Не тратя времени, Ярослав на следующий же день послал во Псков своего боярина и воеводу Михайлу Звонца с наказом передать посаднику и тысяцкому, а чрез них и всему граду такое: "Весьма мне дивно, что вы с неверными союзы заключаете, а меня, князя вашего, принять не хотите. Ныне идите со мной на войну, а я обнадёжу вас, что зла никакого на вас не мыслил и хочу только, чтобы выдали мне тех, кто меня вам оклеветал".
Ярослав не особо надеялся, что в ответ Псков изгонит из ворот клеветников - порой так трудно вспомнить, кто первым бросил противное слово! Он сам раньше не отвечал за свои речи, да и посейчас не особо задумывается над сказанными словами! Но горожане могли и послушать голоса рассудка - коли нашёлся тот, кто пустил клевету, найдётся и тот, кто донесёт на злослова.
Посольство Михайлы Звонца вернулось в Новгород ни с чем - посадник и тысяцкий встретили его, как положено встречать княжеских послов, выслушали присланную князем грамоту, на следующий день созвали большое вече, где Михайла повторил сказанное. Народ, конечно, начал шуметь, раздались выкрики о том, чтобы дома клеветников пустили на поток, но псковское вече - не новгородское. В Господине Великом с веча уж сразу отправились бы грабить первого, на кого указали. А тут покричали, помахали кулаками, да и разошлись. А боярина на другое утро с честью проводили и обещали, что и ответ князю скоро будет.
Ярослав не ждал скорого ответа - по первым словам своего посла он понял, что псковичи мира не желают. Что ж, придётся преподать им урок, благо, переяславльские полки до сей поры при нём. Обложить строптивый Псков, да и прижать его хорошенько! А то и вовсе наплевать на него - обойтись одним новгородским ополчением и спешить, спешить на Ригу, пока псковичи, не предуведомив новых союзников, не дали им в руки оружия против русских. А вернувшись, можно будет заняться переветниками.
Ярослав уже собирался - переяславльцы подправляли брони и проверяли оружие, новгородцы собирали обозы, формировали владычный и новгородский полки, гонец пошёл в Ладогу, поднимать тамошний полк, другого по слову князя Ян сам послал в Изборск - дружина князя Евстафия должна была присоединиться к ополчению позже. Подгоняла погода - конец лета и вся осень выдались дождливые. Что ни день, то ливень - тяжёлый, обложной. Дороги раскисли, на полях догнивало неубранное жнивье, погибли лен и просо. Уже ясно было, что без низового хлеба Новгород до новой весны не дотянет. Поход избавит город от части ртов и, кончившись удачей, принесёт добычу - чтобы удоволить начинающих ворчать горожан, Ярослав про себя решил, что в Ливонии будет захватывать в основном хлеб.
И тут вдруг явились послы от псковитян.
Послом город выбрал монаха. Худощавый, востроносый и чернявый, он как нельзя лучше оправдывал своё прозвание - Гречин. Посольство сперва явилось на Ярославово дворище, к князю. Узнав о приезде псковичей, Ярослав, уже собиравшийся в город, отменил поездку.
В палату набилось много народа - все спутники игумена Гречина прошли следом за ним. За Ярославом явились его бояре и воеводы. Здесь же случились несколько новгородских вятших мужей из числа тех, кто собирался в поход. Маленький ростом посол быстрым шагом выкатился вперёд, и, низко поклонившись Ярославу, широко троекратно обмахнул себя крестным знамением.
- Здрав буди, князь Ярослав Всеволодович, на многая множество лет! - пропел он весело.
- И ты здрав будь, - сидевший на княжьем стольце Ярослав чуть наклонил голову. - Легка ли дорога тебе была? Как встренул тебя Великий Новгород?
- Благодарствую за слово доброе. Мне, грешному, радостно слышать его от тебя, князь! - игумен поклонился, прижимая руки к груди. Но этот его поклон и улыбка насторожили Ярослава - ведь перед ним был посол мятежного Пскова. Какие вести он принёс? Что таит в себe его доброта?
- Ты приехал ко мне с вестями изо Пскова-града, - полуутвердительно молвил Ярослав. - Что же велел передать мне город?
Игумен засуетился, оглядываясь. Один из его спутников, по виду - тоже инок, достал из кожаной калиты пергамент. Сломав печать, Гречин с сухим шорохом развернул его и начал:
- Град Плесков повелел мне, грешному, передать тебе, князю новгородскому, Ярославу Всеволодовичу, таковы слова: "Кланяемся тебе, князю Ярославу и братии нашей новгородской и вам на ваши слова ответствуем: на войну не идём и братии нашея, которые правду говорят, не отдадим. Что мы с рижанами союз учинили, в том нам нет порока, ибо вси мы, люди, вернии и невернии, суть человеки от единого Адама дети, и нет меж нами никакой разницы. Того ради излюбили лучше пожить в покое и любви, нежели мире и вражде. Злу и беззаконию их не прилепляемся, но в мире со всеми жить можно. Ты же, князь, умный и смысленный, помысли такое - ежели сии рижаны беззаконии, как ты их называешь, видя наше состояние смирения и любви, познают истину и обратятся на путь спасения, то нам есть честь и польза. А ежели на своём останутся, то нам от них нет вреда и бесчестья. Вы же нас обидели - к Колываню ходя, взяли серебро, сами возвратились, города не взяв и нам ничего не дали. То же у Киси и Медвежьей Головы учинили. А они братию нашу за то побили. Вы, начав войну и получив добычу, отходите восвояси, а мы остаёмся с ними во вражде.
Ежели вы вздумаете идти на нас со своей силою, то противо вас со святой Богородицей и поклоном, а не с оружием и злобою, понеже новгородцы издавна братия наша. Так вы нас и посеките, а жён и детей поплените, ежели в вас закону нет..."
Пока игумен Гречин читал, Ярослав сидел неподвижно, чуть нахмурившись и выдерживая пристойную князю важность. Но стоявшие по бокам его Ян и Михайла Звонец видели, как прищурены его глаза, как напряжены скулы. И без разъяснений всё было понятно - война. Усобица, где на стороне изменников-псковичей выступят немецкие рыцари. Задумавшись, Ярослав не заметил, когда посол кончил читать. Опомнился лишь, услышав шорох сворачиваемого пергамента.
- Верно ли я понял, что Псков от Новгорода отворачивается и желает лучше прилепиться к Ливонии? - заговорил он.
- Нет, князь, - игумен остановился, - но мужи псковские лишь уповают на то, что с Божьей помощью услышан будет голос любви и терпения, и снизойдёт мир и свет истины на все народы - и на рижан, и на новгородских мужей...
Ярослав не выдержал и бросил испытующий взгляд на случившихся тут же новгородских вотчинников. Они могли принять последние слова на свой счёт. Бояре молчали, уткнувшись в бороды, и князь дорого бы дал, чтобы узнать, что у них на уме.
- Слово, тобою сказанное, есть ли слово всего Пскова? - спросил он.
- Псковское вече так сказать приговорило, я же, грешный, их слова передал.
С этими словами игумен Гречин шагнул вперёд, протягивая пергамент. Михайла, к которому он стоял ближе, принял его и ответил кивком на поклон. Посольство свершилось.
- Что ж, - Ярослав смотрел перед собой, - Псков слово своё сказал, послушаем, что ответит ему брат его старший Господин Великий Новгород!
Кивком головы он отпустил послов. Те ушли, за ним следом заспешили новгородцы. С Ярославом остались лишь несколько ближних людей.
В палате повисло тягостное молчание - князь сидел, уйдя мыслью в себя, воеводы и бояре только переглядывались. Некоторым надо было спешить по делам, и они сейчас корили себя, что не ушли сразу. Покинуть палату теперь означало чуть ли не бегство.
Ярослав был спокоен. Он ждал именно такого ответа и знал, что ничто не способно остановить его. Поход на Ригу должен состояться - другого способа поставить всё на свои места он не видел. Но что ещё скажут новгородцы? Князь не сомневался, что на вече его недоброхоты по-своему перескажут слова псковичей. Но он невольно вздрогнул, когда за окнами послышались мерные глухие удары вечевого колокола.
- Быстро они, - прошептал он. - Михайла!.. вызнай, что там? - Звонец быстро вышел. Следом за ним отправилось ещё несколько человек. Ярослав вскочил и сильным упругим шагом прошёлся по палате.
- Коней! - вдруг приказал он, останавливаясь. - Едем!
Вече гудело и бурлило. Когда князь с ближними боярами и частью дружины подъехал, там уже кипели страсти. Бояре, среди которых затерялись посадник и тысяцкий, толпились на вечевой ступени. Те, кому места не хватило, окружили помост и, задрав бороды, перебрёхивались со стоящими наверху. Торговые люди, посадский и чёрный люд шумели тоже. Новгородцы не сразу затихли, даже узнав приехавшего Ярослава.
Князь поднялся на помост, всё ещё слыша отдельные выкрики. Его сторонники он узнавал их голоса, - ещё что-то доказывали, но по всему было видно, что решение вечем уже принято, и приняли его в основном встретившие его бояре.
Посадник Иванок Дмитриевич шагнул навстречу князю.
- Княже, выслушай слово Господина Великого Новгорода, - степенно молвил он. - Прослышав о том, что псковичи с тобой не идут, мы порешили тоже на рижан без братьев своих не идти и полки свои распустить...
Ярослав услышал за спиной недовольные голоса - некоторые бояре возмущались решением веча.
- Весь ли Новгород то порешил? - спросил он.
- Весь, - подтвердил посадник, и вокруг него закивали. - Все люди... И хотим сказать тебе ещё - коль не идёшь никуда, распусти полки свои.
Снова послышалось двухголосое гудение - одно выражали одобрение, другие ворчали о трусости и предательстве.
- Ведомо мне, чьи это слова! - процедил Ярослав. - Измена в Новгороде открылась!
- Князь! - Иван Дмитриевич даже отшатнулся, вскидывая руку с посохом. - Побойся Бога!.. Мы верны тебе были!.. Почто ныне недоверием казнишь?.. Истинно говорю тебе - то сам Великий Новгород сказал!.. Иль ты мне не веришь?
Иван Дмитриевич был одним из тех, кто всегда стоял за Ярослава, подчас защищая его перед вотчинниками и советом бояр в Грановитой палате. На него можно было положиться всегда. И вот, хоть голос у него дрожал от волнения, он говорил невероятные вещи. Им приходилось верить.
Ярослав долго спорил - ругался с вечем, на другой день явился в Грановитую палату, навестил владыку Арсения, но всё безрезультатно. Новгородцы как сговорились и отказывали князю в участии в походе. Кое-где раздавались открытые голоса - мол, Ярослав Всеволодич нарочно говорит, что хочет идти на Ригу, а сам собирает полки для похода на Псков. Князь убеждал, доказывал, даже угрожал - но потом перестал.
Город был против него - это стало ясно. Не говоря ни слова о том, новгородцы своим упорством показывали князю на порог. И Ярослав решился.
- Еду! Кончено! - объявил он однажды, переступив порог терема. - Гонят меня?.. Ну, что ж, придёт час, они ещё вспомнят князя Ярослава!.. Нынче ж еду, а ты, - он подошёл к Яну, взял за плечи, взглянул в лицо глубокими страшно спокойными глазами, - останешься тут.
- Княже? - только и мог выговорить тот. Сколько лет был он при Ярославе - уезжал от него, ворочался, а такого не было, чтоб князь сам отсылал его. - Почто?
- Я знаю тебя - ты мне верен, - в голосе Ярослава послышалось тепло. - Я здесь сыновей оставляю - Феодора и Санку. Санко твой воспитанник, ты будь при нём. На тебя наследников оставляю, Ян Родивоныч!.. Ежели что - с тебя спрос!
Он последний раз крепче стиснул плечи Яна, словно хотел обнять верного человека, и изборец склонил голову, соглашаясь.
Глава 14
Оставив со старшими сыновьями, кроме воеводы и таким образом ставшего пестуном младшего княжича Яна, своего проверенного боярина Фёдора Даниловича, служившего ему ещё с Рязани и тиуна, Ярослав с семьёй и остальным двором в начале зимы вернулся в Переяславль. Полки пришлось распустить. Поход на Ригу провалился.
Деятельная широкая душа Ярослава требовала расхода накопившихся сил. Младшая дружина, живущая от похода к походу, вот-вот могла начать ворчать - столько собирались, готовились и на тебе! - как побитые собаки, вынуждены бежать. Князь был готов сунуться куда угодно, чтобы в горячке сражения обрести вновь холодный рассудок и спокойно принять неприглядный случай - Новгород, град, который он в мыслях уже почитал своим, выгнал его. Но пусть новгородцы подумают, поразмыслят, поймут, что всё ещё можно исправить - сыновья князя остались там для того, чтобы все поняли: Ярослав уходит не обиженным. Он готов вернуться, а отъезд временен. Перед уходом он ещё раз говорил с Яном - тайно. Тот обещал слать гонцов и докладывать обо всём, что происходит в городе.
Едва приехали да обустроились в Переяславле, пришли вести от брата, Великого князя Юрия. Прослышав, что Ярослав вернулся, он звал его к себе во Владимир.
Второй сын Всеволода Большое Гнездо не отличался решительностью. Порой его можно было счесть трусом - как легко он признал старшинство Константина, как радовался всего лишь ссылке и потом с восторгом принял прощение, готовно поклявшись оберегать осиротевших племянников! А став Великим князем, изо всех сил старался примирить всех - заметив усиление Михаила Черниговского, поспешил приблизить к себе своего шурина, посватав за племянника Василька его дочь, почуяв отход киевской земли от владимирской, завёл переговоры о женитьбе сына своего Всеволода на дочке тогдашнего киевского князя Владимира Рюриковича. Юрий старался собрать вокруг себя как можно больше князей, связав их с собой узами родства и взаимных обязательств, дабы отвратить возможную вражду. И уж ежели ему занадобился деятельный младший брат, значит, дело было важным. Но Ярослав поехал бы всё равно - после ухода из Новгорода ему было необходимо развеяться.
Юрий встретил брата у Золотых Ворот Владимира, выехав сам с боярами и воеводами. Громко, надсадно взревели трубы и зазвонили благовест, когда братья-князья обнялись, не слезая с коней, как встретившись после долгого и трудного боя. Потом сопровождавшие обоих Всеволодовичей перемешались, и они вместе поехали ко Владимиру.
Великий князь ещё более располнел, несколько даже обрюзг и сидел на коне, развалясь. По всему было видно, что он мало выезжает даже на охоту, а уж о военных походах речь давно не идёт. Ярослав по сравнению с ним смотрелся чересчур поджарым и выше ростом, чем был.
- Нисколько ты не переменился, братуша, - распускал полные губы в улыбке Юрий, любовно окидывая глазом сухую статную фигуру Ярослава. - Орлом глядишься!..
Ярослав в ответ только скривился - этого орла недавно чуть не выгнали из Новгорода!.. Но откуда Юрий мог знать? Неужто и у него есть там верные люди?
- Почто звал, князь? – нарочито сухо, как положено человеку зависимому, спросил он. - Сила ратная надобна, аль что ещё?.. Приказывай!
- Да погоди ты! - Юрий довольно рассмеялся и хлопнул брата по плечу. - О делах потом поговорим!.. Сперва в баню с дороги сходи, потом за столы! Всю дружину твою накормим! Я тебя так ждал!
Юрий и правда заранее готовился к встрече с братом. Его бояре, воеводы и дружина были поселены в теремах детинца, самому Ярославу отвели богатые хоромы на княжьем подворье. Первые дня два ушли на отдых, пиры и веселье - гости из Переяславля приехали накануне Рождества. Лишь наутро третьего дня к Ярославу пришли от Великого князя - после обедни в соборе Юрий желал видеть младшего брата.
Ещё в день приезда, и потом на пиру, Ярослав заметил подле Великого князя старшего Константиновича, Василька и собственного великокняжеского наследника, Всеволода Юрьича, которого его отец не так давно отделил, дав в удел Ярославль. Оба молодых князя, сдружившись, постоянно были вместе и сейчас, явившись в палату к Великому князю, тоже присели на скамью вместе. Они примчались с мороза и ещё улыбались молодецким забавам своим.
Василько вытянулся, возмужал и расцвёл той мужской красотой, что отличала потомков Юрия Долгорукого. Он становился очень похож на своего отца, Константина - разве что в глазах, улыбке, речах и движениях его сквозила горячая, страстная любовь к жизни, в то время как отец его уже в этом возрасте больше тяготел к размышлениям и покою. Всеволод, сын Великого князя, из мальчика, княжившего когда-то в Новгороде, превратился в рано возмужавшего отрока. Когда Ярослав вошёл в палату, юноши приподнялись, приветствуя старшего. Тот не мог не улыбнуться с лёгкой завистью - когда ещё его сыновья станут такими! Феодору десять лет, Александр на два года моложе. Дети совсем!
- Почто звал, князь? - приветствовав Юрия, на правах брата, заговорил Ярослав.
Он ждал, что Юрий начнёт выспрашивать о делах новгородских, но тот даже ухом не повёл - видно, и правда всё знает! Вместо этого Великий князь заговорил о новом походе - на восток, в мордовские земли, на берега Итиля-Волги.
- Издавна дикая мордва и меря тревожат соседей, наших, муромских князей, - говорил он. - Родичи их, булгары, что тоже нашей веры не признают, не раз на наши вотчины ходили с грабежом и разбоем. Бить мы их били, а покорить сумели всего ничего. Ныне стало известно мне, что заключили ряд мордовские князья с булгарскими. Теперь, ежели соберут они полки да двинутся на русские земли, худо тем землям придётся. Уже грозят они Новгороду Нижнему... Вот и порешил я собрать рати и идти самим, не дожидаясь мордвы и булгар. О прошлом годе, в сентябре, уж посылал я туда войною дружины с Васильком Константинычем, - Юрий кивнул в сторону сыновца своего. - Воротились они из-за дождей и распутицы. Ныне вдругорядь рати собираю! И хочу, чтобы ты, мой брат, прославленный на севере походами против еми, суми и корелы, пошёл с полками!
Ярослав перевёл дух. Громить мордву и мерю с булгарами было в его представлении не страшнее, чем приводить к покорности емь и чудь. Отличие же в том, что, встретившись с другими народами, он наконец, добыв победу, может быть, перестанет горевать о потере Новгорода. Тем более что впереди его ждёт ещё один Новгород - Нижний.
- Ещё чьи рати выйдут? - спросил он.