Получив весть, Изборск в считанные дни подготовился к осаде. Посады опустели - зарыв добро и унеся всё, что могли, жители укрылись в детинце. Из нескольких небольших погостов под защиту крепких стен пришли поселяне. Дружина и городское ополчение доставало оружие, ещё раз проверяло брони. В кузнях спешно правили острия мечей и перья сулиц. Заготавливали котлы смолы. Хотели разрушить даже подъездной мост и для этого выбили из-под него опоры. Прочистили колодцы на случай долгой осады. А ещё раньше, на свой стрех и риск, Евстафий послал во Исков гонца, считая своим долгом упредить горожан о подходе рыцарей.
Они подошли к Изборску через четыре дня после получения вести. Двигалось войско на удивление уверенно, словно не раз уже проходило по этой земле. Евстафий не знал, что незадолго перед этим изгнанные из Пскова опальные новгородские бояре встретились с рыцарями Ярославка Владимирича. Они поведали князю-изгою последние новости, и тот порешил, что выбьет своих врагов из стен отцами и дедами назначенного ему города. Сейчас с ним шли сам Борис Негоцевич и Пётр Вадовик, один из сыновей Внезда. Эти двое уже принесли клятву верности новому князю, решив про себя, что лучше служить ему и через него немцам, чем ходить под рукой Ярослава Всеволодовича, который ломает древние обычаи и уничтожает новгородские исконные вольности.
Ещё издалека настороженно притихший Изборск, с поднимающимися над крепостными стенами дымками казался потревоженным сторожем. Несколько повстречавшихся погостов оказались пустыми, а выехавшие вперёд дозорные-оруженосцы вернулись и доложили, что и посады тоже вымерли.
Ярославко, высокий, голенастый тридцатичетырёхлетний князь-рыцарь, ехал чуть впереди, с советником своим Борисом Негоцевичем и тремя оруженосцами. Несмотря на то что он много лет прожил в Риге, был принят покойным епископом Альбертом и даже женился при его посредстве, он всё ещё не был католиком, хотя и подумывал о такой возможности. Вторая жена его была католичка. Ради неё он бросил просватанную ещё на родине первую, которую после Липецкой битвы подыскал отец. Первая умерла родами, забытая мужем, и её сын воспитывался мачехой в Риге. Мальчик был не особенно любим отцом, и Ярославко решил, что после завоевания Пскова и окрестных земель отдаст ему захолустный Изборск - чтоб был и рядом, под присмотром, и далеко.
Выехав чуть вперёд, Ярославко осматривался в седле. В немецкой броне он казался выше и, как ни странно, худощавее, чем был. Местность, которую он последний раз видел мельком уже очень давно, ему понравилась.
- Хочешь, боярин, я тебе подарю вотчины в изборской земле? - обернувшись на Бориса Негоцевича, спросил он. - Скажем, вон по тому, дальнему, берегу речки и дальше, сколько хватит до следующей реки или озера?
Борис Негоцевич послушно поклонился в седле. Он был ненамного старше князя-изгоя и считал себя умнее его.
- Благодарю, монсеньор, - на латинский манер обратился он к Ярославку, зная, что тот любит подобное обращение.
- А, может, я тебя вообще наместником сделаю! - весело продолжал князь. - Посажу сюда сына старшего, а ты при нём, а?
Боярин рассыпался в изъявлениях благодарности, в уме уже прикидывая, что можно ещё выжать из нового господина.
В это время подскакали дозорные с известием, что город явно приготовился к обороне.
- Что ж! - Ярославко прищурился, из-под руки глядя на стены. - Их нельзя винить ни в чём! Они же не знают ещё, что это вернулся я!.. Изборск должен открыть ворота псковскому князю!
Рыцарское войско подтягивалось, располагаясь на извилистом заросшем берегу Смолки. Борис Негоцевич в душе начинал чувствовать ревнивую гордость - если и правда земли по дальнему берегу будут его, то уже сейчас хорошо, что их не загадят ливонцы. Сам боярин не терпел рижан и считал их только силой, которой можно править, если знать наверняка, как.
Город молчал - ждал начала осады. На деревянных заборолах, надстроенных на каменной основе, время от времени на солнце поблескивали шеломы воинов. В стене были оставлены только узкие щели - как раз для стрелков из лука или пращников - и разглядеть как следует защитников города не удавалось. Им же было отлично видно, как располагается в опустевшем посаде рижское войско. Где-то уже вспыхивали костры, где-то люди начинали рыть землю, отыскивая спрятанные запасы. Между огородов несколько рыцарей гоняли случайно забытую овцу.
Стан не успокоился до утра - горели огни, слышались голоса, мелькали чьи-то тени. Пришельцы сновали по брошенным избам, унося всё, что можно. Найденное зерно и копны сена растащили на корм лошадям.
Всю ночь Евстафии не заходил домой - только послал сказать жене и матери, чтобы ждали и молились. Вместе с дружинниками он ночевал в молодечной на первом, полуподземном этаже крепостных укреплений. До полуночи он не сходил со стены, наблюдая за рыцарями, и только потом ушёл, оставив старшим тысяцкого Станимира Бермятовича.
На рассвете стан рыцарей ожил, зашевелился. Через некоторое время к воротам двинулось несколько рыцарей под слабо колыхающимся в такт конским шагам стягом.
Поднятый по тревоге дозорными, Евстафий бегом поднялся на стену и сквозь щель бойницы разглядел трёх рыцарей в сопровождении явно русских людей.
Возглавлять посольство Ярославко доверил Борису Негоцевичу. А сам отправился с ним под видом одного из его спутников. Подъехав под стену, боярин оценивающе оглядел её всю.
Крепостная стена была сделана на совесть. Основание детинца, вырастающее из холма, было сложено из камня. Только на высоте в полтора-два человеческих роста начинались толстые кряжистые брёвна заборол со щелями бойниц и двускатной просмолённой тесовой крышей, защищающей воинов от стрел и камней. Несколько округлых каменных башен, с плоскими крышами, высилось по углам стены: одна над входом была наполовину сложена из дерева. В ней были ворота - из цельных брёвен, окованных железом. Мост перед воротами, висящий надо рвом и чуть утопленный между валами так, что дорога к городу проходила ниже каменного уровня стен, был ещё цел, и это оказывалось добрым знаком - можно было попытаться войти в город.
- Эй! - закричал Борис Негоцевич. - Отворяйте ворота! Почто запёрлись?
На стене зашевелились. В это время как раз поднялся на заборола Евстафий и выглянул наружу. Князь был и простой броне и с виду походил на любого старшего дружинника.
- Кто вы такие и что за люди? - крикнул он.
- Мы воины князя Ярослава Владимировича Псковского, владетеля этих мест, - ответил боярин. - Князь Ярослав Псковский идёт походом по своей земле принять княжение над родовой вотчиной своей и требует от вашего города крестного целования на верность. Призовите своего князя - пусть он впустит Ярослава Псковского с ближней дружиной в город.
- А с какой такой поры князь русский с иноземной дружиной по своим землям походом ходит? - Евстафий кивнул на рыцарей. - Аль своих ему воинов мало? Аль решил он еретиков-иноверцев в наши земли привести? Почто? С кем счёты сводить?
Замерший рядом с Борисом Ярославко скрипел зубами, еле сдерживаясь и, наконец, закричал:
- А то не твоё дело, смерд! Чего хочу, то и делаю! То моя отчина!.. Велите, чтоб Изборск ворота открыл!
Пока во Пскове шла замятия, Ян раз или два пересылался с сыновцем вестями. От него получил он когда-то весточку о заключении ряда-договора псковичей с рижанами и лётом упреждал Евстафия о том, что возможна война. А раз война, то пройдут мимо города на помощь союзникам рыцари. Князь помнил это.
- Русскому князю Изборск ворота откроет, а иноземцы пусть уходят, откуда пришли! - ответил он. - То мой сказ! Чужие нам на нашей земле не нужны!
- Да как ты смеешь? - Ярославко привстал на стременах, напрочь забыв, что явился сюда всего лишь понаблюдать за переговорами. - Да кто ты такой?
На заборолах на миг повисла тишина - дружинники умолкли, как по команде. И ясно прозвучал ответ Евстафия:
- Князь Изборский.
- И ты, всего лишь удельный князь, будешь мне указывать, что мне нужно, а что нет? - воскликнул Ярославко. - Я пришёл на эту землю, чтобы княжить! Псковская земля моя, и ежели ты не отопрёшь ворот и не поцелуешь крест мне на верность, поплатишься за это!
- Для того и немцев пригнал? - кивнул Евстафий на стан. - Чтоб тех, кто тебя не признает, порубить или в полон угнать? Власти похотел?.. Войди сперва в город, а там и властвуй!
- Да я тебя самолично зарублю! - Ярославко привстал на стременах. - Ты холопом жизнь кончишь! Я - князь псковский!
Но Евстафий уже убрался из бойницы, и невозможно было понять, слышал ли он последние слова.
Навстречу глянули суровые лица дружинников. Этим людям было не привыкать стоять на стенах и сражаться с рыцарями и их слугами-ливами и лэттами.
- Слушайте слово моё, други! - обратился Евстафий к дружинникам. - Враг у стен наших. На вид числом он мал, но не ведомо никому, есть ли за его спиной сила большая. Нам же терять нечего, и должны мы ударить по врагу так, чтобы и одного боя оказалось достаточно!.. Мне нужны те, кто готов рискнуть головою. Кто со мной?
Ближе к полудню ворота отворились. Расположившиеся напротив рыцари поспешили отрядить человека к князю, а сами встали впереди. В глубине души Ярославко надеялся, что Изборск сдастся ему, но не особенно удивился, когда выяснилось, что вместо мирного посольства по мосту с грохотом и топотом вымчалась боевая дружина во главе с Евстафием. Отряд рыцарей у ворот попал под удар первым. Он успел перестроиться в "свинью", но дружина ударила её боком" Строй железных рыцарей качнулся, устоял, и тут дружина разделилась. Часть воинов начала обходить обряд сбоку, беря в кольцо, а остальные продолжили продвижение вперёд. Рыцари сражались отчаянно, но скоро им пришлось перестроиться - русские били их и спереди, и с боков, и сзади. Несокрушимая "свинья" оказалась сломана, оставалось добить незадачливый отряд. Но изборцы не успели это сделать. На дружинников налетели конные рыцари, и им пришлось оставить избиваемый отряд.
Прошло всего несколько минут, а на поле перед городом закипел бой. Сбившись плотной стеной, стремя в стремя, изборцы ринулись на рыцарей. Те, ожидая начала сражения, успели облачиться в доспехи и влезть на коней, принимая бой. Князь Ярославко камнем из пращи вылетел из походного шатра и с помощью двух стремянных вскочил в седло. Вокруг него тут же сбились верные люди - дружинники, когда-то покинувшие Псков вместе с ним. К князю присоединились во главе своих дружин и Борис Негоцевич с Петром Вадовиком.
Подоспевшее войско навалилось на изборскую дружину. Та, сперва ввязавшись в битву и продвинувшись далеко вперёд, скоро оказалась зажатой с двух сторон. Рыцари сжимали кольцо, вынуждая русских либо отступать, либо попытаться прорваться через железные заслоны. В первом случае дружинники, спасаясь, могли на своих плечах провести в город врага, но во втором - их ждала неминуемая гибель.
Вокруг Евстафия тоже сбились его дружинники. Стиснутые конницей рыцарей, изборцы продолжали бой, постепенно отходя назад. За городскими воротами было спасение, но никто не собирался отступать. В руках были силы, молодая кровь бежала по жилам, мечи казались необычайно легки. Всем хотелось боя, славы и победы. Но слишком много вражьей силы навалилось на небольшую дружину, что на свой страх и риск высунула нос из спасительных стен.
Рыцари уже не просто теснили - давили на конницу русских. Казалось, ещё немного - и изборцы будут сброшены в ров, дорога к мосту будет свободна, и победители ворвутся в упрямый городок. Ярославко, пробившийся в первые ряды и отчаянно работающий мечом, даже закричал от радости, когда продолжающие отходить, огрызаясь и сопротивляясь, русские воины ступили на самый край рва:
- Наш! Город наш!
Мелькнули распахнувшиеся ворота - защитники бегут, они сломлены. Десяток упрямцев вдруг остановился, норовя отдать свои жизни на подступах к Изборску. Ничего, сейчас их опрокинут.
Рыцари уже пришпорили своих коней, чтобы ринуться напролом, но разогнавшиеся кони внезапно словно налетели на невидимую стену. Загнанные было в угол, почти опрокинутые изборцы вдруг бросились в атаку. Число их увеличилось в несколько раз. Два крыла русского войска метнулись вправо и влево, сами обходя рыцарей, в то время как основные силы ударили в лоб. Впереди, вместе с Евстафием скакал тысяцкий Станимир Бермятыч - пока княжеская дружина, набранная из одних старых, проверенных воинов, отвлекала на себя силы рыцарей, за их спинами из города мало кем замеченное выбралось городское ополчение с младшей дружиной. Легко опрокинув зашедших было в тылы изборцам немцев, оно пришло на выручку князю.
Сшибка была короткой и отчаянно-страшной. В прямой атаке против конного рыцаря не выстоит никто, а против рыцарской лавины нет никакого оружия. Поэтому, приняв первый удар, Евстафий и Станимир осадили своих людей и бросились в разные стороны. Споткнувшись только в первый раз, немецкая конница устремилась в просвет.
Казалось, что изборцы смяты и сейчас рыцари по трупам врага, как бывало, войдут в город. Ворота не устоят перед натиском. Но в тот миг, когда они уже поверили в успех, вдруг сзади послышался шум.
Растёкшиеся, как вода меж пальцев, изборцы, напали на рыцарей со спины. Русские, бывшие в рядах немцев, достойно встретили удар, но их смели, заставив броситься врассыпную, а на рыцарей обрушился град ударов.
Избиваемая конница попробовала остановиться и перестроиться, но не тут-то было. Наскок изборцев был страшен. Некоторые рыцари были выбиты из седел прежде, чем поняли, что произошло. Остальные смешались. На мост им не давало ступить ополчение, да и слишком узок он был, чтобы прорваться к городу.
Рыцари завертелись, сбиваясь в кучу и отчаянно обороняясь. Многим уже хотелось только одного - выбраться из этой сечи целыми и невредимыми.
Собравшись наконец вместе и окружив плотным кольцом князя Ярославка и его советников, рыцари ринулись прочь. Дружинники тысяцкого, на которого они налетели, попытались их задержать, но при лобовом ударе они потеряли половину своих и расступились, давая рыцарям проход, а потом присоединились к преследующим убегавших дружинникам Евстафия и гнали их ещё долго.
Попытка взять Изборск закончилась неудачей. Увлёкшиеся преследованием изборцы чуть было не влетели в стан рыцарей, но вовремя остановились и повернули назад, не позволив окружить и разгромить себя в путанице стана. Дружина откатилась к стенам собирать раненых и убитых и готовиться к завтрашнему дню.
Но на второй день ни сражения, ни осады не случилось. То же самое на третий день и четвёртый. С утра изборцы и рыцари перебрасывались стрелами и копьями, но однажды ближе к вечеру вражеский стан засуетился. С заборол изборцы видели беготню и суматоху среди немцев. По всему было видно, что они сворачиваются и собираются уходить.
Эта явная хитрость врага встревожила всех, несмотря на то, что после недавнего боя город, казалось, мог праздновать победу. Не ведая, что задумал враг, Изборск не спал всю ночь, опасаясь ночного нападения. До рассвета горели факелы на стенах, просаживались, до боли вглядываясь в темноту, усиленные дозоры. Сам Евстафий сидел вместе с дружинниками, не в силах сомкнуть глаз. Все гадали, что принесёт новый день.
Однако утром их ждало неожиданное событие - за ночь стан врага снялся и действительно ушёл. Остались только пожжённые посады, порушенные клети и избы, развороченная земля там, где рыцари искали спрятанное зерно.
Ещё день Изборск напряжённо ждал, не отворяя ворот, пока наконец на псковской дороге не показалась поднятая конями пыль - то шла ведомая Юрием Мстиславичем псковская дружина.
Глава 21
Приняв гонца из Изборска накануне выхода в поход, Юрий Мстиславич заторопился. Дружина его завершила сборы в один день и выступила вперёд, не дожидаясь еле тянущегося обоза. Не зная, с какой силой столкнулся Изборск, Юрий вёл свои полки собранными в единый кулак и далеко вперёд и в стороны высылал дозоры. С одним из них и столкнулся посланный Ярославком в зажитье отряд рыцарей. Русские приняли бой и разбили ливонцев. Трое уцелевших, загоняя коней, прискакали в стан в день битвы и поведали об идущем сюда войске. Это могла быть только помощь осаждённым, и Ярославко отдал приказ немедленно уходить. Его войско было сильно потрёпано изборцами и, хоть потери понесло небольшие, всё же не смогло бы выстоять против двух ударов сразу. Он бросился спасать свою жизнь, исходя бессильной яростью от неудачи первой попытки, и дал себе клятву, что вернётся сюда снова.
Евстафий с готовностью распахнул ворота Юрию Мстиславичу и пригласил нового псковского князя быть гостем в его доме. Воеводой у Юрия оказался Ян, отправленный с Переяславльским полком на помощь псковичам в походе. Ему и поведал Евстафий о том, что произошло под стенами Изборска несколько дней назад.
Услышав о том, что в войске Ярославка Владимировича были русские и наверняка бояре, Ян встревожился. Уже было известно, что часть изменников подалась в Чернигов, к Михаилу Всеволодовичу, подстрекать князя на новые пот ходы против Ярослава. Но что некоторые из них отправились в Ливонию, к немцам? Если и те, и другие в одна время найдут помощь да приведут войска к псковской земле, быть худу.
Юрий Мстиславич решил опередить события. Не отменяя похода, он пошёл в Ливонию, пустоша поселения, набирая полон и наполняя обозы добром. Ему удалось с удачей дойти до Оденпе, где он только пригрозив местным жителям призвать на их головы всю новгородскую и псковскую землю, оставил с их согласия часть своей дружины - в основном псковичей, перешедших к нему на службу после вокняжения Юрия в их городе. Теперь, если рыцари решатся на большой поход, Псков будет кому предупредить.
Вернулись псковские дружины уже зимою, по глубокому снегу, двигаясь медленно из-за тяжело груженного обоза и толпы полона. Часть добычи Юрий оставил изборцам, аки верным слугам и защитникам его новой вотчины.
Ян, вернувшись во Псков, накоротке распрощался с Юрием Мстиславичем и поспешил в Новгород. Сыновец Евстафий сообщил ему осенью кое-что очень важное. Ярослав должен был знать о возможности удара с двух сторон. Он так торопился, что сразу отправился на Ярославово дворище, где живал князь в свою бытность в Новгороде. Там же стоял и терем самого Яна, как ближнего Князева человека.
Задержавшись на дворе только для того, чтобы убедиться, что дружина его спешилась и направилась в молодечные избы отдохнуть и дождаться трапезы - большая часть отданной под его начало переяславльской дружины жила в посаде по избам горожан, - Ян поспешил в терем.
О его приезде уже было известно, и навстречу изборцу, едва он сделал десяток шагов, выскочил Санко. Двенадцатилетний мальчик изо всех сил старался казаться взрослым и лишь при взгляде на пестуна не выдержал и улыбнулся детски открыто.