Мир и тишина в доме Адашевых царили в эту зиму до самого Рождества Христова. Трое мужей Адашевых исправно ходили на службу в Кремль. Женщины хозяйство вели, Тарха растили, Анну, дочь Алексея и Анастасии, грамоте учили, рукоделием занимались. После Рождества Христова Даниил и Глаша вдруг оказались посаженными отцом и матерью на свадьбе Ивана Пономаря и Дарьи Головлевой. Она жила неподалёку, на Никитской улице, с матерью-вдовой Серафимой. Отец у Даши был приставом и погиб во время пожара сорок седьмого года, пытаясь потушить огонь близ пороховой башни в Китай-городе. Царь не забыл подвига пристава и назначил семье денежную дачу на прокорм. Дом у Головлевых был небольшой, но Ивану там нашлось место ещё до свадьбы. Он поселился примаком у будущей тёщи и был тем доволен, бывший монастырский послушник, теперь же стряпчий Разрядного приказа. Когда Даниил впервые появился в доме Головлевых, Иван обнял Серафиму за плечи, подвёл к Даниилу.
- Матушка, посмотри, как я земно поклонюсь своему благодетелю и побратиму. - И он впрямь низко поклонился Даниилу.
- Ты у меня поклоном не отделаешься. Вот как явится на свет у нас доченька, будешь её крестным отцом.
- Славно, брат, славно. Спасибо за такую честь. - Иван был весел, улыбался во весь рот, а выпрямившись, подпирал матицу на потолке.
Вышла из боковушки Даша. Она была по плечо Ивану, тоненькая, белокурая, голубоглазая, вся светлая, словно праздничная свеча.
- Даша, вот наши посажённые отец и мать, поклонись им.
Даша с улыбкой поклонилась. Глаза её стрельнули в Ивана.
- Он у нас всем велит кланяться.
- Этому его в монастыре научили, - заметила Глафира.
Иван ещё ходил в женихах, но вёл себя в доме Головлевых по-хозяйски. А мать и дочь были во всём покорны ему. Даниил и Глаша пришли с тем, чтобы ускорить вхождение Ивана в новую семью.
- Як тебе по делу, матушка Серафима, - сказал Даниил.
- Слушаю, сынок, - ответила она.
- Поторопись с венчанием этих голубков. Ежели можете, то в Святочную неделю их и обвенчаем.
- Хотели они на Красную горку, - отозвалась Серафима.
- Боюсь я, дела уведут нас с Ваней из Москвы к тем дням.
- Как уж они решат, а я их благословлю.
- А мы согласны хоть завтра, - ответили дружно Иван и Даша.
Иван подошёл к Даниилу поближе, спросил тихо:
- Ив какие края нам идти?
- Того не ведаю, Ванюша. В день отъезда и скажут.
Серафима и Даша принялись накрывать на стол, гостей попотчевать. А Иван повёл их осматривать "хоромы".
В доме Головлевых понимали, что такое государева служба, и за неделю до Богоявления Иван и Дарья венчались в храме Иоанна Предтечи, что у Никитских ворот. Во время венчания в церкви было много прихожан, и все дивились на славную пару молодожёнов, на их посаженных отца и мать. Потом было небогатое и малолюдное застолье. Ни у Ивана, ни у Даши не было в Москве ни родственников, ни близких, потому собрались лишь Дашины товарки да Даниил с Глашей.
А как только оттрезвонили в Москве колокола по случаю Крещения Господня, Ивана и Даниила вызвали в Разрядный приказ. Вскоре же к ним присоединился отец Даниила, Фёдор Адашев. Повелением царя ему должно было идти в Ярославскую землю, в город Углич, и там собирать по государеву уезду ратников, множество работных людей с топорами и пилами, ставить над ними десятников из старост и тиунов, валить хвойный лес, рубить из него крепость с башнями и воротами. Были определены размеры крепости. Окольничему Фёдору Адашеву поручалось руководить всеми работами и, когда будет срублена крепость, переправить её плотами по Волге под Казань. На ведение работ ему выделили казну, дали воинов в помощь местным работным людям. Ему велено было покинуть Москву в первые же дни после Богоявления, и вскоре большой обоз с топорами, с пилами, с кормом двинулся в путь на Углич.
У Даниила с Иваном было вновь особое поручение. Опять у них был в распоряжении возок с товарами, и они уходили "купцами" под Казань, но на этот раз им надо было идти санным путём и по Волге добраться до реки Свияги, что в двадцати вёрстах от Казани впадает в Волгу; там, продавая свой товар, пройти по селениям, по холмам и возвышенностям и выбрать место для крепости. В распоряжении "купцов" было чуть больше трёх месяцев.
Провожая Даниила и Ивана с колымажного двора, Фёдор Адашев наказал им, однако, исполнить одно важное поручение в костромской вотчине.
- Ты, сынок, держи путь на Борисоглебское. Обещал я царю срубить там четыре боевых башни. Запомни и размеры: три на три сажени по низу и высота четыре сажени. Настилы перевязать со стенами, бойниц - восемь. К сплаву чтобы плоты на Волге стояли. Не забудь.
- Не забуду, батюшка. Да вот и у Вани память отменная.
- И помни: передняя стена у башен до первого поверха в два ряда брёвен. Уразумели?
- Уразумели, батюшка.
- С сынком-то простился?
- Как не проститься! Да ведь не отпускал, за бороду держался.
- Это хорошо. Ну, с Богом. Авдею поклон от нас. Что он скажет, так ты внимай.
- Так и будет, батюшка.
Иван уже сидел на облучке, сдерживая нетерпеливых лошадей. Даниил вспрыгнул к нему, уселся, и лошади с места пошли рысью. Ехали знакомой дорогой, приметными местами, потому путь не доставлял им хлопот. А чтобы не было скучно, Иван затеял вспоминать то, как ему служилось в монастыре. И столько у него было каверзных случаев, что Даниил вволю посмеялся. Даниил и Иван поговорили и о тех боевых башнях, которые велено им построить в Борисоглебском. Даниил уже поразмышлял над наказом батюшки и не согласился с ним. Сказал Ивану:
- Вот дал нам батюшка урок, а я поперечить ему хочу. Такие башни, какие задумал он, нам в Казанской земле не понадобятся. Надо их сделать такими, чтобы каждая сама по себе была крепостью.
- Ты уж скажешь: крепостью. Как это так?
- А вот слушай. Стоит она в поле, на неё идут ордынцы. А у нас по лицу три пушки стоят, пищали на трёх ярусах из бойниц смотрят. Как прихлынут ордынцы, ударят по ним из всех стволов да со всех четырёх сторон, ежели в хомут попытаются взять. И на верхнем ярусе чтобы заплот был с бойницами. Оттуда камни бросать можно будет, смолу лить...
- Разумно сие. Да ведь воля батюшки...
- Простит, коль разумно сделаем. Ещё думаю, что переднюю стену на всю высоту надо сделать двойной. Ведь у ордынцев пушки есть. Зачем же подставлять под ядра слабую грудь? И промеры нужны другие: по лицу четыре, а не три сажени.
- Тут я с тобой согласен.
- А почему?
- Лишние воины в башне не помешают.
- Верно говоришь.
Не раз Даниил и Иван возвращались к разговору о башнях, но в конце концов сошлись во мнении: волю Фёдора Григорьевича придётся нарушить и сделать башни боевитее.
До Борисоглебского путники добрались значительно раньше, чем в летнее время сорок седьмого года. Дорога была накатанная. Как перекатились через Волгу - вот и село с чистыми улицами, с домами в весёлых ставнях и наличниках. Дом старосты неподалёку от центра села и от господского дома. Но к усадьбе не было пути, снегом занесло, и Даниил с Иваном не стали его торить, остановились близ дома Авдея. Староста появился тотчас. Он был без шапки, в овчинной душегрее, бегом поспешил к саням, кивая головой.
- Поклон тебе, боярин Данилушка, поклон, добрый гость Иван. Да вы во двор заезжайте. Али в господский дом поедете?
- Только у тебя, дядя Авдей, постоим, только у тебя, - проговорил Даниил и, соскочив с козел, обнял старосту. - Эко ты заматерел, Авдеюшка!
- Да и ты, Данилушка, покряжистей стал. А Иван-то, Иван-то, кряж дубовый, и всё тут!
Иван ввёл лошадей под уздцы во двор, к навесу, где стояли сани и телеги. Староста тут же взялся распрягать коней. Иван достал из саней две сумы с товарами, оружие. Как Авдей освободился, так повёл гостей в дом. В нём было тепло, чисто. Семья прибавилась: жена Елизавета девочку двух годков на руках держала. Когда все поздоровались и гости осмотрелись, Авдей спросил:
- Уж не беда ли какая в стольном граде?
- Нет, Авдей, там пока благодатно. А тебе мы урок привезли. Да послезавтра и уедем.
- Вон как! Ну да про урок потом, а пока мы баньку спроворим. Там всё готово, только дров подбросить. Ты скажи, Данилушка, Фёдор Григорьевич как?
- При деле, Авдей. Весной тебя проведает как пить дать.
- Ну и слава Богу.
Хозяйка со старшей дочерью той порой накрыли в горнице стол. Сыновья побежали дотапливать баню. Всё закружилось, завертелось в доме Авдея. И вот уже гостей позвали к столу червячка заморить. Авдей баклагу хлебного первача поставил, "для сугреву по махотке". За встречу предстояло выпить. Даниил и Иван уважили хозяина. Он спросил:
- Как там хоромы поживают?
- Слава Богу, отменно. Батюшка с матушкой всё тебя добрым словом поминают, мастеров хвалят.
- Спасибо, душу согрели. А ты, Данила, ненароком не женился?
- Оженил меня батюшка, сынок растёт.
- Видел я тогда, вы хорошая пара с Катериной.
Даниил потупил голову, сказал с трудом:
- Не дал мне Господь Катю. В полон её увели тем летом, как Москву сгоревшую покинули.
- А я по осени-то в тот год сего и не слышал. Прости меня, Данилушка, что рану разбередил.
- Да что там, дядя Авдей. Зарубцевалась уже она. Батюшка с матушкой мне угодили. Добрая у меня Глафирушка.
- Ну и слава Богу. - Авдей вздохнул. - Жизнь, как река: то омуты, то мели, то перекаты.
Пришёл самый младший сын Авдея Федот, крепкий отрок лет пятнадцати.
- Батюшка, баня поспела.
- Ну давайте, браты, сходите в баньку. Бельё позже вам принесут. Оно с той летней поры, привезённое вами, так и хранится.
Даниил и Иван знали прелесть Авдеевой бани и пошли с удовольствием. Иван всё пытался со спины Даниила рубцы от плети смыть. Не удалось.
- Вот ведь как зверь бил, словно клыками драл.
- Я уже к ним привык.
Парились и мылись москвитяне долго. И квасного духу с раскалённых речных голышей наглотались, и холодной сытой потешились.
- Пора и честь знать, - сказал наконец Даниил.
Потом было застолье: обильное, сытное, хмельное. Стерлядь волжскую ели во всех видах. Но вот вспомнили о том, что собирались говорить о деле. Даниил сходил к печи, набрал в загнетке сухих лучинок. Когда Елизавета убрала посуду со стола, он поведал о сути своего приезда в Борисоглебское.
- Тебе, батюшка Авдей, от Фёдора Григорьевича такой урок. В лес надо поднять мужиков и срубить четыре боевых башни для крепости. А где та крепость будет стоять, пока не знаю. Но башни должны быть в плотах уже к лесосплаву. Понял, батюшка Авдей? И воля на то не только моего батюшки, но и самого царя Ивана Васильевича.
- Воля государя нам превыше всего. И башни мы спроворим. Ты мне лишь мощь их покажи и промеры. Вижу, лучинки для того взял.
- Угадал. - Даниил стал раскладывать лучинки. - Все башни на четыре яруса. По низу они четыре на четыре сажени и высота четыре сажени. Это я так считаю, скажешь, когда отвечать будешь. А батюшка делать велел по низу три на три сажени. Так то не годится. Перечу батюшке - мне и ответ держать.
- Ну смотри, голубчик Даниил, как бы нам шею не намылили.
- Разве что мне, а ты тут ни при чём. Слушай дальше. Передняя стена у всех башен двойная: для крепости от ядер. А по лицу и по бокам много бойниц для пушек и пищалей.
- Вот что, батюшка Даниил. Есть у меня бумага для отписок и чернила ярославские орешковые, перо гусиное. Так вы всё на бумаге и изобразите. Вы же оба письменны.
- Лучше и не придумаешь, батька Авдей. Давай бумагу, давай приклад - изображать будем.
Старались долго. Два листа бумаги перевели напрасно, и только на третьем родилось что-то похожее на боевые башни, какие видел Даниил в Казани и в Арске. Но это творцов не смутило. Передав урок в надёжные руки Авдея, Даниил и Иван отправились спать. И другой день они отдыхали, пока Елизавета собирала им съестные припасы в дорогу, пекла в русской печи лепёшки, колобашки сдобные на мёду. Авдей бычка зарезал, говядины натушил, в глиняные горшки уложил. По зиме-то на прокорм до Казани хватит и останется.
К тому же Авдей не отпустил Даниила и Ивана в дальний путь одних.
- Ты уж прости меня, сын Фёдоров, но я тебе десять попутчиков отряжаю. Они люди бывалые, в Казань не раз ходили с товарами, знают, что к чему.
- Докуки мы тебе привезли, - заметил Даниил.
- Мы все люди служилые у твоего батюшки, потому о докуке и речи быть не может. Помни: казанцы народ дотошный, хитрый, враз вас отметят. А в куче-то и затеряетесь.
- Ладно, не буду тебе перечить, коль нам во благо.
- Во благо. Они и товар свой помогут продать. У них и черепок от корчаги в цене, - усмехнулся Авдей.
Крещенские морозы ещё не сошли, деревья по ночам стреляли. Но нашим путникам мороз был не Страшен: овчинные полушубки, тулупы до пят. Шапки у кого бобровые, у кого лисьи - ночевать на снегу можно. Кони - шесть пар и один запасной - попонами укрыты. Можно и в путь. Авдей проводил Даниила до Волги, сказал на прощание:
- Ты не беспокойся, сын Фёдоров. Урок твоего батюшки выполним. Лес у меня в бунтах есть. Завтра же, помолясь, и ударим в полсотни топоров.
- Спасибо, дядя Авдей, надеемся на тебя.
Они похлопали друг друга по спине и расстались. Сани Даниила шли четвёртыми. За ними - ещё две упряжки. Все десять "купцов" вооружены. Под руками топоры, сабельки в сено спрятаны; три лука с колчанами стрел, тоже под боком... Вот уже Борисоглебское скрылось в синей дымке, а впереди неоглядный санный путь по Волге. Путникам предстояло одолеть шестьсот вёрст с гаком. До Нижнего Новгорода прошли версты с двумя ночёвками. В Нижнем Новгороде остановились на постоялом дворе. Мужик Касьян, матёрый крепыш, за вечерней трапезой сказал Даниилу:
- Вот и кончается наше мирное житье. Ещё в Макарьеве завтра спокойно поспим. А там держи ухо востро.
- Что так, Касьян? - спросил Даниил.
- А то, что тамотко дальше черемисы вольничают. Ватажками ходят в разбой. Но, когда мы скопом идём, они побаиваются.
- А ежели вдвоём?
- Не, батюшка Адаш, не миновать разбоя. Нападут.
- Выходит, Авдей далеко смотрел?
- Знамо. Он всегда далеко смотрит. Светлая голова.
В Макарьеве, вёрст за шестьдесят от Нижнего Новгорода, Даниила предупредил сам хозяин постоялого двора:
- Скажи своим мужикам, барин, чтобы за деревней Разнежье топоры и стрелы приготовили. Там черемисы вовсю вольничают. Ихняя земля рядом, вот и разбойничают.
- А миновать их можно?
- Не знаю как, разве что дождаться дозора из Васильсурска. С ним и поедете спокойно куда вам нужно.
- А когда он придёт к вам?
- По-всякому бывает: может, через неделю, а может, и через две.
- Мы столько ждать не станем. Придётся уповать на Бога.
- Одно на это скажу: на Бога надейся, а сам не плошай.
Слушая хозяина постоялого двора, Касьян молчал. Он-то знал повадки луговых черемисов. Они открыто на разбой не выходили, ежели путников более десяти, боялись. Но без добычи они никогда не уходили. А как они брали свою добычу, и Касьян и его спутники умалчивали. Суеверны были, страшились накликать беду и потому, переночевав в Макарьеве, помолясь, двинулись в путь, к порубежью русской земли, коя вскоре же за Макарьевым и кончалась. Так уж повелось в Борисоглебском: всегда ему доверяли быть ведущим. На этот раз он сел в сани с непривычным для себя волнением. Первые вёрст двадцать причин для волнения не было. Справа и слева тянулись пустынные, засыпанные снегом берега. Изредка, далеко на взгорье виднелась деревенька. Касьян знал названия этих деревенек чуть ли не до самой Казани. Вот на взгорье прокатилась мимо деревня Бор, потом потянулось село Великовское. Под Бармином волнение Касьяна возросло, может, потому, что за этим селом на левом берегу Волги была раскидана деревня Разнежье и за ней что-то должно было случиться. Так показалось суеверному Касьяну. В паре с ним ехал его сын Кирьян, и отец сказал ему:
- Киря, достань-ка лук и стрелы. Как сосна одинокая появится, так стреляй в неё.
Касьяну чудилось, что там живёт злой дух. Сосна стояла очень близко от берега, от неё к самому льду подступал густой кустарник с тропами к реке. Когда Касьян увидел сосну, то погнал лошадей во весь опор. Мужики знали причину этой гонки и тоже погнали лошадей рысью. Они положили стрелы на тетивы луков и приготовились стрелять. Вот сосна рядом и в её крону полетели стрелы. А оттуда вылетела только одна стрела, и она попала в шею коня второй санной упряжки. Конь сделал ещё несколько шагов и рухнул. Странным Даниилу показалось то, что среди костромичей не возникло никакой паники. Обоз остановился, кто-то деловито освободил убитого коня от сбруи, кто-то подвёл запасного коня, его поставили к саням, надели сбрую, и не прошло нескольких минут, как обоз на рысях ушёл от того места, где "духи" черемисов получили с русских купцов дань за то, что въехали на их землю. Когда уже близко был Васильсурск, к Даниилу в возок сел Касьян и сказал как-то обыденно:
- Вот так всякий раз, как подъезжаем к этой колдовской сосне. Прилетит одна стрела - и нет коня.
- А почему так, Касьян? - поинтересовался Иван.
- Дух питается кониной и берёт с путников дань. Тут уж ничего не поделаешь, как ни берегись.
- И слава Богу, что только коня берёт, значит, милосердный дух, - заметил Даниил с улыбкой. - А дальше как, Касьян? Будут у нас ещё потери?
- То одному Богу ведомо. Надеяться надо, что обойдётся.
Вскоре земля черемисов осталась позади. Въехали в пределы Чувашии. В Чебоксарах остановились. Продавали свои товары. Борисоглебские мужики вынесли на продажу деревянные, искусно вырезанные, красивые ложки, половники. Даниил пошёл по торгу праздно. А Иван с Касьяном унесли на продажу нитки и иголки. Торг был многоязычным, как в Казани. Тут было сборище купцов со всей Волги. В ранних сумерках борисоглебцы вернулись на постой. Делились своими успехами на торге. Самыми удачливыми оказались Иван и Касьян. Даниилу повезло больше других. Он узнал, что Казанская орда ушла в Ногайские степи, не поделив что-то с ногаями. И надо думать, размышлял Даниил, сейчас самое время появиться в Казанской земле русским купцам и не ходить в Казань, а лишь побродить по берегам Свияги, в ближних к Волге селениях.