- Он крутился по базару. Местные говорили с ним. Он зашёл в дом и беседовал с кем-то из здешних.
- С песчаной свиньёй, - пробормотал Герман.
Обеспокоенный, Стефан огляделся, не видит ли их кто-нибудь; но здесь, на лестнице, они были укрыты от посторонних взглядов. Раннульф ушёл из тренировочного двора. Чуть выждав, Герман положил ладонь на плечо Стефана.
- Прости. Ты думаешь, я шпионю. Может, и так. - Рука его оставалась всё там же, пальцы мягко сжимали изгиб мускула. - Но лучший наш шпион - Раннульф. Он как-то узнает всё. Узнает первым. - Пальцы Германа мягко коснулись внутренней стороны локтя юноши.
Стефан резко развернулся и оттолкнул прецептора. С улыбкой, ничуть не смутившись, тот убрал руку.
- Ты мне очень нравишься, Стефан.
- Я пришёл в Орден, - сказал Стефан, - во исполнение епитимьи. Меня застали в постели с кузеном. - Он вызывающе смотрел в глаза Германа, желая, чтобы тот дрогнул, испугался или хотя бы прекратил улыбаться. - Я хотел оставить грех в прошлом.
Герман кивнул:
- Моя история похожа на твою. Только это был наш домашний священник. - Он коротко махнул рукой, будто отбрасывая что-то. - Это всего лишь один грех.
- Орден требует от нас целомудрия, - сказал Стефан.
- Орден требует от нас избегать женщин. - Рука Германа вновь поднялась. Медленно, вкрадчиво повёл он кончиками пальцев вниз по тунике Стефана. - Вот уж что никогда не составляло для меня труда.
Во рту у Стефана пересохло. Он ощутил, как прежний жар разгорается в его чреслах. Тело снова предавало его. Он отвёл взгляд от Германа, посмотрел во двор.
- А что Раннульф?
Ладонь Германа вновь скользила по его боку.
- Раннульф, если помнишь, - Святой. - Голос его был ровен.
Стефан собрался с силами:
- Если может быть целомудрен Раннульф - смогу и я.
Герман покачал головой:
- Ты молод, Стефан, - и очень красив.
Стефан вспыхнул. Он твёрдо смотрел во двор, борясь с подступающим желанием. Снова чувствовать ласки, поцелуи, снова быть любимым... Он скажет "да". Он сделает это. Но не успел он заговорить, как Герман пошёл прочь. С горьким сожалением Стефан понял, что одолел искус. Выругавшись, он спустился во двор: пришла его очередь тренироваться.
Перед вечерней Герман де Монтойя вошёл в Храм Божий, чтобы помолиться. Он прошёл через амбулаторий и арку напротив в круглый неф церкви. Преклонив колени, он сложил ладони и попросил Бога либо отдать ему Стефана де л'Эля, либо сделать так, чтобы он перестал хотеть его.
Глубокий сумрак церкви обострил его зрение. Над ним вздымался к небесам купол, мглистый и светлый, как облако. Под ним лежал омфалос, центр мироздания, великий Камень Морийский, и его неровная поверхность почти наполовину потонула в свете ламп, проникающем сквозь окна амбулатория. Герман подумал о праотце Аврааме, приведшем сюда на заклание единственного сына, и снова перекрестился.
Внезапно он понял, что не один здесь; он повернул голову - и увидел Раннульфа Фицвильяма - тот сидел на корточках у края Камня.
- Ну, Раннульф, - проговорил Герман, - ты нанёс мне удар в спину. Что ты сказал Стефану де л'Элю?
- Не много. А что?
- Твоя непереносимая святость, кажется, прилипла и к нему.
У Раннульфа был большой тонкогубый рот, некрасивый даже в улыбке. Сейчас он как раз улыбался.
- Поверь мне, ни о чём таком я и не говорил. Он отверг тебя, да? Я думал, ты не знаешь поражений.
- А ты что - ревнуешь? - проворчал Герман. - Я всё равно получу его!
Он знал, как обольстить Стефана; самая эта игра возбуждала его не меньше, чем надменная красота юного француза. Он отвернулся, склонив голову, пережидая внезапно нахлынувшее чувство вины.
- Видишь, тени лежат на Камне, словно кровь. Разве не подходящее место для жертвоприношения?
- Песчаные свиньи считают, что отсюда Магомет вознёсся на небо. А Камень пытался полететь за ним, и архангелу Гавриилу пришлось придержать его. - Подбородком Раннульф указал на точку перед собой. - Вот эта щербина и есть отпечаток архангеловой длани.
- Как тебе только удаётся узнавать всё это? - Герман покачал головой, охотно переходя на эту неважную для него тему. Не желая выдавать своих мыслей, он говорил, не думая: - Ты ведь почти что любишь песчаных свиней, Святой. Да и сам ты такой, как они.
В холодном мраке он услышал, как эхо повторяет его слова, и сразу опомнился:
- Прости. Я не хотел тебя оскорбить.
- Делай что пожелаешь, Герман.
- Ах, единственное, чего я желаю, - этот мальчик!
- Говоришь, он не поддаётся? Что ж, если только ты не намерен связать и изнасиловать его, думаю, твоя проблема будет разрешена. - Раннульф отвернулся, глядя в другую сторону. - Все мы клялись любить друг друга.
Герман засмеялся:
- Ну да - как ты любишь Жерара де Ридфора!
- Существует и невозможное, - сказал Раннульф.
- Стало быть, ты продолжаешь упорствовать в своём грехе; ну а я упорствую в своём. - Герман поднялся: до начала вечерни ему надо было кое-что сделать.
- Я исповедуюсь тебе, - сказал он. - Когда возникнет нужда.
Раннульф сохранит исповедь в тайне. Если грех Германа - то, что Герман замыслил, - станет известен общему собранию, он окажется в серьёзной беде. За спиной прецептора, в амбулатории, раздались голоса: пришли сержанты, чтобы зажечь светильники и подготовить всё к вечерне. Герман вышел на воздух, оставив Раннульфа одного в святилище.
ГЛАВА 8
Зима - время сражений; летом жара, сушь и недостаток провианта держат воинов дома. Так что лето после Рамлеха было тихим. Потом - в сентябре, в праздник Зачатия, - магистр тамплиеров отправился к королю и сообщил ему, что Саладин вновь собирает армии и что наиболее вероятной точкой его удара будет большой новый замок Частелет, который король возводил у Брода Иакова на Иордане, к северу от Тиверианского озера.
- Тогда я призову своих рыцарей, - сказал король, - и приготовлюсь сам. Мы должны усилить гарнизон в Настелете.
- Сир, - отвечал Одо де Сент-Аман, - мы уже послали туда пятьдесят наших братьев. Ими предводительствует маршал, Жерар де Ридфор.
Одо де Сент-Аман привёл с собой в королевский чертог десяток рыцарей, дабы сделать свой визит более величественным. В первом ряду почётной стражи стоял Раннульф. Руки его лежали на рукояти меча, мысли были жестоки и мстительны.
Он узнал о намерениях султана через своих людей на базаре; он принёс эту весть на общее собрание - и там, перед всеми, с помощью доброй половины рыцарей Жерар де Ридфор надменно, как император, отобрал у него этот поход. Теперь маршал скакал к Броду Иакова, а Раннульф стоял, безымянный, среди простых воинов, дожидаясь приказа, что и как делать.
На собрании он вышел из себя, кричал на де Ридфора и Одо, едва не обнажил меч. Униженный, он укрылся в затенённом конце трапезной, покуда магистр не вызвал его вперёд, и снова получил публичную выволочку. Руки его тряслись до сих пор. Он так стискивал рукоять меча, что пальцы свело болью. Стоявший рядом с ним Герман де Монтойя бросил на него косой взгляд.
- ...Мы пошлём к графу Триполитанскому, дабы уведомить его об этом и испросить подмоги.
- Это принцесса? - шёпотом спросил Герман.
Погруженный во мрак своего гнева, Раннульф, не подумав, поднял глаза и совершил ошибку - взглянул на неё. Он тут же потупил взгляд.
- Да.
Тонкая, в голубом платье, волосы распущены по плечам, как у девушки...
- Интересно, - заметил Герман, - что она здесь делает? Не очень-то это место подходит для женщин.
Раннульф что-то проворчал. Он больше не смотрел на принцессу. Взгляд его был прикован к выложенному плитками полу. Но поражение на общем собрании стало вдруг совсем не таким важным.
Он видел её лишь дважды, оба раза мельком. Теперь он боролся с желанием поднять глаза и уставиться на неё.
- Мы пошлём также и к Кераку, - говорил тем временем король. - Надо оповестить и его.
- Мало от этого будет проку, - пробормотал Герман.
- Ты слишком много болтаешь, - сказал Раннульф.
- Перестань бередить свои раны. Де Ридфор ничего не сможет сделать, пока не подойдут остальные.
- Ты офицер, - сказал Раннульф. - Ты не понимаешь, о чём говоришь. - Он прикрыл глаза.
- Эй, чем это ты занимаешься? - тихо засмеялся Герман. - Молишься, что ли? Аудиенция окончена.
Рыцари повернулись и по двое двинулись из зала вослед за магистром. Раннульф шёл опустив голову и потупив глаза.
- Знаешь, - сказал Герман, когда они вышли из зала, - в этот поход я иду с вами.
- А, так ты решил-таки отправиться за своим французским мышонком?
Герман пожал плечами.
- Нужно же мне время от времени проветриться. Я соскучился по походам. Ну идём же, не застревай!
- По-моему, это глупость, Сибилла, - сказала графиня де Куртенэ, - всем глупостям глупость.
- Да, ты это уже говорила, и не единожды. - Сибилла помогла матери усесться в носилки. Двор был полон клади и слуг, грузивших эту кладь. Мужчины уходили на войну, а все придворные дамы отправлялись туда, где безопаснее, - в Аскалон, в Акру и другие города на побережье. Агнес устроилась в носилках, отодвинула занавески, чтобы не мешали разговаривать с дочерью. Сибилла облокотилась о край носилок.
- Если ты попадёшь в руки сарацин, - сказала Агнес, - уж лучше бы тебе умереть.
- Мы не потеряем Иерусалим, - ответила Сибилла. - Но, если всё же случится невозможное и я окажусь на пути орды воющих магометан - клянусь, матушка, я брошусь на меч.
Лицо матери исказилось от раздражения.
- Ах, детка, ты ни в чём не уступишь мне, не так ли?
- Ты, кажется, готова два дня протрястись в носилках, - усмехнулась Сибилла, - ну а я предпочту оказаться в сарацинском гареме. Вот и Бодинет.
Малыш вышел из дворца и семенил через переполненный двор, цепляясь за руку няни.
Агнес наклонилась вперёд, изогнув шею; она звала мальчика и махала рукой. Сибилла шагнула прочь, подальше от выражений бабушкиного восторга, и мать протянула руку, чтобы удержать её, и снова заглянула ей в лицо.
- Если передумаешь - приезжай ко мне в Аскалон. А если понадобится передать что-то личное и тайное - в Нижнем Городе есть купец по имени Абу Хамид. Он передаст мне весточку. Только будь осторожна - он работает также и на тамплиеров. - И она вновь принялась манить к себе юного принца, протягивая к нему руки. Даже в шуме толпы Сибилла различила его радостный вопль.
Принцесса пошла назад, во дворец. С лестницы к ней взывала Алис:
- Сибилла, да иди же сюда, скажи мне, что упаковывать!
Они вместе со своим крохотным двором переезжали в цитадель брата. Теперь, когда мать отбыла, Сибилла чувствовала себя свободной как ветер: она могла ходить распустив волосы, носить мужское платье, даже бегать босиком. Говорить, что хочется, думать, что в голову взбредёт. Она даже запрыгала, поднимаясь вверх по лестнице - к Алис.
Зарядили дожди. После недели неистовых гроз колокол в спальне пробудил Стефана от глубокого сна. Он поднялся вместе с остальными и услышал приказ: им надлежит отправиться сперва на мессу, а потом - к Броду Иакова.
В оружейной в толчее и спешке он натянул кольчугу и снял со стены шлем и щит. Ладони его вспотели, во рту пересохло, и он всё время покашливал. Его окружали те, кто прибыл в Иерусалим вместе с ним, - теперь они тоже отправлялись на свою первую битву. Илер де Бретань, облачённый в двойную кольчугу, набросил на голову капюшон и натянуто усмехнулся Стефану:
- Я так понимаю, шпионы Раннульфа Фицвильяма были правы?
- Что ты знаешь о шпионах Раннульфа? - отозвался Стефан. Вслед за Илером он пошёл к порогу оружейной; снаружи было ещё темно. Пара за парой выстраивалась на брусчатке их колонна; предводительствовал ею Герман.
Взяв в конюшне лошадей, они снова выстроились снаружи в колонны. Пока ждали приказа выступать, кухонные служки пробежались по рядам и раздали каждому всаднику по караваю хлеба и полному меху вина. Герман объехал строй, осматривая рыцарей.
- На марше, - сказал он, - принято молчать.
Педро де Варегас прыснул от смеха.
- Ну да, - выдавил он, - как на ужине.
Ужины в трапезной, несмотря на Устав, были неизменно шумными.
Герман услышал его и обернулся, хмурясь:
- Нет, не как на ужине. Это поход, болван.
И Педро смолк и больше не проронил ни слова. С рассветом, - одна двойная колонна среди многих, - они проехали через Давидовы Врата.
Они устремились на северо-восток через холмы, мгновенно зазеленевшие после прошедших ливней, скача под порывами ветра и последними струями дождя, которые били им в спину. С приходом дня потеплело, дождь иссяк. Со склонов безлесных холмов зябким дымом поднимались завитки тумана. Они скакали дальше и дальше, а вокруг ничего не менялось, и постепенно им стало казаться, что они так никуда и не доедут.
Стефан ехал рядом с Илером де Бретань, впереди скакал Педро де Варегас, но его отделял от сотоварищей полог сомнений и страхов. До сих пор он участвовал только в рукопашных тренировках. Впереди его ждал первый бой. Стефан всегда воображал, как мчится в атаку с пылающим мечом в руке и мужеством в сердце. А сейчас, когда этой мечте вот-вот суждено было сбыться, Стефан чувствовал, что готов напустить в штаны от страха - и ведь он ещё даже не видел врага!
Этим вечером рыцари разбили лагерь на вершине холма, обращённого к Иордану. В тяжёлой, позвякивающей кольчуге, с мечом, что лежал рядом под попоной, Стефан не мог уснуть. Он лежал, прислушиваясь к шуму и топоту других отрядов, что входили в лагерь, чтобы присоединиться к тамплиерам. Так продолжалось всю ночь, и, когда через щели туч проскользнул серый рассвет, Стефан, потрясённый, увидел, что лагерь христианского войска за одну ночь превратился в небольшой город - шатры и палатки тянулись по склонам, насколько хватало глаз.
В молчании тамплиеры поднялись, свернули лагерь и под мелким дождём, вновь построившись в колонны, двинулись вниз к реке, что несла свои бурые неряшливые воды вдоль широких песчаных берегов. Когда тамплиеры спустились со склона, дождь унялся. Стефан, как и остальные, снял плащ, скатал и приторочил к задней луке седла.
Повернувшись, чтобы сделать это, он взглянул на франкскую армию, что нестройным шумным потоком стекала вослед им с голого склона. Стройные, целеустремлённые колонны тамплиеров уже намного обогнали всех прочих. Стало быть, они примут на себя первый удар. Обмякнув в седле, Стефан диким взором окинул окружавшие их холмы.
Ему стало плохо. Отчаянно хотелось облегчиться, но он не мог покинуть строй. Он проклинал себя за трусость. Марш был бесконечным. Седалище болело и ныло. Внутренности превратились в песок. В полдень тамплиеры обогнули подножие горного отрога - и внезапно оказались перед Бродом Иакова.
Здесь река, широкая и мелкая, омывала обрывы песчаниковых скал. Крепость вздымалась на выступе над водой, камень её был камнем окружающих гор, первая стена отвесно вставала из пыли, донжон вонзался в небо, а кругом всё исчертили зигзаги недостроенных стен.
Когда тамплиеры спускались к этой груде камней, возникло какое-то жужжание, будто рой пчёл налетел из пустыни. Неожиданно Стефан понял, что тёмная масса у стены - это столпившиеся люди, что жужжание исходит оттуда, и это - приветствия. Он обратил взгляд к реке, за реку, за крепость, выискивая врага, - но врага не было видно. Лишь горизонт тонул в облаке поднявшейся пыли.
Сердце Стефана исполнилось надежды. Он привстал в стременах, силясь разглядеть источник пыли. Войско за его спиной испустило дружный рёв - и вскоре по всему склону люди вопили и кричали. Илер обернулся к Стефану. Лицо его сияло.
- Они бегут! - Он указал за реку. - Песчаные свиньи увидели, что мы идём, - и удрали!
Стефан удивлённо рассмеялся. С крепостной стены вдруг упали, разворачиваясь, два длинных синих стяга, и знаменосцы принялись бегать по стене, чтобы заставить шёлк трепетать и хлопать. Люди махали руками, прыгали и вопили, а войско за спиной Стефана откликалось победными кличами.
Стефан снова опустился в седло, отгоняя головокружительное чувство облегчения. Но ведь он же и не боялся по-настоящему! Сейчас он торопливо исправлял собственные воспоминания. Если он чего и желал, то боя. Он - тамплиер. Песчаные свиньи бежали от него, от одного только его вида. Он - тамплиер. Гордый, молчаливый, бесстрашный, как все Божьи герои, и уж конечно безо всяких сомнений въехал он в Настелет.
ГЛАВА 9
- Здесь будут конюшни на четыре сотни лошадей, склады, запасов которых хватит, чтобы прокормить целый год тысячу воинов, водосборники и колодцы, даже своя соляная копь, - рассказывал Герман. - Завтра я обойду с вами крепость; вы увидите её целиком. - Они шли вдоль ската к подножию большой квадратной башни; впереди них другие рыцари дожидались, когда их впустят. Голос Германа был полон гордостью. - Построить эту крепость повелел король, но принадлежит она Ордену. Тамплиеры чертили планы, тамплиеры поднимали камни, а когда она будет завершена - одни тамплиеры станут служить в её гарнизоне.
- Легко понять, как она важна, - заметил Стефан.
Он смотрел с высоты стены на восток, через мерцающие прозрачные струи реки. За вздувшимся от дождей Иорданом лежала пустошь, ровная и бурая, как растянутая кожа. Дороги, которые пересекали брод, веером расходились по ней, бледнее нетронутого песка, - словно лучи, что по промыслу Божию сходились сюда, к замку.
Герман сказал:
- Вон там, хотя отсюда и не видно, лежит великий тракт, что ведёт прямиком в Мекку и Каир. Во время мусульманских паломничеств народу на нём почти так же много, как и на городских улицах.
- У песчаных свиней тоже есть паломники? - удивился Стефан. - Куда же они ходят - к дьявольским гробам?
Герман улыбнулся.
- Нет, - сказал он, - в Мекку. - Судя по его лицу, он явно забавлялся. - А ты что же, думал - они поклоняются дьяволу?
Стефан неуверенно пожал плечами:
- Чему бы они ни поклонялись, это ложный Бог. Какая разница?
Всё так же улыбаясь, прецептор взглянул вдаль, и Стефану почудилось, будто он уловил едва приметный кивок. Жар прокатился по лицу и шее юного рыцаря; он чувствовал себя в ловушке, зажатым в тиски Устава - порой они удерживали, а порой и нет. Вдруг ему захотелось оказаться далеко-далеко отсюда.
Но Герман уже поворачивался к нему, по-прежнему переполненный страстью лишь к одному - крепости.
- Это будет первая из череды крепостей вдоль реки от Брода Иакова до Солёного моря. Мы запрём этот тракт кулаком из камня и стали и сможем держать всю Иорданию лишь пригоршней воинов. - Он кивнул Стефану: - Возможно, ты будешь служить в одном из этих гарнизонов. Стань там командиром, служи достойно - и тебе обеспечено избрание великим магистром.