Граф де Торрож считал, что все азиаты - воры. Процессия тамплиеров выехала на рынок, кишевший народом. Дымили жаровни, орали ослы, носились собаки, в шатрах трудились уличные брадобреи. Над человечьим морем держал равновесие канатоходец.
При виде Бо-Сеана рыночная толпа расступилась, как расступается перед форштевнем военного судна вода.
В латинских кварталах было и тише, и чище, но нищих и проходимцев - тоже в избытке.
Великий магистр подъехал к своей резиденции у южной стены. Она выглядела помесью крепости с церковью. Огромный храм на Сионском холме служил для парадных богослужений и для собраний верховного капитула.
Примет того, что резиденцию тщательно охраняют, не было видно, но граф знал, сколько воинов вырастет как бы из-под земли при первой опасности.
Во внутренних покоях утомленный де Торрож поспешил переодеться. Он был весь в мыле.
- Брат Гийом еще здесь? - спросил он у служки-монаха.
- Да, мессир.
Великий магистр дал облачить себя в льняную рубаху и мягкий кафтан, пристегнул пряжкой в виде львиной лапы плащ к левому плечу И прошел в зал. Стены его были задрапированы белой тканью с красными крестами в человеческий рост. У стены с двумя узкими окнами стоял большой деревянный стол. По краям его располагались два позолоченных подсвечника.
Брат Гийом сидел за столом и перебирал бумаги. Одет он был в черную сутану, лет ему было немного за сорок. На его вытянутом, всегда бледном лице синели холодные глаза. На щеках рисовались складочки, свойственные улыбчивым людям, но никто никогда не видел улыбку брата Гийома.
- Брат сенешаль болен, - доложил Гийом, - брат маршал осматривает арсеналы в Аскалоне, граф де Марейль сейчас прибудет. А граф де Рид… вы знаете его отношение…
Верховным органом власти в ордене считался капитул, составленный из магистров орденских областей и наиболее родовитых рыцарей. Но всех их собрать удавалось редко. Области ордена располагались во Франции, в Португалии, в Венгрии, в Испании. Магистры съезжались обычно лишь для того, чтобы избрать нового Великого магистра взамен усопшего. И граф де Торрож действовал с куда большей свободой, чем было записано в уставе ордена. При нем находилось несколько родовитых рыцарей, они назывались "ближайшими" и реально руководили империей ордена.
Со двора донеслись голоса. Брат Гийом негромко сказал:
- Граф де Марейль.
Через несколько секунд в зал вошел невысокий старик плотного сложения. Он был подвижен, весел и совершенно седой.
- Ну что? - бодро спросил он, прохаживаясь по каменному полу и позванивая серебряными шпорами.
- Лекари-притворщики бросают новые камни нам под копыта?
- Вот именно, - сказал Великий магистр, - я только что от короля.
- И что сказал этот трясущийся собачий хвост?
- Когда я уходил, он трясся от страха, но сомневаюсь, что удалось его образумить. Увы.
- То есть? - тихо спросил брат Гийом.
- Он сделал вид, что подписал сервильную грамоту на Асфанерский лен по глупости. Не придал, мол, значения. Но я не верю. Слишком долго он все скрывал. Мы узнали об этом, лишь когда люди д’Амьена заняли этот несчастный караван-сарай.
Седой граф резко сказал:
- Он - безумец, забывший кому обязан… Мы можем…
- Умным я его никогда не считал, но ничего во вред себе он не делает.
- Рассчитывает, что мы сейчас не захотим скандала в его семействе, - сказал брат Гийом.
Де Торрож тронул свой правый бок.
- Может быть, может быть. Печень болит… - сказал Великий магистр. - Ты бы, брат, дал мне снадобье. У тебя много чего в подвалах.
- При недугах типа вашего воздержание полезнее лучшего зелья. Что толку в лекарствах, если вы пьете вино.
- Ладно, - махнул рукой граф, - вернемся к Бодуэну. Надо, в конце концов, позаботиться о династии.
- Бодуэн V - совсем ребенок, - заметил граф де Марейль.
- Пора обратить внимание на принцесс. - Великий магистр продолжал массировать бок. - Не то нас опередят.
Глаза брата Гийома были спокойны, граф де Марейль рассматривал де Торрожа с большим интересом. В случае чего он мог претендовать на перстень Великого магистра. И выше его сил было не думать об этом…
- Итак, принцессы, - сказал брат Гийом.
Де Марейлю судьба девчонок была безразлична. Когда они жили при дворе, вокруг каждой из них образовалось подобие партии. Находились лихие рыцари, готовые обнажить ради них мечи. Это рыцарям Храма было запрещено поклоняться какой-либо женщине, кроме девы Марии, а остальным крестоносцам - как повезет.
- Итак, принцессы, - повторил Великий магистр. - Кто что о них скажет?
- Изабелла, судя по некоторым признакам, влюблена в Гюи Лузиньянского. А духовником Сибиллы стал с месяц назад отец Савари, тяготеющий к Госпиталю.
- Если Изабелла выйдет за Лузиньяна, получится неплохая пара для трона, - вздохнул де Торрож. - А откуда ты, кстати, знаешь насчет Изабеллы?
- Из этого письма, - брат Гийом продемонстрировал свиток. - Одна камеристка нас информирует.
- Савари, Савари… Я вспомнил, - воскликнул де Марейль, - он - прохиндей!
- А что в письме?
- Оно откровенное, хотя, мне кажется, далее переписки у них не зашло.
- Гюи пока там же, на Кипре?
- Да, мессир.
- Что-то он очень долго сидит на Кипре, - заявил де Марейль, желая напомнить о себе.
Де Торрож взял из тонких пальцев монаха свиток с письмом принцессы, но читать не стал, на это не было сил.
- Что ты собираешься делать дальше?
Брат Гийом пожал плечами.
- Не решил. Пока отправлять не буду. Нужно выяснить некоторые обстоятельства.
- Ну, думай, думай, - Великий магистр порылся в своих бумагах. - Тут есть одно дело пикантного свойства. Вы слышали о Рено Шатильонском?
- Еще бы! - подпрыгнул де Марейль. - Наглец, каких мало. Весьма неучтив.
- Успокойтесь, граф, этот неучтивый молодой человек садит у нас под замком. И вот на моем столе королевский указ о его казни. - Великий магистр снова тронул свой правый бок и очень тихо добавил:
- Но это совсем не значит, что Рено Шатильонский и в самом деле будет казнен. А теперь оставьте меня, господа.
Глава X. …Король Иерусалимский
От основной территории "нижние пещеры" отделяла глинобитная стена. Ход сюда был через ворота, охраняемые стражниками. В углу огромного двора каменный пласт, возделывавшийся из земли, был изъеден глубокими щелями, а к нему пристроили крепкий сарай для содержания наказанных прокаженных.
Тут была монастырская тюрьма. Притом заключенные, почему-то не тронутые болезнью, обитали рядом, в менее гнусном бараке. Все это называлось "пещерами". Нижними…
Между "пещерами" находилась кухня, где работали полдюжины привилегированных узников. Им позволено было ходить за ворота, и возле кухни они были относительно сыты.
Анаэль обречен был мыкаться в заточении и изнывать от безделья, жары и жажды. Тут убивало безделье… Анаэль раньше умел лежать сутками без движения и месяцами молчать, притворяясь глухонемым сумасшедшим. Но тогда была достижимая цель. А теперь?..
Он попытался вспомнить несколько упражнений, но получил дубинкой по пояснице, плечам и почкам. Одноглазый надсмотрщик Сибр, который в тюрьме был главным, сказал:
- Не сметь!
- Я не делаю ничего плохого.
Сибр повертел свою палку.
- Ты что, не понял?
Анаэль сидел в жидкой тени, прислоняясь к горячему камню. Из каменного сарая медленно, как во сне, тащились уже не похожие на людей прокаженные. Месяц назад, когда он впервые увидел здесь это шествие к пище, он содрогнулся, его стошнило. Теперь привык. Получив свои порции варева, жуткие существа оставались на солнцепеке. В сарае они задыхались, а тут был воздух, пусть и горячий.
К Анаэлю приблизился и устроился со своей миской рядом некто, от кого еще неделю назад Анаэль, ругаясь, отсел бы подальше. Лысая голова непрошеного соседа была вся в язвах, а вместо верхней губы висели зеленоватые ошметки. Он держал свою миску двумя руками и отхлебывал из нее, постанывая. На левой его руке не хватало фаланги большого пальца. Анаэль отвернулся.
- Послушай, - тихо, но четко сказал вдруг сосед по-арабски, - не хочешь стать прокаженным? На время.
Беспалый еще отхлебнул из миски.
У Анаэля не было сил разозлиться.
- Не понимаю, - вяло сказал он.
- Я выбрал тебя, - произнес беспалый на лингва-франка.
Взгляд его был пытлив.
Анаэль сплюнул. Беспалый продолжил:
- Скоро умру. А может, и нет. Но не хочу унести с собой тайну.
- Какую? - спросил Анаэль, не глядя.
- Все! - заорал Сибр. - Всё! Прокаженные - под замок!
Беспалый допил свое, наклонился к уху Анаэля и прошептал, брызнув слюной:
- Я - король Иерусалимский.
Ясное дело, решил Анаэль, рехнулся бедняга. Но на завтра старик подсел снова.
- Я не сошел с ума. Стань прокаженным.
Взгляд его был осмысленным. Он отошел. Исподволь наблюдая за ним в этот раз и еще два-три дня во время еды.
Анаэль уверился, что он франк и, возможно, не сумасшедший. Но с какой стати зовет себя королем? И что за тайны держит в себе? И зачем уговаривает Анаэля стать прокаженным?.. Было о чем подумать, и Анаэль загорелся.
Через неделю старик опять возник рядом.
- Я не могу ждать, - тихо и твердо сказал он. - Как объявиться больным, я тебя научу. А то прощай.
В тот день Сибр застал некоего заключенного итальянца врасплох: тот разглядывал пятна на своем теле. Вызван был монастырский лекарь, и воющего от ужаса бедолагу поволокли в сарай к прокаженным.
Анаэль решил немедленно оттолкнуться от дна и барахтаться, сколько есть сил. Наудачу.
Сибр беседовал с лекарем, сидя на лавке. Анаэль подошел и сокрушенно сказал, что, кажется, тоже болен.
- Что-о?! - оба воззрились.
Анаэль показал свои ноги с язвами и чесоточной сыпью.
Лекарь, покряхтывая, осмотрел их.
- Ну, что? - поинтересовался Сибр. - Да ты погляди на его рожу… Это - проказа, он знает сам.
- Я здесь пять лет, - сощурился лекарь, - но не видел еще дураков, желающих перейти к прокаженным.
Надсмотрщик встал, охватил рукой подбородок Анаэля, повертел его голову и поставил диагноз:
- Лепра.
Лекарь перекрестился, пожал плечами.
Внутри сарай был разделен кирпичными переборками. Образовалось два ряда стойл. Левый ряд был утоплен в камень скалы, в отделениях правого ряда под потолком светились окошки. Они смотрели в безоблачное небо. Сарай был пропитан запахом тления плоти людей. Треть больных разлагалась заживо. Им приносили еду самые сердобольные из ходячих. Умерших из сарая вытаскивали крючьями, их тела принимала свалка.
"Король Иерусалимский" лежал в глубине сарая, в особо темном и затхлом "номере". Анаэль отыскал его, как только глаза привыкли к темноте, а обоняние - к вони.
- Наклонись ко мне, - повелел "король", чтобы как следует рассмотреть внезапного гостя. - И займи соседнюю келью.
Анаэль послушно заглянул туда и ощутил мощный смрад.
- Там кто-то есть.
- Перетащи его в угол, где деревянная колонна. Он не почувствует.
Перебарывая отвращение, Анаэль взялся за край подстилки и отволок тихо стонущего бородача куда было велено.
- Ложись на его место и вынь два кирпича из стенки.
Анаэль, превозмогая себя, брезгливо лег на еще теплый каменный пол, нащупал в переборке незакрепленные кирпичи… Образовалось окошко. "Король" спросил:
- Как ты проник к нам?
- Вы же велели…
"Король" зашипел:
- Я спрашивал твоего согласия и думал тебя научить… Тебя смотрел лекарь?
- И Сибр. Я показал им следы своих старых ожогов. Король пошамкал отсутствующими губами.
- Может быть, ты действительно болен? Тогда ты не нужен.
- Нет, ожоги воспалены. Так бывает.
Физиономия "короля" исчезла. Из его кельи доносились бульканье и покашливания. Анаэль никак не мог понять в чем дело! Что он сделал не так?! И чем это грозит?
- Ладно, - "король" всплыл из мрака, как спрут из подводной расщелины. - У меня нет выбора. Раз уж я выделил тебя… А знаешь, почему? Ты страшен. Тебе легко притвориться прокаженным.
- Понятно.
Старик отвратительно захихикал.
- Не спеши так говорить. Но то, что тебе надлежит понять, ты поймешь, клянусь ангелами, архангелами и престолом Господним.
- Слушаю вас, ваше величество.
- Ты притворяешься или поверил, что я - Бодуэн IV? Слова эти произнесены были свирепым свистящим шепотом.
- Да, ваше величество, верю.
- Ты поверил мне, я поверю тебе. Если ты умный, сам догадаешься, кто меня посадил сюда. На троне - двойник. Его научили ходить, как я, так говорить. А когда я заболел…
Старик замолчал, тяжело дыша. Отдышавшись, хихикнул:
- Они легко отделались от меня, но главного не получили, хотя отняли у двойника трапезную. Ты меня слушаешь?.. Сама трапезная ни при чем, - старик говорил все быстрее. - Однако под ней находились…
- Я слушаю, ваше величество, - прошептал Анаэль.
- Под ней находились конюшни царя Соломона, - теперь и он снизил голос до шепота. - А в этих конюшнях скрыты огромные ценности. Он и не сумели их отыскать. Тайник не дается псам. Это - скала! - Старик захлебнулся кашлем, его колотило. - Богатство у них под носом, они его чуют. А я отдам остаток своей никчемной вонючей жизни за то, чтобы кто-то увел сокровища.
- Кто они? - осторожно справился Анаэль.
- Те, кто держит в железной перчатке сердце Святой земли. Кем пугают паломников. Кто построил эту тюрьму под видом богоугодного заведения. Кто носит белый плащ - символ чистоты - с красным крестом, символом крови, пролитой за веру…
- Рыцари Храма…
- Тише! И среди умирающих есть шпионы. Может быть, их наймиты таятся и в шкурах ангелов Господних.
Вымолвив это, король замолчал. Анаэль его не торопил. Король спросил:
- Ты не христианин?
- Почему вы решили, ваше величество?
- Я богохульник, и всякий истинный христианин считает долгом вслух осудить мои речи, хотя бы он разделял мои чувства.
- Я не смел перебить вас и молча перекрестился.
- В самом деле, не мог иноверец попасть в тюрьму христианского лепрозория. Что же ты молчишь?
- Мне нечего сказать, Ваше величество, я жду, что скажете вы.
- Не лги своему королю. Ты должен страстно желать, чтобы я выдал тебе приметы… Тайник.
- Да, ваше величество, я желаю… И жду с великим смирением вашего благословения на подвиг веры.
- Ты притворяешься благочестивым, - уверенно сказал старик. - И притворяешься правильно. Стало быть, не слишком глуп. И я надеюсь, что ты их обманешь.
Король приглушенно захохотал. Так смеялась бы жаба-гигант, если бы кто рискнул ее щекотать.
- И не воображай, - сказал он, - что я тебя полюбил. Ты мне отвратителен, потому что здоров и можешь как-нибудь уцелеть, улизнуть отсюда и даже разбогатеть. Но они мне противны. Держи…
Король просунул в отверстие изувеченную болезнью руку, на ладони его лежала металлическая пластинка.
- Что это? - тихо спросил Анаэль.
- Объясню. Но сначала ты мне обещай…
- Что именно?
- Если доберешься до сокровищ, ты попытаешься меня вызволить. Это возможно. Везде, где тамплиеры, всем правят деньги. Придется потратить их много, но поклянись - ты сделаешь это!
- Клянусь!
- Ты поспешил ответить. А стоило бы подумать. Ведь если обманешь, я тебя прокляну. А проклятия прокаженных всегда сбываются. Тем не менее ты?..
- Клянусь!
- Ну, так слушай. Ты знаешь Сионский холм в Иерусалиме?
- Я не бывал там.
- Это неважно, всякий его покажет. На нем стоит здание их капитула. Проникни на территорию. Остальное - на этой табличке. Пометки процарапаны иголкой. Это - тонкое серебро. Если что, сверни ее в пальцах и проглоти. Но уж испражняйся тогда в укромном месте.
Анаэль принял табличку, она была меньше лепестка мака. И что на ней можно изобразить?..
Старик отвалился от амбразуры и тяжело дышал.
- Жаль, - сказал он в темноте.
- О чем вы, ваше величество? - снова припал к проему в стене Анаэль.
- Не представляю, как ты уберешься отсюда. - Но даже если у тебя получится, во что я, признаться, не верю, и ты войдешь в Святой город, ты не попадешь в капитул. Правда, есть столб. Единственный.
- Какой же, Ваше величество?
- Не кричи так, а то кое-кто удивится, услышав наш разговор. А чтобы наверняка войти в капитул, придется тебе стать тамплиером.
- Но здесь, по-моему, не принимают в рыцари Храма, - сказал Анаэль.
Королю понравилась шутка подданного, он захихикал. Но Анаэль не шутил. Он пытался представить толщу преград, загородивших путь к свободе и поиску сокровищ, в существование которых хотелось верить. Могло статься, что он до конца жизни будет мечтать о них, валяясь, в компании заживо гниющих арестантов. Постепенно он задремал. Его разбудил свистящий шепот старика:
- Послушай, дикарь, у меня предчувствие. Что-то случится. С тобой, со мной - я не знаю. Какая-то перемена.
- Не понимаю.
- О, дьявол! Я сам не понимаю, я чувствую. Быстро тащи на место того бородатого… И уходи отсюда подальше, в любую свободную келью. Ты понял?..
- Я понял, - сказал Анаэль.
Глава XI. Разговор на рассвете
нового места подняли его до зари два стражника. Они связали ему сзади руки и молча вывели за ворота.
Занимался рассвет. После теплой вони сарая воздух казался холодным. Анаэль решил, что его казнят. Ну и пусть. Хорошо, что успел проглотить серебро. Правда, насухо, и оно оцарапало что-то внутри. Пищевод?..
С мертвой равнины моря поднялся и наплывал на крепость липкий туман. Час тумана - лучший для нападения на обитель Святого Лазаря… Хорошо бы, напали сельджуки…
Анаэля вели не к конюшням, где виселицы и эшафот, а почему-то в собор, из которого слышалось пение монахов. Навстречу медленно отворились широкие двери и вышли десятка два согбенных послушников в опущенных на глаза капюшонах.
В соборе было темно. Стражникам темнота не мешала. Держа Анаэля с обеих сторон за предплечья, они провели его к алтарю и втолкнули в дверь слева от возвышения.
В хорошо освещенной комнате перед распятием на коленях стоял молившийся человек. Не развязав Анаэлю рук, оба стражника испарились.
Человек поднялся. Анаэль вспомнил и замок Алейк, и Агаддин. Он напрягся, предчувствуя разговор, который снова ввергнет его в кошмар.
Новый хозяин его судьбы оказался огромен. Лицо его закрывала белая маска. Анаэль приготовился ко всему. После улыбки короля Иерусалимского его вряд ли что-то могло потрясти. Но все же вздрогнул.
Белолицый великан молча рассматривал Анаэля сквозь прорези маски.
- Как тебя зовут? - спросил он наконец хрипловато. - Впрочем, я знаю. Ты - Анаэль.
- Я Анаэль, - подтвердил тот, поклонившись. Поклон не бывает лишним.
- А меня зовут брат Ломбарде. От меня здесь зависит многое, если не всё.
Анаэль пошевелился. Кисти его рук затекли, теперь стали неметь предплечья.
- Неудобно? - участливо спросил брат Ломбарде. - Потерпи. Я задам тебе один вопрос. Догадываешься, какой?
- Нет.