Пока они так беседовали, Буттафуоко и его слуга в четыре руки готовили обед, правда, очень обильный, но и очень простой, потому что состоял только из куска холодной свинины, плохо прожаренного бычьего языка и пальмовых завязей, которые - плохо ли, хорошо ли - заменяли отсутствующий хлеб. Бедным охотникам очень редко удавалось получить немного зерна, и этот день становился для них праздником. Жаркое вскоре было готово; помощник подал его на листе банана вместе с парой огромных костей, загодя перерубленных, чтобы удобнее было высасывать сырой и еще теплый мозг.
- Сожалею, сеньор граф, что не могу предложить больше, - сказал Буттафуоко, старавшийся быть любезным. - Владей я своим старым замком в Нормандии, не так бы принял племянника великого Черного корсара… Ба! - добавил он, сморщив лоб, и глубокое чувство вырисовалось на его загорелом лице. - Не стоит пробуждать столь далеких воспоминаний. Прошлое для меня умерло, после того как я пересек экватор… Ешьте, господа!
Он разрезал огромным ножом язык и свинину, рассек на несколько кусков пальмовые завязи - и все это с какой-то злобой, выдававшей глубокую взволнованность, потом жестом показал гостям, что можно начинать трапезу.
Ели молча. Граф время от времени поглядывал на буканьера, а тот, видимо, боялся, что гость разгадает его волнение, торопился опустить взгляд или отворачивался, притворяясь, что надо отдать какие-то распоряжения помощнику.
Когда обед закончился, Буттафуоко предложил гостям толстенные сигары, свернутые им самим из табака, видимо, украденного с испанских плантаций; потом он обратился к Корталю, трапезничавшему на свежем воздухе, возле очага:
- Дай-ка, дружище, почетную фляжку: в нашем кругу находится граф.
Слуга пошарил под бананом и вытащил огромную тыкву, несколько бокалов из бычьих рогов и понес все это в хижину.
- Сеньор граф, - начал буканьер с нескрываемым огорчением, - я не могу предложить вам ни шампанского, ни бургундского, ни медокского, потому что мы не во Франции. Здесь у нас нет ничего иного, кроме агуардьенте, потому что на острове не производят изысканных напитков. А это - мой запас, который я кое-где отыскиваю с риском для жизни… Бывает, ночами он нужен мне, чтобы забыть прошлое, чтобы не плакать… Сеньор граф, примите от чистого сердца.
- Вы взволнованы, Буттафуоко! - сказал сеньор ди Вентимилья.
- Можно быть сильным, сеньор граф, - продолжал буканьер, - можно пересечь экватор, можно поклясться, что забудешь собственную страну… мою Нормандию… мой замок… любимую сестру, которая для меня теперь навсегда умерла… отца дворянина, который вместе с моей матерью покоится там, в одном аббатстве… Адские муки! Пейте, сеньор граф… и я тоже выпью!
Он порывисто схватил чашу из бычьего рога и залпом осушил ее, а потом закричал:
- Еще, Корталь, еще! Надо залить эти давние воспоминания! Эх, какая печальная судьба выпала на мою долю!
Лицо гордого буканьера страшно изменилось.
Он не плакал, но видно было, что сдержать слезы стоит ему неимоверных усилий. Возможно, он злился, что выдал свой секрет.
- Пейте, сеньор граф, - через несколько мгновений повторил он, осушая вторую чашку. - Вот уж никогда не думал, что приму в этом убогом жилище дворянина из далекой Европы. Конечно, я одно время надеялся, что появится кто-нибудь и случайно найдет меня, но это были пустые мечты.
- Продолжайте, Буттафуоко, - вымолвил граф, - вы ведь среди друзей.
Буканьер опрокинул и третью порцию агуардьенте, потом раздраженно махнул рукой и продолжал сдавленным голосом:
- Проклятый Париж! Гнусный обольститель, сдавивший меня в своих лабиринтах! Лучше бы я тебя никогда не видел! Многие тысячи твоих искушений сделали из меня жалкого буканьера, мясника в лесах Сан-Доминго!.. Проклятые карты! Вы меня разорили!
- Но кто же вы? - спросил граф, глубоко задетый жестокой болью, отразившейся на лице буканьера.
- Сами видите, - нервно усмехнулся Буттафуоко, - охотник на быков… жалкий авантюрист. С тех пор как я пересек экватор, у меня больше нет родины, нет семьи, нет дворянского звания, нет ничего, кроме аркебузы, из которой я каждый день убиваю, чтобы не убить свое сердце.
В четвертый раз он опорожнил чашку, налитую ему помощником.
- Прошли годы, - продолжал несчастный, сжимая голову руками, словно пытался подавить терзавшие его мысли, - а я все еще вижу свой замок на берегу пруда, величественно вздымающийся своими башнями и пинаклями; порой ночами я вижу, как прогуливается по террасам нежная девушка, моя сестра; я отдал бы жизнь, лишь бы видеть ее счастливой… Один бретонский барон взял ее в жены… Пусть она будет счастлива и навсегда позабудет своего несчастного брата… Корталь, дай мне еще выпить. У меня жажда, ужасная жажда!
Он несколько минут помолчал, мрачный, дрожащий от волнения, уставившись расширенными глазами в полный стакан, а потом сказал:
- Да, такова жизнь, если уж она стала добычей злого гения. Особенно после жестокого падения! Лучше бы уж в двадцать лет меня прикончил укол шпаги где-нибудь посреди яблоневых садов моей Нормандии! Тогда бы я никогда не увидел Парижа, по крайней мере не спустился бы, ступенька за ступенькой, в тюремную грязь… не запятнал бы герба своих предков… не забыл бы свою Францию… не сменил бы имя… не стал бы искателем приключений… не бежал бы как вор… и не вынудил бы плакать это бедное создание - мою сестру!
- Буттафуоко! - закричал граф.
Буканьер вскочил, глаза его расширились, лицо покрылось каплями пота. Он схватил аркебузу, подвешенную на столбе, поддерживавшем хижину, потом быстро вышел и исчез за деревьями.
- Твой хозяин всегда таков? - спросил граф новобранца, неподвижно стоявшего на пороге хижины.
- Я никогда не видел, как он смеется, - ответил Корталь. - Он всегда печален.
- Он не один такой, - вмешался гасконец. - Сколько среди буканьеров встретишь людей, бывших когда-то богатыми и уважаемыми!
- А сколько дворян позабыли Европу в Америке! - не сдержался корсар.
- Верно, сеньор граф, - вздохнул гасконец. - Я, впрочем, быстро забыл По и свой полуразрушенный замок, хотя не видел Парижа с его фатальными соблазнами.
- А сколько порядочных людей он сгубил! - сказал граф. - Лучше уж жить в Провансе!
Он, в свою очередь, вскочил, вышел из хижины и отправился разыскивать буканьера.
Охотник исчез, однако в кустах послышались ружейные выстрелы. Граф только что закончил курить сигару и уже хотел вернуться в хижину, когда увидел вышедшего из зарослей Буттафуоко, мрачного как никогда. Присмотревшись, граф заметил, что глаза охотника покраснели, словно он долго плакал.
- Буря прошла? - мягко спросил сеньор ди Вентимилья.
- Ураганы на Сан-Доминго длятся недолго, - с печальной улыбкой ответил буканьер. - Все прошло и уже забыто! Я убил двух кабанов там, на краю болота… Это - мое ремесло.
Граф протянул ему правую руку:
- Пожмите ее! - сказал он.
- Нет, сеньор граф, я больше не достоин коснуться руки почитаемого кабальеро. Мы ведь не в Нормандии.
- Пожмите, говорю вам.
- Хорошо, но не сейчас. Когда мы расстанемся навсегда и я скажу вам, кем был… может быть, тогда… Сеньор граф, солнце зайдет через четыре часа, а до виллы маркизы де Монтелимар далеко. Не хотите ли отправиться в дорогу? Мы придем в Сан-Хосе перед рассветом, а в этих краях лучше странствовать по ночам. Полусотни время от времени прочесывают эти леса; их алебарды не представляют опасности - в отличие от ужасных псов, сопровождающих людей.
- Я готов следовать за вами и во всем подчиняться, - ответил корсар.
- Вы уверены, что маркиза вас не предаст? Мне знакома эта красивая госпожа; я встречал ее несколько раз в окрестностях фактории.
- Она безукоризненно благородна; однажды она уже спасла мне жизнь.
- Этого хватит, - прервал графа буканьер. - Зовите своих спутников, сеньор граф, и предупредите их, чтобы они взяли аркебузы. У меня всегда есть три-четыре ружья в запасе, все - нужного калибра, с пулями весом в унцию.
Услышав команду графа, подошли Мендоса и гасконец, за ними - новобранец, который нес ружья и боеприпасы, словно угадал мысли хозяина.
- В путь, друзья, - сказал сеньор ди Вентимилья. - Буттафуоко будет нам проводником.
Буканьер приблизился к своему помощнику, вопросительно смотревшему на него.
- Ты остаешься здесь, - сказал он с грубой снисходительностью, - и подождешь моего возвращения. Я могу не возвращаться неделю или месяц - не беспокойся обо мне. Если будут угрожать испанцы, укройся в колонии на мысе Тибурон, там мы встретимся. Остерегайся полусотен и позаботься о моих собаках. Прощай!
Резким свистом он подозвал свою любимую собаку и отправился в путь рядом с графом, надвинув поглубже свою шляпу, чтобы получше уберечься от жгучих солнечных лучей; позади шли гасконец и Мендоса.
Ориентируясь по солнцу, он пересек заросли, скрывавшие его хижину, и решительно направился через лес на запад.
Впереди охотника бежала его собака, время от времени обнюхивавшая землю и поднимавшая глаза на хозяина, словно желая его спросить, правильно ли они идут.
- У вас есть корабль, сеньор граф? - спросил буканьер, после того как они прошли с пару миль.
- Он должен ждать меня у мыса Тибурон, - ответил корсар.
- Вилла маркизы де Монтелимар расположена недалеко от моря. Вы можете увидеть мыс из окна фактории.
- А полусотни не будут искать нас там?
- Кто знает… Они прочесывают остров вдоль и поперек, и никогда не знаешь, где они остановятся. Но маркиза достаточно влиятельна в Сан-Доминго; ей под силу покровительствовать вам.
- Я в этом убедился.
- Тогда вы можете спокойно дожидаться там свой корабль, не подвергаясь опасности ареста, - улыбнулся буканьер. - Знаю, чего стоит эта сеньора.
- Вы с ней знакомы?
- Я видел ее один-единственный раз, когда она верхом ехала через лес; я даже оказал ей при случае небольшую услугу. Не окажись я тогда на ее дороге и не убей ее лошадь метким выстрелом из аркебузы, кто знает, была бы еще жива сеньора де Монтелимар, и…
Буканьер прервался, а его собака навострила уши и сделала стойку.
- Что такое? - спросил корсар.
- Пока что ничего, - ответил Буттафуоко, слегка нахмурившись.
- Вы, похоже, обеспокоены чем-то.
- Возможно, я ошибся.
- И ваша собака тоже?
Буканьер некоторое время прислушивался, одновременно наблюдая за поведением собаки, которая то поднимала, то опускала уши.
- Мне кажется, я слышал далекий лай.
- Это означает, что по нашим следам идет какая-то полусотня?
- Вполне возможно, сеньор граф. Давайте уйдем с открытых мест и направимся в лес. Там мы будем в большей безопасности.
Глава VII. Охота за людьми
Как раз направо от них находился густой лес.
Буттафуоко, знавший эти места куда лучше гасконца, которому - несмотря на буссоль в мозгах - не удалось бы найти факторию, где можно было бы нанять лошадей, встал во главе маленького отряда, прорубая то и дело проходы в зарослях двумя тесаками, прихваченными в хижине.
Ищейка чудесно помогала ему, находя путь в мрачных лесных зарослях.
Время от времени собака и ее хозяин останавливались, прислушивались, потом возобновляли движение, проявляя признаки беспокойства, что не ускользнуло от внимания графа.
Солнце уже зашло, а они все шли через этот бесконечный лес, как вдруг буканьер остановился перед огромным тамариндовым деревом и сказал:
- Сеньор граф, нас преследуют; бесполезно скрывать это.
- Кто? - спросил корсар.
- Наверняка полусотня, и может быть, не одна.
- Как вы это узнали?
- Когда живешь в лесах, слух приобретает невероятную остроту и тотчас улавливает самые отдаленные шумы. Повторяю вам, нас преследуют, и, возможно, наши преследователи не так уж далеко.
- Однако я ничего не слышу. А ты, Мендоса?
- Я слышу только пение лягушек и жаб.
- А я еще слышу, как падают листья и плоды, - добавил гасконец.
- Мне же все время слышен отдаленный лай, - сказал буканьер. - Кто-нибудь видел, как вы шли через лес?
- Мы обратили в бегство полусотню и убили их пса, шедшего впереди, - ответил граф.
- Тогда все понятно! - сказал Буттафуоко. - Та полусотня, должно быть, встретила другую, у которой были собаки, и вот теперь этот отряд преследует нас. Они не остановятся, пока нас не настигнут… Скверное дело!
- Давайте попробуем поскорее добраться до поместья маркизы де Монтелимар, - предложил граф.
- Ее имение еще далеко, - ответил буканьер. - Даже если мы побежим изо всех сил, мы не сможем до него добраться раньше восхода солнца.
- А близко ли испанцы?
- Они-то, может, и нет, но их собаки близко, а эти бестии опаснее людей. Я их слишком хорошо знаю! Их не случайно зовут душителями. Берегитесь их, сеньор граф.
- Что вы решили? Ждать их нападения здесь или продолжить путь?
Вместо ответа Буттафуоко внимательно осмотрел дремучий лес, где перекрещивались бесконечные плети лиан, заплетаясь тысячью узлов вокруг стволов деревьев и свешиваясь с них красивыми гирляндами.
- Попытаемся запутать наши следы, - сказал он, осмотревшись. - Возможно, нам удастся воздушный переход. Надо только действовать быстро и рассмотреть дорогу как можно лучше.
Он забросил аркебузу за спину, вцепился в свисавший с тамаринда пучок лиан и подтянулся на руках.
- Попытайтесь сделать то же самое, - сказал охотник.
- Что ж! Полазим по лесным вантам! - согласился Мендоса. - Конечно, я предпочел бы любой морской маневр этому бесконечному маршу… Сеньор Баррехо, представьте себе, что вы находитесь на трехпалубном судне.
Граф, отлично понимавший, что задумал буканьер, быстро вскарабкался по другой связке лиан, показав ловкость искусного гимнаста.
Буттафуоко добрался до крупного сука тамаринда и, все время пользуясь этими прочнейшими природными веревками, перебрался на огромное хлопковое дерево, потом на пальму, потом еще на одну, бесстрашно продолжая свой воздушный путь.
Перебираться с одного дерева на другое было нетрудно, потому что деревья росли так близко, что переплетались своими ветвями. Даже и без лиан такой маневр не представлял трудностей для ловкого человека. Ищейка, которой - увы! - предстояло пасть жертвой жестоких и могучих кубинских псов, следовала за хозяином по земле и жалобно скулила.
- Эта дурашка выдаст нас! - сказал Мендоса буканьеру, воспользовавшись короткой передышкой.
- Точно, - ответил Буттафуоко, поднимая аркебузу. - Очень жаль, но ее смерть необходима.
Едва он закончил фразу, как бедная ищейка рухнула на землю, пораженная не знающей промаха пулей охотника.
- Странно! - сказал буканьер, проводя рукой по лбу. - Мне кажется, я совершил преступление. Так вот! Необходимость в лесу - вне закона.
Он перезарядил аркебузу и прислушался. Далекий лай ответил на ружейный выстрел.
- Испанцы собрали целую ватагу псов, - заключил он. - К счастью, они могут обложить нас, но достать - им не под силу.
- А полусотня, что идет за ними? - спросил граф.
Буттафуоко пожал плечами.
- Алебарды проигрывают аркебузам, - сказал он. - Я вообще не интересуюсь этими бандами. Продолжим наш путь, сеньоры. Кубинские псы взяли наш след и идут по нему; нам не следует задерживаться здесь, возле трупа моей ищейки.
Он продолжил свою дьявольскую гимнастику, скользя по веткам и лианам, то взлетая вверх, то опускаясь почти до самой земли, избегая при этом касаться ее, чтобы не оставить на почве ни малейшего следа.
Они преодолели еще пятьдесят метров и только что укрылись в листве симарубы, когда совсем недалеко послышался яростный лай.
Это появились кубинские доги. Не обнаруживая больше следов беглецов, они выражали свое раздражение отчаянным и угрожающим лаем.
- Они должны бы найти труп моей собачки, - сказал буканьер, оседлавший толстый сук подле графа.
- А если и нас обнаружат? - спросил тот.
- Не могу вам сказать, сеньор, - ответил Буттафуоко. - У этих проклятых зверюг великолепный нюх.
- Но мы сидим на очень высоком дереве.
- Вижу, - улыбнулся буканьер. - И все-таки я не абсолютно спокоен. Эти мастифы ужасны, как я вам уже говорил.
- Давайте помолчим.
- Это будет лучше для нас.
Кубинские доги продолжали яростно лаять шагах в пятидесяти. Как и сказал Буттафуоко, они, должно быть, обнаружили труп ищейки и теперь носились по лесу, отыскивая следы беглецов.
Внезапно послышался звонкий лай, отличный от других, более высокий, за которым послышался шорох листвы.
- Они пришли! - сказал Буттафуоко. - Всем молчать.
Мендоса и гасконец приникли к своей ветке, сжимая в руках аркебузы.
То же сделали и Буттафуоко с графом, стараясь оставаться невидимыми. В темноте леса слышался звонкий лай, который постепенно удалялся.
- Ушли! - сказал буканьер графу. - Теперь будьте внимательны: полусотня должна быть где-то близко, я в этом уверен.
- Она приближается? - спросил вполголоса сеньор ди Вентимилья.
- Она следует всегда за собаками. Прислушайтесь внимательно. Слышите?
- Да, легкий шорох.
- Это испанцы идут по лесу.
- А если они нас раскроют?
- Черт побери! Что у них, глаза ягуаров? - возразил Буттафуоко. - Никто из них не выстрелит в нас, уверяю вас. А теперь молчите! Это могут быть только разведчики.
Шорох усиливался, тогда как собачий лай становился все слабее. Возможно, эти ужасные мастифы нашли какой-то старый след и шли по нему с обычным упорством.
Минуту спустя из густого кустарника вышли пятеро вооруженных алебардами солдат и остановились почти под тем же огромным деревом.
- Черт возьми! - выругался один из них. - Куда это провалились эти проклятые perros?
- Они гонятся за беглецами, Алонсо, - ответил другой.
- Они могут разом задушить их! Их было трое, не так ли?
- По крайней мере, я не видел других, когда они убили нашего Сида.
- Какие же ноги должны быть у этих беглецов, чтобы преодолеть такое расстояние? Бьюсь об заклад. Это были буканьеры.
- Ошибаешься, Диас. Эти люди бежали из Сан-Доминго, и они убили этого бедного Баррехо.
- Карамба! Мы отомстим за него.
- Тише! Собаки возвращаются.
И в самом деле, лай, который несколько мгновений назад, слышался еле-еле, теперь стал отчетливей.
Ужасная свора, промчавшись по старому следу, теперь возвращалась сломя голову, неистово лая.
Прошла какая-то минута, и вот двадцать пять-тридцать собак, огромных, грубошерстных, с большими головами и немного выступающими вперед челюстями, очень похожих на американских собак, которых плантаторы Виргинии и Луизианы называют бладхаундами, подскочили к пяти солдатам в таком порыве, что чуть не опрокинули их на землю.