Алексей не спешил покинуть Соборную площадь. Он огляделся кругом - всюду было благостно, мирно, тихо. Богомольцы расходились по палатам и домам умиротворённые. И ничто не говорило о том, что всего сутки назад сюда, в Кремль, волокли заговорщиков, что над ними вершили неправедный суд и расправу, что многие из них брошены в казематы, в земляные сидельницы, пройдя через пытки и истязания. И многие уже отрешились от всего земного, потому как знали свою страшную участь. Алексей подумал, что и Фёдор на чём-нибудь споткнулся и его ждут жестокие испытания. Да поди угадай. И сам он, словно подсадная утка, мог попасть под выстрел охотника, ежели воспротивится воле "мягкосердечного" Ивана Овчины. В конце концов Алексей принял решение ехать в Старицы, но не для того, чтобы там захомутать Фёдора, а чтобы помочь ему не попасть в хомут. Но пора было уходить из Кремля. Он сказал Карпу:
- Жду тебя на рассвете. Возьми для меня на Колымажном дворе возок. Да соломки в него побольше брось.
- Всё исполню, воевода, - ответил Карп.
Алексей отправился в палаты на Пречистенку, унося с собой тревоги и предчувствие чего-то неведомого, но безусловно жестокого. И вновь ему захотелось умчаться в степь, там в открытой сече сходиться с ордынцами, вольно идти на смертельные опасности.
Однако ни Иван Овчина, ни тем более Алексей Басманов не предполагали, что Старицы уже не те, когда жизнь текла как в тихом омуте, и откуда можно было выманить непослушного боярина Фёдора Колычева.
Старицы были похожи на растревоженный улей, который трудно было чем-либо утихомирить. Крепостные ворота были закрыты. Лишь только стражи заметили четверых воинов и крытый возок, как к князю Андрею Старицкому помчался сотский Донат, дабы испросить повеления, что делать с чужими воинами. Но князя Андрея в палатах не оказалось, был он в Покровском монастыре на молении. Домовничал князь Юрий Оболенский-Меньшой. Да было ему ведомо настроение князя Андрея и его отношение ко всему придворному окружению Елены Глинской: жгла его ненависть за смерть брата, за поруганных воевод и бояр дмитровских. Потому был всем старицким вельможам наказ князя Андрея не иметь никаких сношений с московским великокняжеским двором, а кто нарушит сие повеление, тот попадёт в опалу как изменник. И ответил князь Юрий Донату:
- Ты допрежь спроси путников, откуда они, чьей волей идут в Старицы. Как скажут, что по государевой воле или по воле князя Овчины, так ты их в хомут возьми и веди с саблями наголо на подворье к князю. Тут уж мы разберёмся, что к чему.
- Как велено, так и исполню, князь-батюшка, - промолвил бывалый сотский, ходивший многажды на татарву во время берегового стояния на Оке.
И вновь побежкой вернулся Донат к крепостным воротам. Путники уже возле них стояли. Донат как глянул в оконце, так и признал в них служилых москвитян. Видел он воеводу Басманова, десятского Карпа, состоящего при князе Овчине.
- Ишь ты, коршуны налетели. Да неспроста... - И кликнул ратников из караульного помещения: - Эй, браты, ну-ка скоро ко мне! - Десять воинов тотчас встали перед Донатом. - Слушайте: становитесь за ворота. Я открываю их, впускаю ратников, а вы их в хомут и сей же миг обезоружьте.
Так всё и было. Донат распахнул ворота. Въехал в Старицы возок, возле которого шёл Алексей Басманов, следом вошли четыре воина, ведя в поводу коней. И ворота захлопнулись, а воины и Басманов оказались в окружении старицких ратников.
- Положите на землю оружие! - грозно сказал Донат.
- С чего бы это так? - спросил Карп. - Мы с миром к вам.
- Помолчи себе во благо. Клади оружие! - всё так же с угрозой продолжал Донат.
- Мы посланцы князя Овчины, - произнёс Алексей. - И у нас государево дело.
- Вот-вот, вас-то мы и ждём. Сколько в Москве Овчина погубил душ, теперь за нас взялся. Быстро исполняйте мою волю!
Донат и его десять ратников обнажили мечи. Алексей лишь усмехнулся и подумал, что лучшей встречи и нечего ожидать. Он обнажил свою саблю и положил у ног на песок.
- Исполняйте волю князя Андрея, - сказал он Карпу.
Тот тоже не стал перечить, положил у ног оружие. То же сделали и его воины.
- Теперь за мной, - повелел Донат и повёл москвитян к подворью старицкого князя.
Горожане - взрослые и подростки - видели, как стражи провели воинов к палатам князя Андрея. Весть об этом в мгновение ока облетела все Старицы. Был среди подростков и малец Степа Колычев. Как и все мальчишки, он стремглав помчался домой. Увидев на дворе отца и старшего брата, подбежал к ним.
- Батюшка, батюшка, там каких-то басурманов поймали, к дяде Андрею на подворье повели, - сообщил он, сверкая голубыми глазёнками. - И сабли у них отобрали Донатовы стражи.
- Спасибо за новость, сынок, да нам она ни к чему. Пусть князь с басурманами и разбирается, - ответил сыну боярин Степан.
Фёдор, однако, отнёсся к сказанному братиком по-иному. Всего лишь два дня назад он проявил непокорство перед князем Овчиной и подумал, что те "басурманы" примчали по его душу. В груди у него ничто не дрогнуло. И он счёл, что будет лучше, ежели побывает в палатах князя Андрея, узнает суть. Сказал отцу:
- Мне надобно туда сходить, батюшка. Я кому-то нужен в Москве, вот и приехали...
- Догадался и я, Федяша, о том. Да не ходи. Коль порвал с Москвой, так и будь в стороне. Бережёного и Бог бережёт.
- Верно, батюшка, речёшь. Только ведь те "басурманы" здесь мне не страшны. И в Москву они меня не возьмут. Вот те крест! Но мне должно знать, велика ли опала на меня положена.
- С тем не спорю, Федяша. Да лучше подожди, пока князь Андрей с богомолья вернётся. Он-то уж как пить дать позовёт тебя, дабы истину узнать.
- Ты всегда, батюшка, прав. А мне спешить некуда. Тем более что москвитяне под стражей.
Князь Андрей вернулся из монастыря к вечеру. Князь Оболенский доложил ему, что в каменной клети появились сидельцы.
- И что за сидельцы, где их ухватили? - спросил князь Андрей.
- Оказия, батюшка. Главным-то у них Алёша Басманов. Помнишь, как моя доченька в полынье тонула, а он с Федяшей спасал её?
- Как же, помню.
- Не случайно они здесь. Два дня назад Федяша примчался из Москвы. Я уж тебе о том не стал говорить...
- Что с Федяшей-то?
- Позови его. Сам он о том и расскажет. Выходит, что Басманов явился с воями князя Ивана Овчины за Фёдором.
- Вот уж, право, загадочно всё. Овчина ноне первый кат при Елене. А ты спросил Басманова, зачем он пожаловал?
- Алёша молвил, что князь Овчина милостиво просил Фёдора вернуться в Москву на службу.
- Ну а ты знаешь, почему твой зять умчал из Москвы? - спросил князь Андрей.
- Того не ведаю, не выпытывал. Да и не скажет, поди. Разве тебе, батюшка, откроется.
- Откроется. Так ты пошли за ним не мешкая. - Князь Андрей тяжело вздохнул, - Господи, как всё пакостно на Руси.
События последнего времени в стольном граде сильно подкосили здоровье князя Андрея и вовсе лишили душевного покоя. Он бунтовал против содеянного Глинскими в Москве. По всем статьям трон державы должен быть отдан брату Юрию Дмитровскому. Да был бы он помудрее и похитрее, а не грудь нараспашку, одолели бы скопом Глинских. Теперь всё кануло. И сам он, Андрей Старицкий, не будет бороться за трон, потому как присягнул на верность племяннику Ивану ещё при старшем брате Василии, отце будущего царя. Безотрадные размышления князя Андрея прервались: пришёл Фёдор Колычев.
- Здравия тебе, батюшка-князь, - сказал Фёдор, переступив порог гостевой палаты.
- Будь и ты здоров, Федяша. Зачем позвал, не ведаешь?
- Догадываюсь. Московские гости тому причиной.
- То верно. А ты знаешь, кто во главе их?
- Нет, батюшка.
- Помнишь, кто тебя из полыньи тянул?
- Век не забуду. Алёшка Басманов?!
- Он самый у гостей за воеводу.
- Да где же он? Я хочу увидеть Алёшу!
- В стороже сидит. Ты мне прежде поведай вот о чём. По какой причине ты сбежал из Москвы и со службы?
Фёдор опустил голову. Не хотелось ему говорить, на что его толкал князь Иван Овчина.
- Норовом не сошлись с конюшим Овчиной-Телепнёвым, князь-батюшка.
- Власть уважать надо, а не норов показывать. Ну да это я к слову. А по сути что?
- В пыточную он меня посылал, вершить неправедное дело. А я отказался.
- И кого же пытать он посылал тебя?
- Велено мне было стоять при катах, когда они повелением Елены Глинской и малого аспида Ивана глаза выжигали князю Михаилу Глинскому. Вот я и отказался.
- Надо же быть такому, чтобы по детской прихоти обезглавить пожилого и родного по крови человека! - Князь Андрей горестно покачал головой. - Вот уж, право, аспиды.
- То-то и оно, князь-батюшка. Тут я и сказал Овчине, что пришёл конец моей службе государю. Я ведь ему не присягал. Потому и умчал под твоё крыло, батюшка. Тебе меня и судить.
- Нет у меня Божьей воли судить тебя. Да нужно послушать, что молвит от имени Овчины твой знакомец и спаситель Алексей Басманов.
- Я с радостью его послушаю. Алёша не скажет вздора.
Князь позвонил в колоколец. Явился дворецкий князь Оболенский.
- Юрий, пошли человека за Басмановым. Пусть приведут сюда.
- Мигом исполним, батюшка.
Когда Юрий Оболенский ушёл, князь Андрей заговорил о наболевшем:
- Ты, Федяша, не питай надежду на то, что Овчина тебя за сей отказ от службы пожурит. У него послухи есть в каждом доме Москвы. И ему ведомо, как ты ходил к ярославским, дмитровским, костромским и иным вельможам. Ведомо ему и то, о чём там велись разговоры. А вот почему он тебя до сих пор не захомутал, того не ведаю и не понимаю. Но впредь берегись.
- Чем-то я ему привлекателен. Но чем, тоже не знаю.
Привели Алексея Басманова. Фёдор встал с лавки, шагнул к нему и обнял.
- Славный побратим, с чем бы ты ни приехал в Старицы, тебе не место в сидельнице.
Алексей тоже обнял Фёдора, но сказал с осторожностью:
- Подожди, Федяша. Вот как выслушает меня князь-батюшка да молвит своё слово, тогда поверю.
- Разумно. Так исповедуйся, с чем тебя послал Иван Овчина!
Басманов шагнул к князю Андрею, руку к груди приложил.
- Князь-батюшка, клянусь светлой памятью отца, не ведаю я, с чем послан. Сказано одно: привезти Фёдора в Москву по доброй воле.
- Сам-то ты как мыслишь? - спросил князь Андрей.
- Пока ехал в Старицы, о многом передумал. Да пришёл к одному выводу: за цацки он нас принимает, и Федю и меня. Ведь так и было, когда мы с Федей в Каргополь угодили под надзор наместника. Тогда он нас уверил, что спасает от опалы князя Шигоны и Фёдора Ростовского. Теперь иное что-то затеял, ласково говорил со мной, как отправлял сюда. А я ни одному слову его не поверил. Да и как поверить, ежели со мной четырёх воинов послал!
- И что же, ты будешь сейчас уговаривать Фёдора, чтобы ехал в Москву?
- Упаси Боже! Пусть я в опалу попаду, но ни слова Фёдор от меня о Москве не услышит. Да я и сам, ежели меня отпустите, подамся не в стольный град, а в сторожевой полк на Оку, к вашему князю Оболенскому-Большому. Мы ведь с Федей около года у него служили. Воин я, а не дворцовый пёс. Вот и весь сказ.
Помолчали. Словам Алексея и князь и боярин поверили. У Фёдора к тому было больше оснований. Вместе они тяготы походов переносили, вместе с врагами бились и кровь проливали за родную землю. Наконец, после долгой паузы, Фёдор попросил князя Андрея:
- Князь-батюшка, отпусти Алёшу ко мне. Пусть он у меня погостит, сколько вздумается.
- Отпускаю. А спутников твоих, Басманов, я недельку придержу, пока ты до сторожевого полка доберёшься.
Друзья покидали палаты князя Андрея умиротворённые и жаждущие поговорить в уединении. И хотя они были молоды, но у каждого из них в душе жила озабоченность за судьбу России, которая стояла на пороге смутного времени.
В доме Колычевых Алексея встретили как родного.
- Ну, будь здоров, побратим Федяши, - сказал боярин Степан и обнял его. - Чтим тебя всей семьёй.
Алексей смутился перед домашними Фёдора, но, посмотрев на княгиню Ульяну, забыл о смущении, поклонился ей, тронул за ручонку сына, которого она держала на руках.
- Рад тебя видеть, княгинюшка. Ты такая и есть, как Федяша тебя высвечивал. И сынок твой весь в батю.
Пришло время войти в краску Ульяне. Но её выручила боярыня Варвара:
- Идёмте к столу, родимые. Там и поговорим вдоволь.
Фёдор положил руку на плечо Алексею, повёл его в трапезную.
Басманов погостил у Колычевых всего два дня, насладился спокойствием, тишиной, сердечностью отношений и жалел, что дни пролетели быстро. Вместе с Фёдором и Ульяной они побывали в Покровском монастыре, послушали пение псалмов, исполняемых повзрослевшим Иовом. Такого с Алексеем не бывало. Пение наполняло его душу благостным покоем, на глазах появлялись слёзы, хотелось делать что-то доброе. Видел Алексей, что Фёдор и Ульяна в таком же блаженном состоянии. После литургии, когда покинули храм, Алексей сказал:
- Как всё божественно! Душа становится младенчески чистой. И вовсе нет желания уезжать от вас. И хватит ли сил у меня миновать родной дом в Москве и не увидеть Ксюшу?
- Ты крепись, не давай воли смятению, и всё будет хорошо, - подбадривал друга Фёдор.
В этот час ни Фёдор, ни Алексей ещё не знали, что расстаются на долгие годы, что по воле злого рока однажды Алексей Басманов предстанет перед Колычевым совершенно в другом свете. Но это случится через годы. А пока Ульяна и Фёдор провожали из Стариц близкого и в чём-то родного им человека. У Фёдора и Алексея проявилось много того, что связывало их крепкими узами. Каждый из них рисковал своей жизнью ради спасения друга. Такое без крови не оборвёшь. И в последний час перед отъездом Фёдор решил проводить Алексея до Волока Дамского, потому как проститься с ним за воротами дома не смог.
Провожать Алексея вышли все Колычевы. Боярин Степан и боярыня Варвара благословили его в путь словно сына. Степан настоял на том, чтобы Алексей взял с собой дворового человека.
- Сподручнее вдвоём-то коротать вёрсты... - И наказал дворовому: - А ты, Пахом, как проводишь до полка воеводу, иди к брату моему Михаилу на Москву. Там и поживёшь до попутчиков.
Княгиня Ульяна своё Алексею наказала:
- Ты уж, Алёша, выбери время побыть при родах возле Ксюшеньки. Ой, как тяжело нам рожать, когда вас, семеюшек, нет рядом!
И вот, наконец, верховые Алексей, Фёдор и молодой мужик Пахом покинули подворье Колычевых. Вот и Старицы остались позади. Донат сказал путникам у ворот:
- В оба смотрите. По лесам ноне гулящие люди шастают.
В пути до Волока Дамского, однако, никто не потревожил путников, и у них было время поговорить о том, что происходило в России за последние месяцы.
- Раскол случился в державе, чего уж там скрывать, - размышлял Фёдор. - И князь Андрей Старицкий теперь никак не пойдёт на мировую с Глинскими. Ведомо, что сила не на его стороне, а там как знать.
Алексей своего мнения не высказывал. У него в голове не было никаких мыслей - только о себе, о Ксении.
- Я вот, Федяша, обмолвился, что пойду мимо Москвы к Оболенскому-Большому в полк, а теперь не знаю, как быть. Влечёт меня некая тревога домой. А почему, не ведаю. Разве что Судок Сатин смутил меня, его я у князя Андрея на дворе увидел.
- Да что тебе Сатин? - удивился Фёдор. - Он у князя за приживалу.
- Так ведь раныне-то он при Голубом-Ростовском служил. И в Москве я встречал его у Разбойного приказа. Двулик он - вот суть.
- Это верно ты говоришь. И мне ведомо, что он подлый и шиш отменный, - согласился Фёдор. - Ты вот что: и впрямь, забудь пока о береговой службе. Тебя ещё рана беспокоит. Ты поезжай прямо в Москву. Там иди к Ивану Овчине, всё расскажи, как было. И обо мне правду выложи: ушёл, дескать, служить старицкому князю, ибо клятвы на верность государю Ивану я не давал. И тогда.ты будешь вне опалы. Про Карпа скажи: в полон его взяли, потому как причина есть. Помни то, что не надо нас выгораживать. Иван Овчина давно понял, что мы ему супротивничаем. Как и он нам, добавлю.
- Мне бы теперь побыть близ Ксении до родов. Как твоя Уля сказала, ей сейчас очень трудно одной, - вёл речь о самом больном Алексей.
В Волоке Ламском они расстались после ночи, проведённой на постоялом дворе. Вечером, как приехали, Алексей и Фёдор долго сидели в питейной избе. Алексей, пытаясь заглушить душевную тревогу, много выпил и захмелел, а во хмелю признался:
- Головой я пошатнулся, Федяша, после того удара за Каргополем. Чуть к непогоде, болит, скаженная, места не нахожу. Дьявольщина всякая лезет. Я отбояриваюсь от неё, а она, подлая, каверзить заставляет. Как избавиться от наваждения, Федяша?
- Одно избавление от бесовщины, Алёша, молитва. Она и спасёт. Да ты не раскисай, ты крепок телом и духом окрепнешь. Вот как принесёт тебе Ксюша сынка, гоголем ходить будешь.
И всё-таки их расставание было грустным. Алексей даже прослезился. Смахнув ладонью набежавшие слёзы, сказал:
- Метится мне, Федяша, что мы с тобой разлучаемся навечно.
- Пути Господни неисповедимы, Алёша. А мне всегда будет тебя недоставать. И я приду к тебе, только позови на помощь.
Предчувствие не обмануло Басманова. В Москве его и впрямь ждала беда. Он приехал с Пахомом на Пречистенку, а его ожидали пустые палаты. Не было в них ни жены Ксении, ни дяди Михаила, только дворня да престарелый дворецкий Аким.
- Горе у нас, батюшка Алексей. Осиротели мы, - встретил со слезами и причитаниями Алексея дворецкий.
- Что же случилось, Акимушка? Недели не прошло, как в отлучку ушёл, как всё тихо-мирно было. Где дядюшка, где моя семеюшка? Говори же, говори!
- Говорю, батюшка Алексей. Три дня назад под вечер пришли в палаты государевы люди и его именем забрали с собой батюшку Михаила и твою семеюшку. Посадили в колымагу и увезли неведомо куда.
- Но хоть что-нибудь они сказали?
- Мне было наказано передать, чтобы ты явился в Кремник к князю Овчине-Телепнёву, как только прибудешь в Москву. Вот и всё, батюшка Алексей.
- Ну и дьявол сей Овчина-Телепнёв! В заложники моих родимых взял, чтобы с крючка не сорвался! - в гневе проговорил Алексей. Да боль ударила в лобную часть головы, аж закричал. Сжал голову, качал ею, постанывал. Да вспомнил совет Фёдора молитвою напасть отводить. Зашептал "Во спасение от бедствий" и пришёл в себя. Понял, что надо ехать в Кремль. Наказал дворецкому: - Ты, Акимушка, приюти Пахома. Из Стариц он, дворовый человек Колычевых. Однако кто спросит, скажешь, что наш, из Убор. Я же скоро вернусь с родимыми. - И убежал во двор, взлетел на неостывшего от долгого пути коня и помчался на свидание с Овчиной.
В одном Басманову повезло. Овчина был в своих покоях и принял Алексея без проволочек. Он был любезен. Усадил Алексея к столу, налил вина.
- Охолонись с дороги, Алёша. Да не казни меня за строгость к твоим. Они у меня в палатах отдыхают, сам увидишь...
- Однако обиды ты мне чинишь, князь-батюшка, ни за что ни про что! - выложил наболевшее Басманов.
- У меня больше обид на твоё непослушание. Я ведь послал тебя Христом Богом за Колычевым. А ты что в Старицах учинил? С Федяшкой в обнимку ходил, вместо того чтобы вернуть к службе.