Петроград Брест - Иван Шамякин 9 стр.


Лидер "левых" Бухарин - человек эмоций. Он неплохой литератор, но слабый теоретик, путаник. Ему бы писать романы, а не заниматься серьезной политикой. Революционную войну придется вести против внутренней контрреволюции, против мирового империализма, если он попытается задушить молодую Республику Советов. А он наверняка попытается. Но для такой войны нужно иметь совершенно-новую - революционную - армию. А чтобы создать ее - необходима передышка. Хотя бы несколько месяцев! "Левые" бросаются революционными фразами, не очень вникая в факты, не анализируя обстановку, не учитывая настроение масс - солдатских, крестьянских.

Ленин глубоко изучал это настроение. Выступить на съезде по демобилизации армии он не смог. Но неделю назад в Наркомате по военным делам собрали совещание делегатов съезда - большевиков. Ленин поехал на это совещание, выступил и там же составил анкету из десяти вопросов, на которые попросил делегатов ответить письменно. Очень важно было знать мнение фронтовиков по таким, например, вопросам: возможно ли немецкое наступление зимой? Может ли настроение немецких солдат помешать наступлению или хотя бы задержать его? Смогут ли немцы взять Петроград? Может ли русская армия противостоять немецкому наступлению, удержать фронт? Может ли она отступать в порядке, сохраняя артиллерию? Если бы армия могла голосовать, за что она высказалась бы: за мир на аннексионистских тяжелых условиях или за революционную войну при крайнем напряжении сил?

Военные почти единодушно подтвердили: воевать нельзя.

На следующий день Ленин дополняет порядок дня заседания Совнаркома пунктом: "Опрос армии (в связи с вопросом о революционной войне)". Совнарком постановил признать результаты анкеты исчерпывающими в вопросе о состоянии армии и принял резолюцию, предложенную В. И. Лениным. А резолюция утверждала: воевать нельзя!

Вместе с тем Ленин не отменяет и не снимает постановление Совнаркома, принятое накануне по докладу о ходе мирных переговоров: постановление это по предложению Владимира Ильича тогда не было опубликовано, чтобы не помешать переговорам. В постановлении указывалось на необходимость вести пропаганду революционной войны и одновременно оттягивать переговоры - чтобы иметь выигрыш во времени: в те дни в Германии нарастали революционные события. Троцкий позднее в этом и некоторых других тактических ходах хотел увидеть непоследовательность и противоречивость общей ленинской стратегии.

Нет, Ленин просто все предвидел и все взвесил на точных весах теоретической мудрости и революционной интуиции.

Анкета обезоружила сторонников "революционной войны", сталкивала их с суровыми фактами, хотя в большинстве эти люди не считались ни с какими фактами и, как тетерева, бубнили свое.

Пропаганда революционной войны совсем не означала ведения ее. Пропаганда давала возможность морально и физически готовиться к такой войне. Она поднимала рабочих, крестьян на защиту социалистической Отчизны. Она ясно указывала большевикам на местах на необходимость создания красногвардейских отрядов - основы новой армии, в то время как, чтобы не дразнить немцев во время переговоров о мире, печатать декрет о создании Красной Армии было нельзя.

Бухарин, Ломов, Урицкий произносили громкие фразы о революционной войне. Ленин работал. Ленин готовил страну, армию к такой войне на случай, если империалисты вынудят Советскую Республику вести ее.

Владимир Ильич понимал логику "левых". Поистине триумфальное шествие революции вскружило молодым головы. Они никак не хотели понять, что остались гигантской трудности задачи, решение которых не может быть триумфальным шествием с развернутыми знаменами. Первая из этих задач - организация власти, производства. Только чрезвычайно тяжелым, напряженным, длительным трудом, высокой самодисциплиной можно победить развал экономики, общества, вызванный войной. Для этого нужно работать и работать.

Вторая задача - международная. Наивно думать, что мы одолеем международный империализм так же легко, как Керенского. Два хищника сцепились между собой, и это обстоятельство дало нам возможность легко победить; очень счастливо сложившиеся условия прикрыли Советскую Республику от международного империализма. Но нужно помнить - это ненадолго, и использовать любую передышку, чтобы организоваться, вооружиться.

Да, политические и социальные корни фразы о революционной войне нетрудно объяснить. Однако Владимира Ильича огорчило появление оппозиции в партии. Не туда направлена энергия людей. Каждый из "левых" ведет немалую организационную работу. Это пока что сдерживало Ленина от удара по оппозиции с той же силой, с какой он бил по любой оппозиции до революции, в эмиграции, - по Мартову, Плеханову, Троцкому…

Троцкий… С Троцким труднее. Нарком по иностранным делам до поездки в Брест высказал на одном заседании свой лозунг: "Ни мира, ни войны".

Любой отсталый солдат, крестьянин скажет: ни мира, ни войны - это абсурд, такого состояния быть не может. Но Ленина краткий лозунг Троцкого встревожил больше, чем рассуждения всех сторонников революционной войны. Формула эта при всей внешней простоте - темная, зловещая, фарисейская, двойственная - и нашим и вашим, она способна сбить с толку не только неграмотных солдат, крестьян, но, возможно, и некоторых пролетариев, а в головах интеллигентов наверняка создаст кашу. Просто и дьявольски хитро. Как всегда умел Троцкий - простые истины запутать настолько, что даже светлые головы не могли разобраться, где начало, где конец.

Троцкий пока что не высказался до конца. Что он имеет в виду? Демобилизовать старую армию? Разоружиться перед немцами? Продемонстрируем миру: вот как мы осуществляем декрет революции о мире! И… откроем немцам фронт? Берите Петроград, Москву, Украину.

Нет, Лев Давидович, так разоружаться, так демобилизовать армию мы не будем!

Несколько дней назад Главковерх Николай Васильевич Крыленко, один из тех большевиков, которые ближе других к армии и лучше знают, насколько это больной организм, предложил отвести части с Румынского фронта. Ленин тут же созвал в Наркомвоене совещание с представителями Генштаба и категорически высказался против отвода войск Румынского фронта. Более того, Владимир Ильич предложил срочно послать на фронт красногвардейские отряды Петроградского и Московского военных округов - пролетарскую гвардию и незамедлительно приступить к формированию десяти корпусов новой, социалистической армии. Там же говорил он о необходимости наладить работу железных дорог, особенно тех, что идут к фронту, и послать фронтовым частям хлеб и лошадей: Ленин знал, что остановить немецкое наступление разваленная русская армия не в состоянии, но задержать, обескровить немцев, тоже не менее утомленных войной, может и тем самым принудит Вильгельма, Гертлинга и Кюльмана подписать мирный договор. Нужно сделать все, чтобы отступление не было бегством, чтобы отступающая армия вывезла оружие, имущество. Нет, Лев Давидович, не может быть "ни мира, ни войны". Либо мир, либо война. Но нам нужен мир!

- Мы заключим мир, не обращая внимания ни на левых, ни на правых! - уверенно и почти весело сказал Владимир Ильич.

Его собеседником был Горбунов. Он приехал в санаторий с кипой газет, в том числе немецких, правда, недельной давности, их выменивали на линии перемирия: через Швецию они поступали еще позже. Ленин просматривал сначала немецкие газеты, потом петроградские - большевистские, эсеровские. Отмечал большими восклицательными и своими характерными знаками статьи, которые обязательно нужно прочитать более внимательно. Все это были статьи о войне и мире. Просматривая их, он думал о складывающейся ситуации.

Выругал левых эсеров, входивших в правительство. Еще совсем недавно они были за мир, а теперь газетенка их затрубила в другой рог.

Секретарь Совнаркома привез немало фактов и документов, о которых нужно было доложить Председателю.

Ленин в первую очередь спросил:

- Что, Николай Петрович, слышно из Бреста?

- Есть несколько телеграмм Троцкого. Предложение о переносе переговоров в Стокгольм немцы отклонили, как вы, Владимир Ильич, и предсказывали.

- Но пусть международный пролетариат знает, что мы ведем переговоры под немецкими штыками. Корреспондентов нейтральных стран тоже не допустили?

- Не допустили.

- М-да… немцы хотят взять нас за горло.

- Немцы отнесли начало переговоров с восьмого на десятое января. Есть подозрение, что они ведут тайные переговоры с Центральной Радой. Ожидается приезд Голубовича. От конкретных наших предложений радовцы уклоняются. Троцкий просит директиву: какую политику вести в отношении Рады?

- Троцкому понадобились директивы? - удивился Владимир Ильич. - У Троцкого короткая память. Директивы ему даны твердые и ясные. На Совнаркоме. Николай Петрович, телеграфируйте украинским товарищам в Харьков, чтобы они ускорили посылку в Брест делегации ЦИК Советов Украины. А Троцкому дайте телеграмму… Так, чтобы ее прочитали и немцы, хотя, думаю, они читают все наши шифровки. Кайзеровские бандиты никогда не гнушались никакими методами шпионажа. А мы вынуждены пользоваться кодами царского генштаба. Напомните Троцкому и немцам: Донбасс в руках ЦИК, Черноморский флот у ЦИК. Революционные части наступают на Киев. Все это дает большее право ЦИК Советов Украины иметь своего представителя в мирной делегации, чем трем радам, вместе взятым.

Так прошли пять дней ленинского отдыха.

Отдыха? На пятый день, десятого января, Ленин уже работал в своем кабинете в Смольном.

Первоочередная почта - из Бреста.

Старый друг Фриц Платтен, в апреле помогавший Владимиру Ильичу вернуться в Россию, провез через Германию группу политэмигрантов.

Телеграмма порадовала Ленина. Едут марксистски образованные люди, которых так не хватает. Правда, все ли они смогут в новых условиях включиться в практическую работу? Многие годы эмиграции оторвали людей от русской почвы. Некоторые сделались слишком интеллигентами. А это опасно. Интеллигент склонен заменять дело дискуссией, работу - разговором, склонен "за все на свете браться и ничего не доводить до конца". Однако то, что люди возвращаются, - это хорошо. Да и социалисту Платтену полезно глянуть на русскую революцию своими глазами, а не только читать о ней в швейцарских, французских и немецких буржуазных газетах. Сколько нагородили там злобного обывательского, глупого вранья!

Троцкий сообщал: на основе анализа немецких газет он сделал вывод, что в Германии побеждает партия сторонников войны.

Да, эту информацию не назовешь приятной. Ленин наморщил лоб, делая свои пометки на телеграмме. Несвойственна ему была подозрительность к товарищам по партии. Но, учитывая позицию Троцкого и зная хорошо самого Троцкого, умевшего виртуозно подбирать факты для защиты собственного мнения, сообщение его выглядело подозрительно объективным. Очень похоже на правду. Однако стоит проверить. Факт серьезный. Победа партии войны подтвердит ленинский тезис о трудностях революции на Западе, в Германии в том числе. Но в то же время подобные сообщения, наверное, вдохновят Бухарина и Ломова в их пропаганде революционной войны: разве не видите, что мириться с империалистами нельзя? У "левых" своя логика.

Ленин оторвался от телеграммы и посмотрел на Бонч-Бруевича, который пришел первым с неотложными бумагами, как только Владимир Ильич появился в кабинете, и теперь сидел напротив, наблюдал, какое впечатление производит на Ильича тот или иной документ.

- Читали, Владимир Дмитриевич? Они хотят схватить нас за горло. Волчьей хваткой. Чтобы сразу задушить. Не дать им повода схватить нас за горло - вот сущность нашей тактики.

- Приезжал из Ставки брат. Поверьте, Владимир Ильич, Михаил не пессимист. Генерал Бонч-Бруевич всегда очень трезво оценивал военную обстановку. Но то, что он рассказал про наш фронт, признаюсь, меня испугало. Многие участки фронта совсем брошены войсками и никем не охраняются… Фронт открыт…

- Попросите у Михаила Дмитриевича докладную. Мнение начальника штаба много значит. "Левых" фразеров нужно бить фактами. Оценкой положения военспецами. Бухарин и Радек считают себя военными стратегами. - Владимир Ильич иронически усмехнулся и тут же углубился в чтение других бумаг. Садуль просится на прием? Садуля нужно принять. У капитана светлая голова, хотя он из компании социал‑шовинистов.

- Владимир Дмитриевич! Знаете что, батенька? Поезжайте вы на отдых в Финляндию. Я прекрасно отдохнул. Даже потолстел. Булочки. Молоко. И снегири. Когда вы видели снегирей?..

2

Англия, Франция, Америка не признавали большевистское правительство, но посольств из Петрограда не отзывали. По подсказке "лидеров" не отзывали своих посольств и все другие державы, большие и малые, - Китай, Япония, Румыния, Бельгия. Ожидали падения большевиков. Посольства помогали контрреволюции.

Совнарком знал об этом, и некоторые из "левых" требовали высылки посольств. Ленин был против высылки. Это дало бы буржуазии лишний козырь против Советского правительства и целиком изолировало бы республику от внешнего мира.

Послы ожидали созыва Учредительного собрания, надеялись, что собрание изменит характер власти, вернет эсеров и меньшевиков.

Между тем время шло, революция ширилась и углублялась.

Наиболее умные дипломаты из буржуазных посольств и миссий понимали, что они сами поставили себя в нелепое положение: илом, грязью лжи и дезинформации затягиваются каналы связи с бывшим союзником по войне. В конце концов, главная задача дипломатических представительств Антанты - не дать России выйти из войны, любыми средствами помешать подписанию мира с немцами.

У посольств было сложное и противоречивое положение: не делая ни одного шага, который могли бы истолковать как признание правительства Ленина, все же найти возможности контактов с этим правительством. За это взялись частным образом, вроде бы по собственной инициативе, член французской военной миссии Жак Садуль и представитель американской миссии Красного Креста полковник Раймонд Робинс. Немного позже спохватились англичане и тоже прислали неофициального агента - Локкарта. Но если Локкарт, шпион, провокатор, организатор контрреволюционных заговоров, вел двойную игру, то Робинс был честным и объективным капиталистом, много ездившим по России и понимавшим настроения масс. Он старался убедить Вильсона и государственный департамент в выгодности для Америки признания большевистского правительства, установления с ним дипломатических отношений, доказывал, что только таким признанием можно помешать русским заключить сепаратный мир.

Еще более прозорливым и объективным был Жак Садуль. Он, пожалуй, первым из официальных лиц посольств и миссий установил контакты с Лениным. Садуль был социалистом. Однако в разгар мировой войны, как и многие западные социалисты, он стал "национальным оборонцем", патриотом Франции, поэтому считал своим долгом сделать все возможное, что в его силах, чтобы помешать подписанию мира между Россией и Германией.

Ленин не первый раз принимал Садуля.

За день до этого Ленин отказался принять французского социалиста Шарля Дюма. На его просьбу Владимир Ильич ответил письмом, в котором писал:

"Мы с женой с большим удовольствием вспоминаем о том времени, когда мы познакомились с Вами в Париже, на улице Банье…

Я очень сожалею, что личные отношения между нами стали невозможными, после того как нас разделили столь глубокие политические разногласия. Я в течение всей войны боролся против тенденции "национальной обороны", я всегда выступал за раскол, будучи убежден, что эта тенденция совершенно разрушает социализм".

К этому социалисту Ленин обратился: "Дорогой гражданин Шарль Дюма".

Жак Садуль при первой встрече начал разговор именно с формы обращения.

Холеный, с напомаженными усиками, в шикарном мундире офицера французской кавалерии, не присаживаясь, в почтительной позе младшего перед старшим, какая дается светским воспитанием, Садуль объявил не без гордости:

- Хочу, чтобы вы знали: я социалист.

- Я это знаю, - с улыбкой ответил Владимир Ильич.

- Вам не кажется, что это создает проблему обращения офицера союзной миссии к премьеру-социалисту?

- Уточним: к социал-демократу-большевику. А более точно: к коммунисту-большевику.

- Зная о вашей непримиримости к социалистам-оборонцам и прочитав документы русской революции, я понимаю разницу между нами. Однако это не решает моей проблемы.

Ленин на минуту задумался.

- Давайте в наших отношениях примем обращение, которое ввела Великая французская революция.

- Гражданин?

- Да.

Садуль засмеялся:

- Вы мудрый человек, гражданин Ульянов.

- Вы меня поставили в затруднительное положение. Я не знаю: нужно ли премьеру рабоче-крестьянского правительства благодарить за подобный комплимент.

Они одновременно засмеялись, как люди, быстро понявшие друг друга.

На этот раз Жак Садуль не был так параден, напомажен, как при первой встрече, он пришел в полевой форме, смекнув, что в Смольном, где все просто, в том числе и кабинет Ленина, где и люди все простые, энергичные, в шинелях, рабочих тужурках, вежливые, но без дипломатических хитростей, - что появляться здесь в парадном мундире или смокинге нелепо, выглядишь белой вороной.

Владимир Ильич предложил гостю единственное мягкое кресло, в котором на заседаниях Совнаркома неизменно сидел Троцкий - любил комфорт.

Капитан Садуль в этом кресле, закинувший ногу на ногу, выглядел совсем по-граждански, исчезло все военное, и Ленин шутливо отметил это.

Владимир Ильич сидел напротив за небольшим круглым столом - для секретарей - на венском стуле, боком, так, что левой рукой опирался на спинку.

- Вы не боитесь, товарищ Ленин, - Садуль временами, будто забываясь, все же обращался со словом "товарищ", видимо желая сблизиться или завоевать симпатию, - что можете остаться в меньшинстве в своей партии? Я читаю русские газеты, имею разную информацию… Словом, не является секретом, что многие ваши коллеги занимают иную позицию. - Садуль деликатно не уточнил какую.

Уточнил Ленин:

- Да. Группа левых коммунистов выступает за революционную войну. Мы не делаем секретов из нашей политики, из наших споров по стратегии и тактике революции.

Садуля уже не удивляла ленинская искренность, удивляли неожиданные повороты его полемического мышления и исчерпывающие ответы на любой вопрос.

Но все же: боится Ленин или не боится остаться в меньшинстве?

Владимир Ильич склонился к собеседнику, как бы собираясь открыть тайну, прищурил глаза.

- Скажите, гражданин Садуль, как вы думаете, какую позицию занимает господин Клемансо в наших спорах, за кого он - за Ленина? За Бухарина?

Садуль удивился.

- Я не располагаю такой информацией. Я знаю одно: правительство и народ Франции хотят, чтобы Россия осталась верна союзническому договору.

Назад Дальше