На исходе мая, получив сведения о нападении шведов на пограничные посты в Финляндии, Екатерина II все же приказала адмиралу Грейгу отправить три корабля под командой фон Дезина в Средиземное море. Видимо, императрице весьма хотелось повторить успех Чесменского сражения. Тогда победа русского флота на много лет озарила славой ее трон.
Не прошло и двух месяцев, курьер из Стокгольма привез сообщение - король Густав выслал из Швеции русского посланника Разумовского.
Зная об ослаблении Балтийского флота и незащищенности границ России, Густав основной удар решил нанести на море.
- Мы быстро захватим Финляндию, Эстляндию, Лифляндию по пути к Петербургу. Мы сожжем Кронштадт, затем я дам завтрак в Петергофе для наших прекрасных дам. Наши десанты сомнут русских у Красной Горки и Галерной гавани, а затем я опрокину конную статую Петра.
Положение в самом деле было угрожающим. Императрица нервничала. Своему секретарю Храповицкому она пожаловалась:
- Правду сказать, Петр I близко сделал столицу.
Екатерина II лукавила. При Петре стояла столица на том же месте, однако войска и флот были всегда начеку.
Внезапно вскрывшаяся слабость обороны столицы повергла Екатерину в растерянность и, быстренько опомнившись, она распорядилась: эскадру Грейга, направленную в Средиземное море, вернуть, а фон Дезина задержать хотя бы в проливах. И все равно Балтийский флот уступал шведам и по количеству линейных кораблей и фрегатов, и по готовности их к боевым действиям.
Начиная военные действия, шведский король направил Екатерине II ноту, в которой потребовал ни много ни мало:
1. Отказаться от земель в Финляндии и Карелии, которые по мирным договорам в Ништадте и Або отошли к России.
2. Установить границу между Россией и Швецией по реке Сестре, то есть рядом с Петербургом.
3. Разоружить Балтийский флот.
4. Заключить мир с Турцией, вернуть ей Крым.
Императрица вознегодовала:
- Неслыханно, брат Густав обнаглел донельзя!..
Посылая ноту, Густав III наверняка знал, что Россия ответит объявлением войны, что и требовалось королю. По шведской конституции король не смел начинать войну без согласия сейма, а с законодателями были у него весьма натянутые отношения. И все же Густав III первым начал военные действия, не дожидаясь ответа русской императрицы, и отдал приказ войскам в Финляндии перейти границу.
На сухопутье первой на пути шведских войск в северной глуши стояла крепость Нейшлот. Небольшой гарнизон при крепости во главе с комендантом, одноруким премьер-майором Павлом Кузьминым, состоял из престарелых и инвалидов. Крепость обложили, сутки сокрушали бомбами из тяжелых мортир. Шведский генерал мечтал, что обреченный гарнизон капитулирует без боя, и предложил отворить ворота.
- Рад бы отворить, - ответил парламентеру Павел Кузьмин, - но у меня одна лишь рука, да и в той шпага.
Шведы пошли на штурм, но так и не смогли одолеть горстку русских людей.
В народе поднимался исподволь гнев против незваных пришельцев. "Подъем был так силен, что солдаты полков, отправляемых к границе, просили идти без обычных дневок, крестьяне выставляли даром подводы и до 1800 добровольцев поступили в ряды рекрут", но войск для обороны по сухопутному фронту не хватало, - "а потому из церковников и праздношатающихся набрали два батальона, а из ямщиков - казачий полк".
Осадив Нейшлот, шведские войска начали наступление, двинувшись тремя колоннами на крепости Вильманстранд, Давыдов, Фридрихсгам. Несмотря на малочисленные гарнизоны в этих крепостях, шведы не могли захватить их с ходу и приступили к осаде.
Неудобство полевой жизни вызвало брожение в шведских полках, к тому же все чаще приходилось солдатам затягивать пояса, подвоз провизии морем постоянно срывался. Русские фрегаты перехватывали купеческие шхуны и транспорта с припасами.
Шведские адмиралы то и дело получали выговоры от короля, война на море не приносила желаемого успеха, прежние угрозы пока повисли в воздухе.
В последних числах июня 1788 года под флагом герцога Карла Зюдерманландского шведская эскадра в тридцать вымпелов с попутным ветром двинулась курсом ост на Кронштадт.
- Во всех случаях, - самодовольно ухмыляясь, говорил герцог своему второму флагману, вице-адмиралу Вахтмейстеру, - у нас явное превосходство над русскими по артиллерийским стволам, а это главное. Мне думается, наши лихие матросы проворнее русских увальней.
На самом деле корабельных пушек у шведов было ровно на сотню стволов больше, чем у противника, а экипажи Кронштадтской эскадры наполовину составляли рекруты, неделю назад прибывшие на корабли.
И тем не менее в эти же дни Грейг получил монарший рескрипт:
"Господин адмирал Грейг! По вручении сего, вам повелевается тотчас же с Божьей помощью следовать вперед, искать флота неприятельского и оный атаковать".
Младшим флагманом в эскадре состоял Алексей Спиридов.
Накануне выхода эскадры из Кронштадта шведы пленили неподалеку от Ревеля в дозоре два русских фрегата. Они увлеклись разведкой, на море заштилело, и шведская эскадра под буксирами без труда их окружила...
Направляясь на встречу с неприятелем, Грейг взял на себя все управление эскадрой, не поставив задачу Спиридову. Быть может, считал зазорным делить лавры с молодым флагманом...
6 июля близ острова Гогланд русская эскадра вступила в сражение со шведами. Силы были примерно равные, но шведы стремились одержать верх. Разошлись на равных. Эскадра Грейга пленила 74-пушечный "Принц Густав". Шведы окружили и взяли в плен 74-пушечный "Владислав", после чего укрылись в Свеаборге.
Грейг, увлекшись пленением одного из флагманов шведов, не заметил тяжелого положения "Владислава", к тому же арьергард фон Дезина-младшего не понял и не выполнил в бою его сигналы...
Завершилась кампания печально. В сентябре простудился и скоропостижно скончался Грейг, а фон Дезин-старший с эскадрой самовольно прекратил блокаду шведов и ушел в Копенгаген. Отделался он легким испугом, Екатерина сместила его, а шведы спокойно ушли из Свеаборга к себе.
В кампанию 1789 года Алексей Спиридов поднял флаг командующего Кронштадтской эскадрой на "12-ти Апостолах" и повел ее в конце мая к Ревелю. В кильватер флагману держал строй 74-пушечный "Всеслав" под командой капитана 2-го ранга Сергея Сенявина. В поход его провожал дядя, Алексей Наумович, специально прибывший в Кронштадт.
Как часто бывало прежде, первый поход не обошелся без приключений. У острова Гогланда сел на рифы линкор "Изяслав", два дня буксирами стаскивали его с камней, хорошо, что море не штормило.
На переходе пришлось эскадре лечь в дрейф. Встречный английский купеческий бриг просил забрать у него русских. Земляков шлюпка доставила на флагман. По трапу, едва переставляя ноги, поднимались гуськом заросшие щетиной, изможденные, в полуистлевшей, изодранной одежде четверо мужиков. Едва поднявшись наверх, они повалились ниц, не стесняясь залились слезами, целовали палубу... Оказалось, это беглецы из шведского плена: Иван Меньшой, Карп Ермолин, Сильвестр Вахрушев, Василий Оксин. Служили они на купеческом бриге, который захватил шведский фрегат. Почти целый год находились в плену, неподалеку от Стокгольма. Долго присматривались, готовились и, выбрав ночь потемнее, сбежали. Оборванные, без куска хлеба, сторонясь людей, неделю бродили вдоль пустынного побережья. Матросы надеялись на случай, и им повезло. В заброшенном сарае они нашли утлую лодку, привели ее в порядок, вышли в море. Штормовые волны не раз захлестывали лодку, приходилось беспрестанно вычерпывать воду, чтобы не утонуть... Долго блуждали они, пока случайно их не заметили с английской купеческой шхуны.
Всех, кто встречался с ними, поражало спокойствие и благодушие после всего пережитого.
Спиридов прежде всего приказал их накормить, переодеть. После того как они отдохнули, велел их привести.
- Что ж, братцы, как у шведа в плену, сладко ли?
Матросы загалдели.
- Харчи, конечно, не наши, ваше высокоблагородие, но жить можно, - нашелся канонир Вахрушев.
Его перебил Ермолин:
- Отколь сытыми нам быть, ваше высокоблагородие? Шведы, почитай, сами животы подбирают.
- Ну, а батогов отведали? - опять спросил адмирал.
- Не так, чтоб шибко, - бойко ответил Ермолин, - но по харе смазывали, кулачным боем не брезговали, однако нам привычно, ваше благородие.
Спиридов про себя усмехнулся: "Лихие матросы".
- Стало быть, житье-бытье в плену сносное, - с лукавинкой спросил он, - зачем же на рожон полезли, могли бы и в море сгинуть?
Опять наперебой заговорили матросы:
- Инде можно по-другому, Ваше высокоблагородие, Россия-то от ворогов отбивается. Сплошь и швед и турки наседают со всех краев. Чай, наша присяга известна - Царю, Вере, Отечеству по смерть верны будем. Мочи нет, опостылело все там у шведов.
Перед тем как отправить их в контору порта, адмирал улыбнулся, выдал всем по серебряному рублю...
Вскоре соединенная эскадра Чичагова направилась вдоль берегов Швеции к проливам.
В донесении Чернышеву Чичагов сообщал: "Отправляясь, с Божьей помощью, в Балтийское море с флотом 14 числа июля встретился с неприятельским флотом под предводительством самого герцога Зюдерманландского". На следующий день близ острова Эланд соперники вступили в артиллерийскую дуэль и разошлись восвояси в разные стороны. Шведов опять отвадили от наших берегов.
Знойным августовским полднем из ограды церкви Преображения, медленно опираясь на палку, вышел отставной адмирал Григорий Спиридов. Час назад закончилась служба по случаю Успения Богородицы. Ожидая, пока разойдется толпа прихожан, Спиридов не спеша рассматривал церковь, построенную по его проекту и на его деньги.
Раскланявшись со священником, который проводил его за красивую кованую ограду, поддерживаемый денщиком, адмирал не торопясь пешком направился домой. Как и прежде, каждое лето наезжал в жалованную усадьбу в Нагорье. Тому причин было несколько. За зиму надоедала рутина древней столицы и тянуло на природу от пыльных московских улиц. Надо было также присматривать за управляющими. Сменил их уже несколько. Воровали, чинили бесправие до жестокости над крестьянами. С первой же весенней капелью влекло его безотчетно на берега Плещеева озера. Не торопясь ходил он вдоль берега, щурил глаза на зеркальную гладь озера.
В этом году случилось непредвиденное - большой пожар в Переславле-Залесском уничтожил почти все. Чудом уцелела петровская "Фортуна" да кое-что из корабельных принадлежностей. Сильно горевал Григорий Андреевич. В тот же год скончался его верный помощник - Степушка. Взял Михаилу из Переславской команды инвалидов. Три года тому назад наконец-то закончили сооружение храма. Освящал его архиепископ Владимирский.
Сегодня обещал приехать из Москвы сын Матвей, почту свежую привезти, да что-то задержался... Как-то там с турками? Спиридов регулярно выписывал "Московские ведомости", издаваемые Московским университетом, и, живя летом в Нагорье, всегда с нетерпением ожидал оказии из Москвы...
Не успел подойти к усадьбе, как в конце проулка призывно зазвенели бубенцы. Навстречу ему, выскочив из коляски, чуть не бегом спешил, размахивая каким-то листком, улыбающийся Матвей. Расцеловав отца, горячо заговорил:
- Радость-то, батюшка, какая, флот наш Черноморский турок поколотил! "Ведомости" нынче извещают.
Спиридов схватил листок и быстро засеменил к дому. Разыскав очки, уселся в кресло, руки дрожали.
На первой странице "Ведомости" сообщали: "От главнокомандующего армией Екатеринославскою... Таврического получено известие, что флот наш, вышедший из Севастополя, состоящий... - Григорий Андреевич протяжно перечислял все корабли, - третьего июля сразился с турецким флотом на Черном море близ острова Феодониса, - он торжественно возвысил голос, - храбро выдержал атаку сего последнего, отразил оный и принудил отступить, невзирая на превосходство сил турецких, кои состояли..."
- Ого, - изумленный Спиридов посмотрел поверх очков на сына.
- В сем сражении противу столь превосходящих сил отличились мужеством и неустрашимостью командующий корабля "Святой Павел" бригадир и кавалер Ушаков...
Забыв о больных ногах, старый адмирал бодро вскочил, перекрестился:
- Слава Богу! - И чуть не вприпрыжку заходил по комнате. - Ай да молодцы, богатыри-русачки! Ай да молодцы! Михаила!
Проворно вошел стоявший за дверью денщик.
- Графинчик с подполу, три рюмки и соленых огурчиков, живо...
Когда Михаил, разлив по рюмкам, собрался уходить, Григорий Андреевич схватил его за рукав.
- Стой, - кивнул на рюмку. - Ну, братцы мои, дождался я таки часа благословенного. Господь помог. - Снова перекрестился. - Теперь и Богу душу отдать радостно. - Старческие глаза туманились, он взял рюмку. - За викторию нашу славную, дай Бог не последнюю!..
Не знал, не ведал Спиридов, что глубоко в сознание Ушакову запали давние рассказы вице-адмирала Сенявина о необычном приеме Спиридова в Чесменском сражении - прежде всего атаковать и уничтожить флагмана. К тому же он решил атаковать турок без разрешения Войновича.
...Ушаков принимал доклады, посматривал вверх на вымпелы, паруса. Солнце лениво поднималось к полудню. Слева по носу контргалсом медленно двигалась турецкая эскадра.
Адмирал Хасан-паша был доволен - его корабли вышли на ветер. "Теперь у нас шесть линейных кораблей против двух фрегатов авангарда, им несдобровать".
В час дня турки первыми открыли огонь по фрегатам. Русские корабли не отвечали, их 12-фунтовые пушки не достигали до неприятеля.
С первыми пушечными залпами Ушаков перешел на наветренный борт. Полуденное солнце нещадно жгло и без того опаленное лицо. Ветерок свежел, срывая белые барашки, задорно курчавились волны. Временами гребень волны ударялся в скулу форштевня, и вееры соленых брызг, переливаясь радугой, залетали на шканцы.
"Хасан-паша намеревается превосходящей силой задавить наши фрегаты... Ну что же..." Ушаков провел языком по соленым губам, не опуская подзорную трубу, скомандовал:
- Поднять сигнал: "Фрегатам выйти на ветер. Авангарду атаковать неприятеля!"
Через минуту фрегаты "Стрела" и "Борислав" круто взяли бейдевинд, начали охватывать голову турецкой эскадры.
Хасан-паша досадовал - его хитрость не удалась. Флоты сблизились. Грохот мощной канонады означал, что сражение началось.
Командир турецкого авангарда перебегал от одного борта к другому, беспрестанно взмахивая широкими фалдами длинного халата. Он повелел поднять все паруса, только бы догнать и обойти на ветре русские фрегаты. Турки усилили огонь, но вели его, как и прежде, беспорядочно. Канонада разгоралась. Два русских фрегата и "Святой Павел" успели-таки отрезать два головных турецких фрегата и взяли их в двойной огонь. Полчаса спустя турки вышли из боя и повернули на юг. С турецкого флагмана вслед им неслись проклятия, и разгневанный Хасан-паша открыл по ним огонь, пытаясь вернуть их в строй. Да где там, удирали под всеми парусами. Громкое "ура" неслось с русских кораблей.
Ушаков хрипло крикнул старшему офицеру:
- На батарейные палубы по бочке квасу выкатить и мне жбан!
Долго, слишком долго ждал этого часа Федор Федорович. Не поворачивая головы, скомандовал:
- Лево на борт, на румб норд-ост, - вскинул трубу, указывая боцману на руле, - держать на форштевень Хасан-паши! Поднять сигнал: "Выхожу из строя. Атакую флагман!"
"Павел" резко накренился на правый борт и вышел из строя. Все корабли авангарда перенесли огонь на турецкий флагман. Прицельный, безостановочный огонь с двух сторон Хасан-паша долго выдержать не мог. Вскоре на флагмане были перебиты многие стеньги и реи, порваны паруса и такелаж, дважды вспыхивал пожар.
- Турецкий флагман ворочает оверштаг! - донеслось с салинга.
Хасан-паша уваливался под ветер, показывая разрисованную золотом корму. Словно сговорившись, фрегаты одновременно дали залп всем лагом. С кормы турецкого корабля во все стороны полетели расщепленные куски дерева...
Турецкая эскадра, повинуясь старшему флагману, выходила из боя и отступала.
Испытывая радость от первого боевого крещения Черноморской эскадры, Спиридов не ошибся в своих радужных надеждах.
Не раз еще одержит Федор Ушаков верх над неприятелем на Черном море, постоит за честь Андреевского флага на Архипелаге и Средиземноморье. Но Спиридову уже не было суждено стать современником этих событий.
В следующую кампанию 1789 года поступили отрадные вести с Балтики. Русские моряки вновь отбили охоту у шведов одолеть их на море. Кронштадтская эскадра контр-адмирала Спиридова, соединившись у Ревеля с флагманом флота Василием Чичаговым, дала отпор шведам у острова Эланд и заставила их ретироваться.
Сообщения о событиях на Балтике появились в Москве поздней осенью и были, собственно, последней весточкой для Спиридова о боевых флотских буднях.
С наступлением холодов он занедужил, слег в постель и едва дотянул до весны. 20 апреля 1790 года "Московские ведомости" оповестили обывателей белокаменной: "Сего апреля 8 дня в 2 часа скончался здесь адмирал и разных орденов кавалер Григорий Андреевич Спиридов..."
В этом году весна рано и прочно обосновалась в Нагорье и его окрестностях. Снег уже весь сошел, проклюнулись первые почки-листочки на ветвях церковного сада, весело перекликались чибисы. Сам сад и пространство вокруг церкви Преображения и за оградой ее был заполнен прихожанами, крестьянами близлежащих деревень. Из распахнутых дверей лились чистые звуки немногоголосого хора: "Со святыми упокой..." Народу собралось много потому, что покойного барина в округе знали как добропорядочного и честного человека, не в пример некоторым окрестным помещикам, дравшим с крестьян три шкуры.
- Слышь-ка, Устин, - толкнул в бок соседа рыжий бородач в длинном армяке, подпоясанном кушаком, - чево барина-то покойного сюда на погребение, аль не схотели в Москве-то?
У соседа разгладились морщины на лице.
- Стало быть, батюшка сказывал, воля таковая была барина, - вздохнул, - вестимо, не схотел с родной сторонкой врозь-то...
Отпевание подходило к концу, голоса взяли самую высокую жалостливую ноту, подхваченную мерным колокольным звоном.
Кроме окрестных помещиков в последний путь адмирала провожали владимирский наместник Петр Гаврилович Лазарев, сослуживец и товарищ покойного контр-адмирал Хметевский и сын покойного Матвей. Из них, казалось, лишь Хметевский подлинно знал и понимал значимость Спиридова в прошлом для флота и Отечества...
- Славу и честь нашему флоту принес своей жизнью покойный наш благодетель.
Без обиняков, видимо забываясь, не раз высказывался на поминках Хметевский:
- А все добывал своим потом и кровью. Не в пример другим, николь не пятился, ни перед кем не юлил. В бою ядрам не кланялся, а с морем на "ты" общался.
Но оказалось, о Спиридове были наслышаны не только моряки.
- Покойного адмирала не раз нахваливал мне Державин, - заговорил неожиданно в тишине владимирский наместник. - Помнится, Гаврила Романович уподабливал его Нептуну.
Оказалось, Лазарев учился с поэтом в одном классе в гимназии и до сих пор поддерживал с ним дружбу.
- Сие пиит верно подметил, - встрепенулся от забытья Хметевский, - наш незабвенный Григорий Андреевич воистину перед взором моим до сих пор предстоит владыкой моря...