– Защитник? – на лице Ефанды застыло недоуменье. – Разве не мой муж станет оберегать собственного сына?
– Нет, нет, – старуха улыбнулась, – твой муж завоеватель, а твоему ребёнку нужен кто-то ещё, пусть это будет твой родич, близкий по крови человек – воин, именно он обеспечит будущее младенца.
– Родич? – Ефанда задумалась. – Хорошо, я запомню твои слова. Что дальше?
– Шестая руна "Феу" – обладание, она предвестник воплощения мечты. Но она легла неровно.
– Что это значит?
– "Феу" – достижение целей, победа и власть. Это лучшее о чём можно мечтать. Но если руна перевёрнута, она предвещает беду.
Ефанда вскочила.
– Не смей пророчить беды моему сыну, он должен править, Рюрик завоюет новые земли, и наши потомки будут конунгами! Прощай старуха, я ухожу.
Ефанда накинула капюшён и выскочила из жилища гадалки.
– Постой! Я же ещё не рассказала о твоей судьбе!
Но молодая женщина уже не услышала этих слов. Она спешила, мечтала, грезила, позабыв о болезни отца, об опасностях, которые ждали её мужа. Она лелеяла мысли о том, что её сын, его потомки, будут великими правителями новых земель. Ефанда уже скрылась из виду, даже не закрыв за собой дверь, а Сванхильда продолжала перетряхивать в берестяном стаканчике костяшки с рунами. Наконец-то она замерла, и бросила гадальные камни. Шесть маленьких засаленных костяшек упали на грязный пол.
– Может оно и к лучшему, что ты не дослушала пророчество. Твои потомки действительно станут конунгами, но ты этого не увидишь. Старая Хель, уже идёт за тобой, ты никогда не испытаешь бремени власти и умрёшь, оставив тяготы другим.
Ветер качал распахнутую дверь, угли в очаге потухли, а старая женщина всё смотрела на упавшие перед ней потемневшие руны.
6
Последние сомнения уносились прочь.
– Витослав прав, этот человек добьётся многого. Он не просто отчаянно храбр, в нем есть сила и разум, злоба и милосердие, он не упустит своего, когда придёт время. Сванхильда тоже не ошиблась, этот рус не даст мне сгнить в холодных фьордах, с ним можно обрести бессмертие и вознестись в Вальхаллу.
Конунг усмехнулся, недавно, он хотел жить, властвовать и обретать богатство, а сейчас, его планы переменились. Смерть, вот чего жаждал воинственный викинг, смерть от меча, в бою, что бы обрести покой, приумножить славу и вознестись в Вальхаллу.
– Завтра флот выйдет в море, последние приготовления окончены, – произнёс Рюрик, прервав рассуждения нурманского конунга. – Ты ещё не раздумал плыть с нами? Поход будет не лёгким.
Рауд усмехнулся. Нет, он не передумает, ведь это плавание всё, что осталось ему.
– Я знаю, почему ты плывёшь со мной, знаю про твою болезнь, – произнёс рус. – Твоё решение достойно настоящего мужчины.
Рауд опустил голову, лицо старика осунулось, он побледнел. Страшная болезнь каждое мгновение выкачивала из него жизненные силы.
– У меня осталось мало времени, мы должны спешить, и я хотел поговорить с тобой о дочери.
Рюрик оживился.
– Ты осуждаешь меня за то, что я не беру молодую жену в Ютландию?
– Нет, нет, ты прав, не стоит подвергать её опасности, здесь ей будет лучше.
– Ну да, как только мы победим, я отправлю за ней людей.
– Да, но я не об этом. Ты же знаешь, что мать Ефанды была русинкой, с Рёгена? На вашем острове у неё есть родичи.
– Втослав брат твоей погибшей жены, я не понимаю, к чему ты клонишь.
– Сванхильда предрекла мою смерть и посоветовала мне плыть с тобой. Но она гадала и дочери, на будущего ребёнка. Я никогда особо не верил в гадания, но к старости, мы становимся немного суеверны.
Рюрик стоял, ожидая продолжения. Старый викинг подошёл к зятю и положилруку ему на плечо.
– Старая колдунья предрекла, что родич моей дочери должен стать защитником ребёнка, Ефанда верит в это, и я не хочу её разочаровывать. У меня не никого, кроме дочери, значит нужно найти такого человека среди родичей Ефанды по линии матери.
– Ты считаешь, что моего заступничества мало?
– Нет, нет, но дочь верит в пророчество, и я прошу тебя уважать её чувства. Сделай это, выполни просьбу идущего на смерть.
– Хорошо, я найду пестуна своему сыну, такой человек есть.
7
Ветер дул в сторону моря, трепал волосы и одежды людей, покачивая стоящие у берега корабли, срывал листья с кустарников и деревьев. Волны набегали на берег, одна за другой, и разбивались о чёрные, покрытие слизью камни. Люди суетились, спешили куда-то, словно опасаясь, что очередной порыв ветра умчит корабли в море, и им придётся остаться на берегу. Крики и смех мужчин повсюду чередовались с плачем и стонами женщин. Те, кто провожали сынов и мужей, зачастую не радовались а рыдали. Закончились последние приготовления.
Рюрик стоял на берегу возле большого грузового кнорра, и наблюдал за погрузкой. Этому кораблю предстояло перевезти на своём борту пару десятков лошадей, необходимых для похода. Ефанда не вышла проводить мужа и отца.
– Мне не нужно, что бы мои люди смотрели на то, как ты будешь прощаться с отцом, – заявил вождь руссов молодой жене. – Рауд уходит в свой последний поход, и ты больше не увидишь его никогда, – последнее слово Рюрик произнёс особенно жёстко. – Так, что если ты не уверена в том, что сможешь сдержать слёзы, оставайся в доме.
Молодая женщина, покорно опустила голову.
– Как скажешь, муж мой. Надеюсь, тебя нам ещё доведётся увидеть, – произнеся эти слова Ефанда, невольно прикоснулась к животу рукой, словно желая потрогать живущего там младенца.
– Я не собираюсь погибать раньше срока, – Рюрик усмехнулся, – ведь я ещё не завоевал княжество для моего сына.
Сейчас Рюрик вспомнил этот разговор. Погрузка тем временем закончилась, и вождь руссов поднялся на корабль. Ветер свистел в ушах, Рюрик вдохнул полной грудью морского холодного воздуха. Каждый раз, отправляясь в поход, прославленный воин испытывал чувство радости и боевого азарта. Что же там впереди, на пути к победам и славе?
Русы – дружина Рюрика и варяги-нурманы Рауда, все сейчас смотрели только на него, ожидая его приказа. В глазах у них было то же нетерпение, тот же азарт. Вот наконец-то, Рюрик, обернулся по сторонам, поправил неизменную бляху с соколом на груди, и махнул рукой со словами.
– Хвала богам, вперёд!
Десятки глоток подхватили этот крик, русы воспевали Перуна и Святовита, нурманы Вотана и Тора. Ударили о воду вёсла, захлопали и надулись, словно пузыри, прочные квадратные паруса, флот отошёл от берега.
Два человека, притаившись в кустах, с интересом наблюдали эту сцену.
– Ну, вот и всё, уплыли нелюди варяги, – пробормотал темноволосый трель-биарм, – теперь если и вернутся, то не все, многие головы сложат, а народа побьют, так и того больше.
Приятель темноволосого рыбака, оторвав взор от уплывающей флотилии, посмотрел на своего соседа с пренебрежением.
– Они себе путь такой выбрали, не нелюди они – воины. Много я бы дал сейчас, что бы сидеть на одном из этих кораблей и вертеть веслом.
Первый трель только покачал головой.
– Что за радость, людей резать? В чём тут почёт? Человек трудом своим жить должен, а не грабежом и разбоем.
Но сосед биарма не унимался.
– Трудом, трудом, – скривив лицо, передразнил собеседника германец. – Вот и трудись себе, ловя эту вонючую рыбу, а для кого-то и война труд. Кто-то рождён для битвы и славы, а кому-то суждено коротать свою жизнь среди помоев и рыбьих кишок. Ладно, уплыли они, пора и нам в море.
Два человека, два представителя различных миров, не по воле своей угодившие в рабство, спихнув на воду свою узенькую лодчонку, взялись за вёсла. А ветер всё шумел и шумел, унося вдаль корабли Рюрика и его неустрашимой дружины.
Глава третья. На Руяне
1
Острые как стрелы лучики солнца, прорезали, бескрайнюю гладь облаков, и падали на переливающуюся всеми цветами радуги землю. Морские волны, бирюзовые, с зелеными переливами, увенчанные белоснежными пенками-верхушками, накатывали на берег снова и снова. От отблесков солнца земля казалась желтоватой, местами рыжей и даже проскальзывающая кое-где, зелень листвы, которую проказница осень ещё не успела перекрасить в яркие осенние тона, не могла бороться с полубагряными цветами угасающего лета.
Рюрик сидел на камне у самого берега. Когда-то, ещё мальчишкой он любил прибегать именно на это место и, оставшись совсем один, предаваться собственным мечтаниям и думам. Но сейчас, спустя столько лет, детские мечты ушли. Тяготы и заботы, пришедшие им на смену, сжимали сердце, дурманили голову, не давая ни отдыха, ни покоя. Белокрылые чайки всё кружили и кружили в вышине, пронзительно покрикивали, переворачивались в воздухе, не давая забыться. Весть о том, что завоёванные земли в Ютландии захвачены врагом, докатилась до него уже на половине пути. В одной из бухт, где решил остановиться вождь русов, вместе со своим флотом, он повстречал рыбацкий кнорр. Рыбаки-мореходы поведали страшную весть. Большое войско лютичей, вторглось с суши в завоёванные Рюриком и его братьями земли. В то время как давние враги русов, подошли по суше, датский флот напал с моря. По словам рыбаков, Синеус и Трувор, не стали принимать бой, а, бросив постройки и всё нажитое добро, бежали морем в сторону Руяна. Рюрик не осуждал братьев.
– Пожертвовать частью, что бы спасти всё, это правильно, так и должны поступать вожди, Синеус, отдав такой приказ, спас дружину и корабли. Если бы я подошёл чуть раньше. Но, что говорить о том, чего уже не будет, нужно смотреть в будущее и верить в себя. Сейчас корабли Рюрика стояли в бухте вблизи Арконы, воины, оказавшиеся не у дел, ждали решения своего вождя.
– Лютичи не достанут нас здесь. Они чтят местные святыни, да и даны не решатся напасть на остров. Здесь мы в безопасности, по крайней мере, пока. Стены Арконы надёжно защищены, да и культ Арконских богов силён и датские конунги вынуждены с этим считаться, что бы ни потерять расположение своих союзников из числа славян.
Шорох за спиной заставил мужчину вздрогнуть, треснула ветка, конунг русов обернулся. В подошедшем Рюрик узнал Сивара, тот подошёл неспешно, он знал, что в такие минуты старшего брата лучше не тревожить, но на этот раз причина для разговора была, и дело не терпело отлагательств.
– Празднества закончены, и народ в основном разъехался, хотя многие только подъезжают, – заговорил Синеус.
– А, что Витослав?
– Первый жрец закончил обряды и дал помощникам послабление, мне удалось перекинуться с Витославом парой слов.
– Так он встретится с нами?
– Я договорился о встрече, но нужно спешить. Вскоре первый жрец снова призовёт помощников, и тогда мы потеряем месяц а то и больше.
– Идём! – Рюрик резво вскочил. – Кстати, что на этот раз предсказал белый конь?
Лицо Синеуса расплылось в улыбке.
– Все три раза конь ступил через черту правой ногой, это сулит удачу и победу.
– Те, кто полагается лишь на гадания, глупцы!
2
Огромные многоярусные постройки возвышались над головами так, что казалось, вот-вот закроют собою солнце. Бревенчатые стены были гладко оструганы, и местами выкрашены в яркие цвета. Дома горожан из числа знати, с горницами да теремами, обнесённые высокими заборами, не говоря уж о постройках бедноты, казались небольшими по сравнению с высокими и просторными хоромами, в которых проживали представители высшего, наиболее почитаемого на острове сословия – сословия жрецов. Эти строения с башенками по бокам, крыши которых украшали фигурки коней, лебедей и прочих зверушек да птиц, состояли из четырёх, а то, и пяти ярусов. Посреди главной площади, на самом высоком месте, огороженный высоким забором, располагался храм Святовита – главная Арконская святыня. Каждое из брёвен забора, представляло собой не просто воткнутую в землю дубовую сваю, нет, верхушки брёвен украшали лица витязей, вырезанных умельцами-мастерами, причём ни один из резных великанов не был похож на другого.
В ворота, распахнутые настежь, устремились толпы. Люди спешили отдать почести своим деревянным кумирам, задобрить их суровый и непримиримый нрав, узнать свою судьбу, или просто выполнить привычный обряд, знакомый и привычный каждому жителю Балтии на протяжении столетий.
– И ты говоришь, что большая часть разъехалась, – усмехнувшись, Рюрик взглянул на брата. – Что же тут творилось неделей раньше?
– Ой, ли, будто сам не помнишь, что бывает в самый разгар гаданий. Или позабыл, как мальцом сюда бегал, вопрошал о будущих победах? Да! Спешат людишки на Святовита поглазеть.
– Ничего не изменилось.
Они ехали верхом, на гривастых лошадках втроём. Трувор, чуть отстав от братьев, не вмешивался в беседу старших, он то и дело ёрзал в седле, кривился и пыхтел, было видно, что ездить верхом он не любил.
– Для варяга ладейная скамья привычней, чем седло и эта гривастая скотина, – размышлял молодой рус.
Лошадь, словно читая мысли всадника, трясла головой, фыркала и нервно махала хвостом. Видимо и ей не по душе был неумелый наездник. Тем временем, из-за высоких ворот раздались громкие звуки, рожки и волынки, свистульки да дудки, гусли, ложки, да бубны-бубенцы, целый оркестр музыкантов и певцов распевал весёлые песни:
"Средь бурного моря, на склоне крутом,
На острове славном Руяне
Стоит, возвышается сказочный дом
В который приходят славяне.
И тот город-храм, все язычники чтут,
Он страж на защите закона,
Дороги в Ирей открывает нам тут
Град стольный Поморья – "Аркона".
И в центре столицы красив и могуч,
Увенчанный доброю славой,
Как яркого солнца ласкающий луч
Стоит дивный бог многоглавый.
И пращуров наших седые отцы
Веками спешили к святыне.
И к идолам снова приходят жрецы,
К богам, что стоят на вершине.
Есть триста бойцов там, из лучших семей,
Могучие Балтии дети,
Прекраснее витязей тех и смелей,
Не знают на всём белом свете.
Тех воинов дланью и волей богов,
Застывшая древность седая,
Сжимает за горло коварных врагов
В сражениях их побеждая.
Так помните русы, на веки веков,
Пока вы на свете живёте,
О граде Арконе – столице богов,
Языческой веры оплоте".
3
При рождении он имел другое имя и звался Перемыслом. Сын Арконского жреца, как и многие русы, он мечтал о том, что бы стать воином. Вступив отроком в княжью дружину, Перемысл постигал воинскую науку с жадностью изголодавшегося зверя, и со временем стал одним из лучших воинов Годлава. Годлав, в отличие от своего старшего брата Дражко, предводителя объединённого союза бодричей, не имел реальной власти и лишь назывался князем. На Руяне всем заправляли жрецы. Они вершили суд, собирали подати, организовывали торжества и тризны, в их руках находились и все несметные сокровища Арконы. Но, не имея княжеской власти, Годлав имел дружину, лучшую в Балтии. Большая часть этого войска в свободное от походов время располагалась в Велиграде, тут же проживала и его семья. Когда Годлав отправил большую часть своих людей на войну, он сам остался в Велиграде с небольшим отрядом руссов в их числе оказался и молодой Перемысл. Любимец князя, один из его лучших бойцов был недоволен тем, что не принял участия в походе на саксов. Он не скрывал своего возмущения и частенько говаривал товарищам по оружию:
– Слава и добыча, достанутся другим, а мы будем отсиживатся за высокими стенами. Князь прилип к жене и детям, так можно и вовсе навык потерять.
Но когда к стенам Велиграда подошло войско Готфрида, Перемысл понял свою ошибку. Услышав весть о неприятеле, молодой воин одним из первых оказался на городской стене. Он надолго запомнил тот день, как запомнили его и все жители Велиграда.
Перемысл смотрел на деревья, растущие у подножья горы. Ветер качал заросшие поредевшей зеленью кроны, отчего лес приходил в движение и оживал. Но не один ветер волновал лес, и делал его похожим на гигантский муравейник. Тысячи людей, громыхая доспехами и бряцая оружием, двигались в сторону рва с водой окружавшего укрепления неровным кольцом. Свинцовые тучи уже заволокли небо, и первые капли дождя упали на землю, отчего меловые скалы плотной стеной прилегавшие к городу вмиг стали серыми и невзрачными. Защитники крепости ёжились от холода и дождя. Среди них были не только воины, но и простые горожане, грязные и измождённые, с суровыми полными злобы лицами, по которым стекали тонкие струйки воды. Люди ждали, и готовились к самому худшему. В ноздри ударил резкий запах гари. Под возведёнными наспех навесами вспыхнули костры, где в огромных котлах нагревали смолу, что бы лить её на головы атакующих. Звук шагов заставил оглянуться. Мимо проковылял молодой ратник, несущий в руках целую охапку стрел и коротких копий. Когда он исчез за стенами соседней башни, Перемысл опустил ладонь на рукоять меча. На мгновение ему вдруг показалось, что наступила тишина, словно всё вдруг замерло и остановилось. Воин поразился этому, закрыл глаза, что бы отвлечься, но в следующую секунду громкий гул прорвал пелену безмолвия. Бой барабанов и звуки боевых труб раздались со стороны леса. Под это ужасное, устрашающее пение, плотные ряды неприятеля качнулись, оживились, и двинулись к стенам крепости. Неся на плечах штурмовые лестницы, прикрываясь щитами, враги приближались к городу.
– Ну, наконец-то, теперь согреемся, а то как-то холодновато стало, – с усмешкой пробасил стоящий поблизости воин.