Жизнеописание малых королей - Давид Малкин 20 стр.


Перед тем, как удалиться к себе во дворец, Менаше обратился к народу. Он рассказал, что на пути через Израиль видел опустившийся, одичавший "ам-ха арец", и теперь его особенно радует чистый и нарядный Иерусалим. Но, продолжал он, если иудеи приготовились к празднику, то он должен предупредить свой "ам-ха арец": веселья больше не будет! И закончил совсем загадочно: "Если мы хотим выжить – нужно укреплять город".

Едва передохнув с дороги, Менаше уже диктовал придворному писцу Хозаяу приказы армии и всем своим подданным-иудеям: сжечь языческие храмы, капища, алтари и "жертвенники на высотах", перебить идолов и астарт, прогнать из города жрецов этих храмов, а также гадателей, ворожей, колдунов, чревовещателей, вызывателей мёртвых. И немедленно очистить Храм Шломо от идолов, которых внесли туда по опрометчивому приказу самого же Менаше.

Ошеломлённый народ, "ам-ха арец", быстро пришёл в себя и стал со рвением исполнять королевский приказ. В столице и её окрестностях задымились языческие храмы, разрушенные и подожжённые толпами иудеев с одобрения иерусалимских жрецов. И опять каждый день рождалось множество слухов. Рассказывали, будто по возвращении из Вавилона Менаше отправился на могилу Иошияу (старый пророк умер годом раньше), и в раскаянье своём молился так горячо, что ему явился дух Иошияу, как королю Шаулу – дух пророка Шмуэля. Иошияу не упрекал грешного короля Менаше, а напротив, утешал, говорил, что его раскаянье будет услышано Богом.

И действительно, все следующие годы правления прошли довольно спокойно. Враги не тревожили границы совсем уже маленькой Иудеи, народ послушался призыва короля вернуться к Единому Богу, да и семейная жизнь Менаше складывалась весьма для него благоприятно: в сорок пять лет он взял себе ещё одну жену, красавицу Мешулемет – дочь Харуца из селения Ётва, и она родила ему сына, Амона.

Вскоре Менаше объявил перед всем народом, что именно Амон, рождённый, когда отец его вернулся к праведному образу жизни, наследует трон Иудеи. Простонародье, обожавшее своего короля и прощавшее ему безалаберность управления страной, поклялось в верности принцу Амону. Зато аристократы из племени Иуды, чьи планы были связаны со старшими принцами, озлились и подняли мятеж. Менаше жестоко расправился с аристократией. Он дал волю толпе в старой столице племени, Хевроне, и там устроили избиение иудейских старейшин и жрецов. После этого народ ворвался в Иерусалим.

"Пролил Менаше очень много невинной крови, и наполнился ею Ерусалим".

Затем в королевстве наступил покой, а Менаше продолжал богоугодные труды.

И узнал Менаше, что Господь есть Бог, и построил стену внешнюю Города Давида западнее Гихона, по ложбине и до входа в Рыбные ворота, и повернул её к Офелу, и высоко поднял её. И поставил военачальников по всем городам укреплённым в Иудее. И удалил богов чужеземных и идола из Дома Господня, и все жертвенники, которые он соорудил на дворе Дома Господня и в Иерусалиме выбросил наружу из города. И отстроил жертвенник Господень, и принёс на нём жертвы мирные и благодарственные, и велел иудеям, чтобы служили Господу, Богу Исраилеву.

Однако, народ всё ещё приносил жертвы на холмах – хотя теперь уже своему Богу.

Прочие же дела Менаше и молитва его Богу своему, и слова прозорливцев, говоривших с ним от имени Господа, Бога Исраилева, – они есть в записях королей Иудеи. И молитва его, и то, что Бог внял ему, и все грехи его, и измены его, и места, на которых он построил высоты и поставил Ашеры и истуканы до того, как покорился, описаны в записях Хозаяу.

И почил Менаше с отцами своими, и похоронили его в саду при доме его, в саду Узы.

*

3. НЕ ДРАЗНИ ГОСПОДА! (Амон, Пятнадцатый король Иудеи /641-639 г.г.до н.э./)

Когда умер его отец, Амону было уже двадцать два года, он имел шестилетнего сына и мог бы чему-то научиться, довольно долго наблюдая вблизи правление отца. Но Амон рассуждал по-другому: отец мой в первой половине жизни был большим грешником. Но покаялся, и Бог его простил. Так может, и мне простится, если и я под старость вернусь на истинный путь?

И Амон, дорвавшись до власти, пустился во все тяжкие.

Первый грех он совершил уже в шестнадцать лет, лишив невинности некую Идиду, дочь Адаяу из Бацеката. Отец его, Менаше, был в ту пору ещё жив и управлял страной. Он заставил Амона жениться и узаконил новорожденного внука, дав ему имя Иошияу.

Одним из первых декретов король Амон восстановил алтари и святилища, разрушенные по приказу его отца, и повелел опять весело отмечать появление на небе каждого светила.

Полагая, что иудеям уже надоели метания их королей от Бога к богу, затаившиеся сторонники старших принцев, братьев Амона, стали нашёптывать простонародью, что в такие опасные для страны годы их легкомысленный король придаётся оргиям и веселью, не заботясь о будущем Иудеи. В расчете на общий бунт нетерпеливые иудейские аристократы <...> составили заговор против него и умертвили короля в доме его. Но народ страны перебил всех, кто был в заговоре против короля Амона. И народ страны сделал королём вместо него Иошияу, сына его.

Хроники заканчивают конспект жизнеописания Амона формулой, будто списанной с жизни предыдущих королей:

А остальные дела Амона <...> описаны в Летописи королей иудейских. И был он похоронен в гробнице его, в саду Узы.

*

Новелла Четырнадцатая
ПРОСТОДУШНЫЙ КОРОЛЬ ХИЗКИЯУ (727 – 698 г.г. до н.э.)

В 727 году до новой эры на престол в Иерусалиме воссел тринадцатый король Иудеи по имени Хизкияу, и был он весьма искренен и простодушен.

Вот эпизод, который сохранили для нас Летописи королей иудейских и хроники о жизни великого пророка Ишаяу бен-Амоца, советника короля.

Год сорокалетия Хизкияу оказался самым скверным в его жизни. Но мог стать и вовсе последним, ибо на голенях его появились язвы, и сколько ни старались лекари, какими отварами ни поили короля, каких компрессов ни прикладывали к его худым и жёлтым ногам, язвы не заживали.

Так и пометил летописец:

"В те дни смертельно заболел Хизкияу. И пришёл у нему пророк Ишаяу бен-Амоц, и сказал ему:

– Так велит Господь. Сделай завещание дому твоему, ибо ты умрёшь и не будешь жить."

С этими словами пророк повернулся и пошёл прочь из комнаты, где трясся в ознобе несчастный король.

У Хизкияу уже не было сил сойти с постели. Он повернулся к стене, закрыл глаза и прошептал:

– Молю Тебя, Господи! Вспомни нынче, что я ходил перед Тобою верно и всем сердцем делал то, что угодно Тебе.

И горько плакал Хизкияу.

В это время пророк Ишаяу брёл в печали по двору королевского дома, как вдруг услышал приказ Господа возвратиться к больному.

– Возвратись и скажи Хизкияу <…> "Так сказал Господь: "Я услышал молитву твою, увидел слёзы твои, и вот, Я исцелю тебя. <…> И прибавлю к дням твоим ещё пятнадцать лет".

Радостный вбежал пророк в покои короля и известил того о предстоящем исцелении. Хизкияу повернул к нему от стены заплаканное лицо и попросил повторить Божье обещание.

В это время на пороге появился королевский лекарь. Хизкияу велел ему приготовить "пласт сушёных смокв". Лекарь ушёл.

Пророк сидел у королевской постели и по лицу Хизкияу видел, что тот ещё не может поверить в своё исцеление.

– Хорошо, – сказал Хизкияу. – Сейчас будет тебе знамение. Видишь там на лестнице тень, по которой определяют время? Пройти ли тени на десять ступеней вперёд или возвратиться ей на десять ступеней назад?

И сказал Хизкияу:

– Легко тени продвинуться на десять ступеней вперёд. Нет, пускай тень на десять ступеней возвратится.

И воззвал Ишияу-пророк к Богу, и Он возвратил тень назад на десять ступеней

Тогда больной возликовал. А тут и лекарь принёс лепёшку прессованной смоквы, и взяли они её и приложили к нарыву, и тот исчез.

Вскоре о чудесном исцелении иудейского короля узнали на всей Плодородной Радуге. К Хизкияу прибыли послы из Вавилонии. "Агада" рассказывает, что вавилонский царь узнал о событиях в Иерусалиме по катаклизму в природе, когда солнце двинулось обратно, ибо Господь давал Хизкияу утешительное знамение.

Итак, послы прибыли, и древнееврейский летописец записал это событие:

"В это время послал Меродах Баладан, сын Баладана, царя Бавеля, письмо и подарок Хизкияу, ибо услышал он, что тот был болен и выздоровел. И обрадовался Хизкияу и показал [послам] дом сокровищ своих, серебро и золото и благовония, драгоценный елей, и весь оружейный дом свой, и всё, что находилось в сокровищницах его. И не было вещи, которой не показал бы им Хизкияу в доме своём и во всём владении своём.

И пришёл Ишаяу-пророк к королю Хизкияу, и сказал ему:

– Что сказали эти люди и откуда они пришли к тебе?

И сказал Ишаяу:

– Из земли далёкой пришли они, из Бавеля.

И сказал Хизкияу:

– Что видели они в доме твоём?

И сказал Хизкияу:

– Всё, что в доме моём, видели они. Не было вещи, какой не показал бы я им в сокровищницах моих.

И сказал Ишаяу королю Хизкияу:

– Слушай слово Господа Цеваота: "Вот дни проходят, и унесено будет в Бавель всё, что есть в доме твоём и что собрали отцы твои до этого дня. Не останется ничего",– так сказал Господь. И из сыновей твоих, которые произойдут от тебя, – возьмут. И они будут придворными во дворце царя Бавеля.

И сказал Хизкияу:

– Благо слово Господа, что ты изрёк. Да будет мир и правда во дни мои!

Увы, чёрные пророчества Ишаяу сбылись.

Ну, а теперь, когда читатель немного познакомился с королём Хизкияу и его советником, я перехожу к событиям, ради которых и затеял это повествование.

В те годы, как читатель помнит, с северо-запада двигалась по Плодородной Радуге, сметая страны, обращая в развалины города, сжигая сады и урожай на полях, убивая и уводя в плен население, армия царя Ашшура – "Железные Ассирийцы", достигшие перед походом полного господства у себя в Двуречье.

Предыдущий вал огня и смерти вёл ассирийский царь Саргон. Он снёс с карты Израиль и последнее филистимское княжество Ашдод, так что во всём Кнаане свободным оставался только Иерусалим. Но внезапно царь Ашшура пал в битве. Тут же в его империи началось смутное время. Наследникам Саргона стало не до завоеваний, они сцепились друг с другом в собственной столице, а Кнаан получил на три года передышку.

Страны вокруг Иерусалима подняли головы. Они образовали военный союз с опорой на великий Египет и пригласили иудейского короля примкнуть к коалиции. Хизкияу согласился и, как оказалось позднее, был единственным, кто до самого конца не капитулировал и не подвёл союзников.

А пока он готовился к будущему вероятному вторжению ассирийцев и осаде своей столицы: восстанавливал крепостную стену Иерусалима, делал запасы продовольствия и прорыл туннель из города к источнику Эйн-Гихон.

Так прошли три года. В 702 году до новой эры Санхерив устранил соперников и стал царём Ашшура. Он усмирил соседей в Двуречье и повёл войска на юг. Окончательно покорив Сирию, добив Тир и, овладев Яффо, Санхерив остановил армию на побережье и стал ждать египетскую армию: фараон объявил, что не позволит Ассирии обижать его кнаанских союзников.

На этот раз фараон действительно не подвёл. Впервые его многочисленная армия пришла в Кнаан как союзница. Папирусы зафиксировали необычное поведение египетских солдат: "Ни один из них не причинял зла, не отнимал хлеба и сандалий у путников, не отнимал одежду в попутном селении, не отнял ни единой козы ни у одного человека!"

Командующий египетской армии даже провёл одно сражение против вторгшихся ассирийцев. Выяснив, что противник не слаб и не слабонервен, египтянин увёл войско обратно в Дельту – такого было указание Их величества Псамметиха Первого. Властитель Египта решил сохранить армию для защиты собственной страны от Санхерива, хотя в этом случае его поведение и не соответствовало воинственной доктрине его предков, а она гласила: "Отступление – это слабость. Потеснённый на его границе – настоящий трус. Ответить врагу – значит заставить его отступить. Когда свирепствуют против него, он имеет обыкновение отступать, а когда отступают – он впадает в ярость".

И действительно, впавший в ярость Санхерив отдал приказ покончить с Кнаанской коалицией, после чего пойти и распотрошить Египет.

Коалиция, узнав, что её покинул покровитель, развалилась и входящие в неё страны сдались на милость победителя. Не теряя боевого темпа, ассирийская армия захватила и разрушила с десяток городов-государств и, утолив первый голод, вдруг обнаружила, что Иудея и её король Хизкияу всё ещё не прислали даров и посланцев с объявлением о полной капитуляции.

Санхерив от Ашдода повернул войско на юго-восток и предал мечу и огню главный город Южной Иудеи – Лахиш. Пока армия ассирийцев стояла под стенами Лахиша, занятая грабежом жилищ и сдиранием кожи с пленных, Санхерив, жалея время, отправил парламентёров к иудейскому королю, чтобы те объяснили Хизкияу, что его ждёт, если Иерусалим не будет немедленно сдан ассирийскому царю, а несметные храмовые сокровища, которыми Хизкияу хвастал перед царём Бавеля (теперь одним из вассалов Ассирии) не будут переданы Санхериву.

И вот теперь, читатель, представь: на широкой крепостной стене Города Давида поставлена каменная скамья. На ней в кольчуге и шлеме сидит король Хизкияу, вокруг – дружина в кожаных доспехах и при оружии, а дальше вдоль стены – иудеи, все, кто только мог натягивать лук. За ними – женщины и дети готовят камни для пращей, затачивают бронзовые наконечники для стрел, обносят воинов водой, готовятся принимать раненых. Коэны во главе с пророком Ишаяу молятся в Храме.

А под стенами Города Давида по всей Кидронской долине шумит военный лагерь. Там ставят палатки немного немало сто восемьдесят тысяч ассирийских солдат, отправленных Сахеривом для сопровождения парламентёров. Пусть посмотрят иудеи на такой всего лишь эскорт!

Парламентёров было трое: Равшаке – главный, Тартан и Рав-Сарис – его помощники. В парадных одеждах, сопровождаемые слугами, перешли они поле Стиральщиков и стали у водовода верхнего водохранилища – прямо под стеной, где сидел король.

Тут по приказу Хизкияу приоткрылись крепостные ворота, и через них вышли три иудейских парламентёра: Эльяким – распорядитель королевского дворца, писец Шевна и Ёах бен-Асаф – летописец, по чьим заметкам я веду сегодняшний рассказ.

Оба посольства приветствовали друг друга, справились о здоровье монархов и приступили к переговорам.

И тут выяснилось, что говорящий от имени царя Ашшура Равшаке свободно владеет ивритом и даже именно диалектом Южной Иудеи. Писец Шевна опознал "ассирийца" и шепнул Эльякиму, что это – иудей из старейшин Лахиша, пленённый несколько лет тому назад. Ишь, как он вознёсся при дворе в Ниневии!

Ещё больше, чем иврит парламентёра, поразил иерусалимцев голос Равшаке: шофар! Каждое слово слышно аж у ворот Эфраима!

– Ну, и глотка! – перешёптывались между собой иудейские солдаты. Говорить громко или вступать в разговор с ассирийцами Хизкияу им запретил.– Наверное, за такой голос его и назначили послом.

А Равшаке, уперев руки в бока, вопрошал от имени Царя Царей, на кого надеется король Иудеи, почему тянет с объявлением покорности Ассирии?

Здесь я процитирую записи иудейского посла-летописца Ёаха бен-Асафа:

"– Передайте Хизкияу слова великого царя Ашшура: "Что это за надежда, на которую ты так надеешься? <…> На кого ты так надеешься, что восстал на меня?"

И не дожидаясь ответа, Равшаке стал громогласно перечислять возможных покровителей, которых надумал себе Хизкияу. Первым он, конечно, назвал Египет:

– И ты полагаешься на эту трость надломленную?! Если кто обопрётся на неё, трость вонзится ему в ладонь и проткнёт её – вот каков фараон для всех ,кто полагается на него!

В азарте посол даже предложил иудейскому королю:

– Ты хочешь потягаться с самим царём Ашшура, моим господином?

Давай, я дам тебе две тысячи коней – сможешь ли ты набрать для них колесничих? Где же тебе победить хотя бы одного из союзников моего господина!

Равшаке перешёл ко второму предположению: может быть, Хизкияу рассчитывает на помощь своего Бога? Посол опять захохотал басом, так что его услышали молившиеся в Храме. От имени своего царя он продолжал:

– Разве какие-нибудь боги спасли страну свою от руки царя Ашшура? Где божества Хамата и Арпада? Где боги Сфарваима, Эйны и Иввы? Спасён ли Шомрон от руки моей? Кто из всех богов этих стран спас страну свою от руки моей, чтобы мог спасти Господь Иерусалим?

Ассирийский посол видел, что Эльяким прижимает к груди руки, но прежде, чем дать иудею ответить, прокричал ещё последнее соображение?

– Я знаю, вы привыкли говорить, что на всё есть Божья воля. Так вот, царь Ашшура спрашивает: "Разве не по воле Господней пришёл я в этот край и разоряю его?"

Равшаке замолк и стал пить воду из поднесённого слугами кубка. Эльяким наконец-то смог вставить слово:

– Говори, прошу, с рабами твоими по-арамейски, ибо мы понимаем. Но не говори с нами по-иудейски в слух народа, который на стене.

– А–а! – загремел в ответ хохот ассирийского посла. Равшаке отшвырнул кубок и обтёр ладонями капли воды с бороды. Теперь он заговорил ещё громче, будто и не замечая стоящих перед ним иудеев:

– Разве господин мой послал меня сказать эти слова только твоему господину и тебе, а не людям на стене, коим предстоит вместе с вами есть испражнения свои и пить мочу свою? Слушайте слово царя великого, царя Ашшура! Так сказал царь: "Пусть не уговаривает вас Хизкияу Господом, говоря: "Спасёт нас Господь, и не будет город этот отдан в руки царя Ашшура". Не слушайте Хизкияу, ибо так сказал царь Ашшура: "Заключите со мной мир и выйдите ко мне. И будет каждый есть плоды виноградника своего и смоковницы своей, и будет каждый пить воду из колодца своего. Пока я не приду и не возьму вас в страну такую же, как и ваша, в страну зерна и вина, в страну хлебов и виноградников, в страну олив, дающих масло и мёд. И будете жить и не умрёте".

И молчал народ, и не отвечал ему ни слова – так приказал король: "Не отвечайте ему".

О дальнейших переговорах того дня нет записей у летописца Ёаха бен-Асафа. Ассирийские послы вернулись в свой военный лагерь под стенами Иерусалима, а иудейские предстали перед хмурым королём Хизкияу. Он всё слышал со стены, так что докладывать было не о чём.

Назад Дальше