Содержание:
Братья 1
Гунны 2
Поляне и уличи 4
Слово про короля Божа 6
Рось 8
Родень 10
Гнев Перуна 13
Ночь над Россью 14
Аттила 15
Межамир 19
Купала 20
Княгиня Искра 25
Перед грозой 26
Наконечник стрелы 29
Красное корзно 34
На новой земле 39
Спасение 42
Снова тревога 44
Поединок 47
Примечания 53
Владимир Кириллович Малик
Князь Кий
И были три брата: один по имени Кий, другой - Щек и третий - Хорев, а сестра их - Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорев на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоревицей. И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве.
"Повесть временных лет"
Братья
Четыре всадника в белых полотняных рубашках, держа в руках короткие копья, выскочили из густой зеленой рощи и помчались наперерез табуну сайгаков, что узкой звериной тропинкой поднимались после водопоя на крутой берег. Перепуганные животные на какое-то мгновение замерли. Куда убегать? Потом табун разделился. Задние прыгнули в воду и поплыли к противоположному берегу, а передние, как желтые вихри, помчались в степь. Но еще быстрее просвистели в воздухе острые копья. И каждый из них нашел свою жертву! Четыре сайгака упали на мягкую траву, забились в предсмертных судорогах. Истошный вскрик рассек полуденную тишину.
Один из всадников, старик, с длинным седым чубом, спрыгнул с коня, вытащил из кожаных ножен нож с широким лезвием.
- Не теряйте времени, отроки! Перережьте жилы - выпустите лишнюю кровь, чтобы не испортила мяса! Но смотрите - не повредите шкуры!
Отроки, двое из которых имели уже молодые рыжеватые бородки, тоже выхватили ножи, и каждый ринулся к своей добыче. Ловкий взмах - и из перерезанных шей струйками забила ярко-красная кровь. Ловцы вытерли о траву ножи, разделали добычу вместе. Старик стал ногой на сайгака, поднял вверх тяжелые узловатые руки. Седая грива длинных волос развевалась под дуновением легкого ветерка. Из-под корявых, тоже седых, бровей, которые резко выделялись на загоревшем морщинистом лбу, в небо глянули по-молодецки ясные глаза.
- О ясноликий Хоросе-Свитовите , и ты, грозный Перуне, вы слышите меня?… Это старейшина рода русов, что из племени полян, богобоязный Тур, обращается к вам… Благодарю вас, боги, за то, что вложили в мои руки силу, а в глаза - дальнозоркость! А еще благодарю за то, что наслали под мое копье и под копья моих сыновей, - Кия, Щека и Хорева - желанную добычу! Часть ее по праву принадлежит вам, боги, и вы получите требу , как только мы прибудем домой…
Тур еще раз проникновенно глянул на синее безоблачное небо, где ослепительно сияло солнце, и велел сыновьям собираться в обратную дорогу.
Братья переглянулись между собой, и вперед выступил Кий.
- Отче, добыча наша большая… Боги помогли нам, и мы, преисполненные гордостью, можем возвращаться назад. По-видимому, ни один ловец из нашего рода не сможет сегодня похвастаться таким успехом… Но, отче, не только по мясо и шкуры вышли мы в степь! Если б только из-за этого, то не надо было бы причинять себе столько хлопот. Имеем дома, хвала богам, и коней, и скот, и свиней, и овец, и разной птицы, достаточно! Забили бы овцу или быка - да и имели бы мясо… Нам хочется еще поскакать по степи, погонять зверье, пострелять из луков и размять застоявшихся скакунов. А на заутренне мы вернулись бы домой, отче. Позволь!..
- Позволь, отче, - повторили Щек и Хорев.
Старый Тур пристально глянул на сыновей. Теплая волна хлюпнула в сердце. Они стояли послушно, ожидая его ответа. Три красавца - будто три крепких молодых дубка! Такие похожие - и такие неодинаковые!.. Вот о десну стоит Кий - самый старший, надежда и гордость старейшины и всего рода. Как он похож на него, на отца своего! Высокий, статный, широкоплечий, загоревшее румяное лицо.
Откровенный взгляд голубых, как небо, глаз, всегда теплых и ласковых, и в гневе неколебимых и твердых, словно кремень. Над высоким чистым челом - тяжелая грива русых волос… Среди руссов почти все русые и светлоглазые. Недаром же говорят, что по-ромейски слово русс или росс означает красный, рыжий, светлый. Может, потому так и наша светловода Рось прозвана? И род наш - русь!.. Да нет у кого нет такого роскошного чуба, как у Кия. Это уже от покойной матери - Билыци. Белочки, как называл он когда-то ласково свою покойную жену… Сколько же это Кию лет? Вероятно, двадцать еще и один!. Уже немало! Женить парня пора. Но все не выберет себе девушку. За хозяйством, охотой и военными упражнениями никогда ему… Гай-гай, как бежит время! И не заметил, когда полсотни лет стукнуло. Еще немного - да и умирать пора. Мужчины редко доживают до такой старости. Разве очень посчастливится… А то все погибают молодыми: от болезней, на охоте, на войне…
Посредине - Щек. Он средний… Ох, этот Щек! Не парень, а огонь! Горячий, зажигательный, просто неистовый! Задень - так и вскинется! Никому не смолчит, даже отцу… Зато какой способный к пению, к музыке: запоет на Роси - эхо отзовется на Днепре. Лучше его никто не заигрывает на свирели и на гуслях. Без него ребята и девушки не раскладывают купальских очагов, не водят хоровод, не пускают венков по реке… А теперь он такой послушен! Склонил покорно хорошую кудрявую голову, которая блестит свежей бронзой, опустил наземь глаза. Но Тур знает: и сейчас в его прикрытых длинными ресницами зрачках скачут, язычки искр, шаловливые огоньки…
Потом отец переводит взгляд на наименьшего сына. Хореву семнадцать лет. У него еще вместо бороды - золотистый пушок. В припухлых губах - детская наивность, а в глазах, таких синих, как весенний ряст , - непостижимое удивление, будто он впервые увидел свет. Однако невзирая на молодость, он имеет сильные и умелые руки: кует железо и изготовляет из него серпы и ножи, наконечники для копий и стрел, тешет дерево, месит глину и вылепляет из нее горшки и миски. А стрела из его лука летит на несколько поприщ и там еще имеет силу пронзить сырую шкуру быка…
Сыновья!
Тур довольно жмурит глаза.
Кий сдержанно говорит:
- Сам, отче… Положим их на запасных коней - да и поедешь понемногу… А мы останемся на день или на два, - может, подстрелим еще что-либо. А потом вернемся домой, на наш Каменный Остров.
- Не легким будет старому отцу вот такой обратный путь - пробурчал притворно сердито Тур, но тут же его лицо прояснилось. - И уже чего не сделаешь для деток, - оставайтесь! Только не зарывайтесь далеко, чтобы не попали под стрелу гунна!
- Благодарим, отец, - поклонились сыновья. - За нас не беспокойся - не маленькие!
- Тогда собирайте же меня в дорогу.
Братья связали бечевками ноги сайгакам и, соединив их попарно, перебросили коням через спины, и Тур, не теряя времени, отправился на север.
Постояв на холме, пока отец спрятался за ближайшей рощей, братья повернули в противоположную сторону.
- Кий, ты обещал как-то показать нам гнездовище стрепетов и устроить ловлю на этих пугливых птиц, - обратился к старшему брату Хорев. - Так, может, поедем? А?
- Это не близко. Придется ночевать. Да, может, и не одну ночь!
- Ну, и что? - встрял в разговор Щек и тряхнул своим золотисто-рыжим чубом. - Разве впервые ночевать в степи?
- Поедем, брат, поедем! - стал уговаривать Хорев. - Это же так интересно!
Он смотрел на Кия по-детски умоляюще, и сердце старшего брата не выдержало.
- Ну, что же - поедем!
Ребята обрадовались и ударили коней.
- Но-о!
На следующий день, в полдень, преодолев неблизкий путь, они очутились в совсем диких местах.
Перед ними открывалась волновая равнина, на которой среди яркой зелени трав темнели островки рощ и перелесков. Впереди, напуганные фырканьем коней, срывались степные птицы. Иногда выскочет из-под куста заяц и, прижавши уши, быстро мчится прочь или в бурьянах промелькнет рыжий хвост лисы. Вдали проносились, как вихри, косяки тарпанов - диких коней.
Но эта дичь не привлекала внимания ловцов. Только тогда, когда далеко впереди вспорхнули несколько стрепетов и с тяжелым шумом полетели над землей, братья сняли из-за плеч луки и выхватили из колчанов стрелы. Стрепет - тяжелая красивая птица - всегда привлекательная добыча для охотника. Его нелегко подстрелить, потому что он умело прячется в густых бурьянах.
И издалека слышит опасность, и если кому повезет, тот лакомится вкусным жареным мясом.
На горе, среди кустов и высоких бурьянов, Кий дал знак остановиться.
- Здесь гнездовище стрепетов…
В то же мгновение фыркнул конь - и впереди сорвалась большая сытая птица. Против солнца ослепительно блеснули белые перья крыльев и такая же белая полоска вокруг темной шеи.
Одновременно вскинулись луки - полетели три стрелы. Брызнули веером перья. Стрепет клюнул клювом вниз и комом упал наземь.
Хорев соскочил с коня - поднял над головой добычу. Радостно засмеялся:
- Здорово! Моя стрела, братья! Я попал!
- Твоя, брат, - сказал, спешиваясь, Кий и улыбнулся, видя, как радуется Хорев. - А моя и Щекова, по воле богов, попала в чистое небо… Жалко стрел - не так много имеем.
- Я сейчас найду их, - воскликнул Хорев привязывая стрепета себе к седлу. - Они полетели вон за те кусты, к яру! Я мигом разыщу и принесу!
Он не мог скрыть радость от успеха, и ему хотелось сделать приятное, смущенным неудачей, братьям. Бросив повод своего коня Щеку, он побежал к корявым зарослям боярышника.
- Какой еще ребенок наш Хорев, - сказал задумчиво Кий. - Будем беречь его, Щеку, от злого глаза, недобрых духов и разной напасти!
- Пусть бережет его Световид, - согласился Щек. - А мы глаз с него не спустим!
Хорев исчез за кустами. А через какое-то время оттуда донесся его приглушенный и взволнованный голос:
- Кий, Щек, ко мне! Ко мне!
- О боги! Что там случилось? - воскликнул встревоженно Кий. - Неужели мы своим разговором наслали на парня злые силы?
Оба старших брата вместе ринулись вперед. Обдирая кожу о колючки, пробрались сквозь заросли боярышника, шиповника и хмеля и очутились над глубоким обрывом. Здесь увидели Хорева, который из-за куста смотрел вниз.
- Ну, что там? Чего звал?
Хорев повернул к ним побледневшее лицо.
- Посмотрите, чужестранцы!
И он острием копья показал в глубину темного оврага.
Гунны
В полночь из-за далекого, покрытого ночной мглой небосклона выкатился круглый красноватый месяц и скупо осветил страшное кровавое поле брани.
На широком холмистом поле, поросшем серебристым ковылем и остропахнущей терпкой полынью, темнели кучи мертвых тел, блуждали оседланные кони, которые потеряли своих хозяев, раздавались приглушенные стоны раненых, слышались проклятия и хрипы умирающих. Везде лежало беспорядочно разбросанное оружие - луки, копья, сабли, щиты, булавы, короткие крицы и бронзовые мечи, их никто не собирал: побежденным было не до того, а победители, закончив битву поздно вечером, по-видимому, отложили это занятие до следующего дня.
Месяц медленно поднимался все выше и выше, безразличным мутным глазом поглядывая на то, что делается на земле.
Неожиданно из окутанной туманом степной балки вынырнул невысокий простоволосый отрок в белой вышитой рубашке, подпоясанный узким ременчатым поясом, и, крадучись начал приближаться к полю брани.
Здесь, на бугорке, он остановился, высунул из бурьяна, как суслик, вихрастую голову и осторожно огляделся вокруг.
Дозорных нигде не видно. Зато вдали, на пологом берегу неширокой реки, отрок увидел враждебное стойбище. Там горели костры, озаряя островерхие шатры и телеги с пожитками, ржали кони, ревели верблюды. Легкий ночной ветерок доносил сладковатый запах конины, которая варилась в казанах.
Отрок некоторое время выждав, а потом, опять нырнув в бурьян, крадучась начал перебираться от одной кучи тел к другой, где побежденные лежали вперемешку с победителями. Часто останавливался, заглядывал в искаженные смертью и болью лица погибших и раненных но, не найдя того, кого искал, переползал дальше.
Немало времени потратил он на эти поиски. Бросался то в одну сторону, то в другую. Месяц помогал ему - поднимался все выше и выше и светил все щедрее и щедрее. Но отрок в отчаянии только разводил руками - в какое лицо не заглянет, не тот, кого он ищет! Не тот.
В конечном итоге устав и отчаявшись, сел на землю и охватил голову горячими ладонями.
Сидел долго, не зная, на что отважиться. Не переворачивать же всех убитых, потому что их здесь сотни, если не тысячи.
Вдруг он услышал стон. Такой тихий, что мог бы потеряться среди многих других, если бы не показался парню очень знакомым и не пронизал сердце радостью и надеждой.
Отрок мигом подхватился и, забыв, что надо прятаться от враждебного дозора, ринулся к достаточно большой куче тел, откуда доносился тот стон. Быстро расбросал убитых, которые лежали сверху, и увидел немолодого уже воина в окровавленной рубашке.
- Отче! Князь! Ты? - вскрикнул радостно. - Живой? Слава Даждьбогу и Перуну! Слава Купаве и Велесу и всем богам - живой! Живой уличский князь Добромир! Живой отец мой!
- Боривой, сынок, помоги мне подняться.
Отрок помог и только теперь, когда отец сел, с ужасом увидел, что тот изнывает от ран: левая нога выше колена пронизана копьем, а в груди торчит гуннская стрела.
- Ожидай, отче! Я сейчас позову наших на помощь! - и Боривой, приложив ладони ко рту, закрякал дикой уткой.
В ответ тоже послышалось:
- Кря, кря, кря!..
- Идут… Дубок, Горицвет и Всеслав, - объяснил он. - А около коней остались мать и Цветанка. Вот и все, кому посчастливилось спастись. Братья мои, княжичи Богомил и Гордомысл, говорят, погибли. Горицвет видел, как гунны посекли их саблями. Стрый Пирогаст и вуй Братислав полегли тоже, - я нашел их мертвые тела, когда искал тебя. Все лучшие мужья наши положили головы - и Хранимир, и Стоян, и Русота, и Живослав, и Рябовол. Не ведаю, или и остался кто. Может лишь те, кому посчастливилось убежать в степь…
- Боже, боже, - прошептал отчаянно князь Добромир.
- Мы решили направиться к полянам. Но досадно нам стало при мысли, что завтра гунны, когда будут добивать наших раненых и делить добычу найдут уличского князя - живого или мертвого - и надругаются над ним. Вот почему - хвала богам - я здесь!
- Спасибо, сынок, - князь притянул отрока к себе и поцеловал в растрепанную голову. - Не знаю, как и дожил бы я до утра. А теперь - имею надежду.
К ним подошли три молодых воина. Крепкие, стройные. Около поясов, в кожаных чехлах, - короткие мечи, за спинами - щиты, луки и колчаны со стрелами, в руках - копья. Увидели князя, обрадовались:
- Живой наш князь! Живой! Слава богам!
Двое из них мигом скрестили копья - князь сел на них, обняв юношей за плечи. Те распрямились - быстро понесли его, переступая через раненых, обходя кучи мертвых.
В балке ждали две женщины с конями. Одна, старшая, лет сорока, а вторая была совсем молодая девушка.
Увидев князя, обе кинулись к нему.
- Ладо мое дорогое! Раненый! Тяжело? О, боже! - вскрикнула старшая и прижала его голову к своей груди. Увидела стрелу в ране - начала осторожно вытягивать. - Я сейчас, сейчас. Потерпи немножко, красное ладо мое!..
Она осторожно вытянула стрелу без наконечника, который остался в ране, сняла с головы полотняный платок - туго перевязала князя. Делала все ловко, с умением, ее крепкие пальцы нежно притрагивались к княжескому телу, будто боялись доставить лишнюю боль. Губы поджаты, суровы, в глазах - твердость и решительность. И только когда закончила, из них брызнули слезы.
Князь погладил жену по пушистым русым косам, обнял за плечи.
- Не плачь, Искронька. Ведь - живой. А раны - пустое. Заживут. Не скорби, княгиня. Выздоровею - соберу своих угличан. Значительно позже тюрки назвали ее Буджаком, который тоже значит, - угол. Тогда, может, отсюда и происходит этноним "уличи", образованный из первобытного "угличи"?) и опять сойдусь с каганом Ернаком в поле, встану с ним на противоборство… И, может в следующий раз боги помогут мне. - Он говорил отрывисто, с натугой. Притянувши второй рукой дочку, поцеловал ее в голову. - И ты вытри слезы, Цветанка!.. Не надо плакать над живым. Поплачем над теми кого уже нет с нами и чьих дорогих голосов мы уже никогда не услышим, - над княжичами, над родовичами, над моими воями павшими.
Они обнялись и какую-то минуту находились в безутешном горе.
Тихо светил месяц, висело над ними синее звездное небо. Сюда, в глубокую балку, не долетали стоны раненых с поля брани, не доносились переклички вражеских дозорных, не доносился тысячеголосый гомон гуннского стойбища. Только надоедливое жужжание комаров, крик напуганной птицы и задумчивое квакание лягушек в небольшом, заросшем кувшинками озерце, нарушали степную тишину.
Наконец князь Добромир поднял голову:
- Достаточно! Трогаемся!
Ехать верхом он не мог, и его положили на крепкую попону привязанную между двумя конями. Боривой подал знак - и отряд беглецов тронулся в дальний неизвестный путь.