- Твоя просьба для нас священна, - согласился экзарх Петр. - Мы ведь не знаем, какой веры наши гости.
Вскоре слуги увели французов и Анастаса на отдых в отведенные им покои. В зале остались четверо. Анна подошла к окну, выходящему на море. Оно было полуоткрыто. Анна распахнула его пошире и, повернувшись к Миндовгу, заговорила:
- У этого окна, по преданию, стоял ослепший в Корсуни великий князь Владимир. Он хотел видеть, как приближались корабли царевны Анны, дочери вашего императора, но не мог этого сделать. Он и прекрасную Анну не видел, когда она появилась в этом зале. Отсюда мужественная царевна повела слепого князя на площадь и в храм Святого Василия. Она вела князя среди его воинов-язычников, и они готовы были взбунтоваться. Но их остановил величественный вид царевны и зов князя Владимира: "Князь пошел, дружина за мной!" Так и было. В Корсуни крестилось пятнадцать тысяч русских воинов. Крестился Владимир. В купели он прозрел и воскликнул, блаженствуя: "Я узрел истинного Бога!" - В порыве вдохновения княжна Анна подошла к Миндовгу, взяла его под руку и горячо произнесла: - Идемте же в храм! Я хочу видеть ту купель, хочу омыть в ней лицо! - И Анна повела наместника из дворца.
Петр и Анастасия поспешили следом.
- Я удивляюсь. Княжна очаровала женоненавистника Миндовга, - тихо сказал спутнице экзарх. - И это я вижу впервые.
- Княжна Анна похожа на вашу царицу Анну, - польстила Настена.
- О да, да. Я об этом подумал, - признался экзарх Петр.
Выйдя из дворца наместника, Анна продолжала речь все так же горячо и убежденно:
- Вот здесь, на площади, великого князя встретила его дружина - пятнадцать тысяч воинов-язычников. Они были насторожены, зная, что великий князь надумал отступиться от веры отцов, предать забвению бога Перуна. Они грозно гудели. Но наша великая царевна Анна мужественно провела нареченного ей в супруги варвара в храм и не дрогнула перед угрозой смерти. Это она побудила позвать дружину к новой вере. И он позвал и ступил в храм. В тот день ваш удивительный город принял в лоно христианства пятнадцать тысяч воинов, сто двадцать пять воевод и бояр, а с ними - великого князя. Ваш город должен гордиться великодушными предками, - закончила самозабвенно Анна.
- Спасибо, славная россиянка, за похвалу моему народу, - с почтением произнес Миндовг.
На паперти собора, где в этот час было пустынно, княжна остановилась и, когда на нее поднялись Петр и Настена, сказала о главном, ради чего так вдохновенно повествовала о более чем полувековом событии:
- Потому говорю: вы еще выше вознесете величие вашего города, ежели позволите нам открыть тысячелетнюю тайну и найти мощи святого Климента.
Наместник и экзарх переглянулись, вздохнули, и, похоже, Миндовг выразил общее с Петром мнение:
- Господи, бесподобная Анна, если бы ты просила за великую Русь, мы бы и слова не молвили против.
И тут вмешалась в разговор Анастасия. Она как-то вольно взяла руки Миндовга и Петра и, глядя им в глаза своими жгучими зелеными глазами, посылая на греков неведомую им мощную силу, сказала:
- Знайте же, славные византийцы, она просит для себя, только для себя. Она будущая королева государства Франции. Если мы найдем мощи святого Климента, она повезет их на свою новую родину и там явит той державе бескорыстие и милосердие нашей с вами православной веры. А те, кто с нами пришел в Корсунь, - сваты короля Генриха французского. Потому сотворим общее благое дело во имя Господа Бога нашего, во имя великой Византии и великой Руси.
Анастасия замолчала, но ни Миндовг, ни Петр не ощущали в себе желания отвести от нее глаза и освободить свои руки. Оба они смотрели на россиянку с изумлением. Над ее золотистой головой они увидели сияющий нимб. И лицо ее показалось грекам таким знакомым, таким близким, что у них перехватило от волнения дыхание. Перед ними стояла сама София Премудрость, словно сошедшая с образа корсуньского храма Святого Василия. И экзарх Петр сказал:
- Да будет по-вашему. Мы исполним волю Святой Софии, коя говорила твоими устами, блаженная Анастасия. Не так ли я выражаю наше желание, императорский наместник Миндовг?
- Да, да, я с тобой согласен, святой отец, но… у нас еще есть время подумать и посоветоваться. - Чиновник оставался чиновником даже под завораживающим взглядом "Софии Премудрости".
Анастасия не проронила ни слова в ответ, лишь опустила руку Миндовга и, по-прежнему держа за руку экзарха Петра, вошла с ним в храм. Анна и Миндовг последовали за ними. Наместник повел княжну к алтарю, и там, с правой стороны от царских врат, она увидела большую серебряную чашу с ведущими в нее ступенями. Анна спустилась к самой воде и позвала Анастасию. А когда та встала рядом, спросила:
- Настенушка, увидим ли моего деда?
Анастасия не ответила, но, склонившись к освященной воде, разгребла ее руками и привлекла Анну к себе. И они обе, припав к самой воде, увидели в глубине ее лик Владимира Святого. Он смотрел на них ясно, поощрительно. Анна и Анастасия не могли отвести от него глаз. Княжна прошептала:
- Он с нами, он благословляет нас.
Когда же лик источился, Анна и Анастасия умылись святой водой, поднялись и посмотрели в купол храма. Что они там узрели, никому не было ведомо, но княжна вышла из чаши в таком же возвышенном состоянии души, как когда-то поднялся из святой купели после крещения ее дед. Ей показалось, что она парит в воздухе, словно птица, летящая в поднебесье. К ней подошел экзарх Петр и спросил:
- Исполнилась ли твоя мечта, внучка святого Владимира?
- Истинно исполнилась, святой отец. В этом храме я вижу, как витает дух моего деда.
- Твои слова - надежда нам, священнослужителям. И об этом я скажу прихожанам в час божественной литургии.
Помолившись, Анна и Анастасия вышли из храма вместе с греками и увидели на площади сотни горожан. Они бурно приветствовали россиянок, а в центре толпы мужчины держали на руках Анастаса. Они поднесли его к паперти и поставили рядом с Анной. К ней подошел пожилой грек.
- Я был мальчиком, когда его дед, - грек показал на Анастаса, - спас Херсонес от разорения. Тогда здесь правили наместники коварного императора-самозванца Варды Фоки. - И старец поклонился. - Мы вас приветствуем, россиянки.
- Спасибо, корсунянин. Прими мой поклон как благодарность от великой Руси.
Толпа зашумела, забурлила, всем хотелось подойти к Анне и Анастасии. Но Миндовг поднял руку, и наступила тишина.
- Горожане, успокойтесь. Гости из далекой Руси пробует у нас долго. Все вы их увидите. Им же пора отдыхать с дороги. - И Миндовг повел княжну Анну и ее спутников ко дворцу.
Отдых искателей мощей святого Климента затянулся на неделю. Внешне покладистый Миндовг на самом деле был хитер и коварен, потому и достиг высокого положения на императорской службе. Ночью он тайно покинул город, и никто, кроме экзарха Петра, не знал, куда исчез наместник. А тот отплыл на легкой скидии в таврическую Сугдею, где в это время пребывал большой императорский вельможа. Сгоряча Миндовг допустил, как показалось ему, роковую ошибку, дав согласие на поиски мощей, и теперь спешил исправить ее, потому как боялся поступиться интересами империи.
Вельможа Амфилогий строил себе дворец близ горы Медвежья Голова, потому и приплыл из Константинополя посмотреть, как идут работы. Умудренный опытом государственной службы, Амфилогий был не менее хитер, чем Миндовг. И сказал он наместнику Херсонеса вразумительно, что поиски святыx мощей ущерба империи не принесут. К тому же им, грекам, останки римлянина славы не прибавят, если будут лежать втуне. А вот когда найдут их галлы или россы, не важно кто, честь достанется Византии, рассудил вельможа и именем императора Константина Мономаха разрешил поиски.
- Пусть они потрудятся во имя нашей великой Византии. А там уже дело за тобой, разумный Миндовг, - заключил Амфилогий.
- Я свято помню одно: честь Византии превыше всего. И я сохраню ее и приумножу, - в порыве благодарности произнес Миндовг перед расставанием с важным вельможей.
Миндовг возвращался в Херсонес, окрыленный мыслью послужить великой империи всеми своими силами. То, что честь должна достаться Византии, он понял по-своему. Но об этом послы Франции и Анна узнают значительно позже, когда свершится знаменательное событие.
Вернувшись в Корсунь опять-таки ночью, Миндовг пригласил гостей на завтрак и сделал им приятное сообщение:
- Словом и волею императора великой Византии Константина Мономаха мы позволяем вам начать поиски мощей святого Климента. Наш божественный император всегда великодушен и добр к дерзающим во благо веры.
Удивлению гостей не было предела. Никто из них не понимал, как Миндовгу удалось получить благословение императора. Лучше всех состояние французов передало лицо каноника-канцлера Анри д’Итсона: оно светилось от радости. Миндовг продолжал:
- Мы разрешаем вам позвать на помощь горожан, кои проявят добрую волю и коих вы должны вознаградить за труд. Пусть и ваши воины ищут останки, но введите в город не больше сотни. Вы не должны чинить ни городу, ни горожанам никакого ущерба. За всякий ущерб будете платить пени в городскую казну. А если преступите наши законы, станете платить штраф или же вас сурово накажут.
Княжна переводила французам речь Миндовга, и они согласно кивали. Однако на последних словах Миндовга Анна споткнулась. Она не хотела доносить их до послов, но Миндовг потребовал:
- Переведи и это. Честь и порядок превыше всего.
- Хорошо, - согласилась Анна. И обратилась к послам: - Наместник сказал, что за всякое нарушение законов империи виновные будут строго наказаны. И еще. - Это Анна добавила уже от себя, помня ранее сказанное Миндовгом: - Вы должны запомнить, что ежели мощи будут найдены, то владелицей их будет определена княжна Анна, внучка святого Владимира, принявшего крещение в Херсонесе. - И Анна повернулась к Миндовгу: - Так ли я донесла твою мысль, славный наместник Миндовг?
- Да, у нас с экзархом нет возражений против сказанного тобой. Мы так ранее решили, - объявил наместник.
Французы были озадачены заявлением Миндовга. Их не испугало предупреждение о суровом наказании, но привело в недоумение последнее. "Что будет, ежели княжна Анна откажется стать супругой короля Франции?" - подумал епископ Готье. Он поделился своими опасениями с Бержероном. Но Пьер не разделил их:
- Анна не изменит данному слову, Ярослав Мудрый - тоже. Потому выразим Миндовгу и Анне согласие во всем, - сказал соотечественникам Пьер Бержерон.
В Корсуни все пришло в движение. Анастас привел в город сотню своих воинов. Экзарх Петр собрал на площади горожан и призвал их оказать помощь россиянам и французам. Он же пригласил на совет старейших корсунян и спросил их:
- Есть ли в вашей памяти предания старины о кончине святого Климента? Случилось это десять веков назад.
Старцы молчали, разводя руками. Никому из них не было дано владеть легендами тысячелетнего прошлого. И никто из них не высказал предположений, где вести поиски, все старцы помнили события сорокалетней давности, когда в Херсонес пришли морем римляне и тоже искали мощи святого Климента. Однако об этом помнил и сам экзарх Петр. Он с сожалением заметил:
- То были гулящие люди, они больше думали о питии вин и увеселении плоти. Они даже в древние хроники не заглянули. А в них могли быть ответы на их вопросы.
Старцы согласились с экзархом, и один из них, более крепкий духом и телом, сказал:
- Так все и было, владыка: вольничали не в меру.
А княжна Анна, выслушав экзарха, ухватилась за его последние слова и попросила:
- Святой отец, допустите меня и Анастасию к хроникам. Мы способны их прочитать.
- Я готов исполнить твою просьбу, дочь моя. И сегодня священник отведет вас в хранилище. Прошу об одном: не делайте списков без моего ведома.
- Мы постараемся все запомнить, - улыбнувшись, молвила Анастасия.
- Тебе это посильно, дочь моя, - ответил экзарх Петр.
И спустя какой-то час Анну и Анастасию привели в один из приделов храма Святого Василия, и хранитель древних хроник положил перед ними на стол первый рукописный фолиант. Он достал из кармана рясы льняную тряпицу и протер его от пыли.
- Она копилась на нем веками, - заметил хранитель. - Дай-то Бог, чтобы вы нашли в нем то, что ищете.
Анна и Анастасия с волнением прикоснулись к древней рукописи в богатом кожаном переплете и открыли ее в надежде найти какие-либо следы событий далекого прошлого.
- Не надо только торопиться, - проговорила Анастасия.
- И нужно быть внимательными, - поддержала товарку Анна.
Но каково же было разочарование россиянок, когда они установили, что хроники начинались лишь с времен императора Константина Великого! И первая запись была обозначена 312 годом от Рождества Христова, более чем за два века после гибели папы римского Климента. И никаких упоминаний о событиях до этого года в летописи не оказалось. Лишь двумя строчками было сказано, что до четвертого столетия на Таврическом полуострове существовало царство язычников. Однако все, что было написано на пожелтевших пергаментах о четвертом веке, давало повод для размышлений. Шло время царствования Константина Великого, и повествование в хрониках об этом достойном человеке доказывало, что мощи святого Климента надо искать. Причина одна: между первыми христианами и язычниками два века длилась постоянная борьба, и можно было сказать, что она была для верующих в Христа успешной. Ведь сам Константин Великий отошел от язычества и принял христианство в зрелом возрасте. И если мощи Климента будут найдены, то сие еще более вознесет Константина и убедит человечество в том, что подвижники не напрасно добивались торжества христианской веры.
"В начале 313 года, - читала Анна, - в Медиолане появился манифест императора Константина, святого и равноапостольного, дозволяющий свободное исповедование веры и, в частности, разрешающий свободный переход в христианство всякому желающему". Анна порадовалась этой находке.
- Читай-ка, Настена. Ведь это ниточка, за кою можно ухватиться и прийти к желанной цели, - горячо сказала княжна.
Теперь она была убеждена в богоугодности поисков.
Однако ответа на вопрос, где искать святые мощи, Анна и Анастасия не нашли. Тысячелетняя толща минувшего похоронила всякие следы событий той поры. И оставалось только уповать на Божью милость и на знамение Божье.
- Ой, голубушка, ступили мы на стезю, ведущую в лабиринт. Выйдем ли из него, - посетовала Анастасия.
- Но нам не дано иного. Отступать некуда, поиски уже начались, - заметила Анна, - и нам пора присоединяться к прочим. А в хрониках, мне кажется, мы не найдем ничего более важного, чем нашли.
Поиски мощей и правда начались. Вооруженные молитвой и упованием, сто ратников и более сотни горожан приступили к дотошному обыскиванию всех доступных и недоступных тайных мест в городе. Были обследованы оба храма и подвалы под ними. Все подвалы древних зданий в крепости тоже не миновали тщательного обследования. Два дня ушло на изучение крепостных стен и выработок близ них в поисках захоронений. Наконец ушла неделя на поиски таинственного захоронения в подземельях, словно ветви дерева метавшихся под городом. Людей там на каждом шагу поджидала опасность: могла обрушиться кровля или случиться завал. Но воины и горожане вели себя мужественно и осторожно, страхуя друг друга. Вооруженные мотыгами и заступами, они с факелами день за днем обследовали каждый уголок бесчисленных пещер-выработок, сотни сажен проходов и лазов. Епископ Готье и каноник Анри днями не уходили с площади, все ждали, что вот-вот откуда-нибудь им принесут благую весть. Они возносили молитвы к Богу, просили его о милости. Но их ожидания оставались тщетными. По вечерам за ужином все сидели молчаливые и не поднимали глаз друг на друга. Наконец Бержерон высказал предположение, что язычники той далекой поры сожгли труп убитого ими Климента.
- А мы вот уже две недели бьемся впустую, как рыба об лед. Зачем? И нам остается сожалеть, что мы потерпели неудачу, как терпели те, кто приходил на поиски до нас. А они, пожалуй, искали упорнее, чем мы, ибо это были сами римляне.
У экзарха Петра нашлось возражение Бержерону:
- Должен вас уверить, что язычники той поры предавали сожжению тела только достойных величия и славы героев. Это был священный ритуал во благо богов. Прочих же выбрасывали на съедение мерзким животным. Вероятным может быть то, что, сочтя Климента своим врагом, язычники так и поступили с ним. А по-иному и не могло быть.
- И что же вытекает из сказанного? - спросила княжна Анна.
За экзарха Петра ответил наместник Миндовг:
- Вытекает из сказанного одно: пора прекращать поиски. Мы отрываем горожан от дела, а они должны работать во благо державы.
- Выходит, мы должны уехать ни с чем? Но того не должно быть, - возразил граф Госселен. - Нам пора выйти за городские стены и продолжать поиски там. Может быть, Климент был убит язычниками в поле.
- Нам нужно обследовать все захоронения, все кладбища, - добавил свое барон Карл Норберт.
- Конечно, вы там найдете много останков, но не мощи святого, а прах тысяч воинов, кои пали под стенами крепости. Там будут и кости россов, которые много раз пытались взять приступом Херсонес, - пояснил Миндовг.
Анна и Анастасия не вмешивались в острый разговор мужчин. После трапезы они ушли в свой покой и продолжали молчать. Однако думали они об одном - о том, где и как продолжать поиски. И первой нарушила молчание Анастасия. Она стояла у окна, смотрела в темноту ранней ночи и размышляла вслух:
- Мы ищем мощи там, где их нет и не может быть. Нам нужно заглянуть в пласты тысячелетней старины. Однако на это уйдет много времени и сил.
Анна хотела спросить: "И куда же ты думаешь направить поиски?" - но промолчала. Однако Анастасия дала на этот невысказанный вопрос ответ.
- В ту далекую пору, - продолжала она, - все случилось на главной площади, что перед нами. Климент созвал на нее язычников и с какого-нибудь возвышения, может быть с капища языческих богов, призывал их к новой вере. Они не слушали его, ярились. Климент выходил из себя, был гневен и зол, видя тщету своих усилий. Жрецы язычников увидели в пришлом злого духа и призывали огнищан убить его. Над Корсунем стояла полуденная жара, она мутила разум язычников. Перед ними был уже не простой смертный, а божество зла и смерти - Тартар. Он отнял у матерей молоко, и их дети умирали с голоду. Он наслал на них беспощадное солнце, лишил прохлады и воды. Она иссякла во всех колодцах, она не сбегала ручьями с гор, не лилась с неба из благородных туч. Он, коварный и жестокий Тартар, лишил их жизненной силы, дерзнул сжечь в пламени жажды. И когда жрецы вновь вознесли клич, призывая язычников убить Тартара, молодые воины подняли копья и бросились на исчадие зла. Климент побежал от них, но разъяренные воины настигли его, пронзили копьями, подняли над площадью, с криками: "Смерть ему! Смерть!" - подбежали к иссохшему колодцу и бросили в него труп коварного "Тартара".