Слово за слово - вспыхнул спор. А там и ссора. Кто первым крикнул бранное слово - в шуме и гаме не разобрались, да только в ход пошли кулаки и дубинки... Кончилось дело убийством - несколько волхвов разбежались, но четверых схватили и сгоряча заперли в пустой клети на берегу Волхова и подожгли. А когда догорела клеть и рассыпалась грудой углей и золы, люди чесали в затылках, недоумевая, что подвигло их на это чёрное дело. И даже летописец Святой Софии, нашедший нужным описать это событие, сам терялся в догадках - за что пострадали четыре в общем-то невинных человека? Хотя в толпе некоторые вроде видели домашних боярина Внезда Вадовика, но кто теперь скажет уверенно, случайно замешалась боярская челядь в толпу или их послали нарочно!
Незаметно закончилось лето, промелькнула дождливая осень с торговыми ярмарками и сбором подати, и наступила зима. Снег выпал сразу повсюду, лёг плотно, словно собирался не таять несколько лет подряд. На свежем насте чётко отпечатывались следы волков, лисиц и зайцев. Настала пора охоты на красного зверя. Теперь князь по целым дням пропадал в кормовых охотничьих угодьях, положенных ему Новгородом. Там он гонял с дружиной зверя, там же в обеденное время разделывали туши, устраивая пиры, там же, случалось, ночевали в вотчинах боярских. А впереди ждали весёлые разгульные бесшабашные Святки. Ярослав сызмальства любил эти забавы за возможность хоть на миг перестать быть важным князем и почувствовать себя просто человеком, сбросить груз прожитых годов и тяжесть власти. Из всех сыновей Всеволода Большое Гнездо, похоже, он был самым отчаянным и до седых волос пронёс в сердце удальство и лихость.
На Святки по Новгороду бродили толпы ряженых, скакали скоморохи и глумцы. В те поры могло достаться на орехи от языкастой толпы не только прижимистой хозяйке, пожалевшей для колядующих лишнего пирога, но и знатному боярину, что прошёл мимо и свысока глянул на забаву. Словно сбросив все прежнее и нацепив чужую личину, люди порой кричали такое, за что быть бы им битыми в иные времена. Но сейчас, на Святки, всё было можно, всё прощалось.
В самом Ярославовом дворе буянила молодшая дружина ражие парни, которым море по колено, Ярослав когда-то, будучи в их летах, сам участвовал в игрищах дома, в Переяславле, но сейчас, принуждён терпеть, он лишь вовсю потворствовал буйным играм молодёжи. Ростислава была с ним, принимала близко к сердцу все забавы, не пропускала ни одной. Княгиня делала всё с двойным расчётом - ей самой хотелось забыться ненадолго в праздничной суете и заставить князя забыть о той, третьей, что жила безвылазно в тереме наложниц. Занятый охотами, пирами с дружиной и Святочным весельем, Ярослав чуть не на целый месяц забыл об Ольге, что княгине было на руку. Она втихомолку окружила молодую женщину своими верными холопками, которые, получив от наложницы наказ позвать князя, спешили к княгине и передавали ей слова Ольги. Ростислава указывала, что отвечать, и затворнице несли весть, что Ярослав уехал на охоту, Ярослав у жены, Ярослав на полюдье, Ярослав уехал в Гдов или Ржев. Между Ольгой и Ярославом пролегла невидимая стена, выстроенная Ростиславой. Она одна знала всё о молодой женщине и старалась как можно дольше оттянуть миг их встречи - верные холопки докладывали, что корелинка понесла-таки от князя, но тоскует, плачет целыми днями и чахнет, несмотря на уговоры поберечь себя и ребёнка. Ростислава надеялась, что тоска и одиночество убьют соперницу, кроме того, Ярослав сам не способен долго хранить любовь и верность женщине. Его настоящей любовью и страстью было другое - власть.
Отпросившись у княгини, Ян шёл проведать жену и детей. Елена несколько дней назад после целого дня мучений родила третьего сынка, которого уже порешили назвать Романом, в честь её отца. Ян шёл и дышал полной грудью - весна была совсем близко, и приятно было после затянувшейся зимы чувствовать тепло.
Он проходил мимо терема наложниц, вплотную примыкавшего к задам княжьего терема, когда услышал тихий голос, зовущий его с запинкой:
- Э-эй, вит-тазь...
Голос был женский. Обернувшись на крыльцо, Ян увидел худенькую белоголовую женщину-девочку, что стояла на высоких ступенях и обеими руками отчаянно цеплялась за резные балясины перил, чтобы не упасть. Её шатало от слабости, и она казалась такой больной, что Ян немедленно почувствовал к ней жалость. Заметив, что он остановился, женщина тихо улыбнулась и кивнула ему головой. Она была беременна.
Ян подошёл. Большие бездонно-синие глаза глянули на него снизу вверх, с доверчивостью птицы, и он ещё прежде, чем она заговорила, узнал виденную последний раз ещё до зимы корелинку, наложницу Ярослава. Утолив голос плоти, толкнувшей его в объятья этой девушки в далёком городке, князь по возвращении в Новгород постепенно забыл о ней, тем более что хватало и других забот. Не исключено, что уже попалась ему на глаза та, что станет его новой утехой. Но всё-таки Ян почтительно склонил голову перед женщиной князя:
- Что угодно тебе, госпожа?
- Княс, - по-своему выговаривая слова, молвила Ольга, - княс Ярислав... Он не ходить сюда... давно, много дён, - она начала загибать тонкие пальчики, но махнула рукой. - Я ждать, а он не ходить... Почему? Он забыть?.. Ты его видеть? Какой он? Здоровый? Больной?.. Где он?
- Князь сейчас в городе, госпожа, - ответил Ян, - коли пожелаешь, я найду его и скажу, что ты его ждёшь.
- Я ждёшь, ждёшь, - быстро закивала Ольга. Худое тело её, на котором, казалось, и жизни-то было только в чреве, задрожало. - Я очень ждёшь...
Протянув руку и легко коснувшись холодными пальцами запястья Яна, Ольга медленно стала подниматься по ступеням. Она шла, как древняя старушка, согнувшись чуть ли не пополам, и Ян с неожиданной чёткой тревогой подумал: "В землю глядит... Не жилица на свете!" Вспомнилась яркая живая Катерина - как каталась она маленьким шариком по терему в Переяславле, поспевая всюду. Казалось, нет ничего, что способно сломить её, а вот пришёл срок - и сгинула. А ведь её тоже больше других любил Ярослав. Неужели всех, кого он любит, ждёт одинаковая судьба? Ведь есть ещё княгиня, его дети, сам Ян... С усилием отогнав тревожные мысли, Ян отправился к жене. Ярослава он найдёт чуть позже.
Глава 12
Ярослав был поражён, услышав из уст Яна весть о том, что Ольга тяжела и наверняка опасно больна. Он и впрямь забыл думать о ней, отвлёкшись на княжеские заботы, охоты и пиры. Да и жена с детьми занимали много времени. Он зашёл всё же в терем к наложнице, но, если бы Ростислава видела их встречу, она бы смогла только порадоваться - больная, исхудавшая и бледная, потерявшая почти всю свою красоту, Ольга не могла больше привлекать Ярослава. Но она носила его ребёнка. О младенце следовало позаботиться - и князь окружил корелинку заботой, приставил к ней самых верных людей, а вернее Яна и его жены он не знал. Изборец получил строгий наказ - ребёнка и мать беречь пуще глаза, а ежели что случится с Ольгой, то взять младенца в свою семью: настанет срок, и отец о нём вспомнит.
Ольга не умерла, хотя и была к этому близка. Но её слабое тело всё же не сумело сберечь растущей в нём новой жизни, и младенец - белокурая девочка - родился мёртвым.
Потеряв дочку, Ольга сама с трудом отошла от края могилы. Выздоровев, она словно оцепенела, окаменела изнутри. Узнав, что ребёнок умер, Ярослав освободил от забот о наложнице Елену, и Ольга снова целые дни была одна и бесшумно бродила по полупустому терему или тихо плакала где-нибудь в уголке. Потом она исчезла тихо и незаметно, и никто, даже Ростислава не могла дознаться, куда она делась.
Во второй половине лета нежданно-негаданно пришло известие с севера - собравшись походом, из-за берегов Варяжского моря, пройдя землями корелов, в новгородские пределы вторглось войско еми-тавастов. Собравшись по всей земле, тавасты малыми отрядами просочились мимо корельских посёлков и собрались вместе в большую силу у берегов Ладожского озера, где напали на окрестности городка Ладога. Городок Олонец и село Исады, не ждавшие нападения, были разгромлены емью. Выгорело больше половины строений, а нападавшие отошли, набрав полон.
Получив это известие, Ярослав тотчас понял, что это ответ тавастов на его поход позапрошлой зимой. Оставив все дела, он собрал дружину, призвал новгородцев из числа ходивших с ним на емь первый раз, и двинулся на север. Но он не знал, что ещё раньше весть о нападении на Олонец достигла Ладожского посадника Владислава.
Посадник Владислав Одинцович имел все основания считать себя человеком, чья судьба сложилась несправедливо. С раннего детства он мечтал о боях и походах, и что из того, что родился и вырос он в небольшом городке Ладоге. По словам летописцев, именно отсюда начиналась земля Русская.
Но трудно жить в далёкие от былинных эпох времена! Лишь раз или два случилось Владиславу Одинцовичу сходить на струге в другие города, посмотреть мир и показать себя. Вернувшись из последнего похода, он, по настоянию отца, женился, завёл дом и через несколько лет стал ладожским посадником. Жизнь вошла в прочную колею, утряслась, и лишь иногда мечты молодости напоминали о себе.
И они воскресли, когда из Олонца прибежал гонец с вестью о нападении полудикой еми. Погорела часть города, несколько десятков олончан убито, взят полон и добыча.
Ладога стояла на рубеже, держала северную границу. Потому в ней всегда была дружина. Не теряя времени, Владислав кликнул воеводу, велел бить набат и сам, не дожидаясь, пока все соберутся, вышел на красное крыльцо посадничьего двора. К нему уже сбегались дружинники, начинала собираться толпа.
- Други! - крикнул Владислав, срывая с головы шапку. - Ворог пришёл на землю нашу! Пожжены наши сёла! Уведены в полон жители!.. Други, пошлём гонца в Новгород, к князю, но Новгород далеко! Встанем сами против врага! Не посрамим родимой Ладоги!
Ответом ему были разноголосые выкрики из толпы: "Идём на емь!.. Не посрамим Ладоги!" Люди кидали вверх шапки, горячились. И, не дожидаясь подхода новгородских полков, ладожская дружина и ополчение выступило из города.
Беглец из Олонца сам вызвался проводить войско до города короткой дорогой, напрямик, через леса, где в окрестностях и следовало искать емь.
Пришельцев нашли скоро - от порушенного Олонца в леса шла широкая тропа, утоптанная десятками и сотнями ног. Владислав приказал пуститься в погоню.
Враги разбрелись по летнему лесу широко - единого воеводы у них не было, воины подчинялись нескольким князьям и старейшинам, чьи сыновья были взяты в полон Ярославом. Старейшины отрядили для охраны полона большую часть воинов, пустив остальных на охоту и поиски новых селений. В ожидании, пока будут найдены новые погосты и городцы, тавасты гнали полон к упрятанным в кустах на низком берегу Нево-озера насадам. Всем хотелось найти город самого князя, но никто не знал, где его искать.
Топот копыт конницы далеко разносился в лесу. Почуяв неладное, охотники подняли тревогу. Они успели сбиться вместе, окружая полон, как на них налетела ладожская дружина, следом за которой поспевало пешее ополчение.
Всадников встретил град сулиц и дождь из стрел. Несколько лошадей и дружинников упало, но остальные налетели на тавастов, врубаясь в пешую толпу.
Сражение завязалось сразу жестокое и жаркое. Ладожан было намного меньше, чем еми, но они были лучше вооружены. Лёгкие охотничьи стрелы не пробивали кольчуг, а длинные ножи не могли тягаться с мечами и кистенями. Подоспевшее ополчение рассыпалось вокруг, добивая раненых и тех, кто просочился в гущу всадников и орудовал ножами, подрезая лошадям жилы.
Отчаянный бой продолжался весь день до вечера. Не выдержав натиска, пришельцы были вынуждены отступить, уводя с собой полон. Ладожане загнали их в чащу леса, прижав к берегу озера неподалёку от того места, где были укрыты насады. Только темнота помешала дружине довершить битву.
На поляне всю ночь горели костры, кольцом охватывая стан ладожан. В обозе стонали раненые и искалеченные, но их было несравненно меньше, чем полегло тавастов. Посадник Владислав не мог заснуть. Не находя себе места, он бродня меж костров, ожидая, что принесёт новый день. Не было сомнении, что в Новгороде всё знают. Конечно, князь уже в пути. Скоро он будет здесь, и остаётся совсем немного - дождаться его прихода. Тогда силы Новгорода довершат разгром, начатый ладожанами. Его охотники уже вызнали, что совсем рядом, чуть ли не под носом у обоих войск, у островка, укрыты насады. Емь не могла не знать об этом, но подобраться к ним незаметно не могла бы - для этого пришлось бы вырезать весь стан русских. Противник оказался в ловушке.
- Владислав Одинцович! - послышался торопливый голос. Посадник обернулся - к нему между костров бежал дружинник.
- Владислав Одинцович! - добежав, он жадно глотал ртом воздух. - Там емь пришла! Говорить хотят, должно!
- Уж не мира ли просить явились? - подумал вслух посадник. Среди ладожских ополченцев сыскали корела-толмача, и Владислав отправился к кольцу костров вместе с ним.
Закутанные в шкуры несколько старейшин-тавастов ждали, опираясь на копья. Они не выглядели униженно, как люди, пришедшие просить мира. Прищуренные глаза немолодых охотников впились взглядами в подошедшего посадника, ощупали взорами его короткую свиту и виднеющуюся под ней кольчугу.
- Спроси, чего хотят, - не тратя времени на приветствие, потребовал Владислав.
Старейшина-таваст заговорил.
- Он говорит: здесь собралась сумь и емь со всей земли, - глотая слова, начал повторять толмач, - нас много, а вас мало. У нас ваши жёны и дети.
Мы можем убить их и вас, но вы храбро бились, защищая своих, и мы хотим предложить вам - уходите. Мы отпускаем вас подобру. Если ты, предводитель, согласишься, можете уходить хоть сейчас, хоть утром - мы разойдёмся мирно и не станем вас преследовать...
- Что? - Владислав даже тряхнул толмача за локоть. - Что он такое лопочет, емь неумытая? Аль ты неверно слова его понял?
- Да всё я понял, всё, - закивал корел. - Я язык их с детства разумею! Хотят они нам мир предложить...
- Потому, что, мол, мало нас? Думают, мы толпы их испугались?.. Толмачь, что я скажу - никуда мы не уйдём и мира не возьмём. Чуть рассветёт, снова в бой пойдём! И будем биться до тех пор, пока не придёт нам из Новгорода подмога княжеская! А она уж в пути и назавтра тут будет!.. Толмачь им всё это!
Корел торопливо заговорил, размахивая руками. Владислав слушал его вполуха, поглядывая на тёмные сморщенные лица тавастов. Числом они и впрямь могут смять дружину русских, но всё равно, коль не нападут внезапно, ладожане продержатся до появления новгородцев.
Старейшины еми, выслушав толмача, захотели что-то уточнить, но Владислав отмахнулся:
- Скажи, я больше не желаю с ними разговаривать. Всё сказано, а утро решит, кто сильнее!
Повернувшись спиной к посланцам, он ушёл вглубь стана. Часовые-дружинники поспешили отогнать старейшин прочь, в ночную тьму. Оставалось дождаться утра.
Новгородское ополчение спешило на бой. Ярослав кипел от негодования. Какие-то полудикие народцы осмелились вторгнуться в пределы подвластных ему земель! Не иначе, как их натолкнули на это свей или немцы!.. Но ничего, он им ещё покажет! Вот разберётся с тавастами, а по осени соберёт большое ополчение и двинется на Ливонию. Прижмёт Ригу - рыцари станут посговорчивее и можно будет начинать делить северные земли. Емь станет платить дань Новгороду, и границы русских земель раздвинутся ещё дальше на запад.
Дружины с ополчением уже вышли к берегу озера, около которого их должны были ждать ладожские насады. Оставался последний день пути, и они у цели. Но уже ближе к вечеру первого дня, когда войско стало замедлять ход, поджидая отставший обоз и высматривая место для ночлега, дозорные приметили всадника. Погоняя коня, он спешил со стороны Ладоги.
Его остановили, привели к князю. Подбежав к коню Ярослава, гонец упал на колени и ткнулся головой в траву:
- Слово у меня к тебе, князь! От посадника ладожского Владислава Одинцовича!
- Говори! - приказал Ярослав. - Что, перевидались уже с емью?
- Перевидались, княже! - гонец выпрямился, но не поднялся с колен, продолжая говорить, запрокинув голову. - Как послали к тебе гонца, сразу к походу начали готовиться. Посадник вывел дружину, не дожидаясь тебя. Встретили емь у Нево-озера, там, где они насады свои укрыли. Был бой, и отступила безбожная емь, затаилась у островка, а Владислав Одинцович их с берега окружил. Прихлопнул, как мышей в горшке!
Ярослав на эти слова усмехнулся, подкрутил тёмный ус. Он не сомневался, что русские одолеют емь. Но дальнейший рассказ ладожанина заставил его задуматься:
- Мы, княже, хотели Их наутро добить - тут бы и ты как раз подоспел - да вороги нас обхитрили. Они как прознали, что наутро новый бой будет, полон перебили, насады свои побросали, а сами в леса утекли...
- Что? - Ярослав подался вперёд, свешиваясь с седла. - Полон наш побит?
- Не гневайся, княже, - гонец на всякий случай отполз чуть назад. - Посадник Владислав Одинцович вдогон им кинулся, крови требовать, а меня послал о том слово сказать...
- Так, - Ярослав выпрямился в седле, - значит, мы опоздали... Что ж, хорошо!..
Не глядя на посла, он развернул коня и скрылся в рядах своих дружинников.
Гонец остался стоять на коленях, глядя ему вслед. Он надеялся, что князь обратится к нему с последним словом, но Ярослав молчал.
Зато заговорили другие. Старшие дружинники и пробравшиеся полюбопытствовать ополченцы загомонили все разом, выражая гнев и возмущение. Они чувствовали необходимость дать выход своей ярости, и гнев шумящей толпы обратился на привёзшего дурную весть ладожанина. Он успел, почуяв опасность, вскочить на ноги и броситься, как заяц, прочь, но его всё же перехватили и долго били у дороги.