- Кто это? - прошептал король, и Сибилла опустила взгляд на дорогу.
Далеко впереди вестник в бурой кожаной куртке изо всех сил погонял измученную лошадку, торопясь к городу; за ним ехали трое всадников на крупных конях. Рыцари. Один из них показался ей знакомым. Она узнала ссутуленные плечи, манеру держать голову - и не сумела удержать крика:
- Это дядя Жослен!
- Жослен? - пробормотал король. - Что он здесь делает? Должно быть, что-то стряслось. - Бодуэн наклонился вперёд, неотрывно всматриваясь в дорогу.
Вдоль всей стены пробежали радостные крики; всё новые люди бежали, толкаясь, вдоль края стены, выкрикивали новость тем, кто оставался на улице. Сибилла развернулась к подъезжающим всадникам, помахала рукой, и один из измученных путников, которые одолевали пыльную дорогу, приветственно помахал ей в ответ.
Было в этом жесте что-то такое, отчего душа принцессы возликовала. Она поняла вдруг - словно ангел шепнул ей на ушко, - что война окончена, по крайней мере пока. Сибилла глубоко вдохнула - это был первый её свободный вдох за многие и многие дни. Вестник молотил лошадку пятками по бокам, направляя её к королю и его сестре. Едва оказавшись в пределах слышимости, он во всё горло заорал:
- Они ушли! Саладин ушёл!
При этих словах на стене поднялся такой радостный рёв, что конь Сибиллы прянул в сторону, и тогда король протянул руку и перехватил её повод. Сибилла рассмеялась, потешаясь над ним. Как будто она не управится с собственным конём!
- Мы спасены, Бати! - легкомысленно смеясь, воскликнула она. - Спасены!
И вдруг, полуоглушенная исступлёнными криками ликующей толпы, увидела вдруг лицо брата, обмякшее от разочарования. Он выпустил повод её коня.
- Я обречён умереть в постели, - тяжело пробормотал он. И, развернув коня, поскакал навстречу вестнику.
День был холодный, и пажи всё подкладывали дров в очаг. Король стоял рядом с ними. Он не чувствовал жара, но пляска пламени была приятна глазу, как незримая музыка. За его спиной, у трона, дядя Жослен беседовал с Сибиллой; Керак, только что вошедший в зал, злобно поглядывал по сторонам, что-то ворча себе под нос и откашливаясь. Камергер стукнул посохом по полу, объявив прибытие маршала Иерусалимского Храма, и в дверь вошёл Жерар де Ридфор. За ним, ссутулясь, следовал Раннульф Фицвильям. Король пересёк зал и уселся на троне.
- Подойдите ближе, - сказал он, и люди, собравшиеся в зале, полукругом обступили трон - впереди трое лордов, за ними их приспешники. Принцесса молча подошла к трону и остановилась за спиной короля. Бодуэн подал знак камергеру закрыть дверь и обратился к собравшимся: - Благодарю, что пришли сюда. Мне нужен ваш совет. Прежде всего позвольте мне узнать, что вы думаете о последних новостях. Почему Саладин отступил?
Керак заговорил первым, хотя именно он ни дня не участвовал в прошедшей кампании.
- Саладин - турок, и здравый смысл ему неведом. Всё, что он делает, не помается пониманию. - Керак дёрнул головой, кивком указав через плечо короля на Сибиллу, стоявшую за троном. - Сир, ей здесь не место.
- Она моя наследница, - сказал король, - она будет править после меня. Она останется. - И тотчас повернулся к Жослену, не давая Кераку времени ответить: - Дядя, почему Саладин сдался, хотя ему довольно было лишь протянуть руку, чтобы получить Иерусалим?
- Господь спас нас, - сказал Жослен. - Когда у реки Литани меня взяли в плен, сарацины твердили, что к Рамадану будут в Иерусалиме. Они захватили сотни пленников - среди них Ибелины и магистр тамплиеров, - и тех из нас, кто мог предложить добрый выкуп, они отправили в Дамаск. Казалось, нам суждено пробыть там целую вечность; но несколько дней назад вдруг явился султан и отпустил нас всех под честное слово.
- Это какой-то трюк, - сказал Керак.
- Ты видел Саладина, дядя? - спросил король.
- Не при Литани, - ответил Жослен. - Но в Дамаске, считанные дни тому назад, я целый час с лишним беседовал с ним с глазу на глаз о выкупе. Он крепко держит власть в своих руках и никуда не торопится. - Жослен мрачно покачал головой. - Господь не допустит, чтобы Иерусалим попал в руки неверных, но на этот раз мы были чертовски близки к этому.
- У меня есть замысел, как нам предотвратить эту угрозу, - сказал король, - и я вам скоро расскажу о нём, но этот план требует переговоров, а потому я рад, что Саладин запросил их. Кого мы пошлём в Дамаск?
- Никого, - сказал Керак. - Говорю вам, это обман, и ничего хорошего он нам не сулит. Мы должны драться! Саладин слаб, если решил отступить. Если ударить прямо сейчас, мы переломим ему хребет.
- Милорд Керак, - проговорил король, - если бы слова были воинами, в твоей армии оказалось бы людей больше, чем песчинок в пустыне. Но у нас сейчас только полторы сотни рыцарей, и, если Саладин желает переговоров, я склонен пойти ему навстречу.
- Ба! - воскликнул Керак. - Все вы городские вояки. Греки. Евреи. - Он развернулся и широким шагом прошёл через зал, расталкивая свиту.
Король продолжал:
- Для ведения переговоров я, пожалуй, пошлю Триполи.
- Сир! - стремительно шагнул вперёд де Ридфор. - Не может быть, чтобы ты говорил это серьёзно!
- Вполне серьёзно.
- Сир, в битве при Литани он бросил нас лицом к лицу с врагом! Он друг Саладина, он много лет прожил заложником при его дворе...
- Тем больше причин послать его, - сказал король. - Он понимает сарацин и хорошо с ними ладит.
- Но он предал нас на Литани - и предаст вновь!
- Переговоры в его же интересах, - сказал король. - Я всегда доверяю людям, которые защищают собственные интересы так же ревностно, как, по их же словам, готовы защищать мои.
- Ну я-то не намерен возвращаться в Дамаск, - сказал Жослен. - Мне нужно вернуться домой, в Наблус, навести там порядок, да и у всех нас хватает забот. Только Триполи и должен ехать на переговоры - тут король прав.
Бодуэн благодарно глянул на него; как бы медлителен, мягкотел и труслив ни был его дядя, он один стоил шести Кераков. Де Ридфор упёр кулак в бедро, лицо его закаменело.
- Тогда Храм настаивает, чтобы ты послал и кого-то из нас. Мы узнаем истинную цену этим переговорам. - Он кивком указал себе за спину. - В Дамаск мог бы отправиться Раннульф Фицвильям. Он знает язык сарацин и умеет, как управляться с ними.
Раннульф, стоявший в ряду свиты, поднял голову. Керак развернулся от окна и одарил его взглядом, острым как кинжал.
- Согласен, - сказал король. - Мы пошлём и Раннульфа. А также какого-нибудь священника, к примеру, настоятеля Святого Георга - это же всё-таки Дамаск.
В горле у него пересохло; он протянул руку, и паж подал кубок с вином. Бодуэн собрался для следующего прыжка. До сих пор как будто всё шло неплохо. Собравшиеся в зале одобрительно перешёптывались; Керак всё ещё в упор глядел на Раннульфа. Король отпил тёмного крепкого вина. Его удивило, что де Ридфор сам назвал имя Раннульфа, но такой шаг слишком хорошо совпадал с собственными планами Бодуэна, чтобы сейчас ломать над этим голову.
- Когда мы заключим перемирие, - сказал он, - я намерен послать в Европу и просить о новом крестовом походе.
Эти слова ошеломили всех; тотчас голоса зазвучали громче. Король вновь отхлебнул из кубка - вино смягчало тычки и ухабы его забот, а он устал, он чувствовал, как сила истекает из него, точно кровь из раны. Между тем наихудшее было ещё впереди. Керак выступил вперёд.
- Сир, крестовый поход - ложная мечта. Никто не откликнется на твой призыв, а мы между тем будем сидеть праздно и непозволительно мешкать. Доверимся Господу, возьмём мечи - ив бой! Только так должны поступать истинные воины Креста.
Его свита разразилась согласными криками, кое-кто захлопал в ладоши. Де Ридфор хмурился, Жослен покачал головой.
- Сир, милорд Керак отчасти прав. На Западе до нас давно уже никому нет дела. Они только читают проповеди о том, что мы погрязли в грехах и заслуживаем того, чтобы нас уничтожили.
Король подошёл к той самой минуте, которой страшился; он ощущал присутствие сестры, стоявшей за троном, и понимал, что откладывать больше нельзя.
- Я, - сказал он, - намерен отыскать могущественного принца, который мог бы возглавить крестовый поход. И для того чтобы обеспечить его поддержку, я предложу ему величайшие свои сокровища: Гроб Господень, Иерусалим, свою корону и руку сестры, которая станет его женой и королевой. - Воцарилось напряжённое молчание; Бодуэн продолжал: - Румынский король холост. Есть ещё английский принц, Ричард Львиное Сердце, - известно, что он всячески поддерживает крестовые походы и о нём говорят как о втором Роланде.
- Сир, - сказал Керак, - по-моему, это ложная надежда.
Хотя король сидел лицом к собравшимся, всё его внимание было обращено на стоявшую за троном сестру - она до сих пор не шевельнулась, не произнесла ни слова. Бодуэн лишь кивнул Кераку:
- Говори, что хочешь, милорд, а я хочу лишь одного - сохранить это королевство.
- Сир, - заговорил Жослен, - что бы ты ни решил предпринять, я последую за тобой. Господь дал эту ношу тебе, а не мне. Но сейчас позволь мне удалиться, если только я тебе ещё зачем-то не нужен.
- Ступай, милорд. Благодарю тебя от всей души. Господь с тобой.
- И с духом твоим, - отозвался Жослен. Обойдя трон, он что-то кратко сказал Сибилле, поцеловал её и вышел. Король сидел, оглядывая зал. Де Ридфор знаком подозвал к себе пажа и взял у него кубок с вином. Раннульф упорно смотрел в пол. Присутствие Сибиллы приводило его в смятение - как, неведомо почему, и явно присмиревшего Керака.
- Милорд Керак, - вновь заговорил король, - теперь, когда опасность Иерусалиму миновала, ты, уверен я, тоже пожелаешь поскорее вернуться в свои владения.
Керак повернулся; теперь он стоял, окружённый своими людьми, и рядом с ним был его беловолосый сын.
- Сир, кое-кто из моих людей хотел бы воспользоваться этим случаем для поклонения святыням. - Волк набожно склонил голову, и мгновение спустя его рука, как бы спохватившись, торопливо осенила грудь крестным знамением. Его глубоко посаженные глаза мерцали.
- Не нарушай мира, милорд, - сказал Бодуэн. - И да ускорит Господь твоё возвращение.
- Храни тебя Бог. - Керак отступил на два шага, повернулся и широкими шагами вышел из зала; по пятам за ним удалилась свита.
- С твоего разрешения, сир... - Де Ридфор поклонился, собираясь уйти, но король, подняв руку, остановил его:
- Нет. Задержись ненадолго. - Он выпрямился на троне. - Я ничего не услышал от тебя о крестовом походе, милорд маршал, - ни за, ни против.
Де Ридфор шевельнул широкими плечами, положив руки на пояс.
- Сир, тамплиеры ежедневно отправляются в свой крестовый поход. Уже теперь к нам со всей Европы прибывают люди, и они не ждут принцев либо щедрых наград - короны и прекрасной королевы. - Маршал галантно поклонился Сибилле и, слегка повернув голову, коротким взглядом призвал Раннульфа Фицвильяма в свидетели своим словам. - Я и мои братья хотим лишь одного - служить. Мы предали себя в руки Господа, а не каких-то светских принцев.
- Хорошо сказано, милорд, - одобрил король, поверх плеча де Рид фора глядя на Раннульфа. - А ты что думаешь об этом, Святой?
- Милорд маршал сказал всё за меня, - отвечал Раннульф.
- Как полагаешь, почему Саладин отступил?
Рыцарь дрогнул, словно этот вопрос ожёг его как крапива. Взгляд его встретился со взглядом Бодуэна.
- Хотел бы я это знать.
И тут прозвучал ясный, полный горечи голос Сибиллы:
- Быть может, он отступил, потому что устал от войны. Он прекратил сражаться, потому что желает мира. Он попросил переговоров о мире, а всё, что вы предлагаете ему, - неумолимая война.
Раннульф потупился и ничего не сказал.
- Госпожа моя, - вмешался стоявший рядом с ним де Ридфор, - этот султан говорил, что очистит Святую Землю от самого воздуха, которым мы дышим.
- Нет, - сказала Сибилла. Она шагнула вперёд и встала по правую руку от брата. Голос её звенел от едва сдерживаемого гнева. - Я хочу услышать это от человека, которого мой брат посылает говорить о мире с султаном. Если он вообще будет говорить о мире.
Бодуэн беспокойно шевельнулся на троне; он видел, как пальцы принцессы стиснулись в кулачок, и понимал, что причиной её гневу. Раннульф упорно молчал, отведя глаза от Сибиллы и уставясь в пол. Де Ридфор резко повернулся к нему:
- Мужлан! Немедля ответь этой высокородной женщине. Это приказ!
- Да, принцесса, - сказал Раннульф, не отрывая глаз от пола.
- Как ты полагаешь, - продолжала Сибилла, - разве Саладин отступил не потому, что понял: Господь с нами и всегда будет хранить нас, а потому все его замыслы бесплодны? И быть может, потому он и ищет мира с нами?
- Да, принцесса.
- Это не ответ!
- Да, принцесса.
Сибилла взмахнула рукой, сметя со столика королевский кубок, - тот со звоном и лязгом ударился о пол в дальнем конце зала.
- Ты не отвечаешь мне, даже когда тебе приказали! Что же это за извращённая гордыня, которая прикрывается смирением? Ты красуешься этим обетом, словно ты лучше всех нас, точь-в-точь фарисей из притчи!
- Да, принцесса.
- Что же, святой воин, помяни меня в своих молитвах. Впрочем, если ты превращаешь смирение в гордыню, а покорность приказу в насмешку - что тебе стоит превратить молитву в проклятие?!
- Да, принцесса, - сказал Раннульф. - Non militia, sed malitia.
Бодуэн расплылся в улыбке, и Сибилла, сама того не ожидая, рассмеялась. Шутка обезоружила её; она разжала кулак, выпрямив тонкие длинные пальцы. Мгновение в зале стояла тишина. Бодуэн обмяк на троне - он слишком устал, чтобы сидеть прямо, мускулы его одрябли. Решив, что все его намерения исполнены, он сказал:
- Господа тамплиеры, я дозволяю вам удалиться.
Рыцари вышли.
- Зубы Господни, - сказала Сибилла, - этот Раннульф Фицвильям так злит меня, что рука тянется хорошенько его отколотить. И что только ты в нём нашёл?
- Он честен, - сказал король. - Эта добродетель ценится превыше жемчуга, да и встречается куда реже.
- Ты по отношению ко мне этой добродетелью не блещешь. Что это ещё за история с новым моим замужеством?
- Крестовому походу нужен великий вождь. Румынский король или Ричард, принц Английский.
- Прежде ты со мной об этом не говорил.
Король именно потому и не говорил, что предвидел её возражения; поэтому он объявил о своих намерениях прилюдно, чтобы связать сестру прежде, чем она сумеет ускользнуть.
- У всех нас свой долг, Били. Этот - твой.
- Я вдова. По закону я могу сама выбирать себе мужа.
- Ты выберешь кого-нибудь, кого знаешь, и это будет катастрофой, и кого сможешь подчинить себе, - а это ещё страшнее.
- Милорд, - сказала Сибилла, - ты предал меня. Всё это время ты учил меня быть королевой, а теперь снова хочешь превратить в пешку!
- Я только хочу дать тебе короля, который будет править вместе с тобой, - чтобы спасти Иерусалим. Ты поступишь так, как я тебе велю, - потому что ты принцесса, потому что ты моя сестра. - Бодуэн знал, что если будет давить на неё, то сломит её сопротивление - и это единственный способ спасти Иерусалим.
- А мне, стало быть, и вовсе не дозволено иметь своего мнения? Я не сделаю этого, Бати.
- Сибилла! Ты же не девственница, так и не веди себя подобно девственнице. За Вильяма ты выходила с большой охотой.
- Я была ещё девочкой! Всё, о чём я думала, - о свадьбе, нарядах, драгоценностях, восторгах, да ещё о том, как сильно он будет любить меня. Никто не говорил мне о... ну да почём тебе знать, Бати? Я-то не девственница, но ты - девственник. Ты не поймёшь.
- Зато я знаю, что нам нужен великий вождь с Запада, с войском, какое под силу собрать только такому человеку, - иначе королевство падёт. И единственный способ привлечь сюда такого вождя - посулить ему, чего у него не может быть на Западе. И я не желаю больше слышать...
- Ты готов отдать Иерусалим только для того, чтобы его спасти!
- Я не желаю больше об этом слышать!
- Да что ты знаешь об этом английском принце, кроме того, что у него есть свои владения, обширные и богатые, и что он славный воин, а потому, конечно, спасёт нас от сарацин! Но, сделав это, он станет выше нас, он ничем не будет нам обязан, а мы будем обязаны ему всем.
- Сестра моя, - сказал Бодуэн, - я не желаю больше слышать от тебя ни слова об этом деле - кроме слова твоего согласия.
Мгновение они молчали. Затем Сибилла сказала уже другим тоном:
- Я не согласна, милорд. - Она выпрямилась, и в дальнем конце зала зашевелились женщины из её свиты, готовые последовать за ней. - С твоего разрешения, сир, я ухожу.
- Возвращайся, когда будешь готова дать согласие, - ответил брат, и принцесса удалилась.
На улице де Ридфор сказал:
- Опасная женщина.
- Все женщины опасны, - отозвался Раннульф.
Он смотрел прямо перед собой, на узкую улицу. Была середина дня, и весть об отступлении султана уже разошлась повсюду. Люди выходили из своих домов и толпились на мостовой; город кипел жизнью после долгих дней напряжённого ожидания. У фонтана старики играли в шахматы, и женщины выстроились в очередь с кувшинами. Виноторговец на углу разворачивал навес над входом в свою лавку. К вечеру в городе будет полным-полно пьяных. Мимо них прошёл пирожник, пронзительным голосом расхваливая свой товар.
Раннульф видел всё это, но лишь глазами. Голова его была целиком занята принцессой. Он не мог избавиться от мыслей о разговоре с ней, о её гневных словах; он вновь и вновь перебирал в памяти сказанное ею, истово, словно повторял молитву.
Вдруг он осознал, что де Ридфор что-то говорит ему.
- Я дал обет, - сказал он. - Обет, путы которого принцесса разорвала легко, словно паутину.
- Тем не менее, - сказал де Ридфор, - долг требует, чтобы ты был вежлив с принцессой. Она - наследница трона. Когда король умрёт, венец перейдёт в её руки. Но ты, Раннульф, - самый настоящий мужлан. Я всё ждал, сумеешь ли ты воспользоваться благоприятным моментом. Никогда ещё не видел человека, который был бы одновременно так исполнителен - и так нагл.
Раннульф искоса взглянул на маршала. Он не собирался обмениваться оскорблениями с де Ридфором. Нынешние проявления терпимости в маршале ничуть не убедили его, что с враждой между ними покончено. Де Ридфор снова повернулся к нему:
- И всё-таки кое-что стоящее из тебя может выйти. Ты ведь знаешь, почему я включил тебя в это посольство?
- Нет.
- Хм, я-то был уверен, что до тебя дойдёт. Мне нужно знать обо всём, что предпримет в Дамаске Триполи. Особенно не упускай из виду, как отнесётся к нему султан.
- Это не входит в мои обязанности.