* * *
За Риммой следом пришел все время улыбающийся китаец Ли, в синем френче, застегнутом до подбородка. Лиля взяла его за руку и подвела к родителям:
- Это наш общий друг Ли, доктор Ли, из Китайской Народной Республики. Он проучился с нами все шесть лет, и все мы его очень полюбили. Он наш лучший студент, по всем предметам был первым, а марксизм-ленинизм знает так хорошо, что мы даже списывали у него конспекты. А кроме того за эти шесть лет он прекрасно выучил русский язык. Теперь он уезжает к себе в Китай.
Павел еще никогда не видел китайцев. Революция в Китае произошла в 1949 году, когда он был в заключении. Ли прислали на учебу в 1950 году, с большой группой молодых коммунистов. Китай был очень беден, нуждался абсолютно во всем, особенно в образованных специалистах. Сталину нужен был Китай, он всячески привлекал к себе вождя революции Мао Цзэдуна, выделял ему громадные средства. Мао стал внедрять в Китае фанатичную веру в коммунизм и величие Сталина. Тогда и появились в России тысячи китайских студентов и среди них Ли.
Полное имя китайца было Ли Ванхуй, но ребята старались произносить его пореже. Ли не понимал, почему, и постоянно удивлялся. Своей работоспособностью он просто поражал студентов: невероятно упорно трудясь, выучил русский и сдал все институтские экзамены на "отлично". За дружелюбие и необычайную усидчивость его любили на курсе все.
Хотя Ли был очень беден, прощаясь, он всем надарил подарков. Лилю он растрогал, подарив ей маленький шарик, вырезанный из слоновой кости, с другим шариком внутри:
- Это тебе, чтобы ты помнила меня.
- Спасибо, дорогой Ли. Я буду помнить тебя всегда! - И поцеловала его.
Ли не привык к проявлению фамильярной близости на людях, очень смутился, все рассмеялись. Он знал, что Лиля уезжает в Албанию.
- Поедешь в Албанию, выучишь албанский язык, как я выучил здесь русский. Албания - это настоящая коммунистическая страна. Ее вождь, товарищ Энвер Ходжа, приезжал в Китай и стал большим другом нашего великого кормчего Мао Цзэдуна.
Ли ничего не говорил о своей будущей работе, то ли сам не знал, то ли не хотел рассказывать. Все привыкли, что о себе он умалчивает.
* * *
Следующим был Тариэль Челидзе, большой, веселый и шумный красавец грузин, обладатель тоненьких усиков. Лиля весело крикнула ему по-грузински:
- Гамарджоба, генацвале! - и объяснила родителям: - Это Тариэль, он научил меня нескольким грузинским словам. Он наш постоянный тамада за каждым столом. И сегодня тоже.
Тариэль принес две бутылки вина.
- Это "Хванчкара" и "Твиши" - любимые вина Сталина. Пока он был жив, их в продажу не пускали, все уходило в Кремль на банкеты. Только после его смерти эти вина стали продавать. А вино!.. - он поцеловал кончики пальцев.
Павел с интересом рассматривал этикетки на бутылках, а Лиля в это время рассказывала:
- Тариэля распределили на работу в его родной город.
- Где вы жили в Грузии? - спросил Павел.
- В Гаграх. Вообще-то, это Абхазия, но она входит в состав Грузии.
Подошедшая Римма решительно, как делала все, вступила в разговор:
- А, ты про свои Гагры рассказываешь? Мы с мужем отдыхали там в Доме творчества писателей. Местные говорили, что абхазцы не любят грузин, между ними есть скрытая вражда.
Тариэль шумно запротестовал:
- Неверно, генацвале, это не так! Грузины и абхазцы живут дружно. Нас в школе было три друга: абхазец Толя, русский Вася, мы его звали на грузинский манер Васо, и я - чистый грузин, меня прозвали Таду - отец. Мы все крепко дружили. И наш национальный поэт Шота Руставели написал в "Витязе в тигровой шкуре": "Надо помнить нам, что дружба / Бескорыстней, чем любовь…"
Римма иронически поморщилась:
- Подумаешь, древняя сказка! Ваша школьная дружба вовсе не пример отношения абхазцев к Грузии.
- Нет, опять неверно, - настаивал Тариэль. - Вот возьми хотя бы дружбу украинского народа с русским. Это же самый яркий пример дружного единения навечно.
Павел подумал, что за годы заключения перевидал тысячи украинских националистов, которых расстреливали или ссылали именно за желание отделить Украину от России.
А Тариэль горячо продолжал:
- Или вот возьмем дружбу нашего грузинского народа с русским, возьмем даже дружбу между кавказскими народами - грузинским, армянским и азербайджанским. Все это примеры тесной дружбы народов.
Как раз на этих словах подошел Борис Ламперт, невысокий, полноватый, в очках с толстыми линзами. Он иронически спросил:
- А дружбу кавказских народов с еврейским ты почему не упомянул? Знаешь анекдот? Ереванское радио спрашивают: "Что такое дружба народов?" Радио отвечает: "Дружба народов - это когда все народы, русский, грузинский, украинский, берутся за руки и все вместе идут бить евреев".
Все рассмеялись. Китаец Ли внимательно слушал, склонив голову, а потом горячо сказал:
- Наш великий кормчий товарищ Мао Цзэдун учит нас, что китайский народ и русский народ - друзья навек.
Римма, отойдя немного в сторону, стала напевать, улыбаясь и слегка виляя задом:
Москва, Пекин, Лос-Анджелос
Объединились в один колхоз…
Тариэль хотел опять что-то возразить о дружбе народов, но в этот момент вошла еще одна гостья, испанка Фернанда. Уловив последние слова, она вступила в разговор со всем своим огненным испанским темпераментом:
- Кто это опять говорит о дружбе народов? Тариэль приглашал меня с братьями к себе в Гагры, мы жили у него в гостях. Принимали нас прекрасно, с настоящим грузинским гостеприимством. Но мы видели, что коренное население, абхазцы, недовольны грузинским засильем и вообще грузин не любят.
Тариэль упрямо затряс головой, но Лиля обняла новую гостью за плечи и подвела к родителям:
- Это мой хороший дружочек Фернанда Гомез. Мы зовем ее донья Фернанда.
Фернанду еще девочкой привезли в Россию в 1938 году с большой группой детей испанских коммунистов. Их спасли от фашистов во время гражданской войны в Испании и воспитывали в специальном детском доме.
Услышав это имя, Павел подошел к ней вплотную и с высоты своего роста стал пристально вглядываться в ее лицо. Фернанда смутилась, растерянно оглянулась на Лилю.
- Вас зовут Фернанда? - спросил Павел.
Она снизу вверх посмотрела на него и задорно ответила:
- Да, я Фернанда Гомез. Почему вы спрашиваете?
Павел повернулся к Марии и воскликнул:
- Маша, так ведь это она! Она, та испанская девочка!
Фернанда удивилась:
- Кто это "она", это я - "она"?
- Да, это вы, та девочка, которую мы встречали на вокзале, когда вас привезли вместе с другими испанскими детьми. С вами были братья и сестра.
- Да… - Фернанда тоже внимательно вглядывалась в Павла и вдруг воскликнула: - Вы дядя Паолин?
- Да, вы меня так прозвали - Паолин.
- Я вспомнила, я вспомнила! - закричала Фернанда и вдруг расплакалась: - Я помню, вы показались мне похожим на моего папу, такой же высокий и с рыжими волосами…
- Ну да, вам тогда было лет пять, вы потянулись ко мне, я взял вас на руки…
Фернанда кинулась к Павлу и по-детски прижалась к нему:
- Почему вы со мной говорите на "вы"? Не надо… - и всхлипывая, быстро-быстро заговорила: - Это ведь было… это было восемнадцать лет назад. Ровно столько, сколько я живу в России. Но я все вспомнила, я вас называла Паолин, вы потом приходили к нам в детский дом и приносили коробки конфет всем испанским детям. А потом вы куда-то неожиданно пропали и больше ни разу не пришли. Я ждала вас и скучала. Почему вы не приходили?
- Милая Фернанда, как тебе это сказать? Я был арестован и шестнадцать лет провел в заключении.
- Вас арестовали? - переспросила Фернанда, и в ее темных глазах сверкнул гнев. - Такого человека? Это, наверное, из-за Сталина, да? Ох, как я его ненавижу!
Лиля с удивлением наблюдала эту сцену, никогда она ню видела гордую испанку Фернанду такой размякшей, плачущей.
А Павел вспоминал, как восемнадцать лет назад журналист Михаил Кольцов, приехавший из Испании, рассказывал: отец Фернанды был богачом, графом, жил в своем замке, но затем активно выступил против фашистского диктатора Франко и примкнул к движению республиканцев. Когда они проиграли гражданскую войну, граф с женой, спасая своих четверых детей, согласились отправить их в Россию. Вскоре после этого их арестовали. Но дети не знали об аресте родителей, и Кольцов просил не говорить им, пока не вырастут.
Павел осторожно спросил Фернанду:
- Твои братья и сестра в порядке?
- Да, все в порядке. Только мой старший брат был контужен на войне и ослеп. Он большой герой, у него орден Славы. Он хоть и слепой, но окончил юридический институт, работает, женился. А другой мой брат стал известным футболистом. Знаете, ведь все испанцы - футболисты от природы. Он нападающий в команде "Торпедо", чемпион Советского Союза. Если вы любите футбол, вы должны знать о нем.
- Значит, вы все прижились здесь.
- Может, мы и прижились, но все-таки хочется в Испанию, в свою страну. Недавно футбольная команда брата ездила туда на игру, но его не выпустили: боятся, что он останется там, станет невозвращенцем. А он хотел узнать про наших родителей, ведь мы все эти годы о них ничего не слышали, никаких писем не получали. Мы даже не знаем, живы ли они. Но его не выпустили. Безжалостные люди! - она взглянула на Тариэля: - А ты говоришь о дружбе народов. Да в чем она?
Павел подумал: "Может, ее родителей давно уже нет в живых".
Он обнял Фернанду:
- Надо надеяться, что когда-нибудь вы все сможете поехать в Испанию.
Фернанда гневно сверкнула черными глазами:
- Когда? Мы ждали, что после речи Хрущева на XX съезде что-то улучшится в отношении поездок за границу. Тогда кто-нибудь из нас смог бы побывать в Испании. Но ничего не изменилось. Вот я и спрашиваю: когда? - Она даже нетерпеливо притопнула ножкой.
* * *
Лиля подвела к родителям Бориса:
- Это Боренька Ламперт, мы зовем его Борька-Америка, потому что он родился в Америке.
Павел с интересом посмотрел на урожденного американца:
- Вы родились в Америке?
- Да, мои родители эмигрировали оттуда в Россию в 1935 году, когда мне было четыре года.
Павел что-то вспоминал, спросил:
- Как зовут ваших родителей?
- Отца - Израиль, а маму - Рахиль, по-английски Рейчел.
- Ваш отец инженер?
- Да.
Павел воскликнул:
- Значит, я знал ваших родителей в те годы, когда они только иммигрировали.
- Вы знали их?
- Да, думаю, что знал. Сейчас установим: вы фамилию Виленский от них слышали?
- Кажется, родители рассказывали мне о каком-то Виленском, крупном проектировщике, которого арестовали, послали рабочим на строительство Беломоро-Балтийского канала, и потом они узнали, что там он умер.
- Так и было. Виленский очень помогал вашим родителям.
- Да, они говорили, что он помогал нам, когда мы переехали в Россию, хвалили его и очень жалели, что его арестовали.
Павел воскликнул:
- Маша, ты посмотри, прошлое возвращается ко мне в неожиданном ракурсе - с помощью молодых врачей. Сегодня у меня день удивительных встреч.
* * *
Последним явился Руперт Лузаник, худощавый брюнет с удлиненным лицом и намечающейся от висков залысиной. Очки в темной оправе плотно сидели на выдающемся вперед носу с горбинкой. Две вертикальные морщины над переносицей выдавали напряженную работу мысли и делали молодого человека немного старше его лет. Он выглядел очень интеллигентно, типичный молодой ученый, одет в зауженный костюм, аккуратно повязан галстуком. Лиля подвела его к родителям, сказала отцу:
- Это Руперт, мы зовем его Рупик. Он из нас самый знающий и самый умный.
Рупик смутился, а Мария встретила его радостной улыбкой, обняла и добавила:
- Дело в том, что про таких, как Руперт, говорят: врач милостью божьей.
Павел пожал ему руку, а Лиля продолжала:
- Рупик мечтает о научной карьере, он будет ученым. Он уже выучил три языка - английский, немецкий и польский - и написал научную статью.
Руперт застенчиво поправил:
- Ну, пока что я выучил два, третий только учу.
- Кто же считает - два, три… Важно, что Рупик и ученый, и отличник, и языки знает, но на кафедре его не оставили, а распределили в провинцию.
- Вот как! Почему же? - поинтересовался Павел.
- Папа, это же так ясно - потому что он еврей. Если бы я не вышла замуж и не уезжала за границу, меня, как еврейку, тоже послали бы куда-нибудь. У нас одну девочку, еврейку, Аню Альтман, хотели послать даже в Магадан. Она так плакала! Кажется, все-таки ей изменили направление.
Павел сочувственно пожал руку Руперта:
- Значит, в медицинских институтах пахнет антисемитизмом?
Руперт ухмыльнулся:
- Ой-ой-ой, как пахнет! Это даже не то слово, извиняюсь за выражение, - воняет.
Человек обстоятельный, он стал объяснять:
- В 1952 году, как раз посередине нашей учебы, видных профессоров-евреев обвинили в заговоре: они, дескать, готовятся убить членов правительства неправильным лечением; и, как известно, назвали эту историю делом "врачей-отравителей". Многих евреев уволили и на их места посадили молодых карьеристов, обязательно русских и обязательно членов партии. Арестованных освободили только после смерти Сталина. Но уволенных не вернули. И теперь у новых набранных русских имеется монополия определять, кто станет успешным в научной карьере. Не в науке, а именно в карьере. Они набирают себе подобных. Я называю это "разбавлением мозгов": поставят малограмотного заведующего кафедрой, он наберет еще менее грамотных доцентов и ассистентов. Ну, и дальше то же самое. Настоящей медицинской интеллигенции становиться все меньше, вырастает стена дискриминации против евреев-ученых.
Рассказывая, Руперт возбудился, покраснел. Лиля примирительно сказала ему:
- Но ты самый способный и настойчивый, ты своего добьешься.
- Ой-ой, - вставил он по привычке, - надеюсь добиться. Вот отработаю три положенных года в Карелии и буду поступать в аспирантуру. Все равно пробью эту стену.
Павлу понравилась настойчивая целеустремленность Руперта:
- Я уверен, что вы добьетесь своего. Медицина всегда была традиционной еврейской специальностью, с древних времен евреи признавались лучшими врачами во всех странах, им доверяли лечение чуть ли не все властители. Желаю вам удачи. - И Павел повернулся к жене: - Машенька, нам пора в кино, опаздываем на сеанс.
Они ушли, а вся компания продолжала веселиться.
Девушки говорили:
- Ты, Лилька, счастливая, уезжаешь за границу, будешь жить у теплого Адриатического моря, увидишь другой мир. А нам прозябать в своих русских берлогах. Присылай нам красивые заграничные открытки.
Позднее пришел Сережа Гинзбург, свой музыкант-аккордеонист. Много лет он подрабатывал, играя в клубах с небольшим оркестром. Под аккомпанемент хором запели любимые студенческие песни. Сережа заиграл лезгинку, Тариэль приподнял в танце локти, встал на носки и, мелко перебирая ногами, подошел, приглашая Инну Гурьян. Она поплыла вокруг него, поводя руками, танцевали они самозабвенно.
Потом Сережа заиграл фламенко. Все закричали:
- Фернанда, Фернанда, испанскую!
Глаза Фернанды загорелись, она выгнулась, встала в гордую позу, вскинула руки, имитируя щелканье кастаньет, и исполнила весь танец, закончив его головокружительным вращением.
И тогда Сережа заиграл еврейскую хору, или "семь-сорок", как этот танец называли. Под зажигательный ритм ребята и девушки мгновенно образовали круг, сплели руки на плечах друг у друга и бурно и пошли по кругу, выбрасывая ноги вперед. Даже неловкие Рупик и Боря Ламперт пустились танцевать. Только китаец Ли не встал в круг: говорить по-русски он научился, марксизм-ленинизм выучил, а с "семь-сорок" так и не справился.
* * *
Павел и Мария вышли на улицу, но идти в кино им не хотелось, они уселись на скамейке в сквере у Патриарших прудов.
Мария задумчиво сказала:
- Что ждет их всех?
Павел был в приподнятом настроении:
- И я думаю о будущем Лилиных друзей. Этому поколению предстоит испытать и сделать очень многое.
- Почему ты так считаешь?
- Должно удаться. Наше поколение не смогло закончить того, что начало. Нам помешала наша отсталость в развитии, мы оказались не готовыми к переменам. А все эти ребята уже ушли намного вперед. Ведь какой интересный калейдоскоп повидал я сегодня - русские, грузин, евреи, испанка, китаец. А сколько интересных идей и разговоров - о карьере, о дружбе народов, об антисемитизме. Этот Руперт Лузаник очень целеустремленный, он видит свою цель ясно и обязательно станет ученым. Ну, подруга Лили, эта Римма, мне не очень понравилась, но она тоже видит свою цель ясно, будет менять мужей и жить все лучше.
- А что ты думаешь о грузине, о Тариэле?
- Он, может, хороший парень, но слишком наивно верит советским догмам о дружбе народов, в будущем его могут ожидать большие разочарования. А вот хорошенькой испанке Фернанде, конечно, суждено вернуться в Испанию. Но для этого нужна переделка мира, и это как раз то, что предстоит совершить им.
- Павлик, но когда? - Мария испытующе смотрела на него, будто ждала пророчества.
- Ох, Машенька, предсказать это трудно, но они это сделают, я уверен. Этому Борису Ламперту, американцу по рождению, вероятно, предстоит когда-нибудь вернуться в Америку, но не раньше, чем Фернанда сможет уехать в Испанию. А китаец Ли, такой способный и такой… верноподданный, непременно должен добиться хорошего положения в Китае. Но при их диктаторе это может продлиться очень недолго. В общем, я предвижу, что поколению этих людей предстоит жить в новом мире.
Мария усмехнулась:
- Дело в том, что ты всем предсказал будущее. А что будет с нашей Лилей?
- Ох, Машенька, вот этого-то я как раз и не могу предсказать.
20. Путешествие Лили и Влатко
На Киевском вокзале Лилю и Влатко провожали только родители. Мария просила Лилю не звать никого, последние минуты побыть с ней без посторонних. Они грустно стояли у вагона с медными буквами "Международный" и белой же эмалированной табличкой "Москва - Варна".
Мария старалась держаться, но от горя была очень слаба. Павел, склонившись, поддерживал ее под локоть, часто протягивал носовой платок - вытирать слезы. Мать смотрела Лиле в лицо и повторяла одно и то же:
- Ты пиши нам… пиши чаще… почаще пиши…
Лиля тоже плакала, и ее тоже поддерживал муж. Всхлипывая, она говорила:
- Я буду писать каждый день… обязательно буду писать каждый день…
Вокруг них уезжающие и провожающие громко и весело разговаривали, смеялись и время от времени сочувственно оглядывались на группу из четырех опечаленных людей.
Пока женщины разговаривали о своем, Павел успел спросить Влатко: