Она тронула за локоть бригадира, стоявшего рядом:
- Брат, о каком пленнике они говорят?
- А ты разве не знаешь, старуха Джипси?
- Я одно знаю: моих деточек в этом бою не ранило, не убило - того мне и довольно.
- Знаем, знаем, как ты любишь наших братьев Манфреда и Лантене. Да они того и стоят. Благодаря им сегодня и бежали солдаты! А Лантене особенно отличился.
- Ну да?
- Вот так. Он и пленника взял.
- Так что за пленник?
- Сам великий прево.
- Граф де Монклар? - только и смогла выговорить старуха.
- Теперь решаем, как с ним быть.
- А куда его посадили?
- А вон туда! - указал вор на одну из лачуг.
- А он никак не убежит?
Вор расхохотался:
- Сидит в подвале связанный, веревки крепкие, а дверь заперта на два оборота.
- Такого пленника так и надо стеречь, - заметила Джипси.
И тихонько отошла.
Монклар попал в плен, а взял его Лантене!
Она пошла прямо к указанной лачуге.
У дверей стоял на часах Кокардэр.
- Тебя Лантене зовет, - сказала старуха. - Я за тебя тут постою.
- Ладно, - сказал Кокардэр. - Держи ключ!
- Только дождись, когда совет кончится. Раньше он велел ему не мешать.
- Ясно, ясно…
Кокардэр ушел, посвистывая.
Джипси бросилась к себе домой. Через полминуты она вышла назад со свертком под мышкой и фонариком в руках.
Отперла подвал, вошла и заперла изнутри.
Погребов под лестницей было два.
Во втором из них она увидела Монклара: тот лежал на земле крепко связанный, с кляпом во рту. Цыганка разом вынула кляп и развязала пленного.
- Узнали меня, господин великий прево? - спросила Джипси.
- Узнал! Чего тебе надо? - ответил он в убежденье, что за ней идет толпа воров и сейчас она будет над ним глумиться.
- Это Лантене взял вас в плен?
- Да!
- Сейчас идет совет старшин - решает, как с вами быть.
Монклар пожал плечами и надменно улыбнулся.
- Все согласны отпустить вас живого и невредимого. Один лишь человек - один, слышите? - того мнения, что вас надобно казнить. К несчастью, его голос один перевесит всех остальных. Его послушают.
- Вот как? Кто же этот безжалостный?
- Лантене.
- Так я и думал. Ну что ж, пусть не медлят!
- Я вас спасу.
- Зачем же ты спасешь меня?
- Некогда сейчас объяснять, после узнаете. Только об одном прошу: не забывайте, что Лантене хотел вас повесить, а я вас спасла!
- Не беспокойся: не забуду ни того, ни другого.
Тем временем старуха развязала сверток. В нем были широкий плащ и шляпа.
- Только шпагу оставьте, - сказала она. - Шпага вас выдаст.
Монклар послушался, надел шляпу и завернулся в плащ.
- Пойдемте, - сказала Джипси, когда все было готово.
Они поднялись по лестнице.
Цыганка заперла дверь на два оборота, положила ключ в карман и вышла в переулок Спасителя.
В конце переулка она остановилась и сказала:
- Ступайте, монсеньор.
- А ты?
- А что я? Вернусь домой да и всё.
- Они же узнают, что ты меня выпустила!
- Может, узнают.
- Тогда тебя убьют. Пошли со мной - я сделаю так, чтобы ты жила лучше, чем раньше.
- Мне уже лучше не жить, - возразила она.
- У тебя так много горя в жизни?
- Больше и быть не может у человека.
- Чудная ты! - прошептал великий прево. - Не ты ли говорила со мной как-то раз, когда я ехал верхом близ улицы Сен-Дени?
- Верно, монсеньор, я.
- Ты мне тогда сказала, что Лантене тебе надобен.
- Сказала. Он мне и теперь надобен.
- А ты меня спасаешь - стало быть, знаешь, как я поступлю.
- Нет, монсеньор, не знаю.
- Ведь когда-нибудь все-таки Лантене попадет ко мне в руки.
- Может быть, монсеньор. Ну и что?
- Как "что"? Я велю его колесовать заживо. Он-то меня не пощадил бы - ты сама мне сейчас сказала.
- Сказала, монсеньор, потому что правда.
- Так Лантене тебе надобен, а ты отпускаешь человека, который его колесует?
- Что ж, монсеньор, по-разному в людях нуждаются, разве не так?
Великий прево немного помолчал.
- А что случилось с Трико? - спросил он.
- Нет его больше. Наши люди его убили, потому что он был предателем.
- А кто же им это сказал?
- Лантене.
- Ты не лжешь?
Цыганка насторожилась. Неужели Монклар ее раскусил?
- Зачем мне лгать? - ответила она, как всегда, спокойно.
- Откуда я знаю? Может, у тебя злоба на этого Лантене.
- Нет у меня на него злобы. Он мне никто. А и была бы злоба, я бы до лжи не унизилась. Если я хочу с кем расправиться, расправляюсь сама. И тогда я, монсеньор, бью наверняка, могу поклясться.
- Это так! - сказал Монклар, содрогнувшись.
Он еще немного помолчал и продолжил:
- Чего ты хочешь за мое освобождение?
- Ничего мне не нужно, монсеньор. Я вас только потому отпустила, что у всех у нас были бы большие неприятности, если бы наши люди вас убили.
- Что ж! Тогда прощай.
- До свидания, монсеньор.
Она еще с минуту смотрела ему вслед. Великий прево шел таким спокойным шагом, как будто минуту назад ему не грозила страшная опасность.
Затем старая цыганка вернулась во Двор чудес. Она подошла к костру и спокойно вступила в круг воров, обсуждавших участь Монклара. Джипси окружало некое суеверное почтение.
Полагали, что она водится с какими-то бесами, а кроме того, известно было: она, как в открытой книге, читает по звездам, "что времена во тьме скрывают под покровом", говоря пышным слогом Лафонтена. Не один вор, готовый без страха встретить виселицу, взойти, если надо, на эшафот с бравой усмешкой на устах, столкнувшись глухой ночью с Джипси, вздрагивал и хватался за какой-нибудь амулет против злой доли.
Поэтому когда она вступила в круг старшин и подняла тощие руки, призывая к молчанию, все тотчас и замолчали.
- Вы, братья, - сказала Джипси, - сейчас советуетесь насчет великого прево…
- Верно! Подай и ты свой голос!
- Мой голос теперь ни к чему. И все ваши голоса ни к чему. Нет больше великого прево во Дворе чудес. Он бежал.
Раздался страшный вопль ярости и гнева. Несколько воров кинулось к подвалу, где держали Монклара. Через минуту они вернулись и сообщили, что Джипси сказала правду.
- Не ломайте голову, как это случилось, - сказала цыганка. - Это я отворила дверь и вывела его из королевства Египетского.
Изумленный крик встретил эти слова. Джипси поспешно продолжала:
- Я отпустила его и всех нас спасла. Духи открыли мне, что если великий прево погибнет, нас перебьют. Но если я неправа - накажите меня как знаете. И если наказанием будет смерть - умру, зная, что спасла братьев.
Никто не подал голоса за наказание цыганки. Она спокойно ушла домой.
Но по дороге ее догнал запыхавшийся Лантене.
- Зачем вы спасли этого человека? - спросил он.
- Ты же сам только что на совете разве не говорил, что Монклара надобно отпустить? Я думала, что порадую тебя.
- Порадуете… Что ж, матушка Джипси, простите, что я так осердился.
- Или я правда что-то не так сделала? - спросила она. И голос ее был как-то особенно ласков…
- Разве не понимаете, - тихо произнес Лантене, - разве не понимаете: я потому просил за этого человека, что его свободой и жизнью хотел выкупить жизнь и свободу другого?
- Вот беда! А мне и в голову не пришло!
- Оставим это… Уже случилась эта беда… Но по правде, если бы кто другой это сделал, не вы - не знаю, стало бы у меня довольно духа тут же его не убить?
Тем страшней были гнев и отчаянье Лантене, что он старался говорить тихо, чтобы не перепугать старуху.
Он рубанул рукой воздух и кинулся прочь, воскликнув:
- Должно быть, я и впрямь проклят!
Джипси не тронулась с места.
- Должно быть? - пробурчала она сквозь зубы. - А кто тебе сказал, что и впрямь не так?
* * *
Отчаянье Лантене не имело границ.
С тех пор как провалилась его безрассудная попытка освободить из Консьержери Этьена Доле, он с нетерпением только и ждал штурма Двора чудес.
Он был убежден, что великий прево лично возглавит эту операцию.
План его был прост: взять в плен Монклара. А когда великий прево будет в плену, не сомневался Лантене, у него можно будет добиться свободы Доле.
Как мы видели, этот план прекрасно удался в первой части, которую Лантене основательно считал самой трудной. А потом мы видели, как из-за Египтянки сорвалась вторая часть плана.
IV. Беатриче
Покуда во Дворе чудес совершались все эти события, король и его свита, ведомые Алэ Ле Маю, прискакали к дому на улице Сен-Дени, куда Мадлен Феррон провела шевалье де Рагастена.
Король сошел с коня.
Двадцать всадников, ехавших с ним, поступили так же, и командир их тотчас исполнил распоряжения, отданные Франциском. Затем король молча позвал за собой Ла Шатеньере, д’Эссе и Сансака.
- Сударь, - сказал он офицеру, - если я кликну вас - врывайтесь в дом и, не задумываясь, убивайте всех, кто встанет на пути: и мужчин, и женщин!
Офицер поклонился, давая понять, что приказ понял и готов исполнить его, ни на что и ни на кого невзирая. Затем король подошел к двери. Она была заперта.
- Открывайте дверь, - сказал король офицеру, - только без шума.
Один из солдат по знаку офицера подошел, засунул острие кинжала в замочную скважину, и через десять минут безмолвной работы дверь отворилась.
Франциск I вошел в дом, за ним три его спутника. Внутри была еще одна дверь. Ее открыли тем же способом.
Но молчанье, царившее в доме, лишь сильней беспокоило короля.
Отчего, в самом деле, там было так темно и тихо?
Когда он поднялся по лестнице до середины, тьма вдруг рассеялась. Король быстро схватился за шпагу и поднял голову: свет ведь шел оттуда, сверху. И он увидел женщину со светильником в руке, которая с печальным и суровым достоинством глядела на него. Франциск I тотчас же узнал ее.
- Мадам де Рагастен! - воскликнул он, снимая шляпу с учтивостью, которая редко ему изменяла.
Потом улыбнулся и, уже приняв решение, громко сказал:
- Знаете ли, сударыня, мы с вами недавно расстались не слишком любезно, так что я желал бы помириться с такой превосходной особой, как вы.
- Государь, - ответила Беатриче, - я повторю вам то, что сказала в усадьбе Тюильри: добро пожаловать.
Король беспокойно огляделся. Он был готов к сопротивлению, к укорам (он ведь попал в этот дом как один из воров, с которыми в этот час сражался великий прево), так что слова Беатриче заставили заподозрить ловушку.
Франциск I обладал храбростью, доходящей до необычайной степени.
"Может быть, меня сейчас зарежут, - подумал он. - Что ж! Лучше умереть, чем попасть в дураки". И он проворно взбежал на ступеньки, остававшиеся между ним и Беатриче.
- Буду ли я иметь удовольствие говорить с господином де Рагастеном? - спросил он с поклоном.
- Господин шевалье будет очень огорчен, что его не оказалось здесь, когда Ваше Величество нынче вторично его удостоили честью…
С этими словами Беатриче посторонилась и пропустила короля. Заметив его нерешительность, она все поняла и сказала:
- Ничего не бойтесь, государь, я в этом доме одна.
Король немного покраснел и вошел вместе со своими спутниками в прекрасную и просторную, но не вполне меблированную залу.
- Как, мадам! - воскликнул он. - Вы говорите, что здесь никого больше нет?
- Совершенно никого, государь.
- Но видели, как сюда вошло несколько человек…
- И еще с четверть часа тому назад они были здесь, государь. Теперь же, как мне ни жаль, я одна, как могу, стараюсь оказать королю надлежащие ему почести.
- Где же господин де Рагастен?
- Государь, - ответила Беатриче так спокойно, что король поневоле ею залюбовался и проникся к ней уважением, - я могла бы ответить на это, что вы - первый рыцарь Франции - сейчас допрашиваете женщину, которая приехала в эту страну, прославленную непритворным гостеприимством…
- Простите меня, сударыня, - смущенно сказал король. - Но речь идет об очень важных делах, уверяю вас. И, несмотря на мое огорчение, я задаю вам вопросы, как глава правосудия этой страны, а вас настоятельно прошу отвечать. Где господин де Рагастен?
- Поскольку вы говорите как власть имеющий, государь, я вынуждена отвечать. Господин де Рагастен пошел отвести в надежное место девушку, которая нам обоим очень дорога.
Франциск I взорвался:
- Куда же он лезет! Какой-то мелкий авантюрист, ни итальянец, ни француз, и смеет еще нас учить!
Беатриче побледнела.
- Государь, - произнесла она необычайно решительно, - шевалье де Рагастен никогда никому не позволял оскорблять себя безнаказанно. Мой же первейший долг - следить, чтобы его не могли оскорблять в его отсутствие. Но так как я женщина и не имею средств препятствовать четырем мужчинам быть наглецами - я удалюсь, чтобы не слышать дальнейшего.
- Не уходите, сударыня! - воскликнул король. - Вы сейчас произнесли очень дерзкие слова, но, как вы сами сказали, вы - женщина, и я не прибегну к мерам наказания, на которые имею право, - не дай того Бог. Не уходите, я буду выбирать слова и надеюсь на то же и от вас.
- Ваше Величество можете быть в этом уверены, - ответила на это Беатриче.
Король немного помолчал.
- Сударыня, - сказал он, - сейчас в усадьбе Тюильри я сказал вам ясно, что Жилет - моя дочь. Вы мне верите?
- Охотно верю, Ваше Величество, тем более что Жилет сама рассказала нам всю свою историю.
- Итак, шевалье де Рагастен знает, что она моя дочь, что я ищу ее - и увозит ее, похищает, прячет! Не ссылаясь уже на другие свои права, скажу вам, сударыня: я не так поступил с шевалье, когда он приходил ко мне с просьбой помочь найти его сына… вашего сына, сударыня!
- Государь, шевалье говорил мне о благосклонном приеме, который вы благоволили ему оказать, и я всячески уверяю Ваше Величество в его и моей признательности.
- Не сомневаюсь, сударыня, но странным образом поступает шевалье в доказательство этой признательности!
- Господин де Рагастен только сейчас спрашивал Жилет, хочет ли она, чтобы ее отправили в Лувр. Если бы она сказала "да", государь, шевалье был бы готов доставить вам ваше дитя.
- А она что сказала? - поспешно спросил король?
- Что лучше ей умереть…
Франциск I повесил голову.
- Неужели она меня так ненавидит! - прошептал он.
Но тут же гнев опять овладел им.
- Пусть так, - сказал он. - Господин де Рагастен куда-то отвел мою дочь. Но я желаю знать, куда он ее отвел.
- Не знаю, государь.
- Нет, знаете, сударыня! Вернее, вот что: поведение ваше, ваш голос, смущенный ваш взгляд - все мне говорит, что вы со мною лукавите. Итак, я желаю, чтобы вы мне сказали все в точности, или…
- Что "или", государь?
- Или я накажу вас одну. Стало быть, вы утверждаете, что шевалье здесь нет?
- Да, государь.
- И Жилету он увел?
- Да, государь!
- Превосходно. Он лишил меня дочери - я его лишаю жены. Извольте собраться и следовать за нами, сударыня.
- Как, государь, вы смеете…
- Я все смею! - злобно сказал король. Я вас арестую, сударыня. Когда шевалье де Рагастен вернет мне дочь, я верну вам свободу - в этом клянусь, но клянусь и в том, что шевалье не увидит вас, покуда я не увижу Жилет.
- Государь, вы недостойно злоупотребляете силой!
- Нет, сударыня, я очень милосерден.
- Государь, я уступлю только силе, и мы посмотрим, могут ли во Франции четыре дворянина поднять руку на женщину.
- Ничего, смогут! - воскликнул король в припадке ярости.
Он махнул рукой своим дворянам, и те без колебаний набросились на Беатриче. Она закричала.
В этот миг дверь отворилась и появилась Жилет. Вся белая, словно лилия, но твердым шагом девушка направилась к ошеломленному королю.
- Государь, - сказала она, - я готова следовать за вами.
- Бедное дитя! - воскликнула Беатриче.
- Увы, сударыня! Я обречена… И тем больше мое несчастье, что я могла бы стать причиной вашего. Государь, - обратилась Жилет к нему, - в первый раз я явилась к вам, чтобы спасти человека, который доверился мне. Смею думать, что на сей раз за моим появлением в Лувре не последует вскоре арест шевалье де Рагастена, как тогда - арест Этьена Доле.
- Дитя мое, - ответил король, волнуемый множеством чувств, - арест Доле - дело политическое. Что же до шевалье, клянусь вам: его никто не тронет.
- Прощайте, сударыня, прощайте, милая благодетельница! - воскликнула Жилет, бросаясь в объятия Беатриче.
- Государь, - сказала жена шевалье, - то, что вы нынче сделали, отвратительно. Берегитесь, как бы вам не заплатить за это дурное дело каким-нибудь большим несчастьем!
Король содрогнулся, но ничего не сказал, а только холодно поклонился и затем обратился к Жилет:
- Дитя мое, у вас против меня несправедливое предубеждение. Пройдет немного дней, и, надеюсь, я рассею их своей к вам любовью. Ла Шатеньере, подайте руку герцогине де Фонтенбло.
Ла Шатеньере поспешно повиновался и схватил Жилет под руку. Та безропотно повиновалась.
Король еще раз с суровым видом поклонился Беатриче.
- Сударыня, - сказал он, - я обещал этой девушке не трогать господина де Рагастена и сдержу слово. Но послушайте меня: посоветуйте ему поскорей возвратиться в Италию.
И он вышел, твердя про себя:
- Больше уж ее у меня не украдут!