- Князьям - начинать! Пусть ударят по бокам и с тыла!.. Поляне - стоять насмерть!
Гуннский клин стремительно приближался. Сначала поляне встретили его тучей стрел, затем - забросали копьями с близкого расстояния. Клин сразу значительно "надщербился", десятки всадников - с лошадьми или без них - со всего размаху шлепнулись на землю.
Но это не остановило гуннов.
И тогда в бой вступили ратники с копьями. В последний момент, когда уже послышалось тяжелое дыхание гуннских коней, они вдруг подняли навстречу нападающим острые, как мечи, железные наконечники, насаженные на длинные крепкие древки, и с хрустом разодрали грудь и животы коням и всадникам. За какую-то короткую минуту образовался высокий завал из раненых лошадей и мертвых людей. Но гунны на это не обращали внимания - напирали все сильнее и сильнее, пытаясь вогнать острие клина как можно глубже в полянские ряды.
Кий вместе с братьями и младшей дружиной оказался в самой гуще боя. Отроки сражались упорно. Недаром он так настойчиво обучал их военному ремеслу. Теперь это пригодилось. Ребята под первым натиском гуннов подались чуть назад, но строя не разомкнули и врага в тыл себе не пропустили. Умело защищаясь щитами, они кололи нападающих копьями, рубили боевыми топорами, железными булавами разбивали лошадям головы, а мечами вспарывали животы, и те, падая, придавливали своим весом всадников.
- Бейте их, братья, бейте! - гремел голос князя Кия. - Ни шагу назад! Рубите псов бешеных! Победа близко!
Он наносил молниеносные удары тяжелым боевым топором и прокладывал дорогу своим товарищам. Ненависть, которой наполнилось его сердце еще на поле боя под Родней, и радость, что забурлила в груди, когда узнал о спасении Цветанки, удваивали его силы. Он забыл об опасности. Шел напролом, кроша и сокрушая все на своем пути, и вел за собой своих воинов.
Как буйный предгрозовой вихрь, как черный степной смерч, так забурлила, заклокотала, занеистовствовала кровавая битва на широкой Росавской поляне. И с одной стороны, и с другой падали убитые и раненые. Поляне не отступали ни на шаг. Непрерывно вырывались из их разгоряченных глоток боевые кличи, горели яростью и победой глаза, а крепкие руки ни на секунду не прекращали поражать врагов. Передним рядам, принявших на себя главную тяжесть боя, всеми силами помогали задние - замещали погибших, выносили раненых, засыпали стрелами через головы передних бойцов гуннских всадников.
Гуннам так и не удалось прорвать плотные глубокие ряды полян. А ведь они всегда всю надежду в бою возлагали на первый удар. Не получалось - бежали. Так и теперь. Потеряв несколько сотен лучших воинов, а главное, потеряв надежду на скорую победу, они уже дрались без запала и часто поглядывали назад - не будет ли приказ об отступлении?
Внезапный перелом наступил тогда, когда, перекрывая шум боя, над полем битвы раздался чей резкий гортанный зов:
- Хе-хек!
Он заставил гуннов, которые все еще яростно сражались с полянами, отхлынуть назад, повернуть лошадей и пуститься наутек.
Кий понял: что в крылья и в тыл Ернаку ударили князья Гордомысл и Ходот. Итак, теперь - в наступление! Добить ненавистного врага!
- Вперед, поляне! Вперед!
Ломая строй, поляне быстро помчались вдогонку за конниками, которые в облаке пыли сбились в кучу и напрасно старались, как можно скорее вырваться из тесного клубка на широкий степной простор. Пешие преследователи догоняли их, подсекали коням сухожилия ног, а потом без сожаления убивали ошалелых всадников, которые упали на землю.
Медленно бой продолжал разгораться. Теперь уже оборонялись гунны и оборонялись отчаянно, отчаянно пробиваясь из окружения. Как рой вокруг матки, так сбились они вокруг кагана, всеми силами защищая его от славянского копья или случайной стрелы.
Кию подвели коня. Он быстро вскочил в седло - окинул взглядом бурлящую битву. Слева - рубились воины из-за Десны и Сейма, справа - из-за Припяти и Здвиж. Они зажали гуннов в медвежьи объятия так, что у них трещали кости. Воины упорно шли друг другу навстречу.
Сзади гуннов подпирали мечами поляне.
- Славно! Славно! - прошептал довольно князь Кий. Вдруг в глубине вздыбленной, завихренной гуннской орды он увидел малиновый верх собольи шапки. Каган Ернак! Так вот где ты, степной разбойник! Вот как зажали тебя объединенные силы славянских племен! Теперь не уйдешь! А если и убежишь, то не захочешь возвращаться сюда! Теперь отольются тебе слезы уличского князя Добромира и его соплеменников! Воздастся сторицей кровь княжича Радогаста и всех полян, которые полегли от гуннских стрел и сабель!
- Друзья! - крикнул Кий, показывая мечом в середину орды. - Достаньте-ка мне того старого пса Ернака! Поднимите его на копья! Пусть все видят, что пришел ему конец!
Ободренные этими словами, воины снова бросились вперед, прокладывая себе мечами дорогу сквозь страшную давку. Через головы всадников юркнул рой стрел в направлении, показанном Кием, - а может, которая и попадет в кагана.
Но достичь цели не сумела ни одна стрела, не успел пробиться к ней ни один полянский меч. Отчаянная конная атака на стык северян и древлян увенчалась наконец для гуннов успехом. Орда хлынула в пролом, как вода в лоток, - в степь, подальше от поля битвы, от гибели или плена.
Когда кольцо вокруг тех, которые не успели убежать, снова сомкнулось, Ернака уже в нем не было - его там и след простыл. Окруженные же недобитки Ернаковых воинов сдаваться не хотели и устроили яростное сопротивление. Но длилось оно недолго. Засыпанные со всех сторон стрелами, гунны падали вниз, как спелые груши в бурю, и умирали в окровавленном бурьяне, растоптаные копытами своих же лошадей.
В конце концов битва угасла, зачахла, сама собой прекратилась. Над страшным, хмурым полем брани, над всей Росавской поляной, начала медленно западать какая-то необычная, торжественная тишина. Даже стоны раненых воинов и мучительное ржание раненых лошадей после всего этого крика, гамма, лязга, клекота, бушевавших здесь несколько минут назад, не могли ее уже существенно нарушить.
На середину поля медленно сходились, стекались уставшие, но радостные победители. Полотняными рукавами рубашек вытирали потные лица, а травой - окровавленные мечи и с каким-то изумлением, удивлением и страхом смотрели на темные груды вражеских тел, на убитых лошадей и разбитое оружие. Неужели это они совершили такое чудо?
Над ними в чистом голубом небе спокойно, величаво катилась золотое колесо Даждьбога.
Когда все собрались, Кий, не слезая с коня, протянул к солнцу руки и, не стесняясь радостных слез, выступивших на его лице, громко, на всю Росавскую поляну, воскликнул:
- О светлый-пресветлый Хорос, ясный Световид, великий и добрый наш Даждьбоже! Видишь сыновей и внуков своих - в славе-победе, свободных на свободной земле, а врагов - разбитых, униженных, оскверненных! Славим тебя, вечный Даждьбоже, и спасибо тебе за то, что вложил в наши сердца мужество, а в руки - силу, что даровал нам победу и не прервал нашу родословную!.. А вам, князья, и вашим воинам, - обратился он к Гордомыслу и Ходоту, - спасибо за братскую помощь, без которой не преодолеть бы нам гуннов! Вы храбро сражались за нашу землю и за нашу свободу! И не один ваш витязь положил за это свою голову! Слава и честь всем вам, живым и мертвым, кто совместно с нами победил сегодня кровавого Ернака, который мечтал стать новым Аттилой и бросить наши племена себе под ноги в вечное рабство!.. И еще хочу сказать: союз наш нынешний хорошо послужил нам сегодня! Поэтому необходимо помнить о горькой судьбе короля Божа и будем верны этому союзу и дальше, потому что не перевелись на свете желающие поживиться чужим богатством, захватить наши земли, а нас и роды наши вырубить на корню!..
- Будем, князь! - откликнулись Гордомысл и Ходот. - Да и других привлекать!
- Прекрасно, - сказал Кий и повернулся к своим родовичам: - А теперь обращаюсь к вам, поляне, соплеменники мои дорогие! Сейчас мы избежали страшной опасности и стали свободными людьми. Каждый желающий, может со своими родами возвращаться назад, на обжитые родительские места. Собирайте рожь-пшеницу, вспахивайте землю и сейте ее новым зерном, лелейте чад своих, ухаживайте за старыми… Но никогда не забывайте, что обязаны жизнью - тем, кто пал сегодня на поле этом, твердости духа нашего, мужеству ратному и союзу с племенами братскими! Чтобы жить, - на этом стойте, пока будет мир и солнце на земле!
Сомкнулись воины, подняли вверх копья, мечи, топоры и, потрясая ими, одобрительно закричали:
- Слава Кию! Слава победителю гуннов! Слава князю нашему!
* * *
Увидев, что гунны прорвались, старейшина Межамир со своей небольшой дружиной бросился им наперерез, чтобы закрыть выход в степь. Несмотря на бремя лет, бежал он быстро, держа в одной руке щит, а в другой - меч. Под порывом ветра развевались его длинные седые волосы и хлопотала полотняная, вышитая черно-красным кружевом рубашка.
- Скорее, ребята! Перехватите-ка мне Ернака! Не упускайте степного хищника из рук! - кричал он своим воинам, которые обгоняли его. - Ведь другой такой возможности, может, не случится!
И воины ринулись вперед.
Но тут же остановились: старейшина вдруг споткнулся, потерял равновесие и упал навзничь на землю. В грудь ему, под самое сердце, вонзилась острая гуннская стрела. Его подхватили под руки - не дали упасть, вынесли на невысокий холм и положили на истоптанную зеленую траву.
Атака днепровских русов захлебнулась. Напуганные гунны вихрем вырвались из окружения и со всех ног помчались в поле, спасаясь от неминуемой смерти или плена.
А старейшина Межамир лежал на земле со стрелой в груди, молча смотрел в светло-голубое безоблачное небо и думал о смерти.
Вот, где настигла она его! Вот, когда оборвалась нить его жизни!
О, преславный Даждьбоже-Световид! И ты, Роде, защитник Полянского племени! Много тропинок-дорожек исходил старый Межамир - и по своей воле, и не по своей, во многих краях побывал, много зла испытал и хорошего изведал, а теперь пришло время расстаться с белым светом! Родовичи положат его мертвое тело вместе со многими другими телами тех, кто погиб сегодня в бою, на костер - и огонь сожрет его! И полетит он коптящим дымом под небесами, развеется в бесконечности пространства и времени, а очищенная от плоти душа, потеряв привычную оболочку, переселится в кого-то другого - или в человека, который только что где-то родился, или в животное, или в зверя, а может, деревом станет или свободной птичкой, что носится в вышине… Это уже зависит от воли или прихоти богов… И будет жить она вечно, так перекочевывая из одного живого существа к другому… Только его, Межамира, уже больше не будет…
Боль, как огнем запекла в груди, прервала течение его мыслей. Он посмотрел на воинов, на их расстроеные потемневшие лица и тихо, но разборчиво сказал:
- Позовите князя Кия!
Кто-то сразу бросился на поле битвы, откуда доносились радостные клики, а старейшина закрыл глаза и мысленно перенесся в родной поселок над Почайной, на Подоле, представил другие поселки русов над Днепром, и щемящая тревога обвила его сердце. Что будет с его родами? Кто станет после него старейшиной? Были бы сыновья - не беспокоился бы. Но увы! Одного за другим призвали их боги к себе, а внуки не доросли еще - на них нельзя положиться…
Потом вспомнил старшего брата Тура.
Дружно жили они в молодости. Любили друг друга, ибо было их только двое, и совместно держали старшинство в племени русов. И лишь один раз не послушал старшего брата - не вернулся после разгрома гуннов на Рось, а остался с близкими родами на Днепре. Разгневался тогда Тур, ибо считал, что разъединение племени подрывает его силу. А чего было гневаться? Мог бы остаться тоже - вот и жили бы вместе!.. Однако Тура уже нет, и ему, Межамиру, недолго жить, а племя так и до сих пор разобщенное: Кия после сегодняшней победы, пожалуй, потянет на родительские места…
Боль снова прервала его мысли, грозовой тучей застило солнце. Неужели конец?
Послышался быстрый топот множества ног. Межамир с трудом поднял отяжелевшие веки. К нему приближался с братьями Кий. Подошел. Нагнулся - и, не веря себе, прикоснулся пальцами к белому оперению стрелы.
- Дядя! Как же это? - воскликнул приглушенно, изумленно. Межамир остановил его.
- Не трогай! Пока она в ране, я могу говорить, а вынешь - душа моя мгновенно выпорхнет из тела… Мне же надо сказать тебе несколько слов перед смертью!
Кий поднял голову умирающего.
- Говори, отец, я слушаю…
Межамир положил руку Кию на предплечье.
- Князь, поздравляю тебя с победой… Не посмеют теперь недобитые Аттилы снова напасть на славянские племена… Потому что хороший отпор получили!
- Хороший, дядя! И твоя немалая заслуга в этом!
- Обо мне уже речи нет… Сам видишь… А вот, что будет с родом моим - это тревожит меня… Ты со своими людьми вернешься на Рось - реку предков наших, а мои останутся, как отломленная ветка…
- Но ты сам этого хотел, дядя! Покойный отец рассказывал об этом не раз…
- Было такое… Потому что очень полюбил я те места над Днепром… И родовичи мои облюбовали - все добровольно остались там, никого я не заставлял… А теперь прошу тебя - возьми их с собой!.. Если племя русов хочет быть сильным, то оно должно быть единым!
- Я не могу взять твоих людей с собой, дядя…
- Почему? - встревожился старейшина.
- Потому что хочу со своими родами, как и ты некогда, сесть над Днепром, на твоих горах. Тоже облюбовал те места!
- Правда? - Аж вскинулся Межамир, и легкая улыбка смягчила его посуровевшее лицо. - Ты остаешься?
- Да, я долго думал, присматривался и решил, что там будет середина земли моей!
- А если род не захочет?
- Я же князь!
Против этого Межамир не смог ничего возразить. Вдруг внутренним зрением и ощущением умирающего понял силу духа своего племянника. Это не добродушный Божедар и даже не расчетливый, рассудительный Тур. В этом молодом сильном воине счастливо сочетались и доброта, и ум, и смекалка с твердостью сердца, без которой невозможно властвовать над племенем. Счастливый Тур - оставил такого сына!
А вслух сказал:
- Тогда я могу спокойно умереть - судьба племени в надежных руках! В твоих руках, Кий! - и повернулся к своим воинам: - Слышите, сыны?… Вот моя последняя воля - отныне вашим старейшиной и князем будет Кий, племянник мой! Ему вручаю власть над нашими родами русов поднепровскими! Слушайтесь его, как меня! И подчиняйтесь ему, как мне подчинялись!
- Будем, отче! Пусть душа твоя будет спокойна! - загудели вокруг голоса.
Он закашлялся, стал задыхаться. В груди забулькало, на губах появилась красная пена.
- Умирает наш дядя, - прошептал Щек.
- Улетает душа его из тела, - вытер с глаза слезу Хорев.
Воины сбились плотнее, затаили дыхание. Отроки, не стесняясь, плакали. Старейшина для них всех был отцом.
- Поднимите меня… Повыше… Хочу увидеть поле, на котором мы победили гуннов, - прошептал Межамир.
Кий с братьями и близкими воинами подхватили его на руки, подняли высоко вверх.
- Смотри, дядя!
Он последний раз открыл глаза, затухающим зрением осмотрел усеяное трупами широкое поле, дальний лес на горизонте, золотой лик Свитовида в синем небе - и вдруг обмяк, затих, стал неподвижный и тяжелый. Его медленно опустили вниз и положили на землю.
* * *
На следующий день на холме, за два поприща от мрачного поля битвы, где хищные птицы клевали распухшие от жары гуннские трупы, запылали костры, - сжигали тела погибших славянских воинов.
Выстроенное на равнине войско замерло в скорби. Впереди - князья, старейшины, боляре. У всех строгие, окаменевшие лица, полные горечи глаза. Воины - при полном вооружении. Как перед боем: в левой руке - щит, в правой - копье, на поясе - меч, а за плечами - лук и колчан со стрелами.
Торжественно-безмолвная минута прощания.
Когда костер угас, старейшины собрали обгоревшие кости и сложили в одну кучу на возвышении. Туда подошли князья. - Братцы, воины! - обратился к войскам Кий. - Вот лежат останки тех, кто отдал жизнь за нашу землю и за наши роды. Похороним их по нашему древнему обычаю - насыплем над ними высокую могилу, чтобы не развеялась слава о смельчаках, чтобы каждый знал, что здесь покоятся защитники отечества! Чтобы дети и внуки наши помнили, кому они обязаны своей свободой и своей жизнью!
Он взял горсть земли и посыпал на кости. За ним подошли князья Гордомысл, Ходот, старейшины, боляре, волхвы - и каждый положил горсть земли. И тогда двинулось войско. Воины мечами резали дерн и на щитах несли на возвышение. Там вскоре выросла высокая свежая могила.
А воины все шли и шли…
После похорон справили тризну. Вокруг могилы поставили котлы с горячей кашей и вареной кониной, на разостланные попоны наломали зачерствевшего хлеба, наложили вяленой рыбы… Не было, правда, ни пива, ни сыти, но изголодавшиеся люди пьянели от пищи, и вскоре, когда вволю наелись, завели разговоры, а потом и песни. Молодежь затеяла военные игры - стреляли из луков в цель, метали копья - кто дальше, ловкие сражались кулаками и гоняли на гуннских конях наперегонки.
Так продолжалось дотемна, пока ночь не сморила всех и не уложила спать - кто где сидел.
А утром, отправив пленных, как военную добычу, по суше, Кий отдал приказ отправляться к Днепру. Там войско село на лодки и на веслах поплыли против течения вверх.
Теперь, после победы, не спешили. На радостях шутили, пели песни, вели бесконечные рассказы о походе, о битвах с гуннами, о поединке князя Кия с Черным Вепрем. И недавние события, еще совсем свежие в памяти, в этих рассказах обрастали такими подробностями, которых не было в действительности, украшались такими выдумками, которые граничили со сказкой.
Кий тоже слушал, и ему казалось, что это не он победил Черного Вепря на поединке, а некий великан из тех рассказов и сказок, которых много слышал в детстве от стариков, что это не он разбил Ернака и заставил его напуганных недобитков бежать куда глаза глядят, а могучий король антов Бож, который, объединив всех поднепровских славян под своей рукой, долгое время был непобедим, пока не одолела его коварная хитрость врага.