Матвейчуки нажились на чужом добре. В их доме появилась дорогая мебель, ковры, хрустальная посуда. Комендант-псаломщик вместе со своими сподручными грабил еврейское население и свозил домой ценности. А потом распорядился вывести горыньградских евреев с лопатами к берегу реки.
Под Лысой горой их расстреляли. В этой расправе участвовал сам псаломщик.
Только случайно двум счастливчикам удалось убежать. Они и рассказали правду о тех, кто божьим словом "воодушевлял" убийц.
В день расправы слуга господний, как обычно, отправлял в церкви богослужение…
Из уст отца мы узнали и о хороших, честных людях, которые смело шли наперекор злой воле бандитов, помогали тем, кто боролся против захватчиков.
Это -семьи Демьяна Болещука, Андрея Козака, Колюбенко и многие другие. Именно они стали нашими боевыми помощниками. Не один раз патриоты предупреждали о грозившей нам опасности.
ПЕРВАЯ ПОТЕРЯ
Я извлёк из тайника записку. В ней сообщалось: "В субботу и воскресенье двое неизвестных рыскали на велосипедах по селу и хуторам, искали связи с вами. Им сказали, что два брата Струтинские расстреляны немцами, остальные скрылись. Говорят, что неизвестные встречались с Косолапым".
Мы вызвали Казимира Янковского. Он описал внешность велосипедистов. Они были в добротной одежде. Настойчиво расспрашивали о нашей сестре Марии, интересовались, когда она появится.
Отец воскликнул:
- Наверное, это был Шелемеха!
- Один назвался Андреем, а второй - Герасимом, - вспомнил Казимир.
- Так и есть! Полицай Андрей Шелемеха!
Перед уходом Янковский вынул из кармана газету.
- Смотрите, гитлеровцы грозятся всем, кто будет помогать военнопленным и антифашистам.
Отец прочитал вслух:
"Волынь, четверг, 9 июля 1942 года.
Объявление
Смертная казнь ждёт каждого, кто прямо или косвенно будет поддерживать саботажников, преступников или бежавших из плена; каждого, кто предоставит им убежище, накормит их или окажет другую помощь. Все имущество виновных будет конфисковано.
Тот, кто уведомит германские власти о саботажниках, преступниках или бежавших из плена и тем самым поможет поймать или обезвредить их, получит 1000 рублей… или участок земли.
Ровно, июнь, 1942 год.
Военный командарм на Украине Рейхскомиссар Украины".Казимир доверчиво посмотрел отцу в глаза.
- Народ пробуждается и готов вам помочь. А эти "объявления" для нас ничего не значат. Я никогда не изменю нашему делу, и если погибну, то знаю за что: за свой народ, за свободу.
Вот почему бесновались фашистские изверги! Они не мог ли сломить боевой дух народа. Хорошо сказал Янковский: объявления оккупантов никого не запугают!
На другой день после нашей встречи Казимир проходил вдоль лесной опушки. Его чуткое ухо уловило шум, доносившийся из глубины леса. Казимир укрылся в кустах и прислушивался к каждому шороху. Показались двое мужчин. Недалеко от места, где притаился Янковский, остановились. Одного из них Казимир узнал: это был Косолапый. Агент "наводил на цель" своего спутника, очевидно, карателя.
- Вон дом Янчука. Левее, у дороги, живёт его дружок Янковский; на бугре - дом Зигмунда Гальчука.
Когда они ушли, Казимир решил предупредить о готовящейся засаде. Извлёк из муравейника винтовку, зарядил её и поспешил к Медведовке. На полпути его окликнули:
- Стой! Кто идёт?
Защёлкали затворы.
- Свой! Иду с работы домой! - Янковский выстрелил и бросился бежать.
Когда мы встретились, он рассказал о ловушке и предупредил:
- Косолапый - опасный змей… От него надо поскорее избавиться.
На рассвете Янковский возвращался на свой хутор. Убедившись, что его никто не преследует, прилёг у большого пня, чтобы немножко отдохнуть. Усталость одолела связного, и он уснул.
Его разбудил треск сухого валежника: каратели прочёсывали лес.
Янковский бросился в сторону, но вражеская пуля сразила его наповал.
Печальная весть о гибели боевого товарища нас потрясла. Это была наша первая непоправимая потеря. Мы не могли отдать последний долг Казимиру Янковскому - проститься с его прахом. Каратели бродили неподалёку от хутора.
Лишь на второй день наша группа вышла из леса и у самого хутора салютовала тремя залпами. Минутой молчания мы почтили память погибшего друга.
СКВОЗЬ БЛОКАДУ
Промокшие до нитки, мы с Ростиславом зашли к Янчукам просушить одежду. Больше всех хлопотала Тамара. Она согрела воды, дала чистое бельё, накормила нас, а потом с грустным видом сказала:
- Ну и ну, не сладко вам живётся…
- Живём не горюем, - пошутил я.
- Не горюете!… А надолго ли хватит вашего терпения? Девушка широко раскрыла глаза. В них я увидел невыразимую тоску, сочувствие, тревогу за нашу судьбу.
Я не ответил на вопрос Тамары. Она знала и без того, что мы выдержим любые испытания и не успокоимся, пока родную землю топчет фашистский сапог.
Янчуки собрались на сенокос.
- Пойдёшь с нами, Тамара? - обратился отец к дочери.
- Пойду, - неохотно согласилась она.
Перед уходом мать наставляла младшего сына Сашу:
- Захочешь поиграть - закрой дверь на замок. Если кто спросит о нас, отвечай: "На работе у пана, дома никого нет". Мы возвратимся вечером. Понял?
- Понял, мама, - ответил мальчик.
Саша вышел во двор, заперев дверь на замок. Он игрался в песке у самого колодца, находившегося посередине двора.
Ростислав забрался на чердак.
Оставшись в доме один, я распахнул окно. Усевшись на подоконнике, любовался восходом солнца, наслаждался щебетанием птиц в густой сосновой посадке, начинавшейся возле дома.
Саша копался в песке и с детским любопытством поглядывал на дорогу. "Смышлёный малыш!" - подумал я.
Вдруг на дороге показался мужчина в форме красноармейца. Он шагал, озираясь по сторонам. Я закрыл окно и из другой комнаты продолжал наблюдать сквозь марлевую занавеску. Солдат вошёл во двор. Я хотел броситься ему навстречу, но какой-то инстинкт самосохранения удержал меня. Солдат приблизился к Саше.
- Ты здесь живёшь, мальчик?
- Да.
- Кто дома?
- Нет никого. Я один.
- А где же твои родители?
- Работают у пана.
- Принеси мне кружку воды, пить охота, - попросил солдат.
- Вон в колодце ведро висит, пейте.
- Из ведра неудобно.
- Дверь заперта на замок, - хитрил мальчик.
- Подумаешь, замок! Я могу его открыть без ключа.
- Нет, не надо, мне от мамы попадёт.
Я слышал этот разговор. Заподозрил: полицейский! Значит, он тут не один. Что же предпринять? Стрелять? Нет, горячиться не следует.
Солдат с недовольным видом вытянул из колодца ведро и, отпив несколько глотков воды, удалился.
По приставной лестнице я взобрался на чердак к Ростиславу, разбудил его и рассказал о происшедшем.
- Ну и что? - недоумевал брат.
- Пойми, это же не красноармеец, а подосланный. По всему видно. Уж очень ему хотелось проверить, кто скрывается в доме.
- Как же быть? Надо уходить, пока не поздно, - предложил Ростислав.
- На всякий случай приготовимся к обороне.
Я спустился вниз и, посмотрев в окно, увидел во дворе Зигмунда, плюгавенького шуцмана из Невиркова. Ростислав, Жорж и я в 1940 году работали с ним на строительстве железобетонного моста через реку Горынь возле села Горбакова. Мы тогда жили в общежитии, наши койки стояли рядом. Он ремонтировал пианино, рояли, костёльные органы. Знал немецкий язык. Где обитал и чем занимался этот человек в последнее время и с какой целью появился в этой глуши, я не знал.
Зигмунд напился воды и, ничего не добившись от Саши, исчез.
Я поднялся к Ростиславу. Он был взволнован.
- Коля, я говорил тебе, что нужно уходить, а теперь поздно, мы погибли…
- Что случилось?
- Посмотри в щель…
В сосновой посадке копошились полицейские, среди них был и "красноармеец", который заходил во двор. Каратели окружали дом.
- Хотят взять нас живьём! - сорвалось с уст Ростислава.
- Стрелять без промаха! - скомандовал я. - Если меня ранят - пристрели…
Брат недоумевающе уставился на меня. Его лицо со впалыми щеками побледнело. Я понял: он не оставит меня ни живым, ни мёртвым.
Полицейские проникли во двор, потребовали у Саши ключ от замка. Мальчик плакал, но не признавался, где спрятан ключ.
Сильный удар потряс дом. Каратели выбили дверь и ворвались в комнату.
- Где же они спрятались? - со злостью крикнул шуцман. - Сам видел его в окне, о, крест божий, видел! Видел!
- Если видел - под землёй сыщем! Спустились в подвал.
- И здесь нет! - растерялись. :- Давай на чердак!
- Подожди, на чердак - я сам! - вызвался старший группы Кравчук.
Наступил роковой момент. Я стоял возле чердачного отверстия, сжимая в руках трёхлинейку. Напряжение нервов - предельное!
Из люка показалась фуражка, потом голова подымавшегося Кравчука. Наши взгляды встретились. От неожиданности предатель вздрогнул, наставил на меня пистолет.
- Опоздал, получай!
Я спустил курок. Тело Кравчука с грохотом полетело вниз.
Ростислав сквозь щель стрелял по метавшимся во дворе полицейским.
Затрещали оконные рамы, зазвенели стёкла. Увидев труп главаря, каратели бросились кто куда.
Молниеносно перезарядив винтовку, я выстрелил в полицейского, пробегавшего коридорчиком.
- За мной, Ростислав! - увлёк я брата.
Прыгнув вниз, я схватил наган Кравчука и открыл из него огонь. Полицейские залегли.
Я выпрыгнул в окно и тут же припал к земле. Вслед за мной прыгнул брат. Каратели наседали. Отстреливаясь от них, мы отползали к поросли. Вражеские пули свистели над головой.
- Кончаются патроны! - испугался Ростислав.
- Стреляй с расчётом! До кустов уже недалеко! - подбодрил я брата.
Разгадав наш замысел, полицейские стали отсекать нас от кустов. И кто знает, чем бы кончилась эта схватка, если бы Жорж не подоспел с пулемётом. Отец и Владимир били по врагу из винтовок!
По моей щеке сбежала слеза, и я не стыдился её, потому что испытывал священное чувство братства, убедился в великой силе преданности и самопожертвования наших спасителей.
Итак, мы снова вместе!
Каратели отступили и скрылись за кустарниками, оставив убитых.
- Ну что, дети, попались в ловушку? - посмеивался отец после боя. - А я ведь предупреждал: разведайте местность получше.
- Мы все предусмотрели, но они нас перехитрили, - наперебой оправдывались мы. - Вот наши трофеи: винтовка и пистолет.
- Молодцы! - похвалил отец. - Может, добьём подлецов? Устроим засаду на Жерновской дороге?
- Правильно! - согласились все.
- Тогда - бегом! - отец первым устремился к кустам.
На опушке залегли цепью. День угасал, а полицейские не показывались. Но вот по дороге протарахтела пароконная телега, покрытая одеялом. За ней следовал староста села и дочь кулака из Гачана, видимо, любовница убитого полицейского.
- Этих не трогать! - предостерёг отец. - Вслед за ними пойдут шуцманы, вот и ударим.
Но полицейские не появлялись. Позднее мы узнали: после того как пулемёт Жоржа рассеял их, они в панике разбежались и ночью поодиночке пробирались в Межиричи. Вот почему мы не дождались их.
Среди населения быстро распространился слух о стычке партизан с карателями. Называли большое количество убитых полицейских, говорили о "крупном партизанском отряде", даже не подозревая, что он состоял всего лишь из четырёх человек. Один уверял, будто он сам видел партизанские пушки и бронемашины.
- Ох, и силища! - качал головой. Крестьяне ликовали:
- По заслугам получили лакеи, шкуры продажные!…
После боя семья Никифора Янчука покинула родной хутор и переселилась к нам в землянку.
ДОПРОС
Однажды, присев у костра поближе к отцу, Никифор Яковлевич спросил:
- Как нам быть дальше, Владимир Степанович? У Саши здоровье сдаёт, болит нога, ходит он с трудом, да и женщинам не легко. Мы только вас сковываем.
- Куда же вы денетесь? - не сразу уловил отец смысл вопроса.
- Перейдём к родственникам. Вам развяжем руки и ребёнка спасём.
Решение Янчука в той обстановке было разумным. Но меня огорчало то, что должна уйти Тамара. И я просил её остаться с нами.
Девушка посмотрела на отца и мать, увидела на их лицах растерянность и своим ответом успокоила родителей:
- Каково им будет без меня?… Пойду. Вот когда устроимся на новом месте, может, вернусь.
Больше я не настаивал. Весь вечер мы провели с Тамарой наедине, мечтая о будущем… Кончится война, пойдём учиться, будем работать… Какая заманчивая перспектива вставала перед нами!…
Глубокой ночью сердечно прощались две семьи.
- Оружие можно взять с собой? - спросил Никифор Яковлевич.
- Сам об этом подумал, - отозвался отец. - Обе винтовки ваши, а вот ещё револьвер и патроны.
Жорж и я проводили Янчуков до хутора Каменки и там простились.
- Коля! - позвала меня Тамара.
Я подошёл. Мы стояли друг против друга.
- Мне тяжело будет без тебя, - сквозь слёзы вымолвила Тамара. - Кругом враги, а мы одинокие… Но я верю, Коля, разлучаемся ненадолго… Будь счастлив! Уже светает…
Девушка догнала родителей и, оглянувшись, помахала косынкой. Когда её стройная фигурка скрылась за поворотом, я вернулся к ожидавшему меня брату. Шли молча. Жорж без слов понимал моё состояние…
Гортат, с которым мы через день связались, сообщил о сосредоточении войск в Межиричах.
На велосипеде я поехал к возвышенности, с которой можно было рассмотреть местность.
По двум дорогам - на Невирково и Людвиполь - двигались автомашины, пушки, мотоциклисты.
Рассказав об этом отцу, я предположил:
- Наверное, готовятся к облаве.
- Ничего, успеем уйти, - успокоил отец.
На рассвете нам стало известно, что в нескольких километрах от леса гитлеровцы устанавливают артиллерию, налаживают полевую связь. Они окружали Межиричский, Казённый, Невирковский и Липенский лесные массивы.
Сквозь заросли к нам пробрался младший брат Василий. Он сказал, что в Буде обосновался штаб фашистского гарнизона. Гитлеровцы окружили дом и схватили маму, Володю и Катю.
- Их повели в штаб, - дрожащим голосом говорил Вася, - а я убежал.
Побледневший отец заметался по полянке. Настроение у всех испортилось. Как же теперь? Мучали догадки: что сделают с мамой, с детьми? Неужели их, - даже страшно подумать, - расстреляют?
- Рано панику подымать, - упрекнул нас отец, - о жизни думать надо. Вон, видите, среди поля островок? - указал он рукой на молодой кустарник среди вспаханного поля. - Там небольшая впадина, если доберёмся туда незамеченными, считайте - мы вне опасности, и тогда освободим наших.
И вот мы на зелёном островке.
- Видите, - радовался отец, - жить нам суждено!
До поздней ночи каратели прочёсывали лесные кварталы. До нас доносились выстрелы, разрывы гранат. И всё это делалось впустую, для острастки.
Не обнаружив нашу группу, обозлённые гитлеровцы учинили допрос матери.
- Где твой муж? - кричал полковник.
- Ушёл на заработки.
- Когда?
- Месяц назад.
- Когда вернётся домой?
- Скоро, сама жду не дождусь…
- Ты в этом уверена, что скоро вернётся?
- Надеюсь!…
Фашист нервничал, у него заиграли желваки. Но он старался владеть собой: что, если женщина говорит правду?
- А где старшие сыновья?
- Один ушёл вместе с мужем, - тихо ответила мать, - а двое схвачены вашими властями и…
- И что?
- Расстреляны… - всхлипнула мать.
- Сказки плетёшь, старуха!
- Клянусь, их нет в живых!
- Не хитри! Советую тебе передать сыновьям и мужу - пусть немедленно возвращаются домой, их никто не тронет. Слышишь? Если же сами найдём, тогда пусть не ждут пощады!
- Спасибо, господин офицер, за добрые слова.
Полковник поднялся со стула, закурил сигарету.
- Если поступишь, как я советую, всю жизнь будешь благодарна мне. Ясно?
- Как же, ясно…
- Иди домой!
Расчёт фашиста был прост: временно отпустить женщину, а когда к ней явится муж и старшие сыновья, схватить их.
- Благодарю вас, добрый офицер! - притворялась мать. - Вы угадали: муж боится и, как я теперь вижу, напрасно. Не сегодня-завтра приду к вам вместе с ним, он ни в чём не виновен, сами в этом убедитесь.
- Вот так бы давно!
Марфу Ильиничну и Катю отпустили.
В сарае гестаповцы допрашивали Володю. Ему приказали раздеться; били плётками, но он не проронил ни слова. Только изредка его тело вздрагивало от боли.
- Одевайся, мерзавец! - приказал фашист. - Сейчас мы с тобой покончим!
Володю поставили в угол сарая, лицом к стенке.
- В последний раз спрашиваю: где отец и братья? Говори!
Володя молчал. Раздался выстрел. Пуля впилась в стенку над головой мальчика. Володя оцепенел от страха… Снова выстрел. Опять мимо.
- Говори, гадёныш! - шипел гитлеровец. - Где они? Мальчика повернули лицом к истязателям.
В этот момент в сарай заглянул полковник.
- Иди сюда! - позвал он Володю. Володя подошёл к гитлеровцу.
- Марш домой. Ну! Раз-два! Шнель!
Ночью пришёл Зигмунд Гальчук. Он сказал Марфе Ильиничне, что Вася прячется у него. Все остальные тоже в безопасности.
- Зигмунд, - попросила мать, - возьми с собой Володю. Он рослый мальчик, немцы могут его схватить. Я боюсь за него.
- Хорошо, -согласился Гальчук.
Зигмунда и Володю встретили Ростислав и Жорж. Не сразу пожаловался Володя на истязателей. Он подражал нам, старшим.
- Ну, орлёнок, досталось на орехи? - подтрунивали мы над братишкой.
- Подрасту - дам сдачи, - насупился Володя.
- А сейчас не хочешь?
- Хочу, да нечем. И мама очень волнуется.
- Что же они от тебя хотели?
- Все равно по-ихнемуне вышло. Не выдал вас.
- Били?
- Даже стреляли.
- В тебя?
- Конечно. Только не попали, два раза смазали.
Володя храбрился, но в его глазах стоял испуг. А наши сердца клокотали гневом. На малыше хотели отыграться, негодяи!
Отец погладил Володю по русой головке.
- Терпи, сыночек, им за все воздастся! А ты стрелять в фашистов не боишься?
- Не боюсь.
- Ну, тогда дам тебе оружие.
И Володе вручили винтовку. Он стал партизаном.
Зигмунд успел предупредить Марфу Ильиничну, чтобы она немедленно укрылась у его знакомых в селе Городище. Едва рассвело, мать отправила туда Катю и Славика, а затем и сама незаметно покинула село. А в полдень гитлеровцы ворвались в наш опустевший дом.
Взбешённые неудачей, каратели схватили пятерых первых попавшихся жителей села. От них добивались, где скрываются Струтинские. Братья Юхим и Нестор Кирушки, Тадзик Багинский и двое стариков и в самом деле ничего не знали о внезапном исчезновении матери с детьми. Фашисты издевались над своими жертвами и, ничего не добившись, расстреляли их.