Ночью он проснулся от того, что какие-то неизвестные навалились на него и пытались связать. Камбила был не робкого десятка, достаточно силён, чтобы разбросать нападавших. Но всё же их было много, так много, что осилить их Камбила не мог. И он оказался в каком-то каменном мешке. Помещение без окон, с железной дверью, освещалось небольшой лампадкой, подвешенной к потолку. На полу, поблескивая, стояла лужица, по стенам бежали тонкие струйки воды, звенела капель. Было сыро, холодно. Болела голова. Пощупав её, обнаружил большую шишку. "А, - вспомнил он, - кто-то ударил меня чем-то тяжёлым". Но мысли на этом не остановились, он стал думать, почему это случилось. Ему было ясно, что происшедшее связано с братцем. "Хотелось бы только знать, - подумал он, - чьих рук это дело? Или кто-то выследил меня, или... брат. Но он дал мне срок до завтра. Выследили? Стой, стой... когда я выходил, вроде кого-то сшиб дверью. Нет, это не брат! Он же не Регин, который заставил Сигурда убить своего брата Фафнира". От этой мысли на душе стаю легче. Но ненадолго. Всё испортил вопрос: "Что теперь делать? Может быть, поможет Конрад. Как-никак я дважды спасал ему жизнь". От этой мысли вновь стаю легче на сердце. Камбила чувствовал чем кончаются тут такие дела. Его может ожидать только смерть.
Загремела дверь. Камбила вскочил и бросился к ней, но упал. Одна нога оказалась прикованной! Он даже не заметил, что от неё тянется цепь к стене. Вошли трос тюремщиков. Здоровяки, таких поискать. У одного в руках - охапка соломы, у другого - чашка. Тот, кто был с соломой, бросил её рядом с Камбилом, а второй поставил чашку на пол, третий стоял с огромной дубиной в руках.
- За что я здесь? - взревел Камбила.
Но те, точно мумии, промолчали. Хорошо были вышколены за долгие годы.
- Пусть ко мне придёт рыцарь Конрад! - крикнул он вслед им.
Здоровяки даже не повернулись.
Но Конрад пришёл, не то по собственной инициативе, не то ему всё же передали его просьбу. Он остановился шагах в трёх от Камбилы. При любой попытке он бы его не достал.
- Конрад, за что?
Камбила его не узнал. Всегда добродушное лицо его теперь смотрело на него со звериным выражением.
- Ты... ты обманул меня! - начал он. - Ты всё делал, чтобы попасть сюда. Ты... лазутчик! - кипел он от гнева.
- Конрад... да я....
- Нет! Нет! Не называй моего имени. Я больше не хочу тебя знать! - он резко повернулся и пошёл прочь.
- Что меня ждёт?
Эти слова детали Конрада, когда одна нога того опустилась за порог. Он повернулся и со злорадством ответил:
- Суд и смерть!
Конрад не соврал. Вскоре состоялся суд, который проходил в большом рыцарском зале. Узкие стрельчатые окна с решётками давали недостаточно света. Но всё равно он позволял рассмотреть зал. Вдоль окон - длинный стол с деревянными креслами. Стены разукрашены головами добытых животных и увешаны дорогим азиатским оружием. У противоположной от входной двери высится помост. На нём - небольшой стол, за ним - три кресла с высокими спинками. Вот перед этим столом, закованного в цени, поставили приведённого сюда Камбила. Как он ни старался заметить Конрада, ему не удавалось этого сделать. Не то тот прятался от глаз своего спасителя, не то его здесь не было.
Вошёл магистр и с ним ещё двое. Магистр в тёмной мантии с плоским крестом на груди. Он невысок ростом. На голове что-то вроде шляпы, только с весьма короткими полями. Из-под неё виден широкий лоб и редкие брови. Под глазами мешки. Лицо сухое, узкое, с выпирающими скулами. Он подошёл к креслу, небрежно перекрестился слева направо, проговорил:
- Властью, дарованной мне Всевышним и папой, объявляю судилище открытым. Суду предастся прусский дворянин Камбала Гланда, который обвиняется в шпионстве и в желании подорвать силу и мощь нашего ордена. Свидетельствовать по этому делу будет Обно.
Из толпы выступил человек, который показался Камбиле знакомым. "Да он же мне неоднократно попадался навстречу". И тут на память пришло то событие, на которое они почти не обратили внимания. Скрип двери... Да он подслушивал их!
Тог говорил не долго, но чётко, ясно. Видно, что ему было не впервой заниматься подобными делами. Все слушали его со вниманием. Выслушав, магистр, поднявшись, спросил:
- Кто желает высказаться?
Как ждал Камбила того мгновения, когда выступит Конрад. Но, увы! Магистр вынес решение:
- Смерть!
Глава 15
В Москве после двух бескровных побед над Ольгердом и гордецами из Великого Новгорода, которым на коленях пришлось просить мира у великого Московского князя, жизнь пошла своим чередом. А это значит, что несла она и счастье, и горе. Москвитяне уверовали в своего молодого князя: "Весь в отца, в Калиту. Только вот деньгу стал зажимать сильнее отца. Хотя народ бережёт. За это ему поклон низкий". Прошли радости, жди горя. И оно пришло. Горе, большое горе постигло великого князя, не стало его Анастасиюшки. Причём случилось это внезапно. Днём, во время обеда, она была весела. Шутила, озорно посматривала на муженька.
- Сынами-то я тя обеспечила, - говорила она, смеясь, - а вот плохо ты стараешься, чтобы дочурку мы имели!
На что тот, прихлебнув холодного кваску с хреном, обтерев аккуратные усики, ответил, громко смеясь:
- Постараюсь.
Только он это проговорил, как она вдруг ойкнула и схватилась за грудь.
- Что, что случилось? - встревожился князь. - Может, лекаря?
- Да нет, - ответила она, медленно поднимаясь. - Я пойду, полежу. Всё и пройдёт.
- Я тебя провожу.
Он довёл её до лежака в опочивальне и опять предложил лекаря, на что она, поудобнее устраиваясь на одре, тихо и мило сказала:
- Ты иди. Вечером увидимся. А мне полегчало.
Князь поцеловал её в щёчку, что делал крайне редко. Она, счастливая, улыбнулась и закрыла глаза.
- Поспи, поспи, - полушёпотом сказал он и на цыпочках вышел за дверь, осторожно её прикрывая.
В проходе, увидев служку, князь приказал подать коня. Отъезжая, сказал, что поедет к Дионисию узнать, как у того с написанием икон, которые заказала Анастасия для монастыря Спаса Преображения. Наверное, княгиня была в своего отца, Гедимина. Она была деятельна, много помогала мужу. Видя, как много времени отдавал он обустройству церкви Ивана Листвичника, она взяла этот монастырь на себя. Чтобы не задействовать художников мужа, княгиня нашла русских мастеров Гоймана, Семёна, Ивана и послала их учиться у греков. Но князь Симеон попросил такого мастера, как Дионисий, следить за их работой. Вот он и решил проверить, как идут дела. Только он уселся рассматривать поделки, как из княжеских хоромов примчался служка. Лицо его было бело. Заикаясь, он выдавил:
- Кия... гипс плохо!
Князь выскочил от Дионисия, точно стрела из лука.
Бешеный топот коня известил дворню, что вернулся хозяин. По их унылому виду он понял, что Анастасии очень плохо. Широко шагая, почти бегом, он направился в её опочивальню. Там уже хлопотали два лекаря. Но по их растерянным лицам князь понял, что случилось самое страшное. Он упал перед одром на колени и схватил её холодную руку.
- Анастасиюшка, не уходи! - и упал головой на тело жены.
- Крепись, князь! - услышал он над собой знакомый голос.
Симеон, опершись руками об одр, тяжело поднялся. За ним стоял преданный, проверенный за долгие годы его службы, Василий Кочева. Князь упал ему на грудь и зарыдал горестными мужскими слезами.
Жизнь, сделав печальный оборот, преподнесла князю другой сюрприз. После похорон дорогой ему жёнушки, Симеон несколько дней просто не знал, чем заняться. Он часто, чтобы не быть в напоминающих Анастасию стенах, уезжал невесть куда. И однажды, возвращаясь поздно ночью, в темноте, он сбился с пути и наткнулся на чью-то ограду. Объехав её, нашёл ворота. На его стук отозвался мужской голос:
- Чево надоть?
- Чьи это хоромы? - спросил князь.
- Князя Пожарского! - ответили оттуда.
- Князь дома? - полюбопытствовал Симеон.
- Да хде ему бывать. Только почивает он щас. Ночь на дворе. Ты хто будишь?
Но князь не стал отвечать. Дорогу отсюда он хорошо помнил. Найдёт её и в такую темень.
Наутро, сходив в церковь, он сел завтракать. Его мысли вернулись к прошедшей ночи и напомнили ему о Пожарском. Да, этот человек, порой, рискуя своей жизнью ради него, Симеона, совершил не одно достойное деяние. Да и хан рассказал ему о его поездке в Орду. "Ишь, хитрец, а мне ни слова. А я не оценил его поступки. А всё от того, что кое-кто невзлюбил князя. Он шапку перед ними не ломает. Любит наш человек из слухов да домыслов сети шести. Порой не заметишь, как сам в них угодишь. В деле показал, что умён, ответственен. Чует моё сердце, Фёдор-воевода завидует ему. Как-нибудь попытаю. Да вряд ли признается. Бывал же я у князя в гостях. Жинка у него...". Тут на князя опять нашла хандра. Он подошёл к окну, распахнул его. Холодный зимний воздух обдал Симеона. Князь долго стоял, пока не продрог. Мороз постепенно вернул его к жизни. И он опять вспомнил о Пожарском, решив пригласить его к себе. Время неспокойное, и было что с ним обсудить. Тем более, что порой с запада приносились весьма тревожные сведения. Симеон очень опасался Олгерда. Знал, чувствовал, что этот князь не забудет своего поражения под Можайском. Умён, коварен был противник. Но и у него не всё было в порядке в великом княжестве.
Самый младший брат Олгерда, Евнутий, которому их отец оставил великое княжение и которого они с Кейстутом прогнали, начал матереть, набираться сил. А с этим к нему приходило желание вернуть отцовское наследство.
Кейстут случайно узнал, что Евнутий потихоньку готовит войско. Делает это втайне. И, кажется, в сговоре с другим братом, Любартом. Верный своему слову, Кейстут явился к Олгерду и всё рассказал. Быстро собрав войско, они двинулись на земли Виленского княжества.
Общение с братьями кое-чему научило Евнутия. Он тоже завёл соглядатаев и те вовремя сообщили ему о грозящей опасности. Он уже познал "любезные объятия" братьев и понял, что надо бежать. Но куда? Новгород, Псков - закрыты для него. Они вовсю заигрывают с Олгердом. Татары? Но и там Олгерд имеет большое влияние, давая понять им, что они могут воспользоваться его мощью. Немцы? Но с ними ведётся непримиримая борьба. Поляки? Они ноги лижут Олгерду. Остаётся... Москва. Вести с ней переговоры некогда. И он стал собираться к бегству. А тут молва донесла ему, что Олгерд послал брата Корианта к татарам, чтобы с ними организовать совместный поход на Москву. Есть с чем явиться к Симеону.
Приглашение Симеона удивило Пожарского:
- Зачем я ему понадобился? - глядя на Дарьюшку, произнёс он.
Та, отогнав котёнка, который пытался играть с нитью её пряжи, сказала муженьку:
- Да не мучайся ты. К тебе он относится хорошо. Это я сама видела. А если что случится...
- ... убежим на Дон, - продолжил Андрей и рассмеялся.
Поцеловав жену, князь вышел во двор. Там его ждала осёдланная лошадь. Легко вскочив в седло, он глянул на окно, помахал рукой и пришпорил коня.
На великокняжеском дворе Пожарского уже ждали. Ему было приятно то внимание, которое оказали ему при появлении. Ворота открылись без стука, лошадь тотчас новели в стойло, а когда Андрей шёл, словно кто-то дёргал перед ним неведомую нить, и двери открывались перед его приближением.
Великий князь встретил гостя на пороге светлицы. Обменявшись улыбками, они сели друг против друга. Так захотел великий князь. В разгар разговора к ним тихонько вошёл дворский и шепнул несколько слов Симеону на ухо. Гость заметил, как широко открылись глаза хозяина и, если бы не довольная улыбка, промелькнувшая на его лице, Пожарский мог подумать, что тот опять принёс какую-то дурную весть. Дворский, посмотрев на Пожарского, перевёл вопросительный взгляд на Симеона. Тот, поняв служку, сказал довольно твёрдо:
- У меня от него, - он кивнул на Пожарского, - тайн нет.
Когда служка вышел, Симеон пояснил:
- В Кремле появился беглец из Литвы, князь Евнутий. И он хочет передать мне что-то важное.
Это слово подтолкнуло гостя на вопрос:
- Великий князь, - произнёс он, - я считаю, что мне не след слушать важные государственные тайны.
Симеон улыбнулся:
- Ах, оставь, князь. Я знаю, кому их можно доверять!
Безусловно, эти слова бальзамом легли на его сердце. Хотя Пожарский был человеком, далёким от стремления занять место, близкое к великому князю, всё же было приятно услышать от него такую оценку.
Тем временем, ведомый дворским, вошёл Евнутий. Он был выше среднего роста. Свежее, почти юношеское лицо, уже стало приобретать мужественные черты. Бородка, усы, тщательно ухожены. Видя перед собой Пожарского, выглядевшею старте Симеона, он принял его за великого князя. Дворский, уловив это, ловким движением руки направит его к Симеону. Евнутий лёгким кивком головы отблагодарил невольного помощника и, склонив голову, предстал перед Симеоном. Оказалось, он хорошо говорил по-русски.
- Великий князь, - заговори! он, - я прибыл к тебе, чтобы известить о том, что... - тут он замялся, подбирая нужное слово, чтобы им назвать своего брата. Ничего лучшего не нашёл, сказав это, - неблагодарный литовский князь Олгерд готовит брата Корианта, князя Волынского, для переговоров в Орду. Тот будет предлагать совместное нападение на тебя, великий князь, - сказав, он отступил на шаг в ожидании ответа.
Симеон понял всё. Хотя тот не попросил убежища, но было понятно, что хода назад ему нет. Симеон подошёл к нему, и они обнялись.
- Брат, сказал великий князь, - ты можешь остаться здесь настолько, насколько пожелает твоя душа. Отдохни с дороги. Потом мы обо всём поговорим. Он, - князь кивнул на дворского, - проводит тебя в твои хоромы. Да, это мой друг, - Симеон подошёл к Пожарскому.
Тот поднялся и, взглянув на Симеона, шагнул в сторону литовца. Они, улыбнувшись друг другу, пожали руки.
- Тогда, - проговорил Евнутий, - я пойду.
Симеон кивнул ему и посмотрел на дворского.
- Я понял, великий князь, - ответил тот и открыл двери перед Евнутием.
После ухода столь неожиданного гостя на лице хозяина отразилась печаль. И было отчего. Хотя отношения с Ордой с давних пор были дружескими, но кто его знает, что там может случиться... Хан ведь не один. Там затаилось достаточно много враждебно к Московии настроенных сатрепов и прибытие литовского посланца может оживить их действия против Московии. Это хорошо понял и Пожарский. Он подошёл к Симеону и сказал:
- Великий князь, дозволь мне порадеть за нашу Русь.
На лице великого князя отразилась радость. Он понял, что хочет сделать Пожарский.
- С богом! - проговорил он, взяв его за плечи. - Да пусть он хранит тебя!
И прижал его к своей груди.
Опасения Симеона оправдались. Слух о возможном прибытие литовского посланца всполошил Орду. Куда-то заспешили конники. Кто-то из мурз приезжал, о чём-то шептался с царевичем и незаметно возвращался назад. Ещё ничего не случилось, но уже чувствовалось, что для хана наступили весьма нелёгкие дни. Особенно оживился князь Зарухожа. Он днями был вместе с Бердибеком. Тот хоть и скрипел зубами, видя, как отец сопротивляется тем, кто пытается поднять его против Московии, но к решительным действиям не был готов.
Они подтягивали к себе других татарских князей. Особенно гордился Зарухожа, что ему удалось привлечь на свою сторону темника Омовжу. Он был ценен тем, что его когорта входила в состав воинских подразделений, расположенных вблизи Сарая.
На одном из сборищ темник вдруг высказал мысль, что следует опасаться появления здесь москвичей.
- Как бы ни хранилась эта тайна, - с уверенностью заявил тот, - она всё равно докатится до ушей Симеона.
Зарухожа задумался.
- А ты верно заметил, если мы знаем, почему не узнает Московия, - и ударил дружески его по плечу, - вот и сделай так, чтобы мышь не проскочила. Эй! - крикнул он, повернувшись к проходу.
Появилась чья-то голова.
- Несите угощения для дорогих гостей.
Арза у князя была отменной, как и баранина. "Дружба" закрепилась напитками, принятыми внутрь.
Пожарский сильно торопился. Он гнал коней, не давая отдыха ни им, ни себе. Он не видел или не хотел видеть, как шарахались из-под копыт лисы, козы, порой волки. В голове билась одна мысль: успеть! Пожарский хорошо понимал, что литовский посланец прибудет не с пустыми руками. А характер татар он знал. Даже если Чанибек и попробует сопротивляться, противники Московии сделают всё, чтобы не упустить такую удачу. У них давно глаза горят на разбогатевшую Московию. А если им удастся поднять войско помимо ханской воли, возврата не будет.
Но усталость брала своё. Приходилось напрягать последние силы. Их подгоняла одна мысль: они уже на пороге. Когда до Сарая оставались считанные вёрсты, Захар, вдруг схватив за узду княжеского коня, остановил скачку. Пожарский ошалело взглянул на него:
- Ты чё? - рыкнул он.
- Гляди! - и тот рукой показал на горизонт.
Пожарский вгляделся и увидел всадников. Он понял: то были конные разъезды. Их ждали! Кто-то не очень хотел, чтобы в Сарай попали московские посланцы. Значит, ещё не всё потеряно!
Князь спрыгнул на землю. За ним последовали остальные. Спрятавшись в первой попавшейся лощине, они стали обсуждать свои дальнейшие действия. Князь заявил:
- Всем нам не пробиться и не пройти, - он пробежал по сопровождающим неторопливым взором, ожидая бурного возражения. Но воины, понимая, куда он клонит, восприняли его слова с радостью.
- Поэтому, - продолжил он, - в Сарай я пойду один.
Но тут же подал голос Захар:
- Князь, я тебя одного не пущу. Я пойду с тобой!
По тому, каким тоном были сказаны эти слова, Пожарский понял: спорить бесполезно. Кое-кто ещё предложил свои услуги. Но Пожарский поднял руку и повелительным тоном проговорил:
- Всё! Заканчиваем этот разговор.
- Князь, - поднялся уже немолодой, но, судя по облику, опытный боец.
Оно так и было. Он и ещё несколько человек, некогда служившие ещё у его отца, узнав о возвращении Андрея, бросили его брата Дмитрия Стародубцева. Дмитрия, наверное, глодала совесть, он не сделал никаких попыток их вернуть. Так вот этот боец расправил усы и заговорил глуховатым голосом:
- Я те не советую пробовать их обмануть. Тута не пройтить. Надобно искать другой путь.
- Это почему? - возмутился Захар.
Боец посмотрел на него свысока:
- Чё те скажу, - он покосился на князя, - повоюй с моё, поймёшь. Одно знай, - он помахал перед носом Захара толстым пальцем, - у их лошадь чужого чуить, не хужить пса.
Он вновь прошёлся по усам и неторопливо присел. Князь задумался. А ведь верно говорит старый боец. Тут надо думать. И вдруг его осенило:
- Есть выход, есть. Седлаем коней и к Волге!
Больше он им ничего не сказал.
Солнце склонялось к закату. Западный берег уже почернел, а восточный наслаждался последними мгновениями осенявших его золотыми лучами. Татарская стража, следившая за рекой, разослала на траве шкуру и разложила съестные припасы, которыми их снабдили заботливые жёны.