- После такой свадьбы Панин может пойти далеко, - с плохо скрываемой завистью промолвил князь Трубецкой.
Репнин не вмешивался в разговор. Свадьбы его не интересовали: ещё рано думать о женитьбе. Великий канцлер был прав, когда советовал продолжать учёбу самостоятельно под его руководством. Овладеть новыми знаниями по всем наукам, окончательно определить своё место в обществе, а потом уже думать о создании собственной семьи, - такая линия представлялась ему единственно правильной.
После обеда многие гости вместе с хозяином и его супругой уселись играть в карты. Противник подобного времяпровождения, Репнин не стал более задерживаться и сразу поехал домой. Дома его ждали книги.
3
Молодой князь не нанимал себе учителей. Ему хватало одного наставника в лице великого канцлера. Репнин регулярно два раза в неделю ездил к нему в резиденцию, и они, закрывшись в уютном кабинете, долго беседовали об экономике, политике и других вещах, которые, по мнению графа, должен был знать каждый просвещённый человек. При этом наставник как-то незаметно подводил его к мысли, что Российской империи Богом уготовано в Европе самое видное место, удержаться на котором она сможет только при условии, если будет дружить с Австрией и Англией и не доверять Пруссии и Франции. Граф Алексей Петрович всё ещё надеялся склонить своего ученика отдать предпочтение дипломатической службе и потому отводил рассказам о внешнеполитической деятельности более времени. Впрочем, многие его рассказы представляли собой воспоминания о молодости, когда он на стезе дипломатической службы набивал себе первые шишки. Рассказывал, как на шестнадцатом году от роду был отправлен Петром Великим в Копенгаген и после трёх лет учёбы в тамошней академии определён дворянином посольства под начальством князя Куракина. Всё было хорошо, но после смерти первого российского императора в жизни начинающего дипломата началась чёрная полоса. Меньшиков, ставший в стране главным распорядителем, лишил его всяких надежд на награды и повышение по службе. Тщетно просил он назначить его чрезвычайным посланником в Дании, увеличить жалованье - Меньшиков и слышать не хотел об этом. После вступления на престол Анны Иоанновны его перевели из Дании в Гамбург в том же качестве резидента, и только два года спустя пожаловали наконец рангом чрезвычайного посланника, переместив обратно в Данию. Нелегко приходилось, но он преодолел все трудности и сумел-таки добраться до высот, о которых мечтал.
...Занятия в таком духе продолжались в течение нескольких лет. Стареющий покровитель князя всё рассказывал и рассказывал, не замечая того, что способный воспитанник год от году утрачивал интерес к его рассказам и поучениям, становился взрослее.
Однажды - это случилось в 1756 году - Репнин, как обычно, поехал в резиденцию великого канцлера на очередную встречу. Однако графа в этот раз на месте не оказалось. Секретарь сообщил, что его сиятельство отбыл в Конференцию, учреждённую императрицей.
- Он должен вернуться сюда или сразу поедет домой?
- Должен вернуться.
- Тогда я подожду его здесь, - решил Репнин.
Ждать пришлось долго. Он сидел час, два, а канцлера всё не было. Наконец за дверями послышались знакомые старческие шаги, а затем появился и сам хозяин резиденции. У него был необычно возбуждённый вид.
- А, князь!.. - обрадовался встрече со своим воспитанником граф. - А у меня для вас есть важное сообщение. Мы начинаем войну против Пруссии. Решение принято самой императрицей. - Он повёл гостя в рабочий кабинет, усадил в кресло, после чего, оставаясь на ногах, продолжал: - Я говорил, что надобно остерегаться Пруссии? Говорил. Я знал, что прусский король Фридрих Второй не удовлетворится первыми завоеваниями. Так оно и произошло. Король ввёл войска в Саксонию, армия которой сдалась ему на милость. Как вам сие может понравиться?
О новом конфликте в центре Европы Репнин узнал двумя днями раньше из последних газет, полученных из Вены. Всё началось с Вестминстерской конвенции, заключённой ещё в январе 1756 года между Пруссией и Англией. В этой конвенции Австрия увидела для себя великую угрозу и в качестве ответного шага заключила договор с Францией, чтобы противостоять возможной агрессии. Прусского короля это не остановило, и он продолжал осуществлять задуманное. Венские газеты писали, что Саксония ему понадобилась для того, чтобы обменять её на Чехию. Мало того, он имел намерение посадить своего брата Генриха на курляндский престол в качестве герцога. Но и это было не всё. Как писали газеты, король собирался завладеть прибалтийскими землями и превратить Польшу в вассала своего королевства.
- Своими вероломными действиями, - продолжал говорить великий канцлер, - Фридрих Второй бросил вызов и Российской империи, у которой с Австрией великая дружба имеется. Долг повелевает нам принять сей вызов. Ежели не сделаем этого, король возомнит в себе опасные намерения: усилившись в Европе, он будет потом угрожать и землям российским.
- А кто поведёт против Фридриха русскую армию? - поинтересовался Репнин.
- Наш общий друг генерал-фельдмаршал граф Апраксин.
- Вы сказали, генерал-фельдмаршал?
- Вы удивлены тем, что назвал графа фельдмаршалом? Нет, я не ошибся. Был генерал-аншефом, а теперь милостью её величества стал генерал-фельдмаршалом, главнокомандующим русской армией.
- И когда фельдмаршал поведёт свою армию?
- Как только закончатся приготовления. Дел много: надо набрать рекрутов, обучить воинскому занятию, сформировать новые полки, снабдить их оружием... Как подумаешь, сколько всего нужно, голова идёт кругом... Но я вижу, - продолжал граф, - вы собираетесь ещё о чём-то спросить?
- У меня не вопрос, а просьба. Нельзя ли попросить фельдмаршала, чтобы взял меня в армию хотя бы волонтёром?
Услышав такое, канцлер опустился в кресло, покряхтел малость и только потом заговорил:
- Вы значитесь офицером гвардии, а судьбы гвардейцев решает сама императрица. Вам надобно получить разрешение её величества.
Вдруг он спросил:
- Вам сколько исполнилось?
- Двадцать два.
- Боже мой! Как летит время! Ещё недавно я видел в вас мальчишку, и вот вам уже двадцать два года!..
- Мне хочется испытать себя в ратных делах, - возобновил свою просьбу Репнин. - Прошу вас, Алексей Петрович, замолвите за меня слово перед государыней.
- Да, да, я вас понимаю, я поговорю. Думаю, государыня вам не откажет, тем более, что и на службе вас хвалят. В какой вы службе сейчас?
- Служу полковым адъютантом в чине поручика.
- Всё в том же Преображенском полку?
- Так точно, в Преображенском.
- Я поговорю. А ещё лучше, если пойдём к её величеству вместе.
- Тогда, может быть, направимся к её величеству прямо сейчас?
- Нет, нет, сегодня уже поздно. Государыня обычно принимает по утрам. Приезжайте ко мне завтра в десять, и мы попытаемся что-то предпринять. Думаю, государыня вам не откажет, примет непременно...
На следующий день, как и было обусловлено, Бестужев-Рюмин и Репнин встретились в десять утра и тотчас отправились в Зимний дворец. Однако этот день оказался для них "невезучим". Придворный чиновник, дежуривший в приёмной, сообщил, что государыня занедужила и никого не принимает.
- Что же теперь будем делать? - забеспокоился Репнин.
- Право, не знаю. Придётся, наверное, ждать.
Пока они стояли и в нерешительности переговаривались между собой, в приёмной появилась великая княгиня Екатерина Алексеевна, супруга наследника престола. Бестужев-Рюмин обрадованно оживился.
- Ваше высочество, - он поклонился, - позвольте представить князя Николая Репнина, сына знаменитого генерал-фельдцейхмейстера Василия Аникитича, ныне уже покойного.
Великая княгиня подала Репнину руку для поцелуя.
- Я о вас уже много знаю, - сказала она ему, изображая на красивом лице доброжелательную улыбку. - Видела на куртаге. В тот вечер все фрейлины на вас заглядывались. - Заметив на лице молодого человека выражение смущения, она оставила его в покое и обратилась к великому канцлеру: - У вас к императрице дело?
Граф рассказал её высочеству о желании молодого князя вступить волонтёром в армию фельдмаршала Апраксина, которая собирается в поход против Пруссии.
- Государыня больна и никого не принимает, - сказала великая княгиня. - Но я постараюсь вам помочь. Я направляюсь сейчас к её величеству и могу доложить о прошении князя.
- Вы окажете мне этим великую честь, - галантно поклонился Репнин.
- Подождите меня здесь, ваше дело может решиться очень быстро. - И она ушла, оставив их с дежурным в приёмной.
В ожидании возвращения княгини гости уселись за круглый столик, стоявший у окна. Бестужев-Рюмин попросил себе последние парижские газеты; что до князя Репнина, то ему было не до чтения. Снедаемый нетерпением, он поднялся с кресла и стал прохаживаться по комнате, а потом остановился у окна, обращённого к площади, где проходили занятия солдат, по форме и цвету одежды не похожих на русских. Невысокий офицер, руководивший занятиями, был страшно недоволен тем, что его подчинённые не так чётко выполняли команды поворота направо и налево, и требовал повторения упражнений снова и снова. Репнин долго смотрел, но никак не мог понять, зачем всё это было необходимо странному офицеру.
- Вы знаете, кто этот человек? - услышал он голос канцлера, незаметно присоединившегося к нему.
- Мне кажется, я его видел, но не могу вспомнить когда и где.
- Это же великий князь Пётр Фёдорович. - И с затаённой насмешливостью уточнил: - Тот самый человек, который претендует на наследование российского трона.
Репнин был поражён оттенком его голоса. Бестужев-Рюмин никогда не говорил о членах императорской семьи с такой презрительной иронией. Сложный человек Алексей Петрович: сколько лет был Репнин, по сути, его учеником, но так до конца его и не понял.
От императрицы наконец-то вернулась Екатерина Алексеевна.
- Вопрос ваш решён, - сказала она Репнину. - Государыня дозволяет вам ехать в армию волонтёром. Можете передать это графу Апраксину.
- Покорнейше благодарю, ваше высочество, - вытянулся перед ней Репнин. - То, что для меня сделали, сохраню в памяти на всю жизнь.
Снисходительно улыбаясь, она ещё раз подала ему руку для поцелуя, после чего повела великого канцлера в глубину комнаты, подальше от чужих глаз. По всему, у них был свой разговор, сугубо доверительный. Князь Репнин вышел на свежий воздух и стал ждать своего покровителя у подъезда.
Глава 3
ГРОСС-ЕГЕРСДОРФ
1
Сборы к выступлению против Пруссии затянулись надолго. Главнокомандующий генерал-фельдмаршал Апраксин выехал в район формирования своей армией только в августе 1756 года. Его выезд из Петербурга наблюдали многие горожане, им было чем полюбоваться. Не в меру честолюбивый, любивший поражать людей своим богатством, Апраксин ехал сражаться с пруссаками в большой карете с золотыми украшениями, впряжённой в шестёрку богато убранных лошадей. Рядом с каретой восседали на конях граф Пётр Панин, перед самым походом возведённый в чин генерал-майора, штабс-офицеры, адъютанты. Карету сопровождал отряд кирасир, державшихся таким образом, словно они находились на параде. За конным отрядом с небольшим отрывом следовал обоз с имуществом фельдмаршала такой длины, что его хвост терялся где-то в глубине города.
Сам Апраксин на люди не показывался. В то время как городские обыватели глазели на его выезд, он сидел в карете в обществе князя Репнина, с дозволения императрицы присоединившегося к армии в качестве волонтёра. Князь ехал на войну в чине поручика, но главнокомандующий обнадёживал его новым повышением в чине, ежели Богу будет угодно даровать русским победу над пруссаками.
- Как думаете, сможем мы одолеть Фридриха? - спросил он у князя, перебирая пальцами алмазные пуговицы на своём мундире.
- Австрийские волонтёры, приехавшие к нам, говорили, что прусский король свои главные силы выставил против Австрии и Франции. Ежели это так, то на своём пути мы вряд ли встретим противника, равного нам по силе.
- В военной коллегии мне тоже так говорили. Князь Трубецкой сообщил, что нам противостоит прусский фельдмаршал Левальд, у которого не более 30 тысяч воинов. Ежели принять во внимание, что у нас набирается до пятидесяти тысяч человек, то можно не сомневаться в исходе баталии. Слава победителей достанется нам.
Свою главную квартиру Апраксин нашёл далеко за Неманом. Здесь уже всё было приготовлено к прибытию его сиятельства. Палатки, поставленные в несколько рядов, поражали взоры разноцветными шёлковыми кистями и лентами, золотыми и серебряными украшениями. Особенно броско была украшена палатка, стоявшая в центре. Она была так велика, что в ней могли разместиться до ста человек. То была "рабочая" палатка самого главнокомандующего. Рядом с этим сооружением стояли другие, размерами поменьше, тоже принадлежавшие фельдмаршалу: палатка-гостиная, палатка-столовая, палатка-опочивальня, палатка-гардеробная.
Князю Репнину для проживания была отведена палатка, стоявшая рядом с "гардеробной" главнокомандующего.
Палаточный городок с трёх сторон огораживали тесно стоявшие друг к другу обозные повозки, за которыми табунами паслись лошади. Здесь же дымили костры полевой кухни. С четвёртой стороны к лагерю примыкал перелесок, на опушке которого стояла артиллерия, охраняемая солдатами.
После продолжительной нелёгкой дороги фельдмаршал сразу же лёг почивать. Однако Репнин отдыхать не стал, он заглянул в отведённую ему палатку только для того, чтобы убедиться, есть там койка и стол, и когда убедился, что с этим всё в порядке, пошёл погулять по городку, поговорить с солдатами и офицерами, прибывшими в лагерь раньше главнокомандующего и его многочисленной свиты.
В лагере царила суета. Люди были заняты своими предвечерними делами, но в беседу вступали охотно. Они были уверены, что офицеры, приехавшие из Петербурга вместе с главнокомандующим, знают о войне и пруссаках гораздо больше, чем их главные командиры, умиравшие здесь со скуки.
- Когда пойдём на пруссаков? - настойчиво спрашивали Репнина.
- Об этом знает только сам главнокомандующий, - отвечал тот. - Будем надеяться, что ждать теперь придётся недолго.
На следующий день неподалёку от места расположения главной квартиры возник ещё один палаточный городок. Число войск заметно росло. Вскоре в армию влились дивизия генерал-аншефа Фермора и корпус под командованием Сибельского, саксонского генерала, находившегося на русской службе. Штабу главнокомандующего пришлось составить новое расписание войск. Если раньше армия делилась на две дивизии, то теперь их стало три: первую возглавил генерал-аншеф Фермор, вторую - генерал-аншеф Лопухин, третью - генерал-аншеф Броун. На генерала Сибельского было возложено командование авангардным корпусом, состоявшим из трёх конных гренадерских и пяти пехотных полков.
Основная часть войск разместилась на низменной, местами всхолмлённой местности между рекой Прегель и большим Норкитенским лесом. Вдоль опушки располагались небольшие селения, в том числе деревушка с названием Гросс-Егерсдорф. За этой деревушкой в сторону реки простирались луга, в которые вклинивался ещё один лес, поменьше Норкитенского, - сильно заболоченный и трудно проходимый.
После того как все войска слились в одну армию, главнокомандующий созвал военный совет, чтобы определить, как вести дело дальше. После обмена мнениями было решено сняться с лагеря и идти вглубь территории противника, дабы заставить его сим маршем принять генеральное сражение. Войскам было предписано начать марш уже с завтрашнего дня следом за авангардом, который должен был выступить раньше, не дожидаясь общего сбора, взяв с собой из второй дивизии артиллерийскую бригаду, а также палатки и на три дня провизии.
Утром 19 августа, едва забрезжил рассвет, барабанщики пробили генеральный марш, и авангардные полки стали выстраиваться в походный порядок. Ёжась от утренней прохлады, невыспавшиеся солдаты молча выполняли команды своих офицеров. Предводитель авангарда генерал Сибельский поторапливал: "Живей, живей!.." Но вот наконец построение закончилось. Головная рота по команде тронулась в путь. За ней двинулись другие. Поход начался.
Из главной штаб-квартиры авангардников провожал дежурный генерал граф Пётр Панин. Он стоял рядом с Сибельским и, зябко кутаясь в плащ, ждал, когда уйдут последние полки. Хотя уже светало, туман оставался таким густым, что вокруг почти ничего не было видно. Саженей десять пути, и вот уже очередная колонна исчезла из виду... Вдруг Панин заметил, что хвост последней колонны, наполовину растворившийся в тумане, перестал двигаться. На это обратил внимание и генерал Сибельский. Он подумал, что возникла пробка, и уже собирался послать адъютанта узнать в чём дело, как вдруг из тумана выскочил всадник, направляясь прямо к ним. Это был волонтёр князь Репнин, с которым у Панина уже успели сложиться хорошие отношения. Репнин доложил, что впереди противник и двигаться больше нельзя.
- Вы считаете, что это главные силы Левальда? - спросил Панин.
- Я в этом уверен.
Подъехавший вскоре командир головного казачьего отряда подтвердил достоверность сообщения Репнина. По его словам, противник вышел со стороны Норкитенского леса тремя колоннами и, заняв селения, расположенные на опушке леса, под прикрытием тумана почти вплотную приблизился к русским форпостам.
Дежурный генерал посоветовал Сибельскому развернуть колонны в боевой порядок и занять оборону, после чего, пригласив с собой Репнина, поскакал в главную штаб-квартиру доложить главнокомандующему о возникшей непредвиденной ситуации.
В этот ранний час Апраксин ещё спал. Разбуженный, он не сразу понял, что случилось, а когда понял, встревожился не на шутку.
- Пошлите людей за командирами, - приказал он Панину. - Пусть соберутся в главной палатке. Я приду туда сразу же, как только оденусь.
К этому моменту по тревоге была поднята уже вся армия. Вскоре прискакали командиры дивизий, бригад, прибыл и командир авангардного корпуса генерал Сибельский, войска которого уже успели занять оборону, но огня ещё не открывали.
Последним в большой палатке появился сам главнокомандующий. От его встревоженности не осталось и следа. Он снова был спокоен, самоуверен и прекрасно выглядел: напудрен, в своём обычном парадном мундире с бриллиантовыми пуговицами.
- Кажется, господа, пруссаки решили наконец помериться с нами силами, - весело сказал он, желая, видимо, приободрить генералов.
Генералы вежливо промолчали.
Между тем Панин развернул на столе карту, показал фельдмаршалу, в каких местах замечен противник. Апраксин долго смотрел на карту, обдумывая, как поступить. Это был первый случай, когда ему самому предстояло руководить крупным сражением. Именно от него сейчас в значительной мере зависело быть или не быть желанной победе.
- Будем надеяться, что Бог нас не оставит, - проговорил он наконец, - Бог нам поможет.