О разговоре наркома с командующим округом Василевский узнает позже. А сейчас его с женой адъютант командующего привёз в гостиницу. Не успели они распаковать чемоданы, как Василевского навестил заместитель начальника штаба округа Соколовский.
- Добро пожаловать к нам, Александр Михайлович! - Соколовский приложил руку к фуражке. - Вот уж не ожидал, что нам придётся служить вместе!
- Я тоже, Василий Данилович. - Василевский пожал ему руку. - Вот прибыл к вам на должность начальника отдела боевой подготовки штаба округа. А это, - он кивнул на Катю, - моя жена Екатерина Васильевна.
- Александр, я что-то тебя не понял, - смутился Соколовский. - В Москве ты меня знакомил со своей женой, но её звали Серафимой. Или я напутал?
- Всё верно, Василий Данилович, - замялся Василевский. - С Серафимой я разошёлся. Катя моя вторая жена, и надеюсь, последняя, - пошутил он.
Катя с улыбкой на розовом лице протянула Соколовскому руку:
- Рада с вами познакомиться. Друзья Саши - мои друзья!
Соколовский робко поцеловал ей руку.
- Приглашаю вас к себе в гости, - сказал он, глядя на Василевского.
- Прямо сейчас?
- Ну да! - качнул плечами Соколовский. - Считай, Александр, моё приглашение как ответ на мой к тебе визит в Москве.
Василевский взглянул на жену:
- Пойдём?
- С удовольствием!..
"Не забуду ту помощь и содействие, которые оказывал мне состоявший в 1934 году в должности заместителя начальника штаба округа Соколовский, впоследствии Маршал Советского Союза, - вспоминал маршал Василевский. - Василий Данилович был ранее комдивом в войсках Ферганской и Самаркандской областей, боровшихся с басмачами, и приобрёл немалый практический опыт. В Приволжье началось наше близкое знакомство, закрепившееся особенно в годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время".
Утром, едва Василевский прибыл на службу, его встретил Соколовский.
- Командующий приглашает вас к себе, - сказал он. - Я провожу вас.
Дыбенко с улыбкой на худощавом лице принял Василевского и, когда Соколовский вышел, усадил его за стол рядом с собой. Заговорил с ним доверительно и душевно, как поступал со всеми, кто ему нравился:
- Мы с тобой, Александр, познакомились на совещании высших руководителей армии и флота, и знаю я тебя мало. Но если звонит нарком и просит встретить, стало быть, ты чего-то стоишь!
Василевский зарделся, как девушка. "Так вот кто звонил командующему округом!" - отметил он про себя. А вслух сказал:
- Я готов принять отдел боевой подготовки!
- Отдел от тебя не убежит, - весело поблескивал глазами Дыбенко. - Ты коротко расскажи, как там Москва? - И вдруг в упор спросил: - Сталина, наверное, видел?
- Видел, Павел Ефимович. И не раз!
- Говорят, постарел он, седины прибавилось. - Дыбенко говорил задумчиво, словно сожалел о чём-то. - В семнадцатом году после Октябрьской революции я ближе узнал Иосифа Виссарионовича. В составе первого советского правительства я был членом Комитета по военным и морским делам, затем наркомом по морским делам, а Сталин - наркомом по делам национальностей. Тогда контрреволюция пыталась задушить Советскую власть, но моряки-балтийцы этого не допустили. Помнишь мятеж Керенского-Краснова в Петрограде?
- В те дни я командовал ротой в стрелковом полку и с радостью воспринял падение монархии, - сказал Александр Михайлович.
- Ты был на Юго-Западном фронте? - спросил Дыбенко.
- Да. А в мае-июне генерал Корнилов командовал 8-й армией и войсками Юго-Западного фронта. Я помню, как он приезжал к нам в полк со своей свитой, призывал нас не щадить своего живота для защиты России от большевиков. Но нас хорошо просветили большевики, и, когда Корнилов поднял мятеж, вместе с революционными войсками мы подавили его.
- А ты, вижу, битый-перебитый командир! - Дыбенко по-доброму улыбнулся. - Теперь поговорим о тебе. В двенадцать ноль-ноль я представлю тебя работникам штаба, а уж потом берись за дело. Округ у нас большой, работы всем хватает...
Василевский дни и ночи проводил в войсках. Всё, чему он научился, внедрял на практике. А дел и вправду было невпроворот. Завершалась техническая реконструкция армии, она всё дальше отходила от территориальной системы. К концу 1935 года почти три четверти её дивизий стали кадровыми. Войска получали новое вооружение: танки, самолёты, зенитные пушки и пулемёты. Памятной стала поездка на учения в Белорусский военный округ, в которых участвовали командование и штаб Приволжского военного округа. Этот округ в белорусских учениях представляла одна из армий, где оперативный отдел возглавлял Василевский. Руководил учениями командующий Белорусским военным округом Иероним Петрович Уборевич, который хорошо знал Василевского, когда тот служил ещё в Московском военном округе.
- Ну, здравствуй, старый знакомый! - такими словами встретил Александра Михайловича в штабе округа Уборевич. - Надеюсь, ваша армия хорошо проявит себя?
- На это я и рассчитываю, - вмешался в разговор Дыбенко.
- Я буду действовать так, Иероним Петрович, как вы учили меня!
Позднее Василевский признавался, что польза от полевой поездки в Белоруссию была огромной. "Что касается лично меня, то я фактически впервые сумел серьёзно проверить свою оперативную подготовку. В рамках Приволжского военного округа такой возможности мне ранее не представлялось".
Учения прошли успешно, и Уборевич не без оснований на разборе заявил, что "Василевский действовал как в настоящем сражении, его войска навязали противнику свою волю и разгромили его!".
- Вот видишь, Александр, я не ошибся, назначив тебя возглавить в армии оперативный отдел, - сказал Дыбенко, когда они вернулись в Куйбышев. - Домой жене не звонил?
- Ещё не успел.
- Позвони, скажи, что приехал. Вот телефон...
Василевский трижды набирал номер квартиры, но трубку никто не поднимал. Странно! Ещё нет и семи утра, а Катя куда-то убежала. Где же она?
- Почему-то жена не отвечает, - грустно молвил он. - Сейчас я наберу номер квартиры соседа, начальника тыла.
Ответила ему жена соседа.
- Это я, Василевский, здравствуйте... Звоню своей Кате, а телефон молчит.
- Саша, - зычно отозвалась соседка, - Катя рожает в больнице. Вчера её увезла "скорая"...
Он хотел сказать об этом командующему, но тот опередил его:
- Я всё слышал. Бери мою "эмку" - и в роддом! Жене сейчас очень нужна твоя поддержка!
Приехал он в больницу возбуждённый. Дежурный врач, полная, со смуглым лицом женщина, прищурив серо-зелёные глаза, спросила:
- Как зовут вашу жену?
- Катя Василевская. Я был в отъезде и не знаю, как она себя чувствует...
Врач потянулась к телефону, стоявшему на краю стола, и позвонила:
- Люсь, у тебя в палате Катя Василевская. Она родила?.. Тут муж к ней приехал. Такой чернявый, с густым чубом. - Голос у врача был писклявый, чем-то недовольный, и это не понравилось Василевскому. - А когда ему прийти? Ладно, я всё поняла. - Она положила трубку и взглянула на Василевского: - Ваша жена ещё не родила. Ночью ей стало плохо, и её взяли в реанимацию.
Его от волнения затошнило. Уже оказавшись во дворе больницы, он сообразил, что мог бы написать Кате. Не мешкая, вернулся. Увидев его в приёмном покое, дежурный врач хмуро спросила:
- Вы опять, чернявый? Я же вам всё объяснила...
- Могу я передать жене записку?
- Пишите, я сейчас туда иду и передам, - смягчилась врач.
Василевский достал из полевой сумки блокнот, вырвал из него лист и, наклонившись к столу, написал: "Катюша, милая, я так за тебя переживаю! Прошу, делай всё, что скажут врачи. Очень тебя люблю! Крепись, дорогая. Целую. Твой Саша". Он отдал записку врачу.
- Я так рад, очень вам признателен, - пролепетал Василевский.
Домой он пришёл разбитый. Наскоро приготовил себе ужин. Поздно вечером ему позвонил командующий.
- Мою "эмку" отправил, а сам чего не зашёл? - спросил Дыбенко. - Как там твоя половина?
Василевский объяснил ситуацию.
- Значит, ещё не родила? - переспросил Дыбенко. - Тогда поезжай за город на стрельбище. Танкисты уже ждут тебя.
- Надолго, товарищ командующий?
- На трое суток...
Вернулся он домой глубокой ночью, но спать не лёг, а стал готовиться, чтобы навестить жену в больнице: наверное, её уже перевели в палату. Уснул лишь на рассвете, да так крепко, что соседка едва разбудила его. Она улыбнулась ему тонкими нежными губами, в её чёрных глазах светились искорки.
- Ну и соня же вы, Саша! - воскликнула она. - Я только что была у Кати. Ей стало легче, кризис прошёл, и ребёнок живой...
- Кто у меня? - едва не задохнулся от волнения Василевский.
- Сын! - Соседка тронула его за плечо: - Чего же вы стоите? Наденьте шинель и бегом во двор к машине. Муж отвезёт вас в роддом. Катя и малыш ждут вас...
Утром, едва Василевский прибыл на службу, его вызвал командующий.
- Хочу поздравить вас с рождением сына! - сказал Дыбенко, привычно пощипывая бороду. - Как вы назвали его?
- Игорем.
- И конечно же по примеру отца он станет военным?
- Вырастет и сам решит, кем ему быть. Порой не мы судьбу выбираем, а она нас.
- Логично! - Какое-то время Дыбенко молчал, потом вдруг признался: - А знаете, Александр, меня в семнадцатом едва не сразила вражья пуля. В тот день казаки генерала Краснова готовились выступить из Гатчины на Петроград. С горсткой революционных матросов я прибыл в Гатчину и стал убеждать казаков не идти против народа. Я говорил им, что наш общий враг - Временное правительство и сам Керенский, против них и надо повернуть свои штыки. Тогда-то один из офицеров-казаков крикнул: "Смерть большевику!" - и бабахнул по мне из нагана. Пуля сорвала с головы бескозырку, но ещё раз выстрелить офицер не успел - сами казаки набросились на него и скрутили ему руки. - Командующий помолчал. - Тогда, в семнадцатом, я не боялся смерти и готов был умереть за Советскую власть. Но, как говорится, Бог миловал. Такая вот штука была со мной, - резюмировал Павел Ефимович.
Василевскому Дыбенко нравился. Был он не робкого десятка, прост в обращении с бойцами и командирами и по-своему мудр. Ценил тех, кто проявлял рвение в службе. В Василевском он увидел не только служаку, но и талантливого штабиста. У него была высокая оперативная подготовка, он умел мыслить масштабно. И когда осенью 1936 года ему позвонил нарком обороны Ворошилов и спросил, кого бы он мог рекомендовать на учёбу в Академию Генерального штаба, созданную по решению ЦК ВКП(б), Дыбенко назвал полковника Василевского. Ему было присвоено это звание после того, как 22 сентября 1935 года постановлением ЦИК и СНК СССР в РККА и ВМФ были введены персональные воинские звания для командного и начальствующего состава.
Пригласив Василевского к себе, командующий сказал:
- Я рекомендовал вас на учёбу в Академию Генерального штаба. У вас есть боевой стаж, отличная аттестация по службе, высшее военное образование. По словам наркома, этот первый отбор слушателей проводится под строгим контролем ЦК партии. - Дыбенко посмотрел на Василевского. - Ну, как, желаете учиться?
- Очень даже желаю! - выплеснул на одном дыхании Александр Михайлович.
- Тогда собирайтесь к отъезду. Срок - три дня! С вами поедет на учёбу и ваш коллега начальник оперативного отдела штаба полковник Трофименко...
Учёба в академии всецело захватила Василевского. В июле 1937 года слушателям был предоставлен отпуск, а потом их отправили на двухнедельную стажировку на корабли Военно-Морского Флота. Василевский попал на Балтийский флот. В Ленинграде в штабе округа он встретился с командиром 2-го ранга Дыбенко.
- Вы? - растерянно заморгал тот. - Никак не ожидал встретить вас здесь.
Василевский ответил, что прибыл на стажировку на боевые корабли, и, когда Дыбенко пригласил его в свой кабинет, Александр Михайлович рассказал ему о своей учёбе, о тех военачальниках, с кем довелось увидеться в стенах академии.
- А как ваш Игорь?
- Растёт! Моя Катя души в нём не чает. А старший сын Юрий живёт у моей первой жены Серафимы. Тот горит желанием стать военным. А вы тут командуете военным округом?
- Как видите. Я рад, что снова прибыл в город, где в семнадцатом получил боевое крещение. А принял я округ от командарма первого ранга Ивана Панфиловича Белова... Странно, но факт, - продолжал Дыбенко, - меня окружают одни герои. Приволжский военный округ я принял от Ивана Фёдоровича Федько, тоже героя Гражданской войны, а передал маршалу Тухачевскому. - Голос у Павла Ефимовича вдруг сорвался. - А его, как вы знаете, в июне расстреляли...
В кабинете повисла напряжённая тишина. Дыбенко смотрел куда-то в окно и пальцами щипал бороду. Было видно - его что-то мучило.
- Павел Ефимович, - первым заговорил Василевский, - вы были на суде по делу Тухачевского и других видных военачальников. Неужели и вправду маршал оказался врагом народа, как и его коллеги?
- Вы что, Александр, не верите в советское правосудие? - усмехнулся с издёвкой Дыбенко. - И Тухачевский, и его коллеги были связаны с фашистами. Якир учился в академии генерального штаба Германии, читал лекции о Красной Армии, Корк некоторое время исполнял обязанности военного атташе в Германии, их там немецкая агентура и завербовала.
"Я в это не верю!" - едва не сорвалось с уст Василевского. А вслух он спросил:
- Вам жаль Тухачевского?
- Он же оказался врагом народа, чего его жалеть? - едва не выругался Дыбенко. - Я бы сам его расстрелял, если бы мне поручил это дело товарищ Сталин.
Ох как заблуждался Павел Ефимович! Не знал он, что и над ним уже сгущались тучи. Палач-авантюрист Ежов вскоре обвинил Дыбенко в том, что он, будучи в Средней Азии, якобы "выболтал" секретные сведения о Красной Армии американцам, когда те приезжали туда с делегацией. Ежов утверждал, что Дыбенко немецкий агент, что в гостинице "Националь" он устраивал пьянки, встречался с подозрительными девицами и прочее. И услышал об этом Павел Ефимович от самого Ежова, когда был в Москве. Дыбенко не на шутку встревожился: что ещё придумает о нём этот карлик-палач? Прибыв в Ленинград, он сразу же написал личное письмо Сталину. "Дорогой тов. Сталин! - выводил он дрожащей рукой. - Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей Родины и партии. Я живой, изолированный в политическом отношении труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с официальным правительственным заданием, с официальными представителями НКИД и ОГПУ, являются специальными разведчиками? В пути до Самарканда я не был ни одной секунды наедине с американцами... О провокаторском заявлении Керенского и помещённой в белогвардейской прессе заметке о том, что я якобы являюсь немецким агентом, - продолжал писать Дыбенко. - Так неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это ведь просто чудовищно! Две записки, имеющиеся у тов. Ежова, написанные служащими гостиницы "Националь", содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял себе вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было... Товарищ Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно и снять с меня позорное пятно, которого я не заслуживаю".
Напрасно командарм 2-го ранга Дыбенко ждал ответа от вождя. Спустя несколько дней его арестовали, "судили", а затем расстреляли.
Когда об этом стало известно Василевскому, он места себе не находил. Сердце ему подсказывало, что Дыбенко не виновен, что его оклеветали. Так оно и было, но узнал об этом Александр Михайлович уже после войны.
Глава третья
- Разрешите? - Полковник Кальвин, плечом толкнув дверь, вошёл в кабинет.
- Заходи, Оскар Петрович! - Главный редактор кивнул ему на стул. - Садись, пожалуйста. К твоему очерку о Ворошилове я кое-что подобрал. - Он взял со стола две фотокарточки. - Вот эта - главная, я бы сказал, ударная. Ленин и Ворошилов среди делегатов Десятого съезда РКП(б), тысяча девятьсот двадцать первый год. Делегаты - участники ликвидации Кронштадтского мятежа. Второе фото - Ворошилов и Сталин к Кремле. Ворошилов в летней форме наркома обороны, на Сталине летний френч, военного покроя фуражка. Два рыцаря революции!
- Снимки что надо, - согласился Кальвин. Загадочно улыбнувшись, он достал из папки очерк и вручил его главному редактору.
- Уже написал? - удивился тот. - Вот это оперативность! Сколько страниц, пятнадцать? Дадим на три колонки. Дома прочту, а утром скажу своё мнение.
На том и расстались.
Утром Кальвин прибыл в редакцию и терпеливо ожидал вызова главного редактора, но тот дал знать о себе лишь в обед.
- Извини, но меня задержал начальник Главпура Мехлис, - сказал главный, когда Кальвин вошёл к нему. - Теперь о деле... Очерк я прочёл на одном дыхании. Давно ты не радовал меня такими материалами. Но тут есть одна деталь, - замялся Павел Ильич. - Ворошилов - член Политбюро, и надо согласовать материал с вождём. Но к товарищу Сталину мне, пожалуй, не пробиться, а вот с Мехлисом я переговорю. Полагаю, что у Льва Захаровича замечаний не будет. Он ведь распорядился написать о Климе. Так что потерпи ещё день-два.
Вернувшись в кабинет, Кальвин с лёгким сердцем позвонил Василевскому. Тот был на месте.
- Ты разве не уехал в Киев к Жукову? - спросил его Оскар. И, не дождавшись ответа, добавил: - Мой очерк одобрен!
- Поздравляю, Оскар! Выходит, я чем-то помог тебе?
- Ещё как! Чего стоит моя встреча с маршалом Будённым! Я исписал весь блокнот... Да, а как же Киев? Жуков не обидится?
Василевский сказал, что Жуков скоро приедет сюда.
- Я со дня на день жду его. А ты, Оскар, что-то задержался в Севастополе?
- Выходил в море на крейсере "Красный Кавказ". Командоры с первого залпа поразили деревянный щит. Буду писать о крейсере репортаж, у меня уже есть заголовок - "Сполохи над морем". Попутно был в кадрах насчёт сына. Как только Пётр закончит училище, они готовы взять его на Черноморский флот. Чёрное море не Баренцево море, где лютый холод.
- Пётр говорил, что поедет служить на Северный флот, на тот корабль, которым командует твой брат Азар.
- Мне не хочется, чтобы он там служил, - заявил Кальвин. - Там долго стоит полярная ночь, вьюжная и морозная, потом наступает полярный день. Зря Азар туда укатил.
- Он живёт морем, по уши влюблён в него, как в свою Настю! - горячо сказал Василевский. - А вот у моего Юры тяга к авиации, и я не буду ему мешать, если он захочет стать лётчиком... Что будешь делать в выходной? Может, махнём в лес за грибами?
- Не могу, Саша, надо завершить дело с очерком...
Не знал Кальвин, что над его очерком сгущаются тучи. Главный редактор дал его прочесть Мехлису.