Этот зал был с крышей, но без окон, поэтому в нём было темно, в грубо откованных железных треножниках чадно горели факелы. По периметру зала стояли стражники, а напротив входа возвышался резной деревянный трон с золотыми накладками. На троне сидел богато одетый мужчина с завитой бородой и пьяным, бессмысленным лицом. Рядом с троном стояли странно и пёстро одетые люди, наверное, зороастрийские маги.
Два стражника взяли Мани за плечи, подтащили к трону и бросили на колени так, что Мани упал навзничь и жалко и нелепо завозился, пытаясь встать на колени. Царь с тупым любопытством смотрел на него.
– Это ещё кто такой? – ни к кому не общаясь, спросил он и брезгливо ткнул пальцем в стоящего перед ним на коленях человека.
Вперёд выступил один из магов.
– Картир, – пояснил Георгий Васильевич.
Картир склонился перед троном в раболепном поклоне.
– Недостойный, копошащийся во прахе у твоих ног, величайший, называет себя Мани, хотя при рождении он получил другое имя.
Картир говорил, не разгибаясь и не поднимая глаз на царя. Видимо, это было запрещено этикетом.
– В чём его обвиняют?
– Жалобу принёс к твоим стопам я, о царь царей. Этот Мани учил против нашего закона и тем смущал твоих подданных.
Мани вскинул голову, нашёл Картира и, глядя ему в глаза, громко возразил:
– Если я заблуждаюсь, докажи!
Бахрам прервал его вялым движением руки:
– Я вышел к тебе, недостойный, даже не омыв рук после трапезы! Я спешу, ибо собираюсь усладить сердце своё охотой. Ты думаешь, я буду слушать склоки магов?! Скажи лучше, ты охотник?
– Нет, господин…
– Воин?
– Нет…
– Но, может быть, ты искусный целитель?
Мани молча склонил голову.
– Тогда я спрошу так: если ты выдаёшь себя за некоего пророка, способного говорить с богами, почему ты не испросишь у них исцеления для себя? Я вижу, ты хром, но твои боги не спешат на встречу с тобой, а?
– Что сделал я тебе, о царь? – воскликнул Мани. – Три десятилетия в царствование твоего отца Шапура, да будет благословенна его память, я учил людей и никогда не слышал ни слова хулы. Велико число слуг твоих, которых освободил я от демонов и духов лжи. И много было тех, кого я поднял с одра болезни. И много было тех, от кого я отвратил всевозможные виды лихорадок. И много было тех, кто умер и кого я вновь вызвал к жизни. Что изменилось во дворце мудрого и справедливого Бахрама? А может, Картир и другие маги, завидуя мне, влили тебе в ухо яд недоверия?
– Не слушай его, великий! – завопил Картир, валясь с громким стуком на колени. – Его рот полон лжи, как болото полно пиявиц! Позволь провести обряд очищения расплавленным свинцом! Пресветлый Митра явит нам справедливость и покажет, кто…
– А ты, Картир, готов пройти это испытание вместе со мной? – прервал мага Мани.
Тут Бахрам стукнул посохом, и в зале повисла тишина.
– Довольно! – приказал он сварливым голосом. – От ваших воплей вино, которое я выпил за обедом, обращается в жёлчь и стучит мне в голову, подобно копыту необъезженного жеребца. В дальнейшем разбирательстве нет проку. Картир, ты правильно подал жалобу. Я тобой доволен, и я решил, что этот человек – обманщик и лжепророк. В подземелье его и в цепи! Потом я решу, что с ним делать, а сейчас мы едем на охоту!
Мани бессильно склонил голову:
– Твоя власть, о царь! Делай со мной, что хочешь!
***
Во дворце Бахрама не было подземелья, поэтому Мани бросили в неглубокий подвал с маленьким квадратным оконцем у самого потолка. Старик был скован цепями, обмотанными вокруг тела, за руки и за ноги, на шее у него было железное кольцо, которое короткой цепью крепилось к стене. Оковы были настолько тяжёлыми, что Мани почти не мог шевелиться.
Георгий Васильевич сделал нам знак оставаться у входа, а сам шагнул вперёд. Мы видели только его спину, но догадывались, что дьявол преобразил свою внешность, поскольку, увидев его, Мани отшатнулся насколько мог и прижался спиной к стене.
– Привет тебе, учитель Мани, – негромко сказал дьявол.
– Ты – Ариман? – спросил Мани дрожащим голосом.
– Ну, можно сказать и так…
– Зачем ты пришёл? Моя душа не принадлежит тебе!
– Мне не нужна твоя душа. Я пришёл говорить с тобой, учитель Мани.
– Я слушаю тебя…
– Скажи мне, пророк Мани, вот что. Ты учил тридцать лет. И чем всё кончилось? Где твои ученики? Их нет. А Баат вообще предал тебя стражникам.
– Это ложь!
– Посмотри мне в глаза.
Мани взглянул на дьявола, потом с трудом поднял руки и закрыл лицо. По щекам поползли медленные слезы, оставляя за собой грязные дорожки.
– Итак, всё, чему ты учил, поругано, твоих учеников нет более с тобой, а один из них – предатель. Ты всё ещё веришь в то, чему учил? Скажи мне. Быть может, ещё не поздно? Покайся перед Картиром, выдай ему своих учеников, вложи свои ладони в руки его, пади на лицо и целуй прах под ногами его, может, он простит тебя, а Бахрам вернёт свободу. Тебя знают в царстве, ты будешь говорить то, что прикажет Картир. Не всё ли равно, чему учить, если твоё учение оказалось ложным?
– Оно истинно!
– Тогда почему оковы не спали с тебя по чудесному волеизъявлению?
– Я… Я не знаю… Скажи, о Ариман, что будет со мной? Меня убьют?
Георгий Васильевич помолчал.
– Нет, ты не будешь казнён, я не вижу этого в твоём будущем.
– Значит, я буду жить и выйду на свободу? – обрадовался старик. – И я увижу небо над головой, и воду в реке, и снова смогу ощутить вкус спелых плодов? А может быть, Божество позволит мне ещё раз увидеть море? Но… Но ведь Бахрам и Картир не простят просто так! Значит, мне всё же суждено предать?
Дьявол вздохнул.
– У меня нет власти над твоей судьбой, пророк Мани, и я ничего не могу сделать для тебя. Я услышал, что хотел. Прощай, мы никогда больше не увидимся по эту сторону мира, а твоя судьба в твоих руках.
Он повернулся и, подметая грязный пол длинным плащом, не оглядываясь, вышел.
Мани смотрел ему вслед, и в глазах его больше не было страха – только смертная тоска.
***
…и мы вновь очутились на веранде подмосковной дачи.
– Ох, – вздохнула Ольга, – ужас какой … Это зловоние, жара, люди с безумными глазами… Мне надо чего-нибудь выпить! Георгий Васильевич, хотите пива?
– Благодарю, если позволите, мне лучше коньяку, – не изменил своим вкусам дьявол, устраиваясь в кресле. Плащи исчезли, мы были в своей обычной одежде. – Пожалуй, я вас на коньяке разорю, придётся открыть вам какой-нибудь клад.
– Библиотеку Ивана Грозного или сокровища Наполеона? – с надеждой спросил я. – А может, золото Полуботка или Колчака?
– У вас иудеев в роду не было? – с интересом спросил дьявол.
Только русские в родне,
Прадед мой – самарин,–
Если кто и влез ко мне,
Так и тот – татарин
- ответил я.
Ольга фыркнула.
– А татарам пиво нести?
– Обязательно! Сразу две банки!
Дрожащими руками я вскрыл банку, вылил её содержимое в стакан и выпил, не отрываясь. Вторую стал пить, уже разбирая вкус. Дьявол тактично ждал, покачиваясь в кресле.
– Вы сказали, что Мани не будет казнён, – спросила Ольга, с наслаждением потягивая пиво из запотевшего стакана, – это правда?
– Я никогда не лгу, – спокойно ответил тот. – Если нельзя сказать правду, просто не отвечаю. Мани действительно не будет казнён. Ему суждено умереть в тюремной камере на четвёртый день месяца Шаревар, примерно через три седмицы после ареста, не выдержав тюремной сырости и скверного питания. Всё-таки он старик… Бахрам забыл про Мани уже на следующий день, а Картир, который, в отличие от своего пустоголового властелина, не забывал ничего, не стал ему напоминать. В коптском Евангелии манихеев сказано так… Дьявол на секунду задумался, припоминая, а потом процитировал:
"В одиннадцать часов дня взошёл он из своего тела вверх в обитель своего величия в вышине".
Когда Картир узнал о смерти пророка, он приказал проткнуть его тело горящим факелом, чтобы убедиться в том, что ненавистный глава секты действительно покинул этот мир. После смерти Мани отрубили голову, из тела набили чучело и выставили на потеху толпы, а когда останки начали разлагаться, их выбросили на свалку. Впрочем, оставшиеся верными Мани ученики нашли его тело и похоронили там, где он был рождён – в Ктесифоне. Позже могила Мани затерялась.
– Я всё-таки не понимаю… – тихо сказала Ольга. – Зачем было убивать старика? Чем он им мешал?
Он умер. Боже!
Ужасный век, ужасные сердца!
– со странной интонацией процитировал дьявол.
– Мани мешал зороастрийским магам. Говоря вашим современным языком, он был слишком популярен. Шапур склонялся к манихейству, а вот его младший сын оказался под влиянием зороастрийцев. Это и погубило учителя Мани.
– Признаться, я ничего не понял в манихействе, – вздохнул я. – Когда Мани проповедовал Баату, мне было немного жаль этого армянина, хотя он и предатель. Что вообще можно было понять из разглагольствований Мани?!
– Подумайте вот о чём, многоуважаемый Вадим, – серьёзно возразил Георгий Васильевич. – Прошло без малого две тысячи лет после того, как пророк Мани ушёл из кругов этого мира, а люди всё ещё помнят его имя. Два тысячелетия – это совсем немало, уверяю вас. Да, с детства Мани посещали видения, которые сейчас называют галлюцинациями. Ваши психиатры сделали бы из Мани тихого идиота, а вот в третьем веке он сумел создать своё учение. Мани много путешествовал, добираясь даже до Индии, он бывал в Вавилонии, Мидии и Парфии. По меркам III века, шестьдесят лет – это глубокая старость, ведь тогда жили гораздо меньше.
Мани, как многие пророки после него, пытался создать некое синкретическое учение, включающее буддизм, христианство и зороастризм. Когда-то манихейство было чрезвычайно распространено на Ближнем Востоке, манихеи были в Китае и в Индии, кстати, единственный на земле действующий манихейский храм находится в современном Китае. С манихейской ересью боролись в первые века христианства, её следы можно найти в доктринах многих еретических религий, в том числе, и катарской…
– Мне почему-то его жаль… – грустно сказал Ольга.
– Бескорыстная жалость – это достойнейшее чувство, присущее далеко не многим женщинам и мужчинам в этом мире, – склонил лысеющую голову дьявол. – Но я не человек, и жалость не имманентна мне.
– Ох… – сказал я, хватаясь за голову. – Ещё чуть-чуть, и меня тоже начнут посещать видения. Увидеть такое…
– Не беспокойтесь, – сказал Георгий Васильевич, кладя сигару. – Никаких видений у вас не будет, вы совершенно нормальны. И вы, мадам, тоже. А я, пожалуй, прогуляюсь вдоль канала. Отдыхайте, до завтра.
– Какой культурный дьявол! – заметила Ольга, дождавшись, когда за нашим гостем закрылась калитка, – цитирует Гёте и Пушкина… О религиозных текстах даже и не говорю, в конце концов, это его профессия.
– "Настоящим дьяволом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество", – процитировал я.
– Это кто сказал?
– Ленин.
– Кто-о?! Ты шутишь?
– Конечно, шучу. Вообще-то он писал про коммунистов, но если сейчас не шутить, с ума можно сойти. У нас пиво не кончилось? Давай-ка ещё по баночке…
Глава 6
…и теперь мне предстояло найти корабль, готовый отплыть в земли франков.
Морское могущество Византии давно осталось в прошлом. Императорские дромоны, некогда наводившие ужас на врагов, ныне покоятся на дне или гниют на мелководье. Даже море, и то против ромеев, оно отступает, и некогда могучие и неприступные морские стены города теперь нелепо торчат на суше.
У крестоносцев своего флота тоже нет. Для перевозки людей, лошадей и грузов они нанимают венецианские или генуэзские суда, но, поскольку торговать ромеям больше нечем, порты по большей части заброшены, волноломы разрушаются, причалы заплывают песком, а в маячных башнях давно потухли огни, теперь там обитают лишь морские птицы.
Единственный порт Константинополя, в который ещё заходят суда, когда-то был императорским – в нём могли швартоваться только галеры василевса. Теперь же войти в него может беспрепятственно любое судно, нужно лишь заплатить пошлину.
Я спустился на захламлённый, грязный причал и пошёл вдоль пришвартованных судов в поисках дома капитана над портом, так как надеялся получить у него совет насчёт выбора судна. Капитана из франков я нашёл в портовой конторе. Он полулежал на столе и что-то мычал, сжимая в руке пустой кубок и распространяя вокруг себя скверный запах прокисшего вина, рвоты и давно немытого тела. На полу валялись пустые винные кувшины, причём некоторые, казалось, были разрублены, под ними виднелись засохшие лужи. В левой руке опьяневший рыцарь сжимал обнажённый меч, на лезвии которого я разглядел бурые разводы. Пришлось осторожно покинуть комнату, чтобы не разбудить пьянчугу, и искать портового чиновника из ромеев. Вскоре я нашёл его в комнатушке, заваленной всяким хламом. Судя по жиденькой всклокоченной бороде, он не был евнухом, но напоминал печальную, облезлую и тощую обезьяну.
Я изложил ему своё дело. Чиновник изумился:
– Как это ты осмелился зайти к рыцарю? Он пьёт вино уже третий день подряд и ничего не ест. Время от времени ему начинают мерещиться морские змеи и демоны, и тогда он начинает рубить их мечом. Порубит все кувшины, потом начинает плакать, прячется под стол и засыпает. А как проснётся, зовёт меня и опять требует вина, но денег не даёт, только грозится зарубить. Мне кажется, он потерял рассудок…
– Его разум просто отравлен вином, – сказал я. – Я мог бы отрезвить твоего рыцаря, но, боюсь, ему это не понравится, и тогда он зарубит нас обоих.
– Нет, нет, почтенный, сохрани тебя Господь от этого неразумного поступка! – замахал руками чиновник. – Я лучше брошу порт и уйду, куда глаза глядят, всё равно ведь жалованье не платят!
– И ты поступишь мудро, почтенный, но сначала объясни мне, как выбрать корабль, на котором я мог бы добраться до Франции, не слишком рискуя своей жизнью.
– Зачем тебе плыть в землю франков? – вытаращил глаза чиновник. – Тебе что, здесь их мало?
– Я целитель, и должен постоянно совершенствоваться в своём искусстве. Я слыхал, что в тамошних землях живут врачи-иудеи, которые владеют неизвестным нам знанием и берут учеников – когда за деньги, а если повезёт, то и бесплатно. Я молод ещё и пока не обременён семьёй, вот и решил совершить это путешествие.
Чиновник покачал головой.
– Твоё желание, конечно, похвально, но в надежде спасти чужие жизни ты рискуешь потерять свою. Ты задумал очень опасное дело!
– Всё в руках Божьих, – пожал я плечами. – Я молился и получил благоприятные знамения. Поэтому скажи лучше, какой корабль выбрать? – и я опустил в руку чиновника монету.
– Выбрать? – удивился он, спрятав монету. – Кто говорит о выборе? У тебя нет никакого выбора. Суда на другой конец Ойкумены уходят и вообще-то нечасто, а сейчас и подавно. Вон, видишь двухмачтовую венецианскую галеру? Только она одна и идёт во Францию. Тебе несказанно повезёт, если капитан согласится принять тебя на борт. Потому что ты можешь прождать другого корабля всё лето и не дождаться. А потом придут осенние шторма, и никаких кораблей не будет вообще. Да не стой же столбом, беги со всех ног!
– А сколько может стоить проезд? Спрашиваю, чтобы не заплатить лишнего.
– Ты заплатишь столько, сколько с тебя потребуют, или останешься на берегу, вот и всё. Скажу в последний раз: поспеши, ибо удача может от тебя отвернуться.