Пока старуха болтала с внуком, лицо ее заметно просветлело. Тем временем Агнеш принесла Лаци крынку простокваши и большую краюху хлеба.
- Будем еще что-нибудь писать? - нетерпеливо спросил старуху Пишта…
- Погоди-ка… земля, деньги, утварь, движимость… нет, больше ничего не осталось. Хотя постой! А мои любимые собачки? На кого же мне оставить песиков? - Умирающая на минуту закрыла глаза, задумавшись, и болезненным голосом забормотала: - Собачки? Да, собачки… Подождите, а студенты-то? - почти весело воскликнула вдруг старуха. - Вам я оставлю своих песиков, семинаристы!
При этом она так страшно оскалила зубы, что студентам стало не по себе. Бодрствовавшие родичи усмехнулись, переглянувшись друг с другом, но Пишта отвечал почтительно:
- Спасибо вам за доброту вашу. Да только куда нам с ними? Нам и самим-то есть нечего.
- Кто же вы такие? Куда вы и почему бредете?
- Сироты мы, некуда нам идти, поэтому и бродим мы, ищем счастья.
- Счастья? - зашипела старуха и взволнованно захлопала рукой по клетчатой наволочке своего пухового одеяла. - А что, если я и есть ваше счастье? Может же оно иногда и под видом умирающей старухи по земле ходить! Что вы знаете, сморчки, о счастье! Берите, берите себе моих двух собачек. Вот увидите, они вам понадобятся. Как знать, может, они очень даже вам пригодятся! Нечем, говорите, их кормить? Эй, Бодри, Драва!
На зов из-под кровати вылезли две самые обыкновенные маленькие пастушьи овчарки: мохнатые, с лохматыми хвостиками, одна - чисто белая, а другая - черная как смоль.
- Ну как, хороши мои песики? Подойди ко мне ты, черная Бодри! Полижи мою костлявую руку, вишь, какой у тебя теплый язык. Завещаю тебе три золотых талера, чтобы не сказала ты, что плохая у тебя была хозяйка, а тебе, Драва, хватит и одного талера. Знаю я, с тебя и одного довольно будет. - Сунув руку под подушку, старуха вытащила мешочек и отсчитала из него на один угол стоявшего перед нею столика три талера, а на другой - один.
- Ну, семинаристы, выбирайте теперь, кому какая собака. Хе-хе-хе! Давай ты первым, который мне завещание писал!
- Я уступаю право моему младшему братишке, - отвечал Пишта. - Пускай он первым выбирает.
- Я беру себе собаку с одним талером! - без колебания решил Лаци.
Старуха осклабилась сатанинской улыбкой.
- Молодцы ребята, молодцы! Вы наверняка найдете свое счастье. Подумать только, какие! Каждый друг другу уступает собачку с большим наследством.
Умирающая покачала удивленно головой, да и задремала, совсем как здоровая, а родственники стали перешептываться:
- Она и не собирается умирать. Притворилась только, чтобы нас к себе созвать.
Однако к утру старуха все же умерла, а студенты, переночевав на сеновале, отправились дальше, сопровождаемые двумя собаками…
Псы словно знали, какой кому принадлежит: белый бежал возле Лаци, а черный послушно трусил следом за Пиштой.
До самого вечера брели семинаристы по неезженым дорогам, но ни собаки, ни бескрайняя алфельдская равнина не хотели отставать от них ни на шаг. Между тем Алфельд тогда еще не был нынешним океаном золотых колосьев, - гнилые болота далеко вокруг распространяли свое смрадное дыхание, камыши и трясины усеивали гигантскую степь, так что порой путникам приходилось давать по полверсты кругаля, чтобы обойти топкие места. Вдоль дорог нигде не белели, как теперь, приветливые хутора, и даже сумасшедшие ветряки не махали издали руками, зазывая к себе путника: "Сюда, сюда!"
Наконец, уже поздно вечером, подошли они к лесу.
Белый пес тотчас же побежал на охоту и вскоре вернулся со здоровенным зайцем в зубах.
- Ну, вот это собака! - воскликнул Пишта. - Теперь мы не пропадем с голоду. Зажарим зайца и съедим.
Они расположились под одним деревом, разложили костер, смастерили вертел, и немного погодя красное мясо освежеванного косого уже зашипело, поджариваясь на огне.
Подростки, устремив на зайца голодные взоры, с вожделением наблюдали за процессом жарения, а руки их были сложены, как будто они про себя молились:
- Огонек, огонек, поджарь нам поскорее зайчатинку!
Неожиданно за их спиной раздался густой баритон:
- Бог в помощь, ребята!
Семинаристы оглянулись: перед ними стоял рослый мужчина в одежде простолюдина.
- Бог в помощь! - приветливо отвечал Пишта.
- Что вы здесь делаете, хлопцы?
- Ужин готовим.
- Ага, зайца жарите? Где же вы его взяли?
- Собака поймала.
- Надеюсь, вы не собираетесь съесть его без меня?
Лаци улыбнулся.
- Верно, собирались. Потому что мы уже целый день ничего не ели.
- Тогда вам еще денек потерпеть можно. А я вот уже два дня без еды.
- Бог с вами, получите и вы третью часть зайца!
- Не так, сынок, не так делишь! Сколько вам обоим вместе лет?
- Брат мой на полтора года старше меня, а мне девятнадцатый пошел.
- Юнцы! Я в два раза старше каждого из вас. Значит, мне полагается в два раза больше мяса.
- Верно, но вы забыли о собаках. Им ведь тоже есть надо.
- Собакам и костей довольно, если говорить по справедливости…
- Если говорить по справедливости, собаке надо бы отдать всего зайца, потому что это она его поймала, - возразил Пишта.
- Ну, тогда забудем справедливость, - продолжал шутить незнакомец, - а договоримся по-дружески. Мне не надо никакой доли, но каждый из вас даст мне половину своей.
Юноши согласились. Пришелец уселся рядом с ними к огню, и они с аппетитом уничтожили бренные останки зайчишки. За ужином незнакомец спросил братьев: куда они идут и зачем?
- Мы удачи ищем.
- Эх, все-то ее ищут, да только мало кто находит. Удача повсюду, а это значит - нигде не задерживается она подолгу. Удача, ребятишки, такая озорница, что не стоит за ней блуждать по свету. Она и сама, коли захочет, к вам придет. А не захочет, не догоните вы ее, хотя бы и следом за ней бежали. Однако, я вижу, добрые вы ребята! Возьмите и меня с собой странствовать. Зовут меня Яношем Рожомаком. Вот увидите, пригожусь вам и я.
- А куда вы путь держите, дяденька?
- В Вену.
- Уж не к королю ли? - перебил его Пишта.
- Гм. Может статься, и к королю.
- Тогда мы с радостью пойдем вместе с вами. Ведь мы тоже хотим к королю попасть.
- Избегайте королей, детки мои, - насупив брови, предостерег ребят Рожомак. - Чего вам от короля нужно? Короли привыкли больше брать у людей, чем давать им.
- Мы хотим стать дворянами. А нам сказали, что только король может пожаловать человеку дворянство.
Путник рассмеялся.
- Вы что ж думаете, в Вене дворянство так же запросто раздают, как в Дебрецене колбасу? Для этого надо большие дела совершать.
- Ну так что ж? Мы совершим! - запальчиво воскликнул Пишта.
Старый шутник от смеха даже за живот схватился.
- Ох и чудак же ты, сынок! Вот было бы хорошо, если бы бедняков допускали туда, где большие дела вершатся.
За такими разговорами они примостились под деревом и проспали до рассвета. А поутру, уже втроем, они снова отправились в путь.
По дороге Янош Рожомак сказал двум братьям:
- Дам я вам, ребята, хороший совет. Поделите-ка вы между собою белый свет.
- Как это, дяденька?
- А вот как: у первой же развилки дороги ступайте в разные стороны: один - налево, другой - направо. На двух полосках жнивья всегда больше колосков собрать можно, чем на одной. Здесь вы на один колосок вдвоем нападете, а на двух разных полях каждый себе по колоску найдет.
Братья подумали, подумали, да и согласились. Умный человек этот Рожомак, может быть, и впрямь стоит его послушаться.
Подойдя к первой же развилке дорог, братья обнялись, расцеловались на прощанье и бросили жребий: кому идти с Рожомаком в Вену, а кому - налево, в Трансильванию. Если талер упадет изображением девы Марии кверху - выбирает Лаци; вниз - право выбора за Пиштой. Видно, хорошо на помощь деву Марию призывать, она одержала верх. Лаци задумался немного: может быть, все же лучше с весельчаком Рожомаком пойти, чем одному, но белый пес его, уже далеко вперед пробежавший по трансильванской дороге, стал на задние лапы, а передними словно манить хозяина принялся: иди, мол, за мной следом.
- Ну ладно, - согласился Лаци. - Пойду я за своей собачкой.
- Бог тебе в помощь, братец.
- Прощай, братец Лаци.
- Кому из нас бог первому поможет, тот должен разыскать другого.
- И другим нашим клятвам останемся всегда свято верны.
Тут братья заплакали, еще раз поцеловались, даже Рожомак пожалел их и прослезился.
- Не расстраивайте меня. Пойдемте уж лучше все вместе, втроем. Может быть, найдется у меня дело для вас обоих.
- Нет, сударь, вы были совершенно правы. Удачу нужно искать порознь.
- Ладно, сынок, - согласился Рожомак, крепко пожав Пиште руку. - У тебя доброе сердце: поделился ты со мною зайцем и сказал, что хочешь великие дела свершить. Тебе повезло, что ты со мною пойдешь. Если богу будет угодно, отведу я тебя в такое место, где великие дела свершаются.
А какое это было место, вы узнаете дальше.
Глава VII.Князь в послеполуденный час
На трансильванском троне сидел в это время его высочество князь Михай Апафи, который, будучи очень добрым государем, тем не менее сделал чрезвычайно много дурного, в особенности в часы после обеда.
Вред этих "послеполуден" вскоре заметили и трансильванские сословия издали разумный закон, по которому все, что государь приказывает или подписывает после полудня, считается недействительным. Тут возникли новые трудности, потому что "послеполудни" его высочества стали настолько затягиваться (насколько позволяла ночь), что в дообеденные часы следующего дня он обычно спал. Когда же было править, если после обеда ему не позволяли, а до обеда он сам не мог?
Однако княжеский скипетр не валялся без дела. Часто его брали в свои руки и те, кому не положено, например, Михай Телеки или ее высочество княгиня Анна Борнемисса, женщина властолюбивая. Больше того, - приходится уже признаться, иногда даже ничтожный господин Налаци начинал корчить из себя чуть ли не князя.
Сам же государь проводил все свое время в забавах, в компании легкомысленных, веселых аристократов. Серьезных господ советников он боялся как черт ладана. Изо всех придворных больше всего дел было у главного виночерпия. И тот отлично справлялся со своими обязанностями: в княжеских погребах Дюлафехервара имелись лучшие венгерские и иноземные вина, так что любо было посмотреть.
Апафи вместо ныне вошедших в моду военных парадов частенько проводил парады винных бочек в своих погребах и многие из них собственноручно украсил остроумными надписями, именами. Двенадцать больших одинаковых бочек, наполненных красным вином, носили имена двенадцати апостолов: был там "Иуда Искариотский из Эгера", "Симеон Зелот из Несмея" и так далее. Два бочонка с токайским горделиво носили имена Филиппа Македонского и Юлия Цезаря.
Так ухитрялся его высочество сочетать полезные познания с приятными забавами.
Однажды после полудня (но еще до издания упомянутого выше закона), придя к концу трапезы в отличное расположение духа, господа Иштван Апор и Криштоф Боер заспорили о том, каков собою загробный мир. Тема эта была весьма модной у наших предков, и спорам о ней не было конца.
Дискуссия, разгоравшаяся все жарче, на этот раз началась, кажется, после того, как Мартон Салициус, лейб-медик княгини, посоветовал его высочеству воздержаться в тот день от дальнейших возлияний, так как вино вредно для его здоровья. Оно, мол, многих отправляет на тот свет.
- Властелин и на том свете властелином будет, - заметил Денеш Банфи.
- Возможно, - согласился Салициус. - Только на том свете нет другой Трансильвании.
- Не верю я, доктор, - бросил весельчак Мозеш Тороцкаи, - чтобы вино увеличивало смертность! Ведь вот вы сами недавно говорили нам, что наибольшая смертность среди детей в возрасте от одного дня до четырех лет, словом, среди тех, кто еще и не балуется вином.
Грянул хохот, бокалы снова зазвенели, столкнувшись. Однако, как я уже сказал, господа Апор и Боер ухватились за тему и заспорили о тайнах потустороннего мира. Каждый хотел показать себя более сведущим в вопросе, что ожидает их "там". Один отрицал существование котлов с растопленной смолой в аду и варящихся в них душ, но признавал кое-что из магометова рая, по всей видимости сень голубиного дерева (из-за шума и криков уже трудно было разобрать, который из спорщиков что именно доказывал).
Дискуссии недолго суждено было протекать в узком русле. Вскоре она сделалась всеобщей, и даже князь принял в ней участие, - конечно, только после того, как, боязливо оглянувшись по сторонам, убедился, что Михая Телеки нет поблизости. (Последний имел обыкновение всякий раз, как только Апафи открывал рот, движением бровей одобрять или осуждать слова князя; разумеется, для князя в этом было мало приятного.)
По счастью, Михая Телеки на этот раз не было за столом, и князь мог смело потягаться силами, как всякий, с простыми смертными, тем более что в библии и теологических науках он тоже не был слаб.
Однако куда проще остановить двух рассвирепевших быков, чем двух страстных спорщиков. У Апафи и голос к тому же был недостаточно сильным, а то, что он государь - на сей раз никем не принималось в расчет.
- Тише, господа! - крикнул князь и хлопнул ладонью по столу. - Сейчас мы решим вопрос, кто из вас двоих прав. Как раз сегодня приехал ко мне из Эперьеша посол Имре Тёкёли, один знаменитый ученый, зовут его Иштван Шмидт. Обучался он во многих иноземных университетах, с крупнейшими учеными мира состоит в переписке. Так что, если вы меня не пожелали выслушать, есть у нас другой способ решить, кто из вас более знающий теолог, ты, Боер, или ты, Апор. Пойди-ка, сынок, Пал Карниш, пригласи сюда к нам посла Имре Тёкёли.
Один из пажей, наполнявших кубки, шустрый, миловидный мальчик в синем доломане с серебряными застежками, помчался выполнять приказ. Немного погодя он вернулся и доложил:
- Господин Шмидт сейчас же явится к вашему высочеству.
- Ну вот, наконец-то мы узнаем, как обстоят дела на том свете. Только прежде подведем итог: что утверждает Апор и что - Боер? Тому, кто окажется прав, я подарю мою самую красивую саблю, украшенную опалами. Ну-ка выкладывайте вашу мудрость, господа.
В этот момент в залу вошел Иштван Шмидт, высокий длиннобородый мужчина благородной наружности. Одет он был в простое черное платье венгерского покроя. На его спокойном, слегка бледном лице можно было прочесть недоумение: почему князь вдруг позвал его к себе, после того как порядком подзанялся "текущими делами"? Лица всех присутствующих к этому времени заметно раскраснелись от выпитого, а глаза лихорадочно блестели.
- Мы пригласили вас, сударь, - начал князь, милостиво кивнув головой, - разрешить спор, возникший между двумя нашими подданными, господами Апором и Боером, о загробном мире. Премного наслышаны об учености вашей в светских и духовных науках, знаем и о ваших мудрых суждениях, в том числе и из письма братца нашего Имре, где мы могли прочесть много лестного о вашей милости.
- Рад быть полезен вашему высочеству, - с поклоном отвечал посол сепешского княжества.
- Вам предстоит решить, кто из них прав. Изложите, господа, ваши точки зрения. Только, - добавил Апафи, - не оба сразу, а по очереди!
Однако и это напоминание князя не помогло: оба спорщика, нетерпеливо перебивая друг друга и громко крича, стали излагать каждый свои взгляды. Была ли тому причиной сабля, украшенная опалами, или убежденность каждого в своей правоте, - решить трудно.
- Ну, что скажете, ваша милость? - спросил снова государь у Шмидта после того, как тот внимательно выслушал спорщиков. - На чьей стороне правда?
- Да, да! - дружно закричали остальные придворные. - Послушаем, каков же он - тот свет!
И только Дёрдь Бельди весело выкрикнул:
- И к чему нам это знать? Все равно мы никогда не умрем. Наливай, ребята, вина в бокалы!
- Чш-ш! Тише! Говорите, ваша милость. - Апафи сделал знак рукою. - А ты, паж, принеси из оружейной палаты награду - мою саблю с опаловыми камнями.
- Ваше высочество, - начал Шмидт, и в зале наступила глубокая тишина, - я внимательно выслушал мнение почтенных господ о загробном мире. Каждый из них по-своему, в соответствии со своей верой, описал нам его. На это я могу только сказать…
- Говорите! Слушаем! - послышалось со всех сторон.
- …могу сказать, что господь бог многое открыл человеку из тайн вселенной…
- Верно, верно!
- Прочие земные существа знают гораздо меньше нас, и, следовательно, мы должны радоваться этому. Однако, посвящая человека в тайны мироздания, бог открыл нам не все. Кое-что он оставил и для себя.
- К делу, господин ученый, к делу! - нетерпеливо перебил посла Банфи.
- Но я и говорю о деле, господа. Ибо то, о чем спорили двое почтенных диспутантов, как раз и относится к числу тайн, оставленных богом про себя. Dixi.
Ответ господина Шмидта был мудрым, однако присутствовавшие, выслушав его, принялись недовольно ворчать; и только один голос из угла поддержал посла:
- Правильно!
Все возмущенно обернулись на голос и увидели, что он принадлежит придворному шуту.
А сам князь недовольным тоном, и так, чтобы все расслышали его слова, приказал пажам:
- Ну что ж! Коли ученый не смог разрешить спора, идите на улицу и приведите ко мне первого встречного. Раз вопрос не под силу ученому, пусть на него даст ответ первый попавшийся неуч.
И пажи послушно побежали на улицу ловить "первого попавшегося неуча". Дело это, разумеется, нетрудное. Неучей можно было бы найти сколько угодно не только на улицах Дюлафехервара, но и среди советников князя.
Немного погодя в вестибюле дворца послышался сильный шум, будто там завязалась драка.
- Пойди-ка, Михай Бало, посмотри, что там происходит.
Адъютант вышел за дверь и вскоре возвратился с докладом.
- Пажи пытаются затащить сюда какого-то молодого бродягу, ваша светлость, а он наотрез отказывается войти один, без своей собаки. Лягается, дерется, вырывается.
- Так пусть войдет с собакой!