- Возьми коня. Там в суме подарки твоим сёстрам.
- Как я оставлю гостя! - наседал на Олдяза Каюм.
- Вот и оставь, мы приведём. - И Олдяз велел одному из воинов: - Проводи Каюма и лошадь возьми.
Воин взял лошадей Даниила и Каюма под уздцы и повёл их. К Даниилу тотчас подошли два воина с обнажёнными саблями, отобрали у него оружие и отдали Олдязу. Даниил сказал ему:
- Я подданный царя Шиг-Алея, и вы ответите за насилие.
- Ты урус, а им в Арске не место, - ответил Олдяз.
- Зачем урус? Я купец Тарх.
- Молчи! От Москвы тебя ведут и знают, кто ты. Да и сам всё скажешь!
Даниила вели вдоль крепостной стены, потом свернули в узкий переулок, вышли на площадь и остановились у ворот низкого, большого дома. Один из воинов постучал в калитку. Она открылась, выглянул человек, и вскоре ворота распахнулись. Даниила ввели во двор, ворота захлопнулись, и он ощутил в душе холод. Он почувствовал, что-то должно произойти с ним жестокое, чего он никак не предполагал. Его провели вглубь двора, и он оказался в конюшне. За стойлами распахнулась дверь, и Даниила ввели в светлую рубленую клеть с окном, выходящим в сад. Его подвели к скамье и усадили на неё. Всё делалось молча. Даниил сел. Он понял, что сопротивляться бесполезно: оба воина были сильнее его, и эта сила ощущалась в каждом их прикосновении к нему.
Пришёл Олдяз. Он распахнул дверь и стоял возле неё в поклоне. И появился выше среднего роста татарин лет тридцати пяти, с суровым и властным лицом, с холодными чёрными глазами. Это был большой арский мурза Тюрбачи, сторонник хана Сафа-Гирея. Весь Арск был под его властью. В руках Тюрбачи держал плеть. Он подошёл к Даниилу и, постукивая плетью по ладони левой руки, сказал по-русски:
- Я знаю, что ты из Москвы, что ты русский, хотя и вырядился в нашу одежду. Зачем ты явился в Арск?
Даниил понял, что говорить, будто он не русский, а татарин, было бессмысленно. Его знания татарского языка были всё-таки скудны. Оказалось, что он не знает, как по-татарски называется кукла или конское копыто. К тому же его "вели" из Москвы. Вот только кто? Уж не Каюм ли? Однако ответ на вопрос мурзы у него был готов.
- Меня пригласил в гости кунак Каюм.
- А много ниток, много иголок зачем тебе?
- Я торговый человек.
- Ты не купец, ты гяур! Мой человек видел, как ты торговал в Москве и по пути из Москвы. Вскоре бы ты проторговался и стал нищим. Потому говори, зачем ты появился в Арске? Кто тебя прислал, уж не сам ли царь Иван?
- Я же сказал, что я торговый человек и приглашён в гости.
- Тебя не приглашали. Ты сам напросился. Говори правду.
Мгновенным движением Тюрбачи взмахнул плетью, и она, просвистев, ударила Даниила по ногам выше колен. Боль обожгла, перехватило дыхание. В Данииле закипела ярость: его ещё никто ни разу не бил. Но он понял, что ярость нужно погасить. Тюрбачи был не из тех, кого можно было удивить сопротивлением. Это был один из самых стойких сторонников хана Сафа-Гирея, и он не удалился вместе с ханом в изгнание, а остался в царстве, чтобы помочь тому вернуть престол. В Данииле он увидел человека, который, пользуясь возвращением царевича Шиг-Алея, способствовал утверждению в Казанской земле господства Москвы. И Тюрбачи считал, что вырвать из этого "купца" признание, с чем он послан в царство, - дело его чести. К тому же Тюрбачи с чистой совестью вознаградит племянника Мунчу, который и вёл "купца" от Москвы. И плеть просвистела вновь, на этот раз ударив Даниила по плечу.
- Правду, только правду, - прошипел Тюрбачи.
- Я купец, и другой правды у меня нет.
- Сейчас приведут сюда Мунчу, что приходил в лавку Тюбяк-Чекурчи, и он скажет, какой ты купец из дворянских палат на Сивцевом Вражке. Говори правду, гяур! - И плеть дважды обожгла спину Даниила.
Несдержанность мурзы Тюрбачи была тоже чертой его характера. Умноженная на ненависть к русским, она ослепила его. Он приказал воинам стащить с Даниила верхнюю одежду, снять исподнюю рубаху и, когда это было исполнено, принялся бить его по обнажённой спине. Даниил лишь успел закрыть руками лицо. Но Тюрбачи в ярости хлестнул его по темени. Даниил потерял сознание и упал.
- Фу, курдюк ты, а не купец! - Тюрбачи пнул Даниила ногой и отошёл. - Спрячь его в нижней клети, - приказал он Олдязу, с тем и покинул конюшню.
Миновало две ночи после отъезда Даниила в Арск, а он не вернулся в Казань в назначенное время. И Иван понял, что надо действовать и спасать Даниила. Нужно, как сказал Даниил, идти к Шиг-Алею и просить, требовать, чтобы немедленно были отправлены в Арск люди, способные предотвратить беду.
Однако, толкаясь на царском дворе два дня, Пономарь заметил, что в стане Шиг-Алея тоже проявляется какое-то беспокойство. Как перед грозой, все вели себя тихо, оглядывались, смотрели на небо. У ворот на царский двор в три раза больше стражей. Нукеры Шиг-Алея никуда не отлучались от дворца. Всё это навело Ивана на мысль о том, что в Казанском царстве назревают события, могущие прервать торжество Москвы по поводу "вечного мира" с Казанью. Да, Сафа-Гирей низложен и греется где-то под солнцем Бахчисарая, но не увёл же он с собой всю татарскую родовую знать, которая не хотела родниться с Москвой, и не только в самой Казани, но и по городам и улусам оставались сторонники Сафа-Гирея, готовые помочь ему вернуться на царство.
Послушав какое-то время звон набатного колокола в душе, Иван отправился из конюшни, куда забрёл, не зная, где найти себе место, прямиком в царский дворец. Все приближённые Шиг-Алея хорошо понимали русскую речь, и Пономарь легко объяснил причину своего появления во дворце. Ивана привели в царские покои. Перед ним оставалась одна дверь, за которой находился Шиг-Алей.
Царь сидел в окружении приближённых, и разговор у них шёл о том же, о чём думал и Пономарь, - о шаткости престола под Шиг-Алеем, о назревающих событиях в государстве. И один из вельмож, крупный и мужественный князь Шемордан, земли которого располагались на реке Вятке, сказал то, что давно беспокоило его:
- Нам, царь Казанский Шиг-Алей, надо бояться происков арской родовой знати и всех, кто затаился в Арске после бегства Сафа-Гирея. Там логово змей, и пора бы бросить их в железный каган и сжечь. А первым того заслуживает мурза Тюрбачи.
У царя Шиг-Алея были свои люди в Арске, и он знал от них, какими помыслами жил и живёт мурза Тюрбачи. И всё сводилось к тому, чтобы взять его немедленно под стражу и наказать за измену. Но нужен был повод, хотя бы малый. Пока Тюрбачи не давал такого повода и вёл себя тихо. "Где найти этот повод? Подбрось Шайтан ему палку под ноги, пусть споткнётся", - молил Шиг-Алей, когда к нему подошёл придворный и что-то прошептал на ухо. Шиг-Алей посветлел лицом. Лишь только придворный ушёл, он сказал:
- Вот что, знатные люди Казанского царства. Князь Шемордан прав, пора действовать. Мне стало известно, что в Арске пропал родной брат Алексея Адашева, любимца царя Ивана Васильевича. Многие из вас его помнят: он ехал с нами от Москвы. Потому велю князю Шемордану поднять в седло тысячу воинов и сегодня же отправиться в Арск. Тебе, князь Шемордан, говорю: без брата Алексея Адашева и без всех повязанных арских мурз не появляйся. Милуй только отца Каюма - мурзу Умерчи. Он и его близкие - верные слуги нашего престола. Да захвати с собой Ивана Пономаря. Он сейчас в приёмном покое сидит.
Князь Шемордан поклонился и ушёл.
Ещё и вечер не наступил, как он повёл тысячу отборных воинов на Арск. Мчались рысью. Решил князь подойти к Арску в полночь: и шума меньше и драки не возникнет, считал он.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ ОСВОБОЖДЕНИЕ
В доме мурзы Умерчи собрались почти все родственники. Праздновали возвращение Каюма из Москвы. Он раздавал сёстрам и племянницам подарки, привезённые из стольного града Руси и прикупленнные в Казани на деньги, вырученные от продаж иголок и ниток Даниила. Когда подарки разошлись по рукам, женщины ушли на свою половину, а мужчины сели пить хмельную брагу из кумыса. В это время раздался стук в дверь. Каюм, как самый ловкий, тот же поспешил к двери и спросил:
- Кто там?
- Мурза Умерчи нужен, открой. Это Ашит, - послышался голос ещё одного родственника Умерчи.
- О, Ашит! - воскликнул Каюм и открыл дверь. - Входи.
- Нет-нет, я в дом не пойду, - тихо заговорил Ашит. - И чтобы никто меня не видел. Слушай, Каюм. Я при Олдязе служу. Он схватил твоего друга и увёл к Тюрбачи.
- Я это знаю, но его обещали отпустить.
- Не отпустят. Там его на конюшню привели. Пришёл Тюрбачи, допрашивал и стал бить. Забил. Тот упал замертво. Его потащили и сбросили в яму под конюшней. Каюк ему. А ведь с тебя спросят.
- Может, зайдёшь и расскажешь отцу про волка Тюрбачи?
- Нет-нет. Меня увидят, и мне хана. - И Ашит скрылся в темноте.
В сенях стояла скамья. Каюм сел на неё и задумался. Как же он в ловушку попал? Ведь знал, что Тюрбачи в Арске, знал и то, что он был в чести у Сафа-Гирея. Однако он же казанский мурза и должен был потянуться к Шиг-Алею - свой ведь царь. Ан нет. И уж если схватил брата любимца русского царя, то знал, на что шёл. Что же теперь делать? Если оставить Тарха в руках Тюрбачи, то и ему, Каюму, будет немилость от Шиг-Алея. И тогда не видать ему больше Москвы, где он думал найти себе пристанище и службу. Сколько их, выходцев из Орды, живёт на Татарской, Ордынке, Якиманке, в Кожевенной и Кузнецкой слободах! Живут за милую душу, не занимаются грабежами год за годом, не разбойничают. Хотел Каюм мирной жизни. А что в этом плохого? Да вот мешают ему.
В сени к Каюму пришёл отец.
- Ты чего здесь, сынок, застрял?
- Беда пришла, бабай, - тихо ответил Каюм.
- Какая беда, о чём говоришь?
- Сказывал же я, что со мною приехал брат царского любимца. Так его Тюрбачи забил и в яму бросил.
- Это и правда беда, сынок. И не тебе одному, а всему роду нашему.
Мудрый мурза Умерчи никогда не вмешивался в царские дела. Жил тихо, занимался земледелием, пчеловодством. Хана Сафа-Гирея не уважал и побаивался. Тот сумел окружить себя злобными вельможами. Таким был и мурза Тюрбачи - злодей, каких свет не видывал. Во время набегов на Русь приводил самый большой полон. Сам водил его в Кафу на продажу в рабство.
Теперь Умерчи боялся, что если урус Тарх скажет Тюрбачи что-то против Каюма, то и Каюму будет каюк, и всему роду худо. Всё это продумав, старый мурза обнял сына за плечи и сказал:
- В Казань тебе надо уходить, сынок, и немедленно. В ночь мчать к Шиг-Алею и всё ему выложить, как перед Аллахом.
- Я готов, бабай, но ведь никто меня не выпустит за ворота.
- Правда, теперь и днём мало кого выпускают. Такова воля Тюрбачи. Надежда одна: если у Вятских ворот стоят не его псы, так милость проявят и выпустят. А если его собаки, то мышь не выпустят за ворота.
- Как я узнаю, что это не они?
- Сходит брат Шурга. А теперь идём в дом: гости засиделись.
Поздним вечером из дома мурзы Умерчи вышли двое: Каюм и его младший брат Шурга. Они крались, словно тени, к Вятским воротам, которые были совсем недалеко от дома Умерчи, и вскоре братья подобрались к ним, затаились. Неподалёку на полянке горел небольшой костёр, и возле него сидели три воина. Шурга дал понять Каюму, что подползёт к ним поближе и узнает, кто находится у огня.
- Давай, - тихо сказал Каюм, - да будь осторожен.
Шурга уполз. Он пробирался вперёд, словно уж в траве. Не было его долго; Кто-то вышел из башни и тоже подошёл к костру. Потом с улицы от главных Казанских ворот пришли ещё двое. И тут появился Шурга.
- Это люди Тюрбачи, - прошептал он. - Видел, двое подошли, так один из них шакал Олдяз.
- Что же делать, Шурга?
- Пошли к воротам Старые Месре.
Вновь пробираясь вдоль заборов, прячась за деревьями, братья достигли южной окраины Арска. Но и там их ждала неудача: у ворот Старые Месре стояли в охране воины Тюрбачи. К Казанским воротам братья не рискнули даже близко подойти. Они были неподалёку от дома Тюрбачи, и там он держал самых верных псов.
И прошли ночь и день, приближалась ещё ночь. И в эту ночь Каюм отважился бежать через стену. Как только наступила полночь, они вместе с братом Шургой поднялись близ Вятских ворот на стену, сбросили с неё концы верёвки и враз спустились на бровку рва. Стянув со стены верёвку, отправились в путь. Шёл мелкий дождь, и, может быть, он помог им выбраться из городища и уйти от него без помех. Они мчались в сторону Казани сперва вокруг Арска, потом лугом, далеко от Казанской дороги. И лишь когда к дороге подступил лес, они побежали близ неё, по обочине. Привычные к седлу и не приспособленные к долгим пешим переходам, они вскоре падали от усталости, не преодолев и десяти вёрст. Наконец они вынуждены были бежать по дороге, потому что кустарники вплотную подступали к ней. И вдруг они услышали впереди конский топот. Кто это мог быть, братья могли только гадать, но было похоже, что скакал большой отряд. Каюк и Шурга спрятались в кустах у дороги. Каюку очень хотелось рассмотреть тех, кто спешил к Арску. И надо же быть такому везению: в первом же коне под воином он узнал серого в яблоках аргамака князя Шемордана. Ни на мгновение не задумываясь, Каюм выскочил из кустов и крикнул:
- Князь Шемордан, остановись!
Князь мгновенно повернул коня назад и пригнулся в седле. Следом за князем повернул коня Иван Пономарь.
- Кто такой? - спросил князь.
- Это я, Каюм Умерчи!
- Что ты здесь делаешь?
- Бегу в Казань.
- Зачем?
- В Арске похитили боярина Тарха.
- Значит, это правда! А кто?
- Мурза Тюрбачи.
- Жив ли Тарх? - спросил Иван.
- Того не знаю.
- Вот как всё сводится к одному, - заметил князь Шемордан. - Ну, Тюрбачи, ты и впрямь развязал нам руки.
Он тут же велел посадить братьев на крупы коней, и отряд продолжил путь.
Кони шли ровной рысью, и спустя какой-то час в самую глухую пору ночи князь Шемордан привёл своих воинов к Арску. Но он не заставил их ломиться в ворота, а послал полусотню смельчаков с кошками за поясами одолеть стены, повязать стражей и открыть ворота. Сам медленно подъехал к ним. И вот острые кошки взметнулись на трёхсаженную высоту, и воины, мгновенно забравшись на стены, пропали в городище.
Прошло всего несколько минут, ворота распахнулись, и Каюм увидел связанных по рукам и ногам стражей, которые валялись у порога башни. Каюм соскочил с коня и подбежал к князю.
- Князь-бабай, я поведу тебя к дому Тюрбачи.
- Веди. И не только к нему. Но он первый.
Каюм шёл впереди коня князя. Следом ехали Иван Пономарь и полусотня воинов. Ещё более четырёхсот воинов поскакали по городищу и обложили все дома арской знати. Вот и дом Тюрбачи. Он за высоким плотным забором, ворота на запоре. Но несколько воинов перебросили кошки через забор, перемахнули его. Во дворе залаяли псы и замолкли. Ворота распахнулись, князь Шемордан въехал во двор, приказал:
- Обыскать весь дом, взять Тюрбачи, взять всех мужчин.
Воины побежали к дому, начали ломиться в него. Все молча. Князь спросил Каюма:
- Где может быть Тарх?
- Сказано мне, что на конюшне в подвале.
- Веди! - И князь соскочил с коня, позвал Ивана и с десяток воинов.
В темноте конюшни оказалось очень трудно искать что-либо. Огня не было. Каюм вспомнил, что в конце конюшни есть тёплая клеть, и повёл всех туда. Там горел сальник и на топчане спал конюх. Его разбудили. Увидев воинов, он задрожал от страха.
- Где подвал? - спросил князь Шемордан.
Не в силах выговорить ни слова, конюх показал на пол. Однако на полу лежала кошма. Иван догадался откинуть её и увидел в середине клети на полу квадрат из плах, вогнанных ровно, слитно с полом.
- Открывай, - приказал князь конюху.
Но конюх закачал головой, наконец произнёс первые слова:
- Я не знаю, как.
Каюм склонился к люку и заметил, что один сучок выступает выше плах. Он ухватился за него и потянул. Толстый, в два пальца сучок легко поддался. На конце сучка был закреплён кожаный ремень. Каюм с силой взялся за него, и люк открылся. Каюм встал на колени и крикнул:
- Тарх! Тарх, отзовись!
- Данилушка, брат, отзовись! - склонившись к люку, крикнул и Иван.
- Ваня, я здесь, - донёсся из подвала слабый голос.
Один из воинов, опустившись на колени, поднёс к люку светильник, поднялся и сказал князю:
- Это яма для смертников, из неё нет выхода. Нужна лестница.
Другой воин схватил конюха за грудь.
- Где лестница?
Конюх показал рукой на потолок. Иван убежал за лестницей и вскоре принёс её и опустил в яму. Каюм первый слетел на ней вниз, следом спустился Иван.
Даниил стоял возле стены. Он был полуобнажён, босой. На него было страшно смотреть. Всё тело исполосовали кровавые рубцы - Тюрбачи дважды спускался с плетью в подвал, - губы распухли, лицо в кровоподтёках, глаза лишь угадывались за синью. Ноги были искусаны, словно дюжина собак рвала их. Двинуться с места Даниил не мог, потому как ноги закостенели.
- Данилушка, потерпи, родимый, сейчас мы тебя поднимем, - взяв его на руки и поднося к люку, говорил Иван.
Лестница оказалась полусгнившей, и вытащить Даниила по ней было невозможно. Каюм велел сбросить верёвки и верхнюю одежду. Вскоре на Даниила надели стёганый халат, обвязали верёвками под мышками и подняли в клеть.
Мурзу Тюрбачи нашли в постели. Он сладко спал. Когда его разбудили, он сел на ложе, и на него тотчас набросили аркан, связали руки и вывели на двор, в чём был. В этот миг из конюшни прибежал воин и велел вести туда мурзу. Даниила уже достали из подвала, посадили на топчан. Выбрались и Иван с Каюмом, вытащили лестницу. Ввели Тюрбачи.
Увидев князя Шемордана и сидевшего рядом с ним Даниила, мурза побледнел словно полотно.
- Твоих рук дело? - спросил князь. Тюрбачи промолчал. - Ты за что его бил? Знаешь же, что мы с Москвой живём в мире. - Мурза и на это не ответил ни слова. В глазах у него светились страх и ненависть. - Ты можешь не говорить, но тебе придётся испытать то же, что вынес русский боярин. - Князь взял висевшую на стене плеть, размахнулся и ударил мурзу по груди. - Иди к яме! И чем быстрее подойдёшь к ней, тем меньше плетей получишь. - И князь ударил мурзу во второй раз.
Шемордан бил Тюрбачи не только за русского служилого человека, но и за обиды, нанесённые ему, князю. Он не случайно отошёл от Казани и вместе с царевичем Шиг-Алеем нашёл пристанище в Москве. Быть бы ему повешенным или с отрубленной головой, когда встал на престол Сафа-Гирей, а Тюрбачи оказался у него в любимцах.
- Иди к заслуженной каре! - повысил голос князь и несколько раз наотмашь ударил мурзу по спине.
Тюрбачи сделал первый шаг и остановился. Шемордан снова обрушил на него град ударов. На льняном полотне исподней рубахи выступила кровь. Мурза сделал последние два шага, встал над люком.
- Твою кровь я буду пить! - процедил он сквозь зубы.
- Знаю, что ты к этому готов, да не придётся. Прыгай! - И князь с силой ожёг его плетью. - Прыгай же, зверь, в своё логово! - Он ткнул мурзу рукоятью в спину.