Тюрбачи пошатнулся и упал в люк. Воин, державший конец аркана, бросил его в яму. Каюм захлопнул люк. И был обрезан ремень, накинута на люк кошма, поставлены стражи.
Тем временем Каюм и Иван повели Даниила из клети, из конюшни и со двора Тюрбачи. Даниил шёл сперва с трудом, едва переставляя ноги, потом шаг его стал свободнее, твёрже. Он простоял три ночи и два дня, отбиваясь от стаи мерзких тварей.
В доме Умерчи Даниила раздели, обмыли, уложили в постель. Мурза Умерчи принёс целебных мазей, сам принялся растирать Даниила. Кровоточащих ран на нём уже не было, они все покрылись коростой. Вот смазана спина, растёрты мазью ноги. Даниила перевернули, и Умерчи смазал ему грудь, лицо. Даниил постанывал. А как смазали всё тело, он мгновенно уснул. Спал Даниил до полудня. А проснувшись, увидел сидевшего рядом Ивана, улыбнулся ему.
- Дождался я тебя. Спасибо, побратим.
- Ты меня прости, что раньше не примчал.
- Не казнись. Всё верно сделал. Я ведь терпеливый, вот и дождался.
Каюм принёс Даниилу чистую одежду, и он уже без помощи друзей оделся, встал с ложа.
- Пить хочу, братцы, в груди всё горит. Три дня ведь...
Каюм подал баклагу кумыса.
- Пей, кунак, только не спеши.
Даниил приложился к баклаге и не мог оторваться от неё. Но Каюм остановил его:
- Подыши теперь...
- Кто такой этот Тюрбачи? Что за зверь? - спросил Даниил Каюма.
- Мой бабай о нём расскажет. Он его больше знает.
К полуденной трапезе в дом Умерчи пришёл князь Шемордан. Первым делом спросил о Данииле:
- Как там наш батыр?
Мурза Умерчи повёл князя в покой, где лежал Даниил.
- Вот он, ваш батыр, - сказал мурза.
Князь присел на край ложа. Он был ещё молод, крепок, лицо продолговатое, с маленькой бородкой, с усами, скулы чуть-чуть выпирали, а вишнёвые глаза были почти круглые.
- За что Тюбарчи тебя казнил? - спросил князь.
- Он догадался, что я русский.
- Но он и других русских встречал, а так жестоко не тиранил их.
- Выходит, тиранил всё-таки.
- Ладно. Тюрбачи своё получит, а я не буду пытать тебя вопросами.
- У меня, князь Шемордан, пока нечем ответить на твои вопросы. Но я благодарен тебе за спасение.
- Скажи последнее: кто татарской речи тебя учил?
Даниил усмехнулся и подумал, что своим ответом поможет себе кое-что приобрести, чтобы в Москве с чистой совестью предстать перед главой Разрядного приказа.
- Учителя ко мне приставил Шиг-Алей. Человек он достойный уважения. А как учил, не мне судить.
- Вспомнил. К тебе приставили Тюбяк-Чекурчу и его сына. Не всему они тебя научили, могли бы и большему. Да ладно. - Князь встал. - Вот и поговорили. Завтра тебя, кунак Данила, в Казань отвезут. Выдержишь путь в мягкой кибитке?
- Верхового коня дай, князь.
- Зачем тебе пугать людей? Злодей, что наделал! - С этими словами князь Шемордан покинул дом мурзы Умерчи.
А Даниил пустился в размышления, благо у него было время и ему никто не мешал. Суть размышлений сводилась к тому, зачем он приехал в Казанское царство. Жалел, что ему не удалось осмотреть Арск. Но в полдень у него был короткий разговор с Иваном, и тот, пользуясь тем, что в Арске находились воины князя Шемордана, обещал побывать близ крепостных стен и башен, осмотреть их и всё запомнить. Иван сметливый малый, считал Даниил, и всё, что нужно знать, добудет и не упустит. Даниил заглядывал в завтрашний день. Ему бы и впрямь надо быть в Казани, там отлежаться несколько дней и действовать, но не самостийно, как случилось с поездкой в Арск, а при поддержке самого царя Шиг-Алея. Пойдёт ли тот на поводу у какого-то стряпчего, Даниил сомневался. Однако здесь всё зависело от него, как он сумеет доказать царю нужду знать все сильные и слабые стороны защиты Казанского царства. Дерзостью можно было бы назвать то, что задумал, возомнил добыть российский посланец через царя. Но у той дерзости имелось веское оправдание. Выносил ли Даниил подспудное убеждение, или, может быть, прозорливость у него была сильна, но он считал, что царский век Шиг-Алея очень короткий и вкус власти астраханский царевич не ощутит в полной мере, как вынужден будет покинуть царский престол. Однако об этом ему не скажешь. Тут можно схлопотать побольше, чем досталось от мурзы Тюрбачи. А может быть, и не надо идти с этим прозрением к царю, не лучше ли будет просветить близкого к нему человека. Тот же князь Шемордан сгодился бы, к тому же к Москве тянется не меньше, чем сам Шиг-Алей. Но ведь и князь не осмелится сказать царю, что его век недолог и что нужно уже сейчас думать о том, как в очередной раз захватить трон. Всё было так шатко под ногами Даниила, будто он стоял на двух кругляшках, лежащих один на другом. И всё-таки Даниил пришёл к мысли, что должен рискнуть и притом не напугать Шиг-Алея безнадёжностью его царствования, а убедить в том, что в лице Русского государства у него всегда будет великая поддержка и военная помощь. Русь не оставит его в беде при взаимном доверии, уважении и мире.
Мысли у Даниила возникали ясно, взвешенно и убедительно. И ему не мешала боль от ударов, ещё живущая в теле. Она вводила его в азарт борьбы. Он хотел одного: чтобы в Казанском царстве не было людей, ненавидящих русских, чтобы Казань не разоряла больше Русь, не угоняла в рабство её жителей. Думая о Казанском царстве, он вспоминал и Крымскую орду, невесту Катюшу, боль за которую ещё жила в его душе. Нет, Глафира пока не вытеснила из его сердца образ Катюши, он ещё страдал по ней. И как жалеть себя, кому положено быть защитником всех уведённых в рабство русичей? Как не взять в руки меч, чтобы поразить наконец многовекового врага?
В эти часы размышлений Даниил ещё не ведал того, что в нём мощно прорастают корни будущего воеводы, который до последнего своего жизненного шага будет держать в руках меч. А пока он отлёживался, пытаясь избавиться от чувства беспомощности, вызванного зверским избиением.
Прошло пять дней пребывания Даниила в Арске. Три из них он провёл в яме смертника и два - в постели. К шестому дню князь Шемордан повязал всех сторонников хана Сафа-Гирея и мурзы Тюрбачи, и их погнали в Казань. На то у князя Шемордана были веские доказательства. Ему удалось узнать от частных арских жителей, что вся знать Арска была в заговоре против царя Шиг-Алея и в эти дни по восточным и южным землям царства, ещё не ведая, что случилось в Арске, мчались от селения к селению гонцы Тюрбачи, призывая собирать силы для похода на Казань и свержения царя, ставленника Руси. Сам глава арского заговора доживал последние дни и часы, приговорённый князем Шеморданом к жестокой смерти. Он сидел в своей собственной яме, и силы его иссякали, он уже не боролся с мерзкими тварями, поедавшими его.
К шестому дню выполнил поручение Даниила и Пономарь. Он не один раз обошёл Арск, знал все его укрепления, подходы к ним и предполагал, какими силами можно защищать крепость.
- Это крепкий орешек, Данилушка. Но если с пушками к нему подойти, то расколем, - улыбаясь, завершил отчёт Иван.
- Спасибо тебе, Ванюша. Мы уже стали сильнее, - тронув Пономаря за руку, молвил Даниил.
Пора было покидать Арск, и при первой возможности Даниил попросил князя Шемордана отправить его в Казань.
- Дела зовут, князь-батюшка, - по русскому обычаю сказал Даниил.
- Сегодня же и отправляйся в путь. Вот и Каюм рвётся в Казань. Там у него служба осиротела.
Каюм и Пономарь не стали ждать "мягкую" кибитку от князя Шемордана. Каюм выпросил у отца позволение запрячь в крытый возок пару лошадей. Под бока Даниилу положили свежего сена. Брат Каюма Шурга сел за возничего. Каюм и Пономарь уезжали верхом. Простившись с мурзой Умерчи, Даниил и его спутники покинули Арск.
При приезде в Казань Адашев попросил Каюма устроить ему встречу с царём. Каюм улыбнулся, покачал головой.
- Не знаю, кунак, как мне это удастся. Но попробую. А я бы посоветовал дождаться князя Шемордана. Он ведь завтра и примчит.
Каюм сказал дельное, и Даниил с ним согласился. Князь Шемордан обязательно вспомнит в разговоре с царём его, Даниила, имя. Каким будет рассказ Шемордана о нём, Даниил не мог предугадать. Но если князь скажет, что московский "купец" просит милости принять его, то вряд ли Шиг-Алей не согласится.
Так оно и было. В полдень другого дня в покой, где сидели Адашев и Пономарь, пришёл Каюм и сказал с порога:
- Вернулся князь Шемордан. Я встретил его у царского трона и попросил замолвить о тебе слово.
- Спасибо, кунак, буду надеяться, - оживился Даниил.
- Ты уже хорошо выглядишь и никого не напугаешь, как пойдёшь к царю, - засмеялся Каюм.
- И впрямь будто путы скинул, - отозвался Даниил.
Следы побоев сошли с его лица, лишь синь под глазами оставалась. Он уже двигался легко, искусанные ноги не болели. Может быть, потому, что мази, которые дал ему отец Каюма, были целительными и быстро очистили раны от коросты.
- Теперь жди. Я приду за тобой. - И Каюм ушёл.
Ждать пришлось долго. Каюм пришёл только вечером.
- Видишь, как всё непросто. Весь день к царю шли и шли вельможи. Да и Шемордан от царя не уходил, - сказал он, словно оправдываясь. - Ну, идём. - Ничего не поделаешь, такова царская доля, - ответил Даниил.
И кунаки ушли. Даниил и Пономарь жили в большом строении за царским дворцом. Там обитала прислуга царя. И покой Каюма был неподалёку от покоя Даниила и Ивана. Из этого строения во дворец был сделан крытый переход. Из него можно было попасть в поварню и в сени, ведущие в царские покои. Даниил и Каюм поднялись на второй ярус, прошли два зала, где у дверей стояли стражи, и оказались в тронном зале, где, как предполагал Даниил, ему предстояло ждать царя. Однако Каюм скрылся в малой боковой двери и, тотчас выйдя из неё, позвал Даниила:
- Казанский царь ждёт тебя.
Даниил немного волновался, но не настолько, чтобы забыть, о чём вести речь. Он вошёл следом за Каюмом в небольшой, уютный и красивый покой со столом и креслами. Стены его были увешаны коврами, и на них блестело множество сабель, мечей и кинжалов. Царь стоял возле кресла и опирался рукой на его спинку. Сбоку от него красовался богатыми яствами стол. Даниил склонился в низком поклоне. Шиг-Алей приложил руку к сердцу и сказал:
- Я помню тебя, молодой Адаш. Мы были с тобой вместе на свадьбе царского брата Юрия.
- Да, государь. Я тоже это помню.
- О тебе же я просил мурзу Тюбяк-Чекурчу - учить татарской речи.
- Верно, государь.
- Плохо тебя учил Чекурча. Иначе ты не был бы бит негодяем Тюрбачи.
- Я оказался плохим учеником, государь.
- О том один Аллах знает. Садись к столу, и поговорим о том, что привело тебя ко мне.
Шиг-Алей сел и показал на кресло напротив. Даниил с поклоном опустился в кресло, потом поднял на царя глаза и почувствовал в груди некое мощное кипение, хлынувшее в голову. Царь вдруг стал понятен ему, словно перед ним сидел не умудрённый жизнью, зрелый человек, не битый многими ударами судьбы, и потому опытный, изощрённый в делах царь, а некий отрок, на лице которого отражалось всё, как отражается в светлой воде синее небо с облаками и солнцем. Даниил увидел на лице Шиг-Алея переживания прежних лет, отрадные чувства и многое другое, что накопилось в сорокапятилетнем воеводе и царе. Но важным в сей миг для Даниила было не это, а то, что он увидел в своём воображении. А увидел он Казань со стороны Волги и тысячи воинов, идущих на штурм крепости, услышал стрельбу из пушек и пищалей. И в одном из воевод, скачущем на коне впереди воинов, он различил царя Шиг-Алея. Он не мог ошибиться потому, что царь промчался мимо него, когда он командовал нарядом пушек, стреляющих по крепости. Глубоко вздохнув, будто убирая внутрь себя видение, Даниил сказал:
- Государь Казанского царства Шиг-Алей, тебе ведомо, по какой причине я появился в твоём государстве, оттого надеюсь, что ты уважишь мою просьбу и желание государя Руси, потому как я вопрошаю от имени Руси и её Разрядного приказа.
- Ты много сказал, Адаш, мог бы и короче. Говори, что тебе нужно?
- Видишь ли, государь, если я скажу мало, то не вскрою суть моей просьбы. К тому же тебе не будет понятно, почему я добиваюсь твоей милости. А суть проста. В твоём государстве сейчас очень много таких, как мурза Тюрбачи. Твои противники сильны, и у тебя, я это вижу', нет полной уверенности в том, что трон устоит под тобой. Если, государь, сказанное мною тебе не нравится, ты можешь выгнать меня и даже наказать. Но я говорю правду. И говорю к тому, что ты и твои люди вместе с Русью добились независимости и жили с русским народом в дружбе. Теперь я думаю, тебе, государь, понятно, о чём я, маленькая песчинка Руси, пекусь. Для этого я прошу тебя, государь, дать мне волю осмотреть в Казани все её крепостные мосты, башни и стены, подходы к ним, узнать, сколько в Казани пушек, много ли ядер, зарядов, пороха.
Шиг-Алей засмеялся громко, раскатисто, смеялся долго.
- О мой Аллах! О Аллах! Уж не лишил ли ты этого безумца разума?!. - Тут Шиг-Алей потянулся к кубку с вином. Сказал уже спокойно, тихо: - Возьми и ты кубок, молодой Адаш. Выпьем вина за тебя, за твой прозорливый ум. Ты открыл мне больше того, что я вижу. Падение Тюрбачи - это твоя заслуга. Говорю искренне: я познакомлю тебя со всем, что ты пожелаешь узнать. И верю, что это пойдёт не во вред мне, а во благо.
Даниил взял кубок, поднял. Шиг-Алей ударил о него своим кубком. Зазвенело золото, и они выпили вино. Потом молча сидели и долго смотрели друг на друга, улыбаясь, словно заговорщики. Молчание нарушил Шиг-Алей:
- Ты переоденешься в моего воина, твой кунак Каюм и твой усман...
- Иван Пономарь.
- Да, Иван. Будете сопровождать князя Шемордана, и ты увидишь всё, что тебе нужно.
- Спасибо, государь. Сие тебе и Руси во благо.
- Иди, смелый Адаш. Завтра к тебе придёт Каюм. Да помни: никому ни слова о нашей беседе.
- Так и будет, государь. - И Даниил с поклоном вышел из покоя царя.
Он вышел в тронный зал. Здесь не было ни души. Он постоял немного, глядя на трон и покачивая головой; удивляясь своей дерзости, покинул дворец. Он всё ещё не верил, что столь трудный разговор прошёл так безболезненно. Очевидно, прозрение Даниила было правильным: Шиг-Алей чувствовал шаткость своего положения.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ДУМЫ О КАЗАНИ
Царь Шиг-Алей был верен своему слову: через день утром за Даниилом пришёл Каюм и позвал его к князю Шемордану.
- Зовёт он тебя, а зачем, не сказал.
- Поди, посмотреть хочет, посветлел ли я ликом, - пошутил Даниил.
- Это хорошо. Да помни одно: князь Шемордан, как говорят у вас, главный воевода над войском.
- Вот как! Что же, он того достоин. И я радуюсь за него.
На самом деле Даниил не ощущал в себе радости. Странным оказывалось его положение. Ясно же, что позавчерашнего разговора с царём Шемордан не знал. Не будет же Шиг-Алей делиться со своим приближённым тем, что трон под ним колышется. Но делать было нечего, и оставалось идти к князю Шемордану и узнать, чего тот от него хочет.
- Я готов увидеть моего спасителя, - сказал наконец Даниил.
- Тогда идём, я отведу тебя. Он живёт не во дворце, а в городе.
С дворцового холма дом князя Шемордана, весь двор, конюшни были видны очень хорошо.
- Вон новая тесовая крыша с башней, видишь?
- Ещё бы такой приметный дом не увидеть!
- Там и живёт князь. А из той башенки на звёзды смотрит. Правда, чудак?
Даниил согласился с Каюмом, что у князя странная любовь к звёздам. Однако из своей башни князь наблюдал не только за звёздами. Чуть ниже по холму был дом князя Епанчи из Засеки, как его звали те, кто знал. Сам он после восшествия на престол царя Шиг-Алея куда-то скрылся. Может, обитал в лесах между Камой и Вяткой, где у него были большие земельные угодья, множество улусов. Царь не велел трогать дом Епанчи и не намеревался взять его в своё владение. В доме оставались слуги. Шиг-Алей наказал князю Шемордану установить за домом Епанчи наблюдение. Когда Даниил и Каюм пришли в покои князя, тот отпустил царского слугу, а Даниила повёл на чердак дома. Оттуда они поднялись в башню с окнами на все четыре стороны и подошли к одному из них, выходящему на подворье князя Епанчи. В башне было уютно и даже можно было отдохнуть на топчане, застеленном шкурами, или посидеть у стола на мягком табурете, какими-то путями попавшем к Шемордану из Франции. Приоткрыв окно, князь спросил:
- Видишь ниже моего дома большое подворье?
- Как на ладони.
- Там жил князь Епанчи. Теперь он в бегах. Но принадлежит ему.
Даниил присмотрелся к подворью и подумал, что оно похоже на малую крепость. Подворье было обнесено дубовым острокольем, внутри по забору был устроен сплошной помост и виднелись бойницы. Сам дом походил на деревянный замок: узкие окна, четыре башни по углам. А из-за того что подворье окружали узкие улочки, подступиться к нему с большими силами было невозможно, и те, кто появлялся в них, были доступны для лучников. Оборонять такое подворье можно было малыми силами. Даниил подумал, что князь Шемордан хочет знать, как бы он поступил, если бы ему пришлось брать эту крепость приступом. И он сказал:
- Это крепкий орешек, князь. И доведись мне её штурмовать, я бы ещё поразмыслил. Дорого бы пришлось заплатить за удачу.
- А как же тогда?
- Обложить, как обкладывают берлогу, и ждать, пока зверь сам не выйдет из неё. Или пока не обессилет.
- А если таких берлог много в Казани?
- Сколько же?
- Не меньше дюжины.
- Тогда в городе сражаться очень трудно, и потому возьмите их сейчас в своё владение.
- Вот спасибо. Я ведь почему тебя спрашиваю? Ты воевода из молодых да ранний, как я слышал, и можешь дать полезные советы, как оборонять Казань.
Даниил был озадачен. Он понял действия царя Шиг-Алея как противоречивые его просьбе: дескать, ты, гяур, хочешь знать, как легче овладеть Казанью русскому царю, а я думаю, как лучше защитить крепость от русского войска. Однако у Даниила не было воли давать такие советы. Да и что он мог посоветовать, кроме своих досужих вымыслов! Не было у него никакого воеводского опыта, он всего лишь стряпчий при воеводах. И вместе с тем размышления привели Даниила к мысли о том, что это заведомо ложный ход царя Шиг-Алея в его пользу. Шиг-Алей давал Даниилу ключ к тому, чтобы узнать, что представляет собой крепость Казань, в чём её сильные и слабые стороны, но прежде всего - сильные. А советы - что ж, он может их дать не в ущерб своей державе.
- Хорошо бы для этого, князь, осмотреть крепость. А ещё надо знать силы, какими станут оборонять её.
- О силах пока не будем вести речь, их просто нет, но крепость мы с тобой объедем внутри и снаружи.
- Тогда чего же откладывать?
Даниил всё ещё не отходил от окна. Он попытался увидеть с высоты башни крепостные стены Казани. Но это ему не удалось: их загораживали дома.