очень просто, Демидов. Взгляни на себя: господь бог наградил тебя смазливой рожей. А это все!
- Лицо у меня девичье! - со вздохом признался сержант.
- Вот это и хорошо! Ты по виду совершеннейшая девица! - вразумительно сказал Свистунов и посоветовал: - Одеть тебя в платье, и всякий за девицу примет, ничтоже сумняшеся. Понял?
- Ничего не понимаю! - недоумевающе посмотрел на друга Николенька.
- С завтрашнего дня ты моя сестра Катюша я желаешь вкусить иноческую жизнь. Я тебя представлю сюда на испытание, ну ты и поживешь! - Глаза поручика сверкнули озорством.
Николенька засиял.
- Свистунов, братец мой, дай расцелую. А она не закричит?
- Да что ты, милый! По глазам видно: согласна с тобой хоть в омут головой!..
Свершилось небывалое: дядька Филатка по настоянию Николеньки пригубил чарку. Ничего - легко прошла! За ней - вторую. Еще веселее прокатилась.
- Я о том и говорил: первая - колом, вторая - соколом, а потом - мелкими пташками! - смеялся Свистунов и подбадривал дядьку: - Пей, пей, дьякон! Пити - веселие Руси. Так, что ли, в законе божьем сказано?
- Так, батюшка, так! - охотно согласился Филатка и осушил третью чару. Скоро дьячок захмелел и мертвецки пьяным свалился у кабацкой стойки. Вечерело, когда он очухался под забором. Ни барина, ни кареты. Хвать, и шейный платок с червонцами исчез.
- Караул! - завопил дьячок. - Дотла обчистили и барина похитили!
Набежали будочник, квартальный и стащили очумевшего с похмелья Филатку в участок.
- Батюшки, не губите, барина потерял! - завопил он.
Дьячок упал на колени и повинился: сколько лет не брал в рот хмельного - зарок перед богом и господином дал, а тут разрешил! Размазывая слезы, с горьким сокрушением рассказал он квартальному про свою беду.
Уставившись в мочальную бороденку дьячка, квартальный вдруг загрохотал хриплым басом:
- Ха-ха-ха! Гвардейцы - известное дело! Пошалили малость! - Он хохотал до колик и хватался за бока." А когда отошел от смеха, вдруг сдвинул брови и поднялся со скамьи. - А это видел? - сунул он под нос Филатки волосатый кулак. - Сгинь, шишига! По-пустому караул кричал! - Он сгреб его за шиворот и выбросил за порог.
Дьячок долго кружил по площадям и улицам, боясь предстать перед управителем. Когда же появился перед ним, то поразился: Данилов не топал, не кричал, а повалился на стул и, пуча серые жабьи глаза, все спрашивал:
- Что теперь будет? Куда запропастился Николай Никитич? Матушка ты моя, запорет нас Никита Акинфиевич, сгноит в погребище! Ох, милые мои!
Толстый, плешивый, всегда такой внушительный, он вдруг стал жалким и растерянным.
- Что же ты глядел, дурья твоя голова! - укорял он дьячка.
Филатка потер ладонью длинную тощую шею.
- Где тут было глядеть, когда и свое добро упустил! - скорбно пожаловался он…
Весь день оба обсуждали: куда мог скрыться Демидов? Под страхом батогов допросили кучера, и тот поведал:
- Верно, отвозил барина к Свистунову. Стоял час. Барин загостился, вместо него вышел поручик с ихней сестрицей и сказал: "Отвези в монастырь". Известное дело, отвез…
- А куда же девался Николай Никитич? - наседал на кучера Данилов.
- Господин Свистунов сказал, что барин пешим пошел.
Николенька как в воду канул. С большой осторожностью управитель объявил квартальному о беде. Тот и ухом не повел.
- Закутил барское чадушко! - с насмешкой отозвался он. - В столице всякое видано!
На третий день пришла горшая беда, - в демидовскую контору примчался курьер и объявил Данилову: его благородие гвардии сержанта Демидова князь Потемкин требует!
А где отыскать его благородие гвардии сержанта, если третьи сутки ни его, ни Свистунова?
"Большая гроза будет", - с ужасом подумал Данилов, тщательно обрядился в бархатный кафтан, надел парик и поплелся с повинной к светлейшему. Долго он сидел в обширной приемной, пока его допустили к князю.
Войдя в гостиную, он брякнулся Потемкину в ноги.
В расшитом золотом халате, в туфлях на босу ногу, князь удивленно разглядывал демидовского слугу:
- Ты почему здесь? Мне Демидов нужен! Где он?
- Ваше сиятельство, батюшка, пропал демидовский сынок, ой, пропал! Не сносить мне головы!
- Вставай, дурак! - Потемкин ткнул ногой в бок управителя. - Как так пропал? Где это слыхано, чтобы в Санкт-Петербурге пропал гвардеец? Найти, живо отыскать!
- Ума не приложу, где искать! - взмолился Данилов.
Потемкин запахнул халат, прошелся по комнате. В руках его был длинный черешневый чубук, он затянулся и пустил клубы дыма. Управитель не поднимался с колен. Его беспомощный, растерянный вид разжалобил князя.
- Скажи, борода, за кем Демидов волочился? - улыбаясь, спросил он.
- Дядька сказывал, к монашке приставал…
- О! - удивленно поднял брови Потемкин. - В монастырский курятник забрался сержант. Эх ты, чумазый, вот где надо искать господина сержанта. Живо! Квартальному наказать!
В Новодевичьем монастыре в ту пору поднялся переполох, ударили в набат. Подоспевший к обители Данилов и квартальный диву дались: ни дыма, ни огня. Стало быть, не пожар. Бросились в покои к игуменье Наталии.
- Что стряслось в обители, матушка? - смиренно стали допытываться они. - Ни огня, ни дыма, а набат?
- Ах, голубчики, отцы вы наши! Несчастье совершилось. От века тут подобного не слыхано. В инокиню Катерину бес вселился!
- Не может этого быть, матушка! - поразился квартальный. - В моем околотке да такое… Нет, тут что-то не то, матушка. Бес?..
- Истинно бес! - гневно выкрикнула игуменья. - Судите сами, отцы мои: девица Катерина - сестра поручика Свистунова - мужчиной оказалась!
- Неужели? Господи, да что градоначальник скажет! - возопил, в свою очередь, квартальный.
- Верно, бес… Он все! Он, враг рода человеческого! Такая девица богомольная, почтительная была и вдруг… Ах, господи, мы ее с инокиней Еленой в одной келье держали!..
- Да где же этот бес? - просияв, спросил Данилов.
- А там, на колокольне, заперли его. А он, проклятый, в набат! На всю столицу теперь на обитель поношение.
- Благослови, матушка! - Квартальный и управитель бросились к звоннице.
Самая храбрая из инокинь отперла им железную дверь, а другие монашки шарахнулись в сторону. Лица побледнели у них, глаза испуганные. Вот-вот из двери выбежит бес.
Одна Аленушка тихо стояла в отдалении и молчала.
Квартальный вызвал будочника, и тот, погромыхивая алебардой, полез вверх. За ним, опасливо озираясь, стали подниматься Данилов и квартальный. В звоннице было темно, только гул набата, ударяясь о каменные стены, стал гуще; казалось, сверху бросали камни.
- А что, если и в самом деле бес завелся в околотке? - беспокойно закрестился квартальный.
Набат вдруг стих, и сверху раздался крик.
- Эй, кто там? - закричал квартальный.
- Здесь бес, ваше благородие. Тут он, - отозвался будочник. - Держу!
- Давай вниз!
- Да он и сам идет!
По лестнице раздались шаги, и в полумрак притвора спустились двое. Данилов взглянул в лицо монашенки и заорал от радости:
- Николай Никитич, да вы ли это?
Демидов поморщился и нехотя отозвался:
- Не видишь, что ли, грехи замаливал!
Управитель и квартальный бережно усадили Николеньку в карету и покатили. Рядом с ним поместили Филатку.
- Ты его упустил, ты его и стереги! - пригрозил управитель.
Николенька и не думал бежать. Ехал он молча, хмурился. Дьячок вертелся, пыхтел, никак не мог угомониться. Распирало любопытство.
- Ну чего юлой вертишься? - сердито спросил Демидов. - Или блох нахватал в трактире?
Филатка пытливо посмотрел в лицо Николеньки и лукаво спросил:
- Скажи, батюшка, по совести, выгорело ли задуманное?
- Вот о том и горюю, что шуму много, а дела ни на грош! - с обидой отозвался он и отвалился в угол кареты.
Дьячок укоризненно покачал головой:
- Эх, батюшка, ну и простак ты по всем статьям! Где это видано: в курятнике побывать и вернуться без пушинки в зубах! А хлопот, хлопот сколько, и все зря… Эх-хе-хе, промазали, господин мой хороший!
Вернувшись домой; Николенька нашел на столе большой синий пакет. Он поспешно вскрыл его и прочел предписание немедленно явиться на прием к светлейшему князю Потемкину. Демидов изрядно струсил.
"Ну, будет головомойка за озорство в женской обители!" - со страхом подумал он. Всем был известен необузданный нрав светлейшего. Особенно опасно было попасть под руку разгневанного всесильного вельможи. Николеньке оставалось одно - покориться участи.
Он тщательно натянул новенькие лосины, надел в талию сшитый мундир и долго, внимательно разглядывал себя в зеркало. Подле него вертелся Данилов. Он чутьем догадывался о тревоге Николеньки, а самого в это время подмывала радость.
"Вот когда остепенится! Григорий Александрович прижмет хвост, не посмотрит, что демидовский корень!" - утешал себя управитель.
С важным, степенным видом он проводил гвардии сержанта до кареты. Стоя на ступеньке крыльца, Данилов с особым упоением прокричал кучеру:
- Гони к светлейшему!
На сей раз выезд обошелся без дядьки. Огорченный Филатка псом вертелся подле управителя, умильно заглядывая ему в глаза:
- Как там обойдется без меня, Павел Данилович? Глядишь, я присоветовал бы Николаю Никитичу, какое словцо к месту сказать, направил бы его на добрую стезю.
- Ну, это и без тебя светлейший похлеще сделает! Непременно пустит по прямой стезе! - насмешливо сказал управитель. - Ты вот что, лучше подале от меня уходи, а то сердце мое кипит. Сам тебе стезю покажу!
Пугливо озираясь, дьячок юркнул в прохладную прихожую. Данилов сладко зевнул и торопливо перекрестил рот:
- Помоги, господи, избавиться от суеты и беспокойств!..
Между тем Николенька подъехал к дворцу. С трепетом он вступил в разубранные чертоги князя. В приемной, устланной пушистыми коврами, сверкающей зеркалами, золоченой мебелью, толпилось много одетых в парадную форму генералов, важных, в атласных камзолах, вельмож. Все они разговаривали вполголоса, с плохо скрываемым беспокойством поглядывая на высокую, изукрашенную бронзой дверь. Никто из них не обратил внимания на скромного сержанта, пробиравшегося в угол.
В приемную торопливо вышел адъютант, краснощекий гвардеец: его мгновенно окружили.
- Светлейший в духе? - приглушенным голосом, косясь на дверь, спросил толстоносый генерал. - Опять хандрит? Ах, боже мой, когда нам солнышко блеснет!
Адъютант поднял голову и торжественно объявил:
- Светлейший изволит сейчас выйти!
В ту же минуту два арапа бесшумно распахнули дверь. Из анфилады раззолоченных покоев величественно, медленно приближался знакомый гигант в лиловом, шитом золотом мундире, усыпанном звездами. Говорок сразу стих, и установилась глубокая тишина. Николенька услышал учащенные удары своего сердца. Грузные шаги раздались совсем близко. Все в приемной склонились в глубоком, почтительном поклоне и с замиранием сердца ждали.
С холодным, строгим лицом, никого не замечая, Потемкин вышел на середину зала. Неуловимый трепет прошел среди ожидающих. Николенька стоял в тени, за спинами вельмож, чувствуя, что у него от страха холодеют руки. Каким маленьким и незаметным показался он себе в эту минуту! Разве до него сейчас князю среди такого блистательного общества?
Светлейший остановил свое единственное око на молоденьком адъютанте, улыбнулся чему-то и вдруг громко сказал:
- Гвардии сержанта Демидова сюда!
Все вздрогнули, удивленно взглянули на юнца с темным пушком на губе. Давно ли он носит форму, а между тем…
Потемкин равнодушно повернулся ко всем спиной и, тяжело ступая, пошел в апартаменты. Адъютант предложил Демидову следовать за князем.
"Теперь пропал!" - твердо решил Николенька и безмолвно пошел за Потемкиным.
Бледный сержант проследовал за князем через ряд роскошных покоев. Потемкин безмолвствовал, и это еще больше усиливало тревогу Демидова.
Войдя в диванную, князь присел на широкую софу, поднял на сержанта свой взор. В голубом глазу циклопа вдруг вспыхнул веселый смех.
- Ну что, сибирский плут, наблудил в обители? - улыбнулся Потемкин, и крупное красивое лицо его подобрело.
- Был грех! - сознался Демидов.
- А скажи, любезный, о чем ты сейчас думал? - улыбаясь, спросил князь.
- А я ни о чем не думал. Со страху умирал, следуя за вами! - чистосердечно признался Николенька.
- Страшен я, что ли? - построжав, спросил Потемкин.
- Совсем другое, ваше сиятельство, - осмелев, пояснил сержант; - Страшно стало, что больше не увижу вас. Прогоните за озорство! А то - страшнее смерти!
- Ну, брат, молодец! - вставая с дивана, сказал Потемкин. - За монашку прощаю. Быль молодцу не укор. Только о сей черной курочке не выходило звонить на весь Санкт-Петербург! Экое кукареку задал, братец!
- Винюсь! - склонил голову Николенька.
- Повинную голову и меч не сечет! Поздравляю, братец, тебя своим адъютантом. Собирайся в путь, а пока поспеши в полк, непременно отдай последний визит командиру…
Радость брызнула из глаз Николеньки, он схватил руку князя и жадно поцеловал ее.
- На всю жизнь обязан вам! - восторженно воскликнул он.
Потемкин улыбнулся и сказал:
- Не думай, что избран ты по капризу! Ради рода твоего сие сотворил. Демидовы - народ крепкий, упорный - дубы! А такие мне на службе нужны. Прощай!..
Николенька откланялся и сияющий выбежал из покоев. Все кинулись к нему с расспросами, но он, отмахиваясь, бросил скороговоркой: