- Буду откровенна с тобой, Василид, я слышу об этом сегодня во второй раз.
- Я так и понял. И надо поблагодарить Бога, что он шлёт заступников императорскому дому.
- Но кто приводит в движение подводный поток?
- Тебе, матушка-императрица, поди, сказали о чёрном дьяволе?
- Сказали. И я догадываюсь, что ты тоже знаешь его. Потому не будем медлить, славный Василид. Прими мою просьбу о защите Багрянородного с пониманием и чистым сердцем. Благословляю тебя.
Василид допил из кубка вино, встал.
- Твоё благословение, матушка, для меня свято. Я жду Гонгилу. - Он откланялся и покинул Голубой зал.
Зоя-августа встала следом за Василидом, позвала Гонгилу и отправилась вместе с ним в казначейство за деньгами. В пути её не оставляли думы. Она пришла к мысли, что успокаиваться нельзя ни на минуту и что ей нужно встретиться с Романом Лакапином: в его руках императорская гвардия. И Зоя-августа подумала, что сейчас надо узнать настроение Лакапина, не изменилось ли его отношение к Константину Дуке. Вдруг Дука сумел завоевать расположение Лакапина - тогда всё донельзя осложнится. Те, кто встал во главе заговора и дерзнул поднять мятеж против законных государей, имея под руками гвардию, конечно же добьются успеха. Зоя-августа знала, что при императоре Александре Лакапин питал к Константину Дуке скрытую неприязнь. Не улетучилась ли она? Когда деньги в казначействе были получены и Гонгила с двумя стражами ушёл к Василиду, Зоя-августа, одолеваемая сомнениями, отправилась к сыну, чтобы услышать его мнение.
Константин Багрянородный был в это время в библиотеке и вместо занимательного чтения углубился в сочинение о Константине Великом, основателе Византии. Зоя-августа, увидев сына за этим занятием, порадовалась. Знала она, что жизнь Константина Великого - самый яркий пример служения империи.
- Прости, сынок, что прерываю твоё чтение. Я хочу тебя кое о чём спросить.
- Слушаю тебя, матушка-августа.
- Ты зорок. Скажи мне, не тянутся ли друг к другу Дука и Лакапин? Я не понимаю их отношений.
- Нет, матушка, не тянутся. Тебе надо было видеть, как Дука смотрит на Лакапина, и ты всё поняла бы.
- И что же, он ненавидит доместика Лакапина?
- Пожалуй, так. Но его ненависть исходит от страха перед Лакапином. Не знаю, почему, но это истина.
- . Ты меня порадовал. Значит, мне не нужно опасаться Лакапина, если я намекну ему о том, к чему стремится Дука?
- Не опасайся. Нам на него можно положиться. К тому же Лакапин готов исполнить любую твою просьбу, - улыбнулся Багрянородный.
Подспудный смысл последней фразы Зоя-августа не поняла. Она ответила:
- Дай-то Бог. Но послушай, какая мысль пришла мне в голову. Мы едва знаем половину сановников, выдвинутых Константином Дукой, и уж совсем плохо знаем слуг и ремесленников, которых во дворце сотни. А что если все они сторонники Дуки?
- Верно, матушка-августа, так может быть. Но чем сейчас поможет нам Лакапин?
- Да пусть он переоденет своих гвардейцев в дворцовые ливреи, поставит садовниками, конюхами, поварами.
- Ну, поваров не стоит трогать: не каждый гвардеец способен быть поваром, - улыбнулся Багрянородный. - К тому фавориты Дуки узнают обо всём этом и донесут ему. Что тогда?
- Вот этого мы и должны добиться, - убеждённо ответила Зоя-августа. - Надо думать, что Дука пока лишь вынашивает замысел мятежа, но не готов к нему. Заметив перемены, он будет торопиться и тем самым выдаст себя.
- Я благословляю тебя, матушка-августа, на это действо. И если мы станем открыто готовиться к защите чести и трона, это нам только на пользу.
- Вот и славно, Багрянородный. Я сегодня же поговорю с Лакапином. Он умён и всё поймёт. И вот что я хочу сделать. Следует поручить нашим служителям в секрете Диодору и Сфенкелу, чтобы они не спускали глаз с Дуки.
- Матушка, будь осторожна. Сфенкел и Диодор служили дяде Александру. Если ты сочтёшь их преданными нам - поручи.
- Согласна с тобой, да ведь не влезешь в душу каждого, - вздохнула Зоя-августа, тронула сына за плечо и покинула библиотеку.
Романа Лакапина нашли лишь к вечеру. Он вместе со своими гвардейцами выезжал на учения за город. Эти учения были обязательными, но гвардейцы любили выезжать на полевой простор и там вольно предаваться военным играм, показывать свою удаль, сноровку.
В эти годы, начиная со времён Василия Македонянина, Византия могла держать наёмное войско. И гвардия наполовину состояла из иноземцев: иверов, печенегов, хазар. А в последние годы жизни императора Льва Мудрого в гвардии появились и сотни русских воинов, которых князь Олег стал отпускать на службу в дружественную державу. Они уже хорошо говорили по-гречески, многие обзавелись семьями, у них росли дети. В гвардейской тагме Лакапина было около тысячи русов. Он любил их. Это были храбрые, сильные и надёжные воины. Они обладали выносливостью и питались самой простой пищей. Все они отличались от других гвардейцев внешностью: рослые, статные, светловолосые, с улыбчивыми лицами. Этих северных славян ни с кем нельзя было спутать. В это время между Византией и Русью был в силе договор о мире, заключённый с великим князем Олегом. В нём говорилось и о военной помощи Руси в трудную для Византии пору.
Когда Зоя-августа и Лакапин встретились в Голубом зале и императрица озадачила его вопросом, сможет ли он подобрать на временную дворцовую службу пятьсот гвардейцев, Лакапин без колебаний ответил:
- Лучше других с этим справятся русы. Им это проще. На своих подворьях в посаде близ монастыря Святого Мамы они многому научились по хозяйству. Подберу из них и дворцовых слуг, и конюхов, и садовников. Русы сделают все, что им поручим.
Зое-августе нравилась открытость характера Лакапина. Она хорошо знала его семью: жену Марию, четверых сыновей, дочь Елену, ровесницу её сына. Девочка была обаятельна, и Зоя-августа полюбила её. "Я обязательно позову Елену на службу во дворец", - пообещала Зоя-августа Марии. И теперь, угадав в Лакапине желание послужить императорскому дому, она осведомилась:
- Славный Лакапин, а почему ты не спросишь, зачем я зову гвардейцев в конюхи, слуги, садовники?
- Я воин с десяти лет, и нам не принято интересоваться тем, во что нас не посвящают власть имущие.
- Спасибо за откровенность, ты открыл мне путь к взаимности. Я буду с тобой, адмирал, прямолинейна, чтобы у тебя не возникло подозрения, что веду с тобой игру.
- Я слушаю тебя, государыня, и чувствую, что ты намерена опасаться за судьбу трона.
- Верно. Выходит, что поветрие достигло и тебя, адмирал?
- Достигло.
- В таком случае я призываю тебя бороться с нами рука об руку, и в том надобность в твоих гвардейцах. И лучше всего, как ты говоришь, привлечь к этому русов. Одного боюсь: у нас, кажется, мало времени, чтобы предупредить опасность.
- Придётся постараться не опоздать.
- Тогда сегодня же в ночь приходи с помощниками к логофету императорского имущества Прокопию, и он выдаст твоим гвардейцам ливреи и всё прочее, что потребуется.
Судьбе было угодно крепко связать семьи императрицы Зои-августы и Романа Лакапина. Через несколько лет дочь Лакапина Елена стала женой Константина Багрянородного, и их супружество многие годы до вознесения в чистое небо было безоблачным. А теперь Зоя-августа и Лакапин в доброжелательном единении вступили в борьбу с главарём, готовящим мятеж.
Сам Константин Дука пока пребывал в неведении того, что его замыслы известны императору Багрянородному и императрице Зое-августе. В последнее время он редко бывал во дворце, находился в разъездах и плаваниях по городам империи, располагавшимся по побережью Ионического моря и Адриатики. Особый интерес проявил Константин Дука к крупному, и второму по значению после Константинополя, городу Фессалоники. Туда он выезжал дважды и постоянно посылал с различными поручениями своих чиновников. Его гонцы уплывали на полуостров Пелопоннес и в города Никополь и Кефалония. Константин Дука, просвещённый доместик школ, по духу своему был стратигом, и его замыслы могли бы удовлетворить самого осторожного претендента на императорский трон, потому что они были подготовлены основательно и сулили успех. Дуке удалось привлечь на свою сторону многих градоначальников в Малой Азии. Там были целые военные провинции, такие как Харсиана, Месопотамия, Колонея, усеянные укреплениями с пограничной милицией. Благодаря влиянию командующего сухопутной армией Льва Фоки на епархов этих городов и на стратегов провинций, они готовы были поддержать Константина Дуку в захвате трона империи.
Такая мощная поддержка во многих провинциях притупила бдительность Константина Дуки, и он не придал значения тому, что во дворце Магнавр увидел всех тех сановников, которых в своё время отлучил от службы император Александр. Даже встреча с бывшим премьер-министром Астерием и логофетом дворца Таврионом не насторожила и не смутила его. Он поприветствовал их и спросил:
- С чем пожаловали в Магнавр?
Астерий ответил ему с лёгким поклоном:
- Мы приглашены Зоей-августой на званый обед по случаю очередной годовщины дня памяти Льва Мудрого.
- Очень хороший повод, - усмехнулся Дука тонкими губами. - Но запомните одно: чтобы и духу вашего не было во дворце после трапезы. Ишь, наводнили Магнавр без меры!
- Мы не забудем этого, - ответил и Таврион с лёгким поклоном.
Константин Дука не обратил внимания на молодых с крепкой воинской статью слуг дворца, на лакеев, подающих за трапезой блюда. Он думал о том, что приближается его звёздный час: в полночь через день после званого обеда, по его замыслу распахнутся с четырёх сторон ворота и в Магнавр ворвутся больше тысячи отважных наездников-арабов, повяжут всех обитателей дворца вместе с императором Багрянородным и его матерью Зоей-августой, отведут их в бухту Золотой Рог и отправят на пустынные острова Эгейского моря. Что с ними станется потом, Константина Дуку не интересовало. Власть окажется в его руках, армия будет ему послушна. В Константинополе ему поможет укрепить трон доместик Зинон, а в провинциях - командующий сухопутной армией Лев Фока. В душе Дука ликовал, считая, что в эту ночь он наденет красные сапоги и будет провозглашён императором. Он послал в свой дворец слугу и велел жене Мелентине с сыном Феоктистом прибыть утром в Магнавр, чтобы быть очевидцами его триумфа.
До начала мятежа оставались считанные часы. Главной заботой в эти часы было стремление найти начальника императорской дворцовой гвардии Романа Лакапина и в какой раз постараться привлечь его на свою сторону. Была, однако, в арсенале Дуки и другая мера: если Лакапин не согласится ему помочь и жить в мире с ним, то арестовать его или даже лишить жизни и тогда, Дука верил, гвардия будет послушна ему. И вторая мера возобладала над разумом Дуки. Он взял с собой подручных и отправился в покои Лакапина. Но он не нашёл в них ни Романа, ни сыновей, ни жены с дочерью: Лакапины словно в воду канули. И этот, казалось бы, пустяк насторожил Константина Дуку. Понял он, что Лакапина голыми руками не возьмёшь. В это время во дворце появился командир тагмы гвардейцев, которая стояла в пригороде Константинополя, и Дука повелел Зинону:
- Возьми гвардейцев и найди Лакапина во что бы то ни стало. Лиши его жизни, ибо он может помешать нам.
- Я исполню твою волю, великий логофет дрома, - ответил Зинон.
Это был могучий воин, способный сражаться не с одним, а с полудюжиной врагов.
- И тогда получишь императорскую дворцовую гвардию, - пообещал Дука.
- Я найду Лакапина и снесу с него голову! - воскликнул от радости Зинон и один отправился в казармы, где располагались дворцовые гвардейцы.
За ним последовал служитель в секрете Диодор. Под рукой у него было седло - так он не обращал на себя внимания и его никто не остановил. Диодор вошёл следом за Зиноном в казарму, нашёл младшего турмарха Стирикта и сказал ему:
- В поисках Лакапина к вам пришёл глава тагмы Зинон. Он лютый враг вашего Лакапина и убьёт его, если встретит. По воле императора арестуйте Зинона и посадите в карцер. Помните: он силён, как лев, и опасен.
- Справимся. Я на него пару тигров выпущу, - улыбнулся Стирикт.
Константин Дука ждал Зинона с нетерпением. Но прошёл час, другой, а он не возвращался. Дука понял, что настал критический миг, и поспешил в свой родовой особняк на проспекте Меса. За последние ночи в нём собралось больше тысячи наёмников иверов и хазар, подготовленных для овладения дворцом Магнавр.
До полуночи оставалось ещё больше часа, но некое предчувствие побудило Дуку действовать немедленно. Он позвал хазарского князя Фармурию и князя иверов Дадаидзе и приказал им:
- Ты, князь Фармурия, как откроем ворота, снимешь стражей и поведёшь своих воинов к казармам. И чтобы ни один-гвардеец не выскочил из них!
- Всё понял, великий логофет.
- Ты, князь Дадаидзе, пойдёшь вслед за мной во дворец, ворвёшься в покои императрицы и императора, снимешь всех стражей, захватишь сановников и императрицу с сыном. Всех немедленно уводи на дромоны в бухту Золотой Рог.
- Какое хорошее дело ты поручил мне, брат, - с улыбкой ответил огневой Дадаидзе. - И помни, великий логофет: вместе с овцами я унесу из дворца всё золото и драгоценности. Всё это моё!
- Я даю тебе волю, чтобы ты взял то, что увидишь и найдёшь.
А за мраморным особняком Константина Дуки уже следили в эти часы десятки пар глаз воинов Лакапина и служителей в секрете, переодетых слугами и в кого угодно. Кто-то из них уже поспешил в Магнавр с вестями, кто-то скрылся в палатах Дуки.
Роман Лакапин в этот час был в полуподвальном помещении дворца, в котором располагались разные службы, кладовые, ледники, огромная кухня. Как всегда, кушанья готовили здесь больше полусотни поваров. В этот вечер среди них была половина гвардейцев, переодетых в поварскую форму. Сам Лакапин был похож на маститого повара. Первым к Лакапину подбежал Диодор.
- Они во дворце, - сказал он. - Но Зинон арестован в казармах.
- Всем к бою! За мной! - крикнул Лакапин и, взяв спрятанный меч, покинул кухню. За ним последовали десятка четыре "поваров". - Всем на второй этаж, к императорским покоям!
На лестничной площадке между первым и вторым этажами Лакапин велел ударить в малайский гонг. Звуки медного ударного инструмента достигли всех уголков дворца, и сотни "слуг", вооружившись короткими мечами, ринулись на мятежников. Звуки гонга были услышаны гвардейцами в казармах, и возле них завязалась схватка с пособниками Дуки. В это время к северным воротам Магнавра подошли гвардейцы Зинона. Они распахнули ворота и хлынули во двор Магнавра.
Их было больше тысячи. Но командир тагмы Стирикт уже встал во главе своих гвардейцев и повёл их на воинов Зинона, большинство из которых были наёмными печенегами и хазарами. Они дрались с дворцовыми гвардейцами без особой охоты и вскоре попытались убежать с места схватки.
Двор Магнавра был очищен от мятежников. Но Стирикт подумал, что они могли ворваться во дворец и захватить его, и повёл своих гвардейцев в Магнавр. Там всё решалось в императорских покоях, где действовал Роман Лакапин. Когда он поднялся на второй этаж, то в императорском крыле услышал звон мечей и увидел в Голубом зале, близ опочивален Багрянородного и Зои-августы, что дерутся две группы воинов. Гвардейцы Лакапина, переодетые слугами, защищали двери спален, а Дука с мятежниками пытался пробиться к ним.
- Бросай оружие, Дука, - крикнул Лакапин, - и ты сохранись себе жизнь!
Дука обернулся к Лакапину, выкинул вперёд руку и закричал:
- Вот он, наш главный враг! Ну берегись! - И кинулся на Романа. Лакапин усмехнулся: доместик школ хочет сойтись с ним в сече. Этого ещё не хватало! Да такого бойца он… Но понял Лакапин и более важное: перед ним был не только его личный враг, но и враг императорского трона и женщины, которую он боготворил. И мгновенно созрела мысль уничтожить его и тем обезглавить мятеж.
А Дука уже был рядом, он занёс меч, чтобы сразить Лакапина. Но Роману хватило мгновения, чтобы отразить удар. И он ещё раз крикнул:
- Бросай оружие, и я сохраню тебе жизнь!
- Это я сохраню тебе жизнь, когда отрублю руки! - И Дука, теряя от гнева рассудок, бросился на Лакапина вновь.
Схватка была скоротечной. Ловкий и стремительный Лакапин снова отбил удар Дуки. Но он не стал выбивать из его рук оружие, ибо безоружного врага не убивают. Он только искусно отражал атаки Дуки и ждал удобного момента, чтобы покончить с ним одним ударом. И этот миг настал. Выхватив левой рукой короткий меч, Лакапин отбил меч Дуки и длинным выпадом нанёс смертельный удар в сердце вождя мятежников.
Константин упал. А его подручные тотчас побросали мечи и опустились на колени.
В дверях опочивальни появилась Зоя-августа. Роман Лакапин подошёл к ней и с лёгким поклоном сказал:
- Государыня Зоя-августа, мятеж подавлен. Его вождь убит.
- Иди и скажи об этом Багрянородному. Он верил в тебя, - ответила Зоя-августа и повела за собой Лакапина.
Дверь в опочивальню императора захлопнулась. Гвардейцы заставили сторонников Дуки выносить тела убитых из Голубого зала, сами же принялись собирать оружие.
Глава восьмая. БИТВА НА РЕКЕ АХЕЛОЕ
Весна 917 года была в Константинополе, да и во всей европейской Византии, тревожной, пугающей войной и новыми потрясениями. Болгария вновь накапливала свои войска на границе с Византией, и оттуда каждую ночь поступали в Константинополь световые сигналы. Всё говорило о том, что царь Симеон вот-вот наденет доспехи, поднимется на боевого коня и поведет свою более чем стотысячную рать на соседа, никак не желающего воевать с Болгарией. Говорили в народе, что в царя Симеона вселился бес гордыни и властолюбия и он был бы счастлив умереть императором на троне Византии. А ведь у Симеона было огромное царство. В эту пору владения Болгарии простирались от Чёрного моря до Адриатического, от Белграда до Фракии на юге. Но царю Симеону этих владений было недостаточно. Непомерное тщеславие побуждало его двинуть своё войско на византийцев.
В императорском дворце Магнавр весной этого года всё ещё отзывались последствия минувшего мятежа. Сторонник Константина Дуки командующий азиатской армией Лев Фока отказался выполнить приказ командующего византийской армией Романа Лакапина. Он не признавал его великим доместиком, считал, что Константин Багрянородный поступил несправедливо, ибо император должен был отдать этот пост ему по праву старшего по званию.
И теперь, когда возникла острая нужда в азиатской армии для защиты Византии от болгар, Лев Фока находил десятки причин, не позволяющих ему выполнить волю императора. Дело дошло до того, что Лев Фока распространил весть о том, что в его армии началась эпидемия проказы. Служители в секрете доложили императору, что это новый обман Льва Фоки и никакой проказы в войске нет. Однако двенадцатилетний император Багрянородный не хотел применять к командующему армией всю силу своей власти. Он по-прежнему слал гонцов к Льву Фоке с грамотами, в которых просил к началу военных действий явиться с войском в европейскую часть Византии.