Кандидат был явлен во дворец к Ироду, и Саломея тут же сказала свое решительное "нет", снова написав в Рим Ливии, жене Августа. Но, теперь пришло время Ироду уговаривать и упрекать в нежелании выходить замуж, сестру. Меж тем, желая подлить масла в огонь, я распустил слух о том, будто бы Саломея и Силлай состояли в предосудительно-близких отношениях, это было чистейшей выдумкой, но когда царь выложил перед Саломеей это обвинение, ее решимость стоять до конца пошатнулась, и скрепя сердце, она дала согласие на этот брак. Думаю, что решающим на самом деле был ответ Ливии из Рима, в котором та уговаривала Саломею, поступить по воле брата, так как царь лично, причем много лет знал Алекса II, в то время, как Силлай оставался чужаком. К тому же, – продолжала свои разумные доводы Ливия, – этот достойный житель Иерусалима не собирается увозить тебя в дальние дали, и в случае чего, ты сможешь бежать к брату, как это делала и прежде.
И вот мою Саломею в третий раз выдали замуж.
Какое горе, сказал бы любой, но только не "Черный паук" собственноручно придумавший весь этот заговор, с единственной целью заполучить любимую женщину и не менее любимых детей.
Алекса и Саломея сделались мужем и женой, после чего тот благополучно передал ее мне. Обещая, однако, присутствовать вместе с "семьей" на всех официальных праздниках и согласившись в дальнейшем признать своими всех рожденных в этом браке детей. Теоретически единственным препятствием нашему счастью могла стать дочь Костобара Каллея, но к тому времени мы с ней уже успели подружиться. Что же до сына Алекса от первого брака, то опять удача, юноша воспитывался в разумном отдалении от Иерусалима с его интригами, у родственников покойной жены. Я был совершенно счастлив!
Глава 23
С семьей мы вернулись в Идумею, я в качестве наставника мальчиков и управителя. Алекса II наведывался к нам время от времени, дабы создать впечатление, будто бы он проводит время с женой и детьми. В виду его опекунской деятельности, он не мог уехать из Иерусалима, бросив внедренных там агентов. Тем не менее, не было пропущено ни одного официального праздника, на которых Алекса неизменно находился рядом с Саломеей в окружении детей. Это был спокойный и очень обязательный человек, считавший главным делом своей жизни выполнение всех возложенных на себя обязанностей, какими бы сложными, хлопотными и трудоемкими те ни были.
Конечно, мы не могли быть уверенными, что Ирод не подослал к нам своих соглядатаев, так как со дня начала его правления, шпионов в стране сделалось столько, что временами мне казалось, что все так или иначе следят друг за другом. Впрочем, царь не выказывал своего недовольства поведением сестры или попустительством Алекса II, должно быть, смирившись с тем фактом, что счастливая и довольная Саломея многим лучше злобной фурии, в которую она превращалась, едва кто-то вставал у нее на пути.
Правда один раз, явившийся неожиданно и не в урочный час посланец Ирода заставил меня поразмыслить, над превратностью судеб, котором подвергаются все от мала до велика, находящиеся в лучах славы своих царей. В тот день, или точнее раннее утро, еще точнее – время, когда ночь истончается и бледнеет внимая светлой острой полоске на предрассветном небе, когда не поднимается ни одна пастушка, а стражники, борясь с желанием уснуть, ходят вприпрыжку дабы хоть немного согреться, возле хевронского дворца появился царский посланник. Почему он шел всю ночь, не отдыхая и рискуя быть убитым ночными грабителями или бдительной стражей, я не знаю. Возможно как раз выполняя указания Ирода, которому втемяшилось, что сестра должна получить подарок именно с первыми лучами солнца, из-за чего посланник не имел право останавливаться на ночлег. Впрочем, не исключено и то, что, таким образом, он попросту отмерял расстояние от Иерусалима до Хеврона, дабы знать на будущее, сколько времени будет скакать срочный гонец. Последнее, как раз в духе Ирода. Странно другое:
В то утро, стук начальника стражи в дверь разбудил нас с Саломеей забывшихся сном. Я спешно вскочил с постели, и, схватив свои вещи, тихо вышел в соседнюю комнату, в то время, как Саломея кликнула служанок, и облачившись вышла к еле стоящему на ногах гонцу, который тут же выставил перед ней три изумительно-красивых арабских кувшина с медом. Каждый из кувшинов был сделан из золота и разукрашен драгоценными камнями – настоящий царский подарок! Одно плохо – его содержимое – мед с сильным привкусом каких-то египетских благовоний. Вообще-то я люблю мед, но чтобы от моей еды или напитков за милю несло духами?! Саломея тоже не оценила качество тонкого напитка, заметив, что кувшины хороши сами по себе, и украсят полочку в одной из комнат дворца.
Мы велели уложить гонца на удобную постель, дав ему выспаться сутки, и за это время сочинили благодарственное послание Ироду, послав вместе с ним расписанную дивными птицами шкатулку, которая недавно была приобретена в Петре по просьбе Саломеи друзьями Ирода Птолемеем и Гратом, помогавшим Алекса II наладить вдруг пошатнувшуюся торговлю с горным городом. Что же до подозрительного меда, я подумал, было сохранить его для важных гостей, но потом, когда вдруг кто-то из детей возжелал полакомиться царским подарком, сердце мое сжалось от ужаса. И мы с Саломеей не сговариваясь одновременно точно два диких гепарда, защищающие свое потомство, бросились отнимать кувшин.
Боясь быть уличенными в неуважительном отношении к царю и его подаркам, тайно ночью мы вылили странный мед на клумбу под балконом Саломеи, на этом самом месте, значительно позже Ирод посадит финиковую пальму, названную в честь Николая Дамасского. По слухам, точно такое же дерево сам Николай преподнес Августу в Риме.
Ироду было сорок девять, мне сорок два, Саломеи тридцать один, когда моя любимая сочеталась законным браком с Алекса II, и мы смогли вздохнуть спокойно. Теперь я уже почти не отрывался от детей, продолжая наставлять их в традиции "тайных дел мастеров" и готовя к поездке в Рим. И то дело. Антипатру исполнилось четырнадцать – возраст, когда я, правда досрочно, попал на службу к Ироду, и прожди мы дольше, пожалуй, Старый Лис отказался бы брать парня на обучение. По мне, я бы отвез его еще в десятилетнем возрасте в Рим, Саломея же придерживалась извечного материнского заблуждения, согласно которому, дите следует держать подле материнского подола, пока у него не отрастет борода до самого пояса.
Впрочем, Люций Грасса взял моего Антипатра не за красивые глаза, и уж подавно, не за мои заслуги. Сын был зачислен после экзамена, который дался ему не сложнее ячменного зернышка, после той "школы" которую я устроил для него дома.
Об успехах или неуспехах моего первенца сказать больше нечего, так как все, чему обучает Старый Лис, находится в строжайшей тайне. Поэтому перехожу к событиям, коим я был непосредственный свидетель и участник.
Не стану описывать нашей жизни в неинтересных никому кроме нас подробностях, ибо они бесценны для нашей семьи, и меркнут на фоне событий в царстве, в империи, в мире.
Вокруг нас же действительно происходили дивные, а подчас и совершенно невероятные вещи. Например, Ирод, поставив в качестве очередного первосвященника своего тестя благородного Симона, отнюдь не собирался оставлять того вплоть до кончины последнего, а сместил спустя несколько лет, поставив одного из его братьев. Никто из прежних царей не выказывал такого неуважения особе первосвященника, и почитавшей его паствы. Но и это не самое интересное и странное. Потерявший место, Симон равно как и все члены его семьи продолжали получать все привилегии и почисти, так, будто бы он продолжал носить священные одежды!
Но и это не самое необыкновенное. Спустя буквально год, Ирод уволил и этого первосвященника, взяв на его место следующего. И снова странность – отстраненный от должности так же как и Симон не потерял ничего из тех привилегий, которые прежде давались только первосвященнику.
С тех пор Ирод по собственному усмотрению смещал и ставил первосвященников, так, словно они были его солдатами или государственными служащими. Это было удивительно, и вызывало народное недовольство. Но тут же на защиту новой политики Ирода встали смещенные первосвященники и их многочисленные семьи, которых Ирод силой своего ума и щедрости сделал чем-то вроде новой иудейской элиты. И которые, по понятным причинам, не желали теперь терять своего выгодного положения. А, следовательно, поддерживали нововведения царя.
Я все реже видел Ирода, а он не спешил вызывать меня к себе, довольствуясь обществом Николая Дамасского. Тем не менее, он пригласил меня перед объявлением своего решения о строительстве Кейсарии Приморской, дабы я мог самолично узреть чертежи будущего города-крепости, и самое главное, посмотреть на крошечные игрушечные домики, башенки, бассейны и лесенки, которые были расставлены в одном из залов дворца. Я решил, что все это спроворил придворный мастер, обычно изготавливающий царским детям игрушечное оружие, шахматы или иные безделки, и очень удивился, выяснив, что все это дело рук самого царя. К слову, насколько я осведомлен, своим детям, он ни разу не вырезал никаких игрушек.
Благодаря этим предметам, – он показал в сторону расставленных на узорчатом полу крошечных строений, мы можем увидеть всю Кейсарию, как если бы смотрели на нее с высокой горы, – пояснил он, лихорадочно кусая губы. – Благодаря этим домикам, мы можем заметить разницу в размере предметов, и получить некоторое представление о том, как все будет.
Я кивнул, удивляясь мелким деталям строений. Было совершенно ясно, что Ирод прорезал именно то количество окон, вырезал именно столько ступеней, сколько их должно было быть в реальных зданиях. Это было необыкновенно и одновременно с тем… мурашки по коже. Вдруг подумалось, что евреи не случайно запрещают изображение живых существ. Потому что, если бы Ирод вырезал не только дома и лавки, не только крепостную стену, храм и театр, а еще и живущих там людей, и потом вдруг случайно наступил на них!..
– Одно я не предусмотрел, на самом деле почва должна быть более рельефной… – он обвел глазами воздвигнутые на полу строения, громогласно потребовав глины и песка.
Поняв, что Ирод собирается сделать, я невольно вздохнул, приготовившись ждать, когда он начнет воздвигать горы.
– А, ладно… – Ирод почесал затылок, отерев об одежду руки, – воды мне, живо!
Расторопный раб опрометью выскочил из зала, и тут же вернулся с тазиком, в котором стоял кувшин. Оба предмета явно были подготовлены заранее, и ждали своего часа.
– В общем, ладно. Хотел доходчиво все показать, да сам же и опростоволосился. – Царь изловчился и извлек из крошечного города круглую башню и повертев ее в руках, направился в сторону купален. Заинтригованный я следовал за ним. – Вот что я думал, у нас в Иудее нет ни одного путного порта, хуже того, ни одной безопасной, пригодной для швартовки крупных судов гавани. А это значит, что всякий раз, когда нам нужно принять богатого купца на большом корабле, или самим отправиться, ну, скажем, в Египет, приходится бить челом соседям. Отсюда расходы: плата за пользование портом, доставка товаров наземным путем, охрана разумеется. Куда без охраны. В результате, мы же и в накладе.
И тут я вспоминая про Стратонову башню, – Ирод водрузил на край бассейна свою игрушку, и сам улегся рядом прямо на пол. – Тебе ведь это местечко, вроде как знакомо.
Я неопределенно пожал плечами. Мол, вроде да, а может быть, и нет.
– В общем, знаешь, не знаешь, поверь на слово. Есть башня вроде этой. А вокруг нее городишко притулился. Выход к морю с выгодной для нас северной стороны, чтобы ветра не мешали. – он сделав из руки лодочку, показал, как та достигает берега с башней, – В общем. – Ирод хотел, было подняться, но передумал, и я был принужден опуститься рядом с ним, – решил я сделать из этого местечка самый лучший порт, какой когда-либо был построен на земле. Ближе всего к Стратоновой башне наша Себастия, так что из новой столицы у нас будет прямой выход к морю! Как? Затраты окупятся с лихвой. Я к черту снесу весь старый город и на его месте построю новый из белого камня с пышными дворцами, которые будут видны с моря.
– Местность там дикая, камень на камне, и гавань… – я махнул рукой… – какая там гавань?
– Что же, мы уберем все ненужные камни, дабы они не мешали застройке. Я уже послал людей измерить пространство, которое пойдет под гавань. Очень скоро мы сделаем такое, чего, быть может, не делал никто до нас. Я прикажу вытесать камни пятьдесят футов длиной, девять высотой и десять шириной. Все они лягут на дно, составляя фундамент. Сверху же мы поставим надводную часть шириной в двести футов, с тем, чтобы на сто футов она была, как бы выдвинута в море. Я назвал ее волноломом. Другая же часть в сто футов будет служить основанием для каменной стены, которая будет окружать саму гавань. А на стену мы поставим башни. Высокие и красивые башни, ну ты помнишь, как я это сделал там, – Ирод махнул рукой в сторону комнаты, из которой мы вышли.
И еще одно, император Август очень любит своего пасынка Нерона Клавдия Друза, младшего сына его третьей жены Ливии от ее первого мужа. Мальчишка родился спустя всего три месяца после ее свадьбы с Октавианом, но он успел привязаться к нему, как к своему собственному. Так вот, в честь этого маленького сорванца я намерен назвать одну из башен Друза. Быть может император, прослышав о том, пожелает поглядеть на Себастию лично, и приедет в гости! – В восторге от собственной сообразительности, Ирод звонко шлепнул себя по коленкам. Его лицо раскраснелось, глаза светились юношеским задором.
Мы посидели еще какое-то время сначала возле бассейна, затем перебрались в зал с крошечным городом, где он показывал мне чертежи помещений под прибывший груз, рисунки статуй. Четким движением стилуса были прочерчены ровные удобные улицы все они шли от гавани, и располагались на равном расстоянии друг от друга, отчего создавался четкий и красивый рисунок. Амфитеатр, театр, рынок, место для проведения игр и состязаний, которые должны были проходить раз в пять лет и носить имя Цезаря. Ему до всего было дело, и даже призы… еще не построив, да что там, не заложив первого камня гавани, Ирод уже знал, какие именно призы будут вручаться на состязаниях!
В своей невероятной щедрости, он отдал приказ восстановить разрушенный во время последней войны старинный город Анфедон, переименовав его в Агриппиаду, по имени своего друга Агриппы. Имя Агриппы украсило так же новые построенные Иродом ворота в Иерусалиме, мимо которых часто проезжал царь, любуясь своей придумкой.
Это был 732 по римскому календарю и 5739 по еврейскому. Ироду шел пятьдесят второй год – он был в зените своей славы и полном расцвете сил.
Часть вторая
Падение золотого орла
Глава 24
Шло время, мой сын Антипатр, вот уже два года жил в Риме у Люция Грасса Вулпеса, который, не смотря на преклонные лета, все еще преподавал в школе. Антипатр был женат на знатной арабке, Фазаель же на седьмом году жизни получил от дедушки Ирода дивный подарок, теперь он был помолвлен с жительницей Иерусалима, внучкой одного из друзей Ирода. Это событие не изменило шаловливого нрава Фазаеля, и если во время церемонии он старался держаться по-взрослому, после, не выдержав, и сбросив дорогой плащ, специально для такого случая, надетый на него матерью и заколотый драгоценной заколкой, помчался играть с кухонными мальчишками в нашествие парфян. Береника, как и обещал Ирод, вышла замуж за второго сына царя от Мариамны – Аристобула, и ее дети – близнецы: Ирод и Иродиада носили в своих жилах часть хасмонейской крови, что давало им дополнительный шанс, когда-нибудь взойти на престол.
Александр – старший сын Ирода и Мариамны женился на Глафире, дочери каппадокийского царя Архелая, подарив царству двух сыновей – Тиграна и Александра. Несмотря на слишком раннее замужество, тяжелую беременность и роды с Береникой мне удавалось время от времени видеться. Да и Саломея нет-нет, да и забредала в ее покои во дворце Ирода. Последнее время он не желал на долгое время расставаться с семьей. Однако причиной тому были не нежная привязанность к последним, а лютая подозрительность, подкрепляемая чуть ли не ежедневными доносами одного члена семьи на другого. Больше всех усердствовал в этих вопросах возвращенный несколько лет назад старший сын Ирода Антипатр – сын Дориды, первый по рождению, но рожденный от простой идумейки.
Не смотря на то, что я нежно относился к Дорис и помнил Антипатра еще карапузом, одного взгляда на повзрослевшего и возмужавшего царского первенца хватило для того чтобы понять: вот с этим – жди беды! Короче, парень не глянулся мне, но, что более важно, произвел приятное впечатление на отца, так как на состязании метал копье дальше Александра и Аристобула, и отличился в конном состязании. Дальше всех и более метко, нежели самые прославленные воины Иудеи и Идумеи, лучше римских легионеров, бросал свое копье царь, которому не было равных в этом искусстве. Кроме того, Ирод превосходно стрелял, причем стрелял сидя на спине скачущей лошади, а это великое искусство и весьма не простое дело и для юноши, царю же без малого
Антипатр явился во время проведения очередных Акцийских игр, и сразу же попросился поучаствовать, быстро догнав непобедимого отца, и почти не отстав от него.
Радости Ирода не было предела, и он попросил сына задержаться подле него в Иудее.
В тот раз вместе с Антипатром не приехала его мать Дорис, но я понимал, что парень держит с нею связь, ежедневно посылая голубей, которых привез с собой из Идумее в изобилии.