Снова загудело вече, снова по улицам ходили толпы народа, поглядывавшего исподлобья на всякий забор повыше и хоромы побогаче. Кто-то пустил слух, что псковичи вспомнили о давнем замирении с рижанами и вот-вот наведут на Новгород их рать. "А князь далече! - судачили люди. - Вот как придут немцы да свей, как возьмут нас на копьё - чего тогда делать станем?.." О княжичах как о ратниках, способных повести в бой, не говорили. Старший, Феодор, был тринадцатилетним парнем - высоким, жилистым, крепкокостным, но уж больно обычен. И вид не княжеский, и походка, и вежества такого нет. Переряди его в простую свиту, пусти на улицу - и с двух шагов не признаешь в нём княжича, до того прост. Александр больше походил на отца, но он был ещё мал. И, пожалуй, только возраст мешал видеть в нём будущего великого князя - умного, сильного, когда надо - жестокого и беспринципного, но и ведающего, что земле нужно. Ян исподтишка приглядывался к своему воспитаннику и удивлялся, как он неуловимо быстро изменился.
Четыре года назад это был всего лишь мальчик - много понимающий, но во многом обычный ребёнок. Он совершенно по-детски искал поддержки у пестуна, хоть и старался не уронить княжеского достоинства, которое было в нём уже тогда. Сегодня это был уже княжич, в котором начали проглядывать черты взрослого. Глядя на юного Александра, можно было понять, каким был его отец, Ярослав, в его лета.
Когда в городе начались волнения, он первым, в обгон не только старшего брата Феодора, но и многих приставленных Ярославом к сыновьям бояр и тиунов почуял неладное и сам отыскал Яна. По давней детской привычке взял его было за руку, взглянул в лицо.
- Чего там? Шумят? Бунт опять? - спросил с дрожью в голосе, но светлые глаза уже загорались неукротимым отцовым блеском.
- Шумят бояре, - неопределённо отозвался Ян, но Александр продолжал смотреть, и он не смог смолчать: - Враги отца твоего, пользуясь тем, что князя Ярослава нет в городе, вернулись. Вече их привечает. Нашлись у них тут приятели...
-А посадник? - быстро спросил княжич.
Ян про себя подивился его уму.
- Стефан Твердиславич-то за нас, - ответил он, - да только ежели те на свою сторону Новгород перетянут, ему туго придётся.
- И что тогда? Погонят нас?
В голосе княжича промелькнула тревога, и Ян ободряюще сжал его ладонь:
- Не боись, Санко! Есть и на нашей стороне сила!..
Но видно - княжич уже что-то решил для себя и побаивался этого решения.
- Этого нельзя допустить! - звонким голосом молвил он. - Нельзя!.. Отец столько ждал этого княжения, а теперь... Он ведь надеялся на нас с Фёдором, что мы тут будем заместо него!.. А что теперь? Ратмир! - вдруг твёрдо молвил он. - Надо слать гонцов к отцу в Переяславль!
В голосе его послышалась неуверенность - это было едва не первое его решение в делах княжения, принятое им самостоятельно, и Александр боялся, что наставник осадит его. Готовый к порицанию, он отстранился, вынул ладонь из руки Яна. Но тот нисколько не возмутился - наоборот, взглянул так, словно впервые видел перед собой этого ладного мальчика.
- Пошлю, - пообещал он. - Самолично сегодня же пошлю!
Гонец ускакал из города в ночь. Отсылая его, Ян в глубине души боялся, как бы его не перехватили преданные мятежным боярам сторожа. Это наверняка бы означало бунт. Но всё обошлось - грамота ушла в Переяславль.
А вместо ответа явился сам Ярослав.
Он прискакал во главе нескольких конных дружин, невзирая на начавшуюся распутицу. В город, въехал не спеша, словно красуясь и давая всем наглядеться на себя и поверить своим глазам. Он приехал править, приехал, чтобы остаться здесь надолго - это читалось в его взгляде, в каждом повороте головы. Он нарочно выбрал самый длинный путь от ворот до подворья и проехал чуть ли не всеми улицами, давая возможность боярам как следует насмотреться на себя и своих ратников.
Княжичи и Ян встречали его на крыльце. Ярослав прошёл широким, чуть враскачку, шагом после долгого пути верхом. Он задержал взгляд на сыновьях, потом поднял глаза на изборца. Ян встретил его взгляд. И в этот короткий миг они поняли друг друга - Ярослав приехал, чтобы наводить порядок, карать и миловать, и ему были нужны люди, которые будут исполнять его приказы.
Началось уже на следующий день. С утра пораньше Ярослав отправил своих бояр по домам всех тех, кто выступил против него. Имена его недоброхотов князю сообщил Ян. Он же и взял под стражу семью Внезда Вадовика - его вдову, жён его братьев и сыновей и малолетних внуков. Вместе с остальными боярынями они были отправлены на Ярославово дворище, где были поселены под стражей. Судьбу их разделили и несколько случайно оказавшихся в Новгороде псковичей.
А ещё несколько дней спустя во Псков ушло посольство от Ярослава.
Иван Иванкович и Борис Негоцевич порядком удивились и немного даже струхнули, когда им доложили, что явилась дружина с грамотой князя новгородского. Не ведая, что ждать от Ярослава, они всё же решились принять послов.
Десятка два всадников заполнили подворье посадника, нарочито расположившись так, что холопам трудно было закрыть ворота - пришлось бы потеснить незваных гостей. А те смотрели гордо и гневно, рук далеко от оружия не убирали - видимо, ждали нападении.
Послом оказался опять Ян. В богатой броне, сопровождаемый своим меченосцем, он тяжёлым шагом вошёл в палату, где его ждал посадник и тысяцкий. Борис Негоцевич не знал Яна, но вспомнил, что мельком видел уже этого человека в Новгороде - подле князя. Ян же отлично помнил бывшего тысяцкого. Войдя, он поклонился посаднику, не удостоив прочих даже мимолётным взглядом.
- Здрав будь, боярин! - сделав вид, что не заметил надменности Яна, молвил Иван Иванкович. - Откуда прибыл ты? С каким словом?
- Слово у меня от князя моего, Ярослава Всеволодича, - негромко, сухо, ответил Ян. - Повелел передать он тебе, посадник, что делами псковскими князь зело недоволен и наказывает тебе, чтоб мужа его ставленного, тысяцкого Вячеслава Борисыча, отпустил бы, а изгнанникам Великого Новгорода, кои у тебя обретаются, путь укажи - пусть идут, куда хотят. Нет у них отчины - так пусть в земле нашей и следа их не станет!
- Куды ж подадутся они - в Нове Городе жёны их, дети, имения все! - резонно возразил посадник.
- Имений ныне нет - забрал князь в казну все имения, - качнул головой Ян. - А жёны и чада под стражей, дабы ничем не могли помочь врагам отчизны и князя!
Борис Негоцевич при этих словах пошёл пятнами, привстал, обращая на себя внимание посадника, который что-то захотел уже зашептать ему.
- Это всё, что повелел сказать нам князь Ярослав? - сдержав себя, спросил Иван Иванкович.
- Всё, - кивнул Ян.
- Тогда вот ответ Пскова - пущай князь твой отпустит жён и детей с имением их, тогда в ответ и мы отпустим его человека! - рассудил Иван Иванкович. - То и передай своему князю, посол!
Ян поклонился и уже развернулся, чтобы уйти. Он радовался втайне, что посольство его оказалось столь коротко - Псков и Новгород сызнова на ножах, ему может крепко достаться от Князевых противников. Но едва он сделал несколько шагов к дверям, сзади раздался пронзительный вскрик Бориса Негоцевича:
- Держи его! Вяжи!..
Несколько гридней бросились Яну наперерез. Изборец еле успел развернуться, ускользая привычным движением воина, раскидал пытавшихся задержать его воинов и бегом бросился вон из терема. За ним по переходам и коридорам грохотали шаги погони.
Ян еле успел вылететь на крыльцо и с ходу пасть на коня. Поняв по его виду все, дружинники сомкнули ряды и ринулись прочь. Неизвестно, что хотел Борис Негоцевич - не то убить посла, не то взять его заложником в месть князю, но задерживаться в городе лишний час не стоило. Спеша, давя случайных прохожих, дружина вылетела за ворота.
Ярослав, выслушав ответ псковичей, поступил именно так, как сам Ян и все, кто мало-мальски знавали его, от него ожидали. Он немедленно выслал вперёд дружины и перекрыл все дороги на Псков, заключив город в кольцо.
Город терпел долго. Поняв, что миром от Ярослава ничего не добьёшься, посадник вовремя вспомнил о силе и послал гонцов в Ригу, к сыну последнего псковского князя Владимира Мстиславича, Ярославу. Тот, прокняжив несколько лет во Пскове после отъезда отца в Ливонию, потом сам отправился следом за ним и до сей поры обитал в Риге, выжидая своего часа. Молодой Ярославко Владимирич именовался псковским князем, своим доброхотам дарил на Псковщине волости и городцы для кормления и был готов в любой день и час вернуться. Он с радостью ухватился за возможность не просто сесть на родительском столе, но и заодно отомстить своим врагам и, собравшись, двинулся было на Псков со своей дружиной.
Его ждали - посадник ежедневно посылал дозоры встречать Ярославку псковского с долгожданной рижской помощью. Явись рыцари под стены города - по-иному заговорил бы Ярослав Новгородский. Но время шло, кончилось лето, наступила осень, а о рижанах не было ни слуху ни духу. Даже гонцов г и то не слали. Шли дни, и с каждым днём таяла уверенность посадника и новгородских изгнанников.
Город ворчал: "Навязались на нашу шею!" - на улицах и в домах всё громче стали звучать голоса, требующие "показать путь" опальным новгородцам. Доставалось и посаднику. Тот молчал до тех пор, пока однажды не собралось вече и не потребовало от него немедленно выгнать новгородцев.
Осень в новгородскую землю пришла обильная плодами Земными. После нескольких недавних лет неурожая люди радовались тучным полям. Сам Ярослав, видя во время объездов убранные поля с рядами скирд, был доволен - особенно ещё и потому, что по его слову всё это изобилие не достанется Пскову. Всё-таки он вовремя перекрыл дороги - скоро в городе начнётся голод, и тогда псковичи волей-неволей поклонятся ему.
И этот день настал, когда Ярослав уже совсем решил идти против Пскова походом. Послы явились в Новгород поздно ввечеру и наутро следующего дня уже стояли перед князем.
Посадник и тысяцкий нарочно выбрали в посольство людей, которые до сего времени не были известны новгородскому князю - двух бояр небогатых родов, двух мастеровых, двух кончанских старост и священника, который должен был говорить от имени всех.
Он и начал речь, произнеся положенные приветствия.
- Смилуйся, княже! - молвил он, сложив руки на груди, как перед молитвой. - Воззри милостиво на чад своих неразумных и прости им прегрешения супротив твоей воли!.. Кланяется тебе город Плесков и глаголет тако: "Не вели гневаться, государе! Ты - наш князь! Тебе противиться не можем, бо в городи нашем невмочь стало жить чёрному люду - хлеба не достаёт, берковец соли стоит семь гривен, а прочий товар ещё дороже!.. Прости люди твоя. Отпускаем мы по слову твоему новгородца Вячеслава Борисовича, твово слугу, к своему дому, а ты прими наши клятвы и смирение и будь отцом нашим!" На том крест целуем!
Стоявшие за спиной святого отца выборные послы мрачно молчали, видимо, им не по нраву были пространные униженные речи. Но Ярослав наслаждался каждым Словом.
- Что же, - важно и лениво, как сытый кот мышонку, кивнул он, - отзову я свои дружины. И мужа своего приму, - тут он глянул на Яна, стоявшего подле, и тот понял, что за Вячеславом князь доверяет ехать ему. - Да только пусть город изгонит из стен своих новгородских переветов-бояр!
- Истинно молвлю - ты отец наш, мы твои дети, - опять поклонился священник. - Како ты приказываешь, так и будет исполнено! А ещё Плесков просит - дай нам на княжение сына своего, Феодора Ярославича...
Да, его принимали. Перед ним склонялись, его сила наконец стала настоящей силой, раз у него, как у Великого князя, подвластные города просят сыновей в князья. Это уже была победа. Но Ярослав знал, что юный княжич не совладает с только что усмирённым Псковом. Тут нужен был воин, муж зрелый и верный.
- Добро, - произнёс наконец, улыбаясь милостиво, одними губами. - Пришлю я к вам князя нового!
Псковичи рассыпались в благодарностях.
Глава 20
Ярослав и Псков - оба по-своему честно сдержали данное слово. Ян съездил и привёз в Новгород Вячеслава Борисовича. Более чем полугодовое пребывание в порубе едва не сгубило тысяцкого, и он расхворался. Князь разозлился, увидев своего человека больным, но всё-таки выпустил семьи Бориса Негоцевича и умершего Внезда Вадовика и его родни. Он даже позволил им взять с собой кое-что из домашней утвари и мягкой рухляди - то, что уцелело после грабежей и поджогов. Вместе с немногими верными слугами и гриднями, теми, кто не пожелал оставаться в Новгороде, боярыни и их дети выехали из города.
Они, конечно, понимали, что во Пскове им долго не жить. Едва Ян приехал с Вячеславом в Новгород, его тут же снова отправили в дорогу: гонцом во Ржеву, где уже несколько лет тихо-мирно, никого не задевая, жил младший сын Мстислава Удалого, Юрий. После отъезда Мстислава Удалого из Новгорода он удалился в пожалованный ему небольшой городишко неподалёку от Торопца и безвылазно жил там. Только смерть дяди, Владимира Мстиславича Псковского, привела его в выморочную Ржеву - ведь сын псковского князя обретался в Риге и на Русь не спешил. Получить в кормление богатый торговый Псков было нежданно большой удачей для Юрия Мстиславича. Узнав радостную весть, он пал на коня и с небольшой дружиной прискакал в Новгород, где на радостях от такого дара чуть было не поцеловал крест на верность Ярославу Всеволодовичу. Его не смутило даже то, что, по слухам, переветы послали гонцов в Ригу с просьбой военной помощи. Юрию - новоиспечённому князю псковскому едва миновало двадцать пять лет - хотелось больших дел, достойных князя его рода: внук Мстислава Храброго и сын Мстислава Удалого не должен был всю жизнь просидеть в небольшом тихом Ржеве, как сидел когда-то его отец в Торопце!
Едва прискакав в город и поцеловав крест Плескову на всех его грамотах, он начал готовиться к походу на Ливонию. Следовало показать рыцарям, что новый князь силён и воинственен, заодно предупредить возможное вторжение в свои земли. Кроме того, Юрию хотелось самому сходить в поход за добычей и полоном. Всерьёз веря в возможность нападения, он только выпросил у Ярослава Новгородского военной помощи, тем самым признавая себя его подручным. Ярослав просьбе внял - и отправил во Псков часть своей дружины во главе с Яном, как тамошним уроженцем.
Получив поддержку, Юрий сразу стал готовиться к боевому походу. Он хотел выйти пораньше, до осенних дождей. Бабье лето подходило как нельзя лучше. И стоило начать оборужать дружину и ополчение, как неожиданно пришла весть из Изборска.
После нескольких дней непрерывных дождей наконец-то проглянуло солнце. Всё-таки бабье лето близилось - пора быть теплу! Хорошо, до начала осенних дождей успели вывезти с полей весь хлеб. Урожай, на продуваемой ветрами с Плескова-озера северной земле вызревал скудный, едва хватало себе, пережить до новины. Но этой осенью наступило нежданное изобилие, особенно осязаемое после двух подряд неурожайных лет. Сейчас, пользуясь наступившим теплом, с огородин собирали репу и огородные травы. Потом урожай будет поделён, и часть его изымут данники, отправя в Изборск.
Пользуясь погожим днём, молодой изборский князь Евстафий взял с собой нескольких отроков и отправился проехаться по окрестностям. За отцом увязался сын, девятилетний Ивашко. Уже когда князь и его спутники выводили коней со двора, он вылетел на красное крыльцо и сам бросился в конюшню седлать любимого коня, дарёного отцом на постриги. Всадники задержались, поджидая мальчика.
- Смотри - от меня ни на шаг! - строго сказал Евстафий, когда сын поравнялся с ним. - Я не на забаву еду!
Встреть сейчас Ян своего сыновца, вряд ли признал бы. Изборский князь заматерел, стал костистее и плотнее. Лицо чуть вытянулось, исчезла детская нежность черт, оно стало резче и темнее. В серых глазах появился стальной блеск. Нос пересекал прямой шрам - в одной из стычек с ливонскими рыцарями, в том же году, когда князь Ярослав сражался с литовцами под Усвятом, случайный удар погнул стрелку на его шлеме, и она вонзилась Евстафию в переносицу. У него уже было трое детей, и на днях Васёна, всё ещё по-детски краснея и смущаясь, поведала, что опять тяжела.
Всадники выехали из детинца к посаду. Люди узнавали своего князя, разгибали спины, кланялись коротко - Евстафий не держал большого расстояния между собой и народом, понимая, что в случае войны вставать плечо к плечу придётся всем - и смердам, и дружинникам, и боярам.
А война была не за горами. Этим летом было всё тихо, но по слухам опять произошла во Пскове какая-то замятия.
А град сей держал связь с рижанами. Коль дойдёт до серьёзного, то призовут горожане ливонцев, пройдут они "на помощь" по земле изборской и больше навредят, чем помогут. Евстафий в глубине души ждал начала войны этой осенью или в начале зимы и по его слову уже начинали возить брёвна и камень для починки кое-где обветшалых стен и башен.
Работа на стенах кипела. Несколько приглашённых из Пскова мастеров вместе со своими каменоделами заканчивали латать оставленные временем пробоины на головной башне Вышке. Здесь Евстафий задержался. Спешившись, он в одиночку спустился в подземелья башни - там, за неприметной дверкой, начинался подземный тайный ход. Проходя под крепостной стеной и рвом, он заканчивался на поверхности в зарослях на берегу Смолки чуть ли не в полуверсте от города. Ходом не пользовались давно, и Евстафий не особо тревожился о нём. Но сегодня, в предчувствии войны, память заставила князя лишний раз взглянуть на обветшалую дверку, сбитую из полусгнивших досок. Она была цела, и Евстафий вернулся к ожидавшим его дружинникам.
Предчувствие оправдалось на другой день после полудня. Из дальнего погоста охлюпком, без седла, прискакал спешный гонец с вестью о том, что по дороге движется войско ливонских рыцарей. Пеших воинов гонец не заметил, больших обозов тоже. Всё это говорило о том, что рыцари шли не в обычный набег, целью которого был грабёж. Это начиналась война, в которой главной целью была смерть врага.