- Не знаю, что именно входит в твои обязанности, кроме как выводить меня из равновесия, но таков приказ, ты его исполнишь, понял?
- Да, милорд, - сказал Раннульф.
- И вот тебе ещё один приказ. Керак всё это время ходил по краю, и теперь, когда Саладин больше не грозит нам, он способен зайти куда дальше. Это желание поклониться святыням - не более чем предлог. Он ещё кое-что предпримет, и, когда это случится, ты должен позаботиться о том, чтобы ему никогда больше не захотелось соваться в Иерусалим. Надеюсь, это входит в твои обязанности?
- Да, милорд.
- Так займись этим, - велел де Ридфор.
Этой ночью Раннульфу приснилась принцесса Сибилла.
Он был в тёмном лесу и увидел её на тропинке. Теперь она не стремилась спорить с ним, как при дворе её брата; она убегала. Раннульф гнался за ней, нагнал её в чаще, повалил наземь и изнасиловал.
Лица принцессы он так и не увидел. Он тотчас проснулся. Он был в склепе, лежал на своей койке в мерцающем свете ночной лампы; вокруг спали его сотоварищи, наполняя склеп сонным дыханием и храпом. Сон был таким осязаемым, таким реальным...
Раннульф перекрестился. Его пенис болезненно отвердел в штанах. Он заставил себя произнести "Отче наш", надеясь победить взбунтовавшуюся плоть, но потерпел поражение. Он жаждал обладать принцессой. Он помнил сон, точно наяву: как её бёдра трепетали под тяжестью его тела, как светлые локоны намотались на его запястья. Немыслимо, чтобы принцесса не знала, что он сотворил с ней, чтобы на другом конце города, на шёлковых простынях ей не приснилось то же самое! Сама виновата. Искусительница. Явилась к нему во сне и соблазнила его. Рука Раннульфа сама собой скользнула между ног, и, чтобы не запятнать себя ещё большим грехом, он перекатился на живот и уткнул лицо в скрещённые руки.
Он никогда не сможет обладать ею, даже если будет свободен от обета; она достанется какому-нибудь принцу, золотоволосому владыке, который целыми днями ходит по коврам, а такие, как Раннульф, годятся лишь на то, чтобы придержать стремя его коня. Даже во сне ему пришлось взять её силой.
Даже во сне он совершил зло. И если принцесса и не знает этого, то уж Господу наверняка известно всё. Раннульф вынудил себя вновь и вновь повторять молитвы - до тех пор, покуда не зазвонили к заутрене. Тем же утром, позднее, он услышал, что принцесса покинула Иерусалим.
Люди Керака никуда не уехали. Они бродили шайками по городу, хватали в лавках и на лотках всё, что приглянулось, и изводили горожан. По приказу де Ридфора Раннульф вывел из Храма всех рыцарей, вооружённых шестами, и они силой загнали людей Керака в Нижний Город.
К закату начался мелкий беспрерывный дождь. Изморось и холод победили керакских забияк так же верно, как тамплиерские шесты; половина их сдалась и была сопровождена в храмовый карцер, остальные бежали из города.
Зимний вечер тяжкой дланью лёг на Иерусалим. Дождь усилился, намерзая потёками льда. На каждом шагу конь Раннульфа оскальзывался на обмерзшей мостовой. Городские нищие забились в щели и ниши в стенах, разбежались по закоулкам и тупикам. Тамплиеры шестами выгоняли их оттуда, сбивали в толпу и вели к площади, на которой обычно торговали овцами.
Там кто-то собрал гору кизяка, мусора и разбитых бочонков и сунул в неё факел. Скользя по наледи, бедняки теснее сбивались вокруг тепла и света. Одно то, что их было так много, уже согревало их. Появились несколько караваев хлеба, фляга с вином. Тамплиеры спешились, протиснулись в толпу и, стоя плечом к плечу с нищими и пьяницами, протягивали руки к живительному теплу пламени.
ГЛАВА 16
Собираясь с посольством в Дамаск, Раннульф взял с собой Стефана л’Эля, Фелкса ван Янка и Ричарда ле Мена да ещё двоих сержантов для исполнения мелких поручений. Все они выехали к Тиверианскому озеру, чтобы там встретиться с графом Триполи, главным королевским послом. Граф был женат на леди Тивериадской, чей замок стоял прямо над дивными водами озера - знаменитого Галилейского моря, на котором рыбачил некогда сам Иисус. Четверо тамплиеров прибыли в замок во второй половине дня и сразу же были проведены в небольшой зал, где их принял граф Триполи.
Раймонд Триполитанский был худощавого сложения и почти на голову ниже Раннульфа; его каштановые волосы отступали с высокого лба, точно волна. Когда камергер произнёс имя Раннульфа, голова Триполи дёрнулась и он одарил тамплиера гневным взглядом.
- Раннульф Фицвильям! Мне хорошо известно, что ты из себя представляешь; я многое слышал о тебе, и всё дурное. Не знаю, зачем только Орден отправил тебя в это посольство, разве для того, чтобы оскорбить меня. - Он шагнул к Раннульфу, заложив руки за спину, и прибавил резко, точно откусывая слова: - Ну так я оскорблён. Я желаю иметь с тобой как можно меньше общего. Мы отправляемся утром. Можете ехать в арьергарде. В Дамаске держись от меня подальше и не раскрывай попусту рта. Ты слышал, что я сказал?
- Слушаю, - сказал Раннульф.
Глаза графа расширились; он едва шевельнул губами:
- Ступай.
Раннульф развернулся на каблуках и вышел из зала; остальные тамплиеры последовали за ним. Камергер послал пажа проводить их до отведённого им жилья. Никто из рыцарей не сказал ни слова, покуда они не оказались в бедно обставленной задней каморке при конюшнях и не закрыли за собой дверь.
Тут Стефан взорвался:
- Как он смеет говорить об оскорблении! Что это с тобой, Раннульф? Тебе бы стоило так его огреть, чтобы пролетел через весь зал!
- Он ненавидит Орден, - сказал Раннульф.
В каморке было сыро даже в разгар лета, стены снизу поросли мхом, всей мебели - стол, два стула да койка без тюфяка.
- Я здесь не останусь, - объявил Раннульф. Распахнув дверь настежь, он вышел из каморки и, обогнув угол стены, направился к конюшням.
Сержанты поставили тамплиерских коней в пустой части конюшни, рядом со скирдами сена, а дорожные мешки и сёдла сложили под стеной. Солнце садилось, и в конюшне уже стемнело. Раннульф вскарабкался на ближайшую скирду и рывком распахнул дощатую ставню на окошке, отчего в конюшню проникло хоть немного предвечернего света. Фелкс и Ричард развязали мешки и сняли с седел скатанные одеяла; Стефан между тем неутомимо расхаживал по конюшне, всё ещё кипя оттого, как принял их Триполи.
- Я-то думал, он ненавидит только де Рид фора!
- Он человек щедрый, - сказал Раннульф, - его ненависти хватит на всех. Стоя на боку скирды, он сбросил на пол несколько охапок сена, спрыгнул сам и принялся взбивать из сена некое подобие постели.
- Он собирается нас кормить? - спросил Медведь. Сержанты принесли ведро с водой, и он опустился на корточки, чтобы умыться.
- Вряд ли, - сказал Раннульф, - вот в этом Триполи скуп, как монастырский брат келарь. - Он указал на одного из сержантов: - Поди-ка отыщи ключника и добудь для нас вина.
- А что произошло между Триполи и де Ридфором? - спросил Стефан.
Раннульф уселся на приготовленное ложе и потянулся за своим мешком.
- Когда де Ридфор только прибыл в Святую Землю, он ещё не был тамплиером. Он поступил на службу к Триполи, а тот взамен обещал ему первую наследницу, которую отдадут под его опеку. Наследница вскорости и появилась, девица из дома де Ботрюн, но один генуэзский купец посулил за неё Триполи столько золота, сколько она весит. Граф забыл о де Ридфоре и поставил девчонку на весы. - Раннульф вынул из мешка каравай хлеба, разломил его на несколько кусков и раздал спутникам.
Стефан рассмеялся. Понемногу он начал успокаиваться, отыскал свой мешок и седло.
- Почему же де Рид фор стал тамплиером? И почему Орден принял его?
- Его дядя был сенешалем, - сказал Фелкс. - И Одо он почему-то нравится.
- Потому что он славно лижет сапоги Одо, - из густеющей тьмы отозвался Медведь. Он лежал навзничь, подсунув седло под голову и сложив руки на груди, точно держал образок.
Раннульф вынул из мешка второй каравай.
- Одо использовал де Ридфора, чтобы управлять матерью короля и остальным двором. Одо всякого сумеет использовать. - Вернулся сержант с небольшим бочонком вина и одной деревянной чашкой на всех; они, вместе с сержантами, уселись кружком и Передавали чашку друг другу. - Де Ридфор просто обожает двойную игру.
- Ну да, - сказал Стефан, - как, например, с тобой. Почему ты веришь ему?
- А кто сказал тебе, что я ему верю? - Раннульф прислонился спиной к стене. Старая рана в плече ныла. - Я просто никогда не видел Дамаска. И к тому же там держат Одо; мне бы хотелось повидаться с ним.
- Может, ты уговоришь султана взять за него выкуп, - сказал Стефан.
Фелкс издал ворчливый смешок.
- Да султан охотно отпустил бы его вместе с остальными. Бьюсь об заклад, дело тут не в Саладине. Я рад, что мы едем в Дамаск, - говорят, это красивый город, и богат, как Константинополь.
Раннульф фыркнул:
- Нет такого города, чтобы был богат, как Константинополь.
- Ты был там? - спросил Стефан.
- Я проезжал через Константинополь по пути сюда, в год землетрясений, - ответил Раннульф. - Я тогда на три дня заблудился в городе - и целых два дня мне на это было наплевать.
- Красивый город? - спросил Стефан.
- Грязный, шумный. И красивый, ничего не скажешь, но прежде всего - большой. Дома огромны, улицы полны народу, даже в самый глухой час ночи везде, куда ни сунься, что-то происходит. В один час там увидишь больше, чем в других местах за всю свою жизнь. Город весь освещён фонарями, так что там никогда не бывает темно, и греки вьются тучами, словно москиты - так и норовят напиться твоей крови... - Раннульф потряс головой, возвращаясь в обыденность конюшни, фырканье коней, шуршание соломы, негромкое похрапывание Медведя, который уже успел уснуть. Мысль о Константинополе до сих пор вызывала у него приступ мучительной тоски, будто он зрел видение иной, высшей жизни, коя ему недоступна. - Я едва не остался там, едва не нарушил обет и не остался. - Он осенил себя крестом.
- Да я каждый день едва не нарушаю обет, - заметил Стефан.
- Каждую заутреню, - вставил Фелкс. - Когда зазвонит колокол, между первым и вторым ударом.
- Раз уж речь зашла о колокольном звоне, - сказал Раннульф, - скоро зазвонят к Повечерию, и у меня есть для вас кой-какие приказы. Держитесь подальше от людей Триполи. С этой минуты никаких разговоров на марше. Едем колонной по два.
- Да ведь нас всего четверо, - сказал Стефан. - Шестеро, считая сержантов.
- Сделаете, как я говорю. Сержантов я отсылаю назад. - Чашка с вином вновь пошла по кругу. - Я прихватил довольно зерна для коней, но хлеба у меня хватит только на четверых. Триполи не станет содержать нас, а по дороге в Дамаск мы вряд ли отыщем пропитание, что себе, что коням.
Сержанты протестующе заворчали; один из них сказал:
- Можно ведь пошарить в закромах у местных.
- Не пререкайтесь со мной, - отрезал Раннульф, - Вы возвращаетесь. Собственно говоря, вас бы надо отправить ещё сегодня вечером, чтобы мне не тратиться на лишний завтрак.
Один из сержантов застонал, другой взмолился:
- Нам же надо хоть поспать, Святой, пощади!
- И это всё? - спросил Фелкс. - Ни псалмов, ни проповедей?
- Молитесь, - сказал Раннульф. За стенами конюшни звонил колокол. Он сомкнул руки и склонил голову. Его спутники забормотали "Отче наш", и Раннульф делал вид, что следует их примеру. На самом деле он не молился. Вот уже много дней он не произнёс ни единой молитвы - с тех пор как понял, что влюблён в принцессу Сибиллу.
Дорога на Дамаск шла по высоким травянистым утёсам, которые назывались Гулан, по дну глубокой пыльной расселины, где бесплодные пастбища сменялись пустынной порослью. С высоты утёса Раннульф обернулся в седле и на самом краю зрения увидал влажный блеск Средиземного моря: вся Святая Земля на миг легла перед ним как на ладони.
На следующий день, около полудня, они въехали в оазис, лоскут зелени в безжизненной бурой пустоши, - там была деревня с небольшой церковкой. Триполи со свитой миновал её чуть раньше, и местные жители, которые сбежались с полей и из хижин поглазеть на его кортеж, сейчас уже возвращались к работе. Тамплиеры заняли церковь, выставив оттуда местного священника, закрыли окна, заперли двери, повесили меч над алтарём и собрались вокруг него, чтобы отстоять мессу.
- Я не хочу служить, - сказал Раннульф.
Они полукругом стояли у алтаря. Стефан прихватил из Тивериады немного вина и теперь разливал его по церковным сосудам. Медведь сердито глянул на Раннульфа.
- Что это с тобой, Святой? В последнее время ты ведёшь себя, как старая баба.
- Я отслужу, - торопливо вмешался Стефан.
Медведь рывком обернулся к нему:
- Ты знаешь мессу? Всю, до последнего словечка?
- Знаю, - сказал Стефан. Он положил на алтарь ломоть хлеба. - Приготовьтесь.
Раннульф, Фелкс и Медведь выстроились перед алтарём, и Стефан начал службу. У него был ясный голос, и он отменно знал церковную латынь. Раннульф стоял недвижно, сложив перед собой руки. Он был в самом конце небольшого ряда тамплиеров, и, когда по ряду пошли хлеб и чаша с вином, он к ним не притронулся. Затем вдоль ряда двинулся Стефан, раздавая поцелуи и удары, и вновь Раннульф уклонился.
Другие ещё молились, но Раннульф покинул церковь как мог скорее. За ним в церковный дворик вышел Стефан - он был в ярости.
- Что, я недостоин? Почему?
Раннульф взял меч, который оставил у порога церкви.
- Все мы недостойны. О чём ты? - Он повесил пояс с мечом на плечо и двинулся по деревенской площади к своему коню.
- Ты не принял от меня таинства.
- Ты здесь совсем ни при чём, - удивлённо сказал Раннульф. Он оставил коня у колодца, и сейчас того окружили местные ребятишки; Раннульф протолкался через галдящую толпу и отвёл коня прочь.
- Тогда в чём дело? - спросил Стефан.
Раннульф вскочил в седло.
- Не твоя забота.
Им нужно было нагнать Триполи, который, по счастью, продвигался не слишком быстро. Фелкс и Медведь показались на пороге церкви. Стефан забрался на коня и поехал стремя к стремени с Раннульфом.
- Медведь прав, ты в последнее время какой-то чокнутый.
- Тогда почему вы следуете за мной? - сердито спросил Раннульф.
- Господь любит безумцев. Мы всё надеемся, что и нам от этого кое-что перепадёт.
- Мыш, ты легкомыслен, как девчонка! - проворчал Раннульф. Развернув коня, он поскакал к дороге, и Фелкс с Медведем, вскочив на коней, поскакали за ним. Тамплиеры выстроились попарно - Стефан справа от Раннульфа, - спорой рысью поехали по дороге вдогонку за Триполи.
Тамплиеры нагнали Триполи сразу после заката, в караван-сарае посреди пустыни, где не было ни вина, ни хлеба, ни фуража для коней; люди Триполи дрались за несколько пучков сена, когда рыцари подъехали к дальнему концу конского загона, привязали коней у коновязи и накормили зерном, которое везли с собой в дорожных мешках. Для питья у них была только вода, но Раннульф взял с собой довольно хлеба, чтобы насытить четверых рыцарей. Люди Триполи следили за этой трапезой - но с приличного расстояния.
После еды тамплиеры отслужили Повечерие и отправились спать, но ещё до рассвета повскакали с одеял, разбуженные грохотом барабанов и пением рогов. Небо ещё оставалось тёмным, но по краю горизонта пробивались розовые, оранжевые и голубые блики света, а караван-сарай окружали сарацинские всадники, стоявшие стремя к стремени - стена блистающих нагрудников и трепещущих на ветру жёлтых плащей.
Барабаны рокотали непрерывно, безжалостно терзая слух.
- Они прислали эскорт, - сказал Раннульф. - Отслужим заутреню на марше. - И пошёл седлать коня.
Это были курдские копейщики из хальков, элитной армии Саладина, все в доспехах и латных наголенниках, с жёлтыми султанами на шлемах и в плащах из жёлтого шёлка. Их великолепные кони были украшены жёлтыми попонами и жёлтыми же кисточками на сбруе. Вооружение курдов составляли копья с шестидюймовыми двуострыми стальными наконечниками. Барабаны били и били. Христиане построились колоннами - впереди Триполи и его сорок воинов, в арьергарде тамплиеры - и выехали в ворота между двух рядов копейщиков, словно сквозь строй блистающих ножей.
Когда посольство выехало на дорогу, из авангарда прискакал слуга и потребовал, чтобы Раннульф немедля явился к графу Триполи. Взяв с собой Фелкса ван Янка, рыцарь поехал вдоль колонны христиан к графу, который скакал рядом с жилистым сарацином, одетым со всем великолепием принца.
- Милорд эмир, - сказал Триполи с отвращением, словно его тошнило от собственных слов, - это командир тамплиеров по имени Раннульф Фицвильям - обыкновенный рыцарь, как я полагаю. - Взгляд его упорно скользил мимо Раннульфа. - Перед тобой лорд Тураншах Мохаммед ибн Айюб, мастер щитов и виночерпий султана.
Раннульф знал это имя - Тураншах приходился братом султану и, как говорили, был Саладину ближе прочих. Поскольку Триполи говорил по-французски, то и Раннульф на этом же языке ответил:
- Это великая честь для меня, милорд.
Худощавый всадник, ехавший бок о бок с Триполи, пристально смотрел на Раннульфа, высоко держа гордую голову.
- Всего четыре тамплиера, - сказал он по-арабски. - Неужели с нами не считаются?
Подняв руку, он подозвал к себе нескольких людей из сопровождавшей его свиты и прибавил по-французски, с сильным и непривычным акцентом:
- Султан посылает вам своих слуг, дабы они заботились о ваших нуждах, покуда вы будете его гостями.
Трое людей в длинных бурнусах и тюрбанах тотчас объехали голову колонны и стали за спиной у Раннульфа и Фелкса.
- Султан щедр, - без особой радости отозвался Раннульф. Он понял, что за ними всю поездку будут пристально следить.
- Если вам что-то надобно, мы снабдим вас припасами, - сказал брат султана.
- Султан щедр, - повторил Раннульф, - Нам ничего не нужно.
Триполи кашлянул. Сарацинский принц продолжал:
- По недосмотру эта харчевня оказалась лишена достаточных запасов еды и фуража. Мы позаботимся о вас и ваших конях.
- Нам ничего не нужно, - вновь сказал Раннульф. Краем глаза он следил за Триполи, чтобы понять, как он отнесётся к этим словам; но лицо графа, от широкого круглого лба резко скошенное к маленькому заострённому подбородку, не выражало ничего, кроме резкой неприязни к Раннульфу. Рыцарь слегка наклонил голову:
- С твоего позволения, милорд, я вернусь на своё место.