– Значит, наши молитвы были не напрасны! – с огромным облегчением выдохнул Никита. – Ты – воистину избранный. Ты чувствуешь её! Пойми, бессмысленно было бы посылать в землю франков отряд воинов, он будет неминуемо разбит, а наши цели станут ясны для врагов. Один человек или маленький отряд, напротив, может действовать незаметно, не привлекая к себе лишнего внимания. Через Лангедок лежат пути большинства крестоносцев, возвращающихся на родину. Обыкновенно они спускают награбленное в первом же портовом кабаке. Возможно, твоя задача окажется легче, чем мы себе представляем. Но мне страшно подумать о том, что святая книга окажется в грязных лапах кабатчика… Если же ты не найдёшь книгу в Лангедоке, что ж…Значит, твой путь проляжет в Венецию, а может быть, в Париж или даже в Рим. Но не будем пока о худшем. На дорогу тебе понадобятся деньги. Отец Фока!
Диакон Фока извлёк из-под одежды мешочек, развязал его и перевернул. По столу с тяжёлым стуком раскатились номизмы, семиссисы и тремиссисы.
– Здесь только византийские монеты, – сказал Никита. – Их знают во всей Ойкумене, ты легко поменяешь их на любые местные деньги. Мы не даём тебе монеты чеканки Латинской империи – в них больше меди, чем золота. Конечно, этого не хватит, за место на доброй галере с опытным капитаном тебе придётся заплатить немало, но в земле франков ты сможешь обратиться в любую нашу общину, и они помогут тебе, только… Только не говори им, за чем приехал. Скажешь, что хочешь совершенствовать свои познания в одной из врачебных школ Тулузы. Это никого не удивит, тамошние иудеи славятся лекарским искусством и охотно берут учеников.
– Прости, отец мой, но мне важно понять, почему я должен скрывать истинную цель своей миссии.
Никита смутился.
– Ну… Видишь ли, может случиться так, что если наши братья в земле франков узнают, что великая реликвия оказалась у них, греховное в их душах возобладает, и они захотят оставить её у себя…
– Что ж, я понял…
– Вот ещё что. Не беспокойся о своём доме и своём имуществе. Братья постараются сохранить всё в целости и сохранности, а за грядками лекарственных трав буду ухаживать я сам, – улыбнулся епископ. – И последнее. В твоём путешествии у тебя появятся спутники, ты выберешь их сам. Слушайся зова своего сердца, оно не обманет. А один из них станет твоим "socius" или "socia" на всю жизнь, он разделит с тобой все труды и лишения. Я предсказываю это. Так должно быть и так будет. Хочешь ли ты спросить что-нибудь ещё у меня?
– Нет, отец мой.
– Тогда иди, Михаил проводит тебя. И не затягивай с отъездом. Да хранит тебя Господь!
Я встал и вышел вслед за диаконом, не оглядываясь.
Глава 5
…и видение истаяло.
Я сидел, боясь шелохнуться. Мне казалось, что Павел из Константинополя ещё здесь.
– Ну, что скажете, молодые люди?
– Потрясающе… – выдохнула Ольга.
– Да, надо признать, встречи с прошлым оставляют сильное впечатление, к ним нужно иметь привычку. Но, может быть, вы хотите спросить что-нибудь?
– Скажите, Георгий Васильевич, а вообще, кто такие манихеи? – неизвестно почему вырвалось у меня.
– Кто-о? – дьявол так удивился, что положил в пепельницу сигару.
– Ну, знаете, как в Библии: всякие там ессеи, саддукеи, фарисеи, манихеи… О манихеях упоминал епископ Никита, если вы помните, да и вчера о них говорил один наш знакомый…
Георгий Васильевич рассмеялся:
– Да-а, молодой человек, ну и путаница у вас… Хотя, с другой стороны, всё верно… Зачем вам лишнее знание? Все эти люди умерли давно, очень давно, в безвозвратное прошлое ушло всё, чем они жили, о чём спорили, за что убивали и умирали сами… К чему беспокоить их тени? Впрочем, Мани я помню…
– Кого?
– Мани. Манихеи – это ведь последователи пророка Мани. Он жил… Позвольте, когда же это было? – Дьявол задумался, что-то посчитал на пальцах и сообщил:
– В III веке по Рождеству Христову, иначе говоря, нашей эры. Вы уж простите старика – я всё время путаюсь в ваших системах летосчисления, да и время вы меняете что-то уж очень часто, а это зря. Время, между прочим, гораздо более тонкая материя, чем у вас тут считают. С ним нельзя вот так: раз-два – и на час вперёд, два часа назад! Впрочем, это я отвлёкся.
III век на Ближнем Востоке был временем войн и смут. Царство парфян к тому времени уже распалось, а царь Персиды Арташир и его сын, наследный принц Шапур, сумели захватить Восточный Иран и Северную Месопотамию. И вот там они столкнулись уже с другой силой – римскими легионами. Когда римляне узнали, что их пограничные крепости осаждены персами, они разгневались, но до войны дело дошло только через пару лет. Удивляться тут нечему: в Риме наступила эпоха солдатских императоров. Один узурпатор сменял другого, причём часто это были какие-то малоизвестные военачальники варварского происхождения. Окутаться в пурпурную тогу в те времена было так же просто, как потерять её, причём обычно вместе с головой. Императорам было просто-напросто не до охраны границ.
В конце концов, под Эдессой Шапур разгромил императора Валериана. Это было одно из самых позорных поражений Рима – армия сдалась, в плену оказались находившиеся при ней префекты, сенаторы и все, говоря вашим языком, офицеры. Потом Шапур захватил часть Сирии, Киликию, Каппадокию и другие земли.
Римляне были довольно равнодушны к богам аборигенов и не запрещали поклоняться им, лишь бы не мешали. А вот персы – другое дело. Их религией был зороастризм. Везде, куда приходили персы, они строили храмы огня. Среди соратников Шапура был некий Картир – человек умный, властолюбивый, беспощадный и невероятно тщеславный. Зороастрийцем нельзя было стать, им можно было только родиться, поэтому зороастрийские маги вынуждены были допускать существование других верований, ведь на землях персов проживало множество народов, поклонявшихся разным богам – христиане, иудеи, буддисты… Допускали – до определённого момента.
Мани был рождён в Ктесифоне, столице Парфянского царства на берегах Тигра. Давно исчезла Парфия, обратился в руины Ктесифон, но ведь люди предпочитают строить новые города на старых, обжитых местах. Жители современного Багдада, наверное, и не подозревают, что он построен на руинах столицы древнего царства. Впрочем, – меланхолично добавил Георгий Васильевич, – все старые города стоят на костях…
Его мать носила еврейское имя Мариам, то есть Мария, но происходила из знатной армянской семьи, отец же был арамеем из Экбатаны. При рождении мальчик получил имя Шуриаш, но, повзрослев, взял себе другое имя – Мани, что по-арамейски значит "светлый" или "сияющий".
Отец Мани посвятил свою жизнь религиозным исканиям. Тогда многим казалось, что сокрытая истина лежит где-то рядом. Ещё один обряд, ещё одна потаённая практика, и вечная загадка будет разрешена, люди станут равными богам и откроют тайну жизни и смерти. Правда, никто из них не думал о том, как распорядиться мощью богов. Возможно, поэтому потаённое знание и не открылось им.
Летели века, тайна оставалась тайной, и люди всё меньше верили в то, что разгадка существует. Ещё до рождения Мани его отец оставил семью и ушёл в общину первоначальных христиан, а когда мальчику сровнялось четыре года, забрал его к себе. Там, среди суровых верующих, почти фанатиков, и прошло его детство.
Христу, когда он начал учить, было 33 года, Мани же объявил себя мессией земли Вавилонской, который пришёл, как приходили до него Будда в Индии, Зороастр в Персии, и Иисус на землях Запада в 26 лет во время коронации Шапура.
Мани начал проповедовать и написал книгу Шапуракан, в которой изложил своё учение. Царю книга так понравилась, что он объявил о своём покровительстве Мани и разрешил проповедовать на всех подвластных ему землях. Так было до самой смерти Шапура, а правил он тридцать лет. А вот потом дела пошли плохо. Зороастрийские маги во главе с Картиром ненавидели Мани и его учение. После Шапура на трон взошёл его старший сын Ормизд, но через год и он умер, а власть перешла ко второму сыну, Бахраму. К несчастью для Мани, Бахрам находился под влиянием магов, и по их наущению пророк был вызван в царский дворец на диспут, а на самом деле – на допрос. И вот там… Впрочем, довольно разговоров. Как говаривал я в переводе Бориса Леонидовича Пастернака,
Теория, мой друг, суха,
Но зеленеет жизни древо.
***
…и мы очутились на улице древнего города.
На нас обрушилась душная, гнилая, пыльная жара и вонь. Смердело отовсюду: стоялой водой из канавы, не то сточной, не то оросительной, прогорклым жиром, на котором готовили еду, экскрементами и падалью. Ольга закашлялась и прикрыла рот платком, на глазах у неё выступили слёзы. Георгий Васильевич обернулся, слегка нахмурился и внезапно жара исчезла. У меня возникло странное чувство раздвоенности: казалось, одной частью разума я всё ещё на тихой и уютной подмосковной даче, а второй – в непредставимом прошлом, давно сгинувшем под тяжестью тысячелетий.
– Так будет лучше, – негромко сказал дьявол. – Простите, я как-то упустил из памяти местные ароматы.
– Где мы?
– Это Гондешапур, столица Сасанидов, а в ваше время – провинция Хузестан в Иране. Но искать Гондешапур там бесполезно. Более тысячи лет назад жители покинули город, и теперь от него не осталось и следа. Смотрите, а вот и Мани.
Невдалеке в тени чахлой пальмы сидели двое. Одному было на вид лет сорок, на загорелом лице блестели любопытные чёрные глаза, он был в когда-то добротной и, должно быть, нарядной, а теперь пыльной и потрёпанной одежде. Второй, почти старик, сидел, привалившись к стволу пальмы. Он был в широких штанах, неряшливо окрашенных в жёлто-зелёный цвет, рубашке с длинными рукавами такого же цвета и в небесно-голубом плаще. Рядом лежал длинный посох из чёрного дерева.
– Кто из них Мани? – прошептала Ольга.
– Говорите обычным голосом. Нас не увидят и не услышат, если мы сами не захотим показаться местным жителям. А вы как думаете, кто?
– Тот, что постарше?
– Верно. Молодой – это один из учеников Мани по имени Баат, правда, он из рода армянских князей.
– Неужели вот этот старик в клоунских штанах и есть Мани?!
– Ну, почему же клоунских? Так здесь одевались жрецы Митры. Давайте подойдём поближе и послушаем.
– Так ты говоришь, великий учитель… – подобострастно бормотал Баат, согнувшись и заглядывая в глаза Мани.
– Да, да, говорил и говорю, уже не знаю в какой раз! Чем ты слушаешь, глупец? Твоя тупая башка не способна запомнить даже десятка слов! Зачем я трачу на тебя время?
– Прости, прости твоего неразумного слугу, но не всех боги наделили сияющей мудростью, подобной твоей! Не сочти за дерзость, но твои слова всё ещё темны для меня…
– Хорошо! Слушай, тупица!
Бытие состоит из светлой и тёмной стороны. Светлая – суть божество, пребывающее в светлом эфире. Божество имеет пять нравственных атрибутов: любовь, веру, верность, мужество и мудрость. Светлый эфир, понимаемый нематериально, есть носитель пяти умственных свойств: спокойствия, знания, рассуждения, тайны, понимаемой мистически, и постижения. Наконец, земля светлости имеет также пять особых способов бытия: воздух или благотворное веяние, ветер или прохлада, свет, вода и согревающий огонь. Каждый из атрибутов Божества, эфира и светлой телесности имеет свою сферу блаженного бытия, в которой оно преобладает, а с другой стороны, все силы добра, или света, сходятся вместе для произведения одного конкретного существа – первочеловека или небесного Адама.
– О господин сердца моего! – в экстазе воскликнул Баат, тайком оглядываясь по сторонам. – Продолжай, ради всего святого, не останавливай поток своей мудрости, которая подобна благоуханному мёду для моего слабого разума!
– Не перебивай! Соответственным образом расчленяется мир тьмы и зла. Члены тёмной земли суть яд или зараза, бурный вихрь выступает против освежающего ветра, мрак против света, туман против воды, а пожирающее пламя борется против согревающего огня.
Все элементы тёмного царства собираются воедино и сосредоточивают свои силы для того, чтобы в мир пришёл Сатана. (Тут Георгий Васильевич тихонько хмыкнул). Но тьма, по отрицательному существу своему, не может давать удовлетворения, и потому Сатана устремляется за пределы своего царства, в область света. Против него выступает первочеловек. Образованный из десяти основ Божества и эфира, он воспринимает пять элементов светлой земли: надевает тихое веяние как внутренний панцирь, сверху облекается светом как ризой, покрывается щитом из водяных облаков, берёт ветер как копье, и огонь как меч.
Но он обречён на поражение. После долгой борьбы тёмные силы ввергают его на самое дно ада. Посланные райской землёй светлые силы освобождают Воина и водворяют в горний мир. Но во время борьбы он утрачивает своё оружие. Элементы, из которых оно было составлено, смешиваются с противоположными элементами тёмной области. После победы света эта хаотическая материя остаётся в его власти, и верховное божество хочет извлечь из неё то, что ранее принадлежало светлому царству. Посланные им зиждительные ангелы устраивают наш видимый мир как некую сложную машину, для выделения света из его смешения с тьмой.
– А что есть мировая машина, учитель?
– Мировая машина – это корабли света, Месяц и Солнце. Месяц вытягивает частицы небесного света из подлунного мира и передаёт их по невидимым каналам Солнцу, откуда они, уже вполне очищенные, поступают в горние небеса.
– Но в мире остаётся тьма, отделённая от света!
– Теперь ты начинаешь понимать! Этой тьмой воспользовались некие архонты. Из тьмы и оружия, отнятого у первочеловека, они создали Адама и Еву, от которых пошло два племени – Сифова и Каинова. Потомки Сифа находятся под опекой и водительством светлых сил, кои проявляют своё действие чрез известных избранников (тут Мани приосанился)…
– Кто из вас двоих называет себя учителем Мани? – внезапно прервал старика резкий голос.
Я не заметил, как из-за угла вышел воин в кожаных доспехах с мечом на поясе в сопровождении двух стражников с копьями.
– Мани – это я, многоуважаемый гунд салар, – сказал старик, беспокойно глядя на воина снизу вверх.
– Ты пойдёшь с нами.
– Позволь спросить, уважаемый, куда?
– Царь царей пожелал видеть тебя.
Смуглая кожа Мани посерела. Он повернулся к Баату, но, увидев его искажённое от ужаса лицо, лишь выдохнул: "Смотри на меня и насыщайся мной, сын мой. Ибо скоро телесно удалюсь я от тебя и учеников моих".
– Хватит бормотать, старик! – зло прикрикнул воин. – А ну, поднимайся!
Мани нащупал посох и с трудом встал. Оказалось, посох ему нужен был не для красоты: Мани сильно хромал. Стражники, которые до этого равнодушно стояли, опираясь на копья, пропустили старика вперёд и повели по улице. Воин, прежде чем уйти, оглянулся и незаметно кивнул Баату.
– Да ведь он же специально тянул время, ожидая, пока придут стражники! – тихонько ахнула Ольга.
– Когда-то Его тоже предал ученик… – пожал плечами Георгий Васильевич. – Пойдёмте за солдатами. Вам стоит увидеть развязку, а я бы хотел поговорить с учителем Мани…
***
Гондешапур, столица царя Бахрама, оказалась похожей на среднеазиатский аул – пыль, глинобитные домики, скудная растительность, жара, рои жужжащих насекомых.
Дворец занимал единственный холм, возвышающийся над плоской, как лепёшка, местностью. Это было глинобитное одноэтажное здание, построенное, как видно, без единого архитектурного плана, двери и окна были беспорядочно прорезаны так, как было удобно обитателям дворца. Сверху выступали деревянные балки, но чем покрыта крыша, я не видел. Стены были расписаны яркими и нарядными сценами войны, охоты и, видимо, каких-то дворцовых церемоний, но выглядели запущенными, грязными и местами облупились. Ни дверей, ни оконных рам не было. Вокруг дворца был отрыт ров, заваленный шкурами животных, гниющими костями и прочей мерзостью. У входа стояли двое воинов, вооружённых копьями, напоминающими сариссы македонцев, только гораздо короче, в рост человека. Лезвия копий оканчивались длинными, игловидными наконечниками. Как охрана собиралась защищать вход во дворец с помощью такого бестолкового оружия, я не понял.
Стражники остались у входа, а старший подтолкнул Мани в спину. Он споткнулся и влетел во дворец, чуть не упав. Стражники проводили его равнодушными взглядами.
Я остановился. Было тихо, только посвистывал ветер в высохшем кустарнике, напоминающем полынь. За холмом до самого горизонта лежала пустая, какая-то первобытная земля. Меня в самое сердце поразило ощущение неописуемой, безысходной, чудовищной древности этого места. Казалось, мы попали на невероятно древний погост.
Георгий Васильевич нетерпеливо оглянулся:
– За ними! – скомандовал он, – а то потом ищи их по всему дворцу!
Мы вошли, не замеченные охраной, и оказались в просторном, но совершенно пустом зале с глинобитными полами и разрисованными стенами. Внутрь дворца вели коридоры, входы в которые были завешены кусками тканей. Я поднял голову и обнаружил, что крыши в этом зале нет. Балки были, а крыши не было! "Наверное, балки нужны для того, чтобы стены не рухнули внутрь", – подумал я. Впрочем, по краям зала некое подобие крыши всё-таки имелось – на балки были уложены связки сушёного камыша, перевязанного гибкими прутьями.
– Сильные дожди здесь бывают нечасто, – пояснил перехвативший мой удивлённый взгляд дьявол, – а при необходимости стены и пол просто подновляют. Очень практично, ведь глины кругом полным-полно, а рабочие руки не стоят ничего.
Занавес откинулся, и в зал вошёл богато одетый человек. Он был вооружён чем-то вроде турецкого ятагана грубой работы, причём ножен не было – сабля висела на поясе в петлях из кожаных ремешков.
– Царь царей изволит вкушать пищу. Ты будешь ждать его здесь, – небрежно бросил он и скрылся за занавесом. Вместо него вышли двое дворцовых стражников и встали по бокам Мани. Старик вздохнул и опустился на пол.
Потекли вязкие минуты ожидания.
Ждать пришлось долго.
Наконец послышался шум пьяных голосов, шарканье туфель, звон оружия. В зал вошёл уже виденный нами придворный. Он молча поманил за собой Мани, не сделав попытки помочь ему подняться, хотя тот встал с явным трудом. Хромая всё сильнее, Мани вошёл в соседний зал, мы за ними.