3
О заключении Ахенского мира и смерти командующего российским корпусом генерал-фельдцейхмейстера князя Репнина императрица Елизавета Петровна узнала из уст великого канцлера Бестужева-Рюмина, явившегося к ней сразу же после своего разговора с курьером, доставившим из Ахена донесение о происшедших там важных событиях. По натуре человек скрытный, канцлер в этот раз открыто излучал свою радость по случаю признания Европой династических прав на австрийский престол за императрицей Марией Терезией, питающей симпатии к российскому двору.
- После заключения Ахенского мира, - говорил он, - союз с Веной станет ещё более прочным, а сие означает, что России будет легче отстаивать свои интересы в Европе... Елизавета Петровна слушала его речь с рассеянным видом. Чувствительная, добрая сердцем, она думала в эти минуты не столько о том, какой мир учинён в Ахене и какие выгоды будет иметь от него Российская империя, сколько о смерти князя Репнина. Она лично знала этого славного полководца, перед отправкой экспедиционного корпуса к берегам Рейна принимала его в своём кабинете, своею рукою перекрестила его, благословляя в далёкий путь. И вот теперь этого хорошего человека не стало. Жаль, очень жаль...
- Граф, - обратилась Елизавета Петровна к великому канцлеру, - у покойного князя Репнина, кажется, остался сын?
- Да, ваше величество, сын Николай. Теперь он круглый сирота.
- Сколько ему лет?
- Идёт пятнадцатый, на вид можно дать больше.
- Вы его знаете?
- Я имел удовольствие с ним беседовать после его возвращения из Вены, где он изучал науки. Зело способный юноша.
Императрица подумала немного:
- Я чувствую за собой долг позаботиться о судьбе сына покойного князя. Не могли бы вы, Алексей Петрович, стать его попечителем? Ему нужен сейчас именно такой наставник, как вы.
- Буду рад служить, ваше величество. К молодому князю буду относиться как к сыну родному, можете в том не сомневаться.
...Бестужев-Рюмин расстался с императрицей с таким чувством удовлетворения, словно ему удалось окончательно растопить лёд, с некоторых пор охлаждавший личные отношения между ними. Дело в том, что, приняв престол, Елизавета Петровна отказывалась жаловать его доверием, упорно не давала дороги во власть. Она не могла простить ему угодничества и пособничества Бирону и другим иностранным вельможам, которые при Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне чувствовали себя полными хозяевами в стране. Для устройства своей карьеры хитрому царедворцу пришлось прибегнуть к самым изощрённым средствам, вплоть до использования в своих целях слабостей и ошибок придворных из близкого окружения её величества. На первых порах ему зело помог лейб-лекарь Лесток, в котором государыня души не чаяла, поскольку он был одним из наиболее активных участников дворцового переворота, позволившего ей овладеть российским троном. Именно он, Лесток, уговорил её величество назначить оказавшегося не у дел графа на должность начальника департамента почт. Кстати, за оказанную услугу Лесток ожидал от него вечной благодарности. Но этого не случилось. Получив от лейб-медика то, что ему было нужно, граф его попросту предал. Вскоре после получения высокой должности Бестужев-Рюмин представил двору письменные свидетельства, в которых Лесток изображался чуть ли не шпионом, работавшим в пользу правительства Франции. В результате его усилий Лесток лишился не только доверия августейшей покровительницы, но и должности придворного медика. Что до самого Бестужева-Рюмина, то на достигнутом он не остановился. Ступени служебной лестницы повели его дальше. Не стало Лестока, зато в окружении императрицы появились другие люди, которые исхлопотали для пронырливого чиновника место вице-канцлера, а потом пошли ещё дальше - предложили его кандидатуру на пост великого канцлера. Елизавета Петровна долго не соглашалась с таким представлением, а потом всё-таки уступила. А собственно, кого она могла ещё назначить на столь высокий пост, ежели не этого человека? Русские вельможи в большинстве своём были либо тупы, либо умны, но очень ленивы. А граф Бестужев-Рюмин был и умён, и зело трудолюбив: проводить дни в праздности он не любил.
Впрочем, согласившись назначить Бестужева-Рюмина великим канцлером, государыня по-прежнему держала его на определённом расстоянии, не впускала в своё близкое окружение. Бывало даже такое: чтобы сделать доклад о государственных делах, ему приходилось ждать дозволения на приём целыми неделями. Встреча по поводу заключения Ахенского мира и неожиданной смерти князя Репнина была первой, на которую государыня согласилась без промедления. Это обнадёживало, но ещё больше надежд на нормальные взаимоотношения с императрицей давала просьба её величества взять под своё покровительство ставшего сиротой молодого князя Николая Репнина. Это могло обернуться большими выгодами. Род Репниных всегда был близок двору. Но дело не только в этом. В своё время Репнины поддерживали хорошие отношения с венским двором, в частности с принцем Евгением, и этим в некоторых случаях тоже можно будет воспользоваться в интересах развития русско-австрийских отношений. Есть и другое соображение. Сделавшись наставником юного князя, можно будет привить ему взгляды на внутреннюю и внешнюю политику России, какие имеет он, граф Бестужев-Рюмин, и таким образом сделать его своим верным последователем.
Вернувшись от государыни в свою резиденцию, Бестужев-Рюмин тотчас принялся за письмо Николаю Репнину. Выразив ему своё соболезнование в связи с преждевременной кончиной его высоко почитавшегося родителя, он выразил готовность взять его под своё покровительство, на что уже получено согласие и благословение самой милостивейшей императрицы. Добавив к этому ещё несколько фраз относительно возможной скорой встречи в Петербурге, граф своими руками запечатал конверт, после чего вызвал секретаря и приказал ему отправить письмо адресату вместе с почтой военной коллегии, предназначенной для главной квартиры русского корпуса на Рейне.
Глава 2
ВЫБОР ДОРОГИ
1
Встреча юного князя Николая Репнина с великим канцлером, обязавшимся быть его покровителем, состоялась только в новом, 1749 году. После похорон отца осиротевший князь поселился в унаследованном им петербургском доме и продолжительное время жил безвыездно, избегая общения с людьми своего круга, всё ещё продолжавшими выражать ему свои соболезнования, от которых на душе становилось не легче, а тяжелее. Ему хватало общества одного камердинера Никанора, как бы заменившего ему отца: услужливого, немногословного. В отличие от дворовых он не был крепостным, в списке слуг числился особо под фамилией Мордвинов. Такую фамилию узаконил за ним ещё покойный дед Аникита Иванович, и это было связано с необычной историей.
Однажды дед охотился далеко за рязанскими лесами, где течёт река Мокша. Выслеживать зверей ему помогал охотник из тамошнего мордовского селения. Случилось так, что во время охоты Аникита Иванович неожиданно оказался перед самым носом вышедшего навстречу разъярённого зверя. Не миновать бы беде, не окажись рядом охотник-мордвин. Оттолкнув князя в сторону, он бесстрашно кинулся с рогатиной на поднявшегося на задние лапы могучего зверя. В помощь ему подоспели другие охотники. Медведь был убит, но и охотник получил смертельные раны. Он скончался часа через два после схватки, успев попросить князя позаботиться о судьбе его малолетнего сына, уже два года жившего без матери, а теперь остававшегося круглым сиротой... Так мордовский мальчишка Никанор оказался в числе слуг княжеской семьи. До этого знавший только свой родной язык, он быстро научился говорить и читать по-русски, а когда его с княжичем послали в Вену, то за полтора года пребывания в этом городе овладел и немецким языком. Словом, осиротевшему князю в эти трудные дни никто не был более нужен, чем он.
Что до великого канцлера Бестужева-Рюмина, то сближаться с ним юный Репнин пока не спешил. Он вообще сомневался в том, нужен ли ему такой покровитель. О канцлере распространялось немало худых слухов: и лукав, и злопамятен, и неблагодарен.
"Пока не позовёт сам, к нему не поеду", - говорил себе Репнин.
Встреча с канцлером всё же состоялась. Однажды к Репнину приехал бойкий чиновник с запиской, написанной рукою самого Алексея Петровича. Граф приглашал его к себе на обед к двум часам пополудни.
- Что прикажете ответить его сиятельству? - спросил чиновник.
- Скажите, буду, - сказал Репнин.
В городе праздновали Крещение, и молодому князю почему-то думалось, что в доме канцлера будет множество гостей. Но к своему удивлению, он увидел в гостиной, куда его привели, только одного человека. То был генерал-аншеф граф Апраксин, с которым Репнин ещё не был знаком лично, хотя много о нём слышал. Вид генерала прямо-таки поражал не столько множеством орденов и лент, сколько бриллиантовыми пуговицами на мундире, золотыми кольцами на пухлых изнеженных пальцах. Сам канцлер был одет куда скромнее.
- Прошу простить, что не смог явиться к вам раньше, - сказал Репнин канцлеру, отвечая на его приветствие. - Все эти дни мне было просто не до визитов.
- Это можно легко понять, - вмешался в разговор Апраксин. - Когда-то я испытывал то же самое. Мне не было и десяти лет, когда я лишился отца. Спасибо графу Петру Матвеевичу Апраксину. Это он дал мне доброе воспитание, и я стал тем, кем сейчас являюсь.
- Живете сейчас в одиночестве? - обратился к Репнину Бестужев-Рюмин.
- У меня прекрасный камердинер, он мне как отец...
- А чем занимаетесь?
- Пока ничем. Но я раздобыл в Ахене прусские и французские военные уставы. Собираюсь заняться их изучением.
- Ежели вас тянет к военным уставам, то это хорошо, - снова вмешался Апраксин. - Значит, пойдёте по той же дороге, что и я. Бог даст, тоже станете генералом, а может, и до фельдмаршала доскачите. Как повезёт.
Бестужев-Рюмин позвонил в колокольчик. В дверях тотчас явился слуга.
- К обеду всё накрыто?
- Так точно, ваше сиятельство.
- А что графиня?
- Её сиятельство изволили сказать, что у неё разболелась голова и она не сможет быть на приёме гостей.
Апраксин, сомневаясь в правдоподобности услышанного, многозначительно посмотрел на юного князя: мол, знаем мы эти штучки про головные боли... В высших кругах Петербурга супруга великого канцлера довольно часто становилась предметом салонных разговоров. Будучи чистокровной немкой, она вышла замуж за русского графа, отказавшись, однако, принимать православную веру. Она оставалась лютеранкой, регулярно посещала кирху, и её православный супруг с этим мирился. Больше того, он охотно помогал лютеранской кирхе, кстати, единственной в Петербурге, время от времени внося на её содержание значительные средства.
В просторной столовой, куда перешли гости вместе с хозяином, стол был накрыт по-праздничному. Слуги помогли господам поудобнее разместиться, после чего выстроились в ряд, готовые к исполнению любого приказания.
- Можете идти, - сказал им граф. - Я позову, когда понадобитесь. - И когда те ушли, уже обращаясь к гостям: - Не люблю, когда кто-то стоит за спиной и заглядывает в твою тарелку.
Обедая, они не прекращали беседы. Апраксин вспомнил, как покойная императрица Анна Иоанновна всемилостивейше возвела его в чин секунд-майора и как он потом поехал в армию фельдмаршала Миниха воевать Крым. Славные были времена! Жаль только, что не удалось тогда российской армии удержать за собой те полуденные места, прогнать с берегов Чёрного моря татар и турок.
- Земли Северного Причерноморья от нас не уйдут, - убеждённо промолвил Алексей Петрович. - Мы непременно присоединим их к России, но прежде чем затевать войну на юге, надобно укрепить позиции империи нашей в Европе. А посему нам нужны сейчас не только генералы, но и образованные государственные мужи.
- Но мы и так в Европе хорошо стоим, - сказал Апраксин.
- Не совсем. Мы улучшили отношения с Веной и Англией и сим упрочили своё положение. Но мы не можем забывать о захватнических устремлениях Пруссии, о происках Франции, направленных на то, чтобы усилить своё влияние в Польше. Словом, всем нам, в том числе и дипломатам, предстоит ещё много работы.
После этой речи канцлера в разговоре наступил перерыв, и все занялись своими тарелками. Но потом хозяин стола заговорил снова, на этот раз обращаясь к одному Репнину:
- Недавно я имел беседу с австрийским послом: оказывается, ваше имя ему хорошо известно. Восхищался вашими способностями, говорил, что вы склонны к наукам, уже успели овладеть некоторыми европейскими языками. Это правда?
Молодой князь пожал плечами, затрудняясь с ответом.
- При хорошем знании иностранных языков, - продолжал граф, - можно сделать блестящую карьеру. Я имею в виду дипломатическую службу. Вы так не считаете, князь?
- Покойный отец завещал мне, чтобы я следовал примеру своих предков, - отвечал Репнин, - а предки мои были солдатами.
- Хороший ответ! - оживился Апраксин. - Правильное решение. Солдатское дело всегда должно стоять на первом месте. Вот я о себе скажу, - продолжал он. - Одно время служил я посланником в Персии, но ничего хорошего в той службе не нашёл. Скучная работа. Человеку нужна слава, а слава любит военных мужей, к ним она больше ластится. Все с этим согласны. А ты согласен, Алексей Петрович? - обратился он к Бестужеву-Рюмину.
Великий канцлер пропустил его вопрос мимо ушей. Помедлив, он снова обратился к Репнину:
- Вам никто не станет навязывать решения, какую карьеру следует избрать. Сами решите. Но в любом случае вам придётся ещё много учиться. Впрочем, об этом нам лучше поговорить в другой раз. Если сможете, на следующей неделе приезжайте ко мне на службу, я постараюсь найти время, чтобы обстоятельно поговорить о том, как жить вам дальше.
- Хорошо, Алексей Петрович, я приеду, - пообещал Репнин.
- А какой у вас воинский чин? - вдруг спросил Апраксин.
- Сержант гвардии.
- Для ваших лет это нормально.
- В военной коллегии готовится список участников Рейнского похода, заслуживших милостей государыни, - сообщил канцлер. - Насколько мне известно, в том списке значится и имя молодого князя. Так что в его послужном ранжире скоро может появиться что-то новое, - добавил он, загадочно улыбаясь.
Репнин оставался в гостях до самого вечера. Домой он вернулся довольным, полным надежд на скорые добрые перемены.
2
То, о чём говорил Бестужев-Рюмин, сбылось 11 мая 1749 года: указом императрицы Репнин был пожалован чином прапорщика. В связи с этим событием великий канцлер устроил у себя званый обед. Апраксина за столом на сей раз не было, зато были другие знаменитости: вице-канцлер граф Воронцов, президент военной коллегии генерал-фельдмаршал князь Трубецкой. Присутствовала и сама хозяйка дома. Поскольку знания русского языка у графини ограничивались несколькими заученными фразами, позволявшими ей с горем пополам изъясняться со слугами, за столом звучала только немецкая речь. К удовольствию хозяйки было и то, что гости не говорили ни о политике, ни о делах военных. В общей беседе чаще всего всплывали различные мелкие истории, похожие на сплетни. Общий интерес вызвал только рассказ графа Воронцова, который побывал на свадьбе графа Петра Панина, женившегося на старшей дочери Алексея Даниловича Татищева. Вице-канцлер уверял, что невеста оказалась такой писаной красавицей, каких он давно уже не видывал.
- Кстати, - вдруг обратился Воронцов к Репнину, прервав рассказ, - когда Панин начинал воинскую службу, ему было столько же, сколько сейчас вам, - пятнадцать. А теперь - уже полковник. Храбрый воин. Участник двух войн.
- К сожалению, я его не знаю, - признался Репнин.
- Ну, а о его старшем брате Никите Ивановиче, наверное, наслышаны? Видный дипломат. Близок ко двору.
- К сожалению, и с ним не знаком.
- Князь Николай вообще мало кого знает, - сказал хозяин стола. - Он погружен в науки, и ему не до знакомств.
- В свет надо выходить, без этого нельзя, - вмешался в разговор Трубецкой. - На вашем месте, граф, - продолжал он, обращаясь к великому канцлеру, - я бы стал возить его на куртаги. Пора. По виду он настоящий жених. Где куртаги, там и знакомства.
- Возможно, но я как-то не думал об этом.
За молодого князя заступилась хозяйка:
- Не надо смущать юношу такими соблазнами. Он сам знает, как ему жить. Лучше вернёмся к рассказу о свадьбе: мне интересно знать подробности. Продолжайте, граф, - сказала она Воронцову.
Тот озадаченно пожал плечами:
- Что мне добавить к тому, что уже рассказал? Право, не знаю. Я уже говорил, что свадьба прошла с необыкновенной торжественностью и пышностью. К сказанному могу добавить только то, что на ней присутствовали самые видные люди Петербурга. Уже одно то, что посаженными отцом и матерью со стороны невесты были наследник престола великий князь Пётр Фёдорович и его супруга Екатерина Алексеевна, говорит о многом.