- Не бойся, дружище, - старался успокоить его Манчары. - Если бай Бамыса и узнает об этом, то тебе он ничего не сделает. Ты не виновен. Тебе даю я. Я - Манчары. Если наступит день, когда с тебя спросят, ты скажи: "Манчары привёз мне". Вот и весь ответ.
- О-о, Манчары!.. Умоляю тебя… - Уйбанчык сидел и всё время дрожал от страха. - Прошу тебя, не надо!
- Ребятишки, молока хотите? - спросил Манчары.
- Хотим! Хотим! - ответили мальчик и девочка.
- Мяса хотите?
- Хотим!
- Тогда давайте растопим очаг!
Ребятишки сразу оживились. А отец по-прежнему сидел неподвижно и тяжело дышал.
К тому времени, когда тени лиственниц, росших за юртой, легли на двор, мясо в котелке уже сварилось. Манчары поставил на зелёную полянку круглый стол и пригласил всех к ужину. Хотя Уйбанчык не положил себе в рот ни одного кусочка, его ужас и страх постепенно стали проходить, и он, видя, как его дети радостно, с весёлым щебетом, аппетитно едят мясо, с умилением наблюдал за ними и утирал набегавшие слёзы.
Манчары пробыл у Уйбанчыка двое суток. На третий день стал собираться в дорогу и оседлал коня.
- Басылай, куда ты уезжаешь? - спросил его Уйбанчык.
- К баю Бакысе. В эту ночь явлюсь к нему незваным гостем…
- Наверное, он слышал о тебе и успел приготовиться. Будь как можно осторожнее.
- Не бойся, Уйбанчык. И я не буду одиноким.
Хозяин дома задумался и потупил голову.
- Басылай, вряд ли мы увидимся с тобой ещё раз. Ты пришёл в самое тяжёлое для меня время и спас меня, моих детей, - промолвил он и, подойдя ближе, пристальнее посмотрел ему в глаза: - В этом страшном мире, видимо, нет никого, кто мог бы пожалеть и защитить нас… Есть только ты… Сокол ты наш, лети и делай людям добро! Да не повергнет тебя ружьё, да не поразит тебя стрела, да сопутствуют тебе удачи и победы, да будут у твоих ног честь и слава!
- Спасибо, друг мой! Мужайся, расти детей, сделай их людьми, людьми добрыми и благородными!
Видя, что их гость всерьёз собирается в дорогу, подбежали мальчик и девочка, игравшие на полянке. Манчары обнял их обоих и погладил по головкам:
- Едва ли мы увидим счастье. Хоть вы будьте счастливыми людьми. Добивайтесь того, чего не могли добиться мы!
Сказав так, Манчары проворно вскочил в седло и повернул коня к долине. Дети бежали по обе стороны коня и кричали:
- Дядя, не уезжай! Не уезжай, дя-дя-а-а-а!..
Именем хамначчитов
Манчари с несколькими своими сподвижниками остановился в лесах Мэльджехси. Однажды один из его товарищей, Куртах Мэхэлэ, вернулся из поездки по окрестным селениям с отощавшим, худым стариком.
- О-о, Манчары!.. Наконец-то я нашёл тебя! - облегчённо вздохнул старик, увидев вышедшего из шалаша Манчары.
- Кто это? - спросил Манчары у Куртаха.
- Он разыскивает тебя. Обошёл всех окрестных жителей, расспрашивал о тебе.
- Зачем ты разыскиваешь Манчары, старик?
- О-о, всё же я нашёл тебя! - продолжал бормотать старик, словно не слыша вопроса.
- Зачем тебе понадобился Манчары, спрашиваю? Может, тебя подослали тойоны?
- О-о нет! Грех какой… Я сам, сам разыскиваю тебя. Нагрянула беда… Страшная беда… Надежда только на тебя. Один ты можешь нас защитить. Только ты можешь спасти нас! Померкло наше небо… Будь солнцем, будь луной!
- Сядь сюда, старик, - Манчары пододвинул толстое полено, - и расскажи всё по порядку. Что за беда с тобой приключилась?
Старик сел на полено, снял облезлую, выцветшую остроконечную шапку и положил около себя, резким движением волосяной махалки вытер пот со лба и начал рассказывать:
- Сыночек Басылай, ты меня, наверное, не знаешь. Когда я был молодым и в силе, звали меня Косарь Охоносой. На косьбе я не пропускал вперёд себя никого. Таким я был, и вот теперь, состарившись и одряхлев, брожу, превратившись в существо, при виде которого даже собаки не лают и коровы не мычат. Чем доживать до таких дней, уж лучше умереть и лежать в матушке-земле… - Косарь смахнул мизинцами набежавшие слёзы.
- Ты, старик, слишком не убивайся. Может быть, действительно я чем-нибудь могу тебе помочь. Рассказывай.
- Сынок ты наш, нужды сотен людей ты превратил в свои нужды, горести сотен людей ты превратил в свои горести, и ходишь ты вечно с этими заботами. Ну слушай, сынок. Все мы, весь наш род исстари являемся батраками бая. Беда моя вот в чём. У меня есть внук, которого зовут Моомуот, самый маленький внучек. Птенчик моей души и моего сердца. Недавно ему исполнилось семнадцать. И вот он по молодости своей и по глупости, говорят, спел какую-то песенку. И… достукался до беды.
- Как это? Из-за песни?
- Да… Из-за песни… в которой он, говорят, высмеял бая Джюккюйэр.
- Ну-ну? - оживился Манчары. - А как высмеял?
- Я доподлинно не знаю слов песни. Будто бы он выразился так: "Алчнее ворона, завистливее собаки, прожорливее волка, хитрее лисицы, руки клещами, пальцы крючками, дикое мясо - Джюккюйэр". И это, как на грех, быстро распространилось по всему наслегу. И сейчас все дети аласа бойко распевают эти слова. Услыхав эту песенку, Джюккюйэр настолько разъярился, что, говорят, чуть не сошёл с ума. Рассказывают, что если бы Моомуот тогда оказался рядом с ним, то он, пожалуй, избил бы его до смерти. Но к счастью… И всё равно мы не спаслись от его мести. Вчера Джюккюйэр приказал схватить мальчика, и его бросили в "сибирку". Завтра назначен суд над Моомуотом. Говорят, что бай грозит высечь его розгами и привязать к дереву на съедение комарам и всякому гнусу. Сказывают, на судилище он собирает всех жителей наслега. Это для острастки, чтобы другие не смели говорить подобное… Птенчик мой… Моомуот мой… Да если он подвергнется такому ужасному наказанию, то не остаться ему в живых… Погубят его… Этот подлец Джюккюйэр таков, что у него не дрогнет рука на неугодного ему человека. Это негодяй, который не остановится ни перед каким грехом… Он обязательно сдержит слово. Я валялся в ногах нашего улусного головы, умолял его, чтобы он попросил тойона пожалеть парня и простить его, но разве он послушается!.. Гневно бранился и приказал вытолкнуть меня. И ещё сказал, что надо было бы меня самого наказать вместе с внуком… Так что место, куда идти, стало узкой щелью, а куда прийти - жерлом ступы, потому-то я и пришёл и сижу здесь. Так вот, сыночек, помоги… Спаси… О-о, мой бедненький птенчик… И зачем он родился? Теперь вот с ранней поры, ещё не расправив крыльев, начинает испытывать такие мучения! О-о, мой Моомуот… Если бы он смог ускользнуть от них, если бы он убежал в безвестную даль! Ведь говорят же, что страна подсолнечная широка, что мир божий велик…
- А в какое время завтра его будут судить?
- Вечером, когда люди вернутся с покосов. Так тойон всех известил.
- Где?
- В Беке. В аласе, где сам бай живёт. О-о, моё бедненькое дитятко, как бьётся, наверное, его сердечко от страха, словно белоснежная пуночка, попавшая в силок!..
- Ну ладно, старина, ты не слишком убивайся, ступай домой, - сказал Манчары подумав. - Завтра я прибуду туда.
Солнце закатилось за лес и скрылось. Лохматые облака на западе зарделись красными сгустками, словно окропленные алой кровью. Приспешники Джюккюйэра - - грубыми окриками согнали народ со всего наслега и собрали всех на восточной излучине аласа. Сюда стекаются воды старого лесного пожарища. Поэтому и зимой и летом здесь сыро и много комаров и гнуса.
Собравшиеся беспрестанно отмахивались от назойливых насекомых. Все молчат. Джюккюйэр, подбоченясь, важно восседает на медвежьей шкуре, наброшенной на толстый пень. Около пня в трёх местах разложен дымокур из богородской травы, издающей приятный аромат. Поодаль лежит ошкуренный длинный чурбан. Рядом с нижнего сухого сука могучей старой лиственницы свисает конец перекинутой верёвки, скрученной из конского волоса.
- Идите скажите, чтобы поскорее привели того чологора-верхогляда! - проворчал Джюккюйэр, отгоняя насекомых махалкой из белого волоса.
Вскоре, подгоняя подзатыльниками и пинками, привели щупленького паренька. Бедный паренёк, не понимая, зачем его привели сюда и почему собралось так много народу, стоял и широко открытыми глазами озирался вокруг.
- Нохо, подойди-ка поближе! - рявкнул Джюккюйэр.
Моомуота, пугливо пятившегося назад, толкнули к ногам тойона.
- Нохо, скажи, ты распевал песенку про меня?
Мальчик ничего не ответил и стоял с опущенной головой, потупив взгляд.
- Нохо, разве не тебя я спрашиваю? - яростно заревел Джюккюйэр, встав с пня и угрожающе надвигаясь на парня. - Я раздавлю тебе печёнку! Отвечай, говорю!
- Рас… распевал…
- "Распевал"! Вот тебе за то, что распевал, рот разевал! - Джюккюйэр ударил парня по голове рукояткой махалки. - Пакостник, вместо песен ты будешь лить слёзы!
Паренёк упал на землю.
- Вошь, зубки ещё не прорезались, а уже крамолой занялся, насмешками увлёкся! И над кем посмел насмехаться? Надо мной! Ишь ты! Я тебя отделаю так, что ты никогда не будешь распевать, рот разевать! Я тебе прищемлю язык, заткну рот! - Джюккюйэр обернулся к сурово притихшей толпе. - Люди, слушайте! Этот пакостник за насмешки и издёвку надо мной, верным рабом солнцеподобного царя, его доверенным лицом, будет наказан десятью ударами розог и крепко привязан к этому дереву. Всю ночь он будет пищей для гнуса. Предупреждаю, никто не должен подходить к нему. Тому, кто ослушается, будет уготовано то же самое. И все вы должны запомнить: всех, кто пойдёт против меня, постигнет жестокая кара! Поднимите этого злодея и уложите его на чурбан! Бетес, приготовься!
Моомуоту обнажили спину и уложили на чурбан, крепко привязав верёвками. Бетес, прихвостень Джюккюйэра, взял в руки свежий прут, и пробуя его гибкость, замахнулся. Словно ожидая только этого, из лесу выскочили три всадника, размахивая остриями обнажённых сабель: двое были в берестяных масках, а лицо третьего было открыто.
- Манчары!.. - изумлённо и испуганно воскликнули собравшиеся односельчане.
- Стой! - крикнул Манчары Бетесу и наехал на Джюккюйэра.
Тот пошатнулся и чуть не упал, но устоял и, прикрываясь махалкой, дрожащим голосом крикнул:
- Что же вы стоите и смотрите? Хватайте этого разбойника! Хватайте и вяжите! Ну, что же вы?! Негодяи…
Когда приближённые Джюккюйэра начали группироваться, чтобы наброситься на Манчары, два всадника с закрытыми лицами преградили им путь и начали размахивать направо и налево саблями.
И тогда все бросились врассыпную. Только Бетес, в сутолоке сбитый с ног, остался лежать у чурбана. Разъярившись, с пеной у рта, Джюккюйэр пятился от напиравшего на него коня и свалился на пень, накрытый медвежьей шкурой.
, - Разбойник Манчары! - хрипел он между приступами одышки. Глаза его налились кровью. - Беглый разбойник, удравший из тюрьмы царя-батюшки! Послушай-ка! Ты недолго будешь вольничать, избегая суда и закона, занимаясь воровством и грабежом. Руки у царя длинные, всё равно ты скоро будешь схвачен. И потому, пока не поздно и не переполнены твои грехи и злодеяния, сдайся! Чем раньше ты сдашься, тем мягче будет наказание. Пойми это!
- Смотри-ка, сколько соли на клюве и яда в глотке этого живоглота! Ну, что же ты сидишь? На, держи, вяжи, терзай! - Манчары ударил его саблей по щеке. - Вот тебе! Развяжите сейчас же этого молодого человека! Быстрее!
- Не развязывайте! Не слушайте его! - задыхаясь, глухо ревел Джюккюйэр. - Разбойник, тебе ли отменять мой приговор, который я вынес именем государя, царя-солнца?! Бетес, ну давай! Начинай!
- Стой!
Бетес стоял, в растерянности раскрыв рот и не зная, кого слушаться.
- Джюккюйэр-бай, скажи, в чём виновен этот мальчик?
- Разве не является виной то, что он обозвал дурными словами меня, доверенное лицо белого царя?
- А как же он обозвал? Бетес, скажи, как этот мальчик обозвал тойона?
- Осмеял в песенке… - пробормотал Бетес.
- Какими словами? Скажи громко, чтобы все слышали! Ну, говори!
- "Алчнее ворона, завистливее собаки, хитрее лисицы…"
- Замолчи, негодяй! - вспылил Джюккюйэр.
- Джюккюйэр, скажи, разве этот мальчик сказал неправду?
Джюккюйэр молча заскрипел зубами.
- Молчишь? Тогда спросим у людей. - Манчары повернулся к толпе: - Друзья, сказанное Моомуотом - правда или ложь?
- Правда! Правда! - взволнованно зашумела толпа.
- Ты слышал? Не его, а тебя надо наказать за то, что ты, угнегая всех, разъелся на чужих хлебах. За то, что ты нажил большие деньги, отбирая у конного кнут, у пешего посох, мучая несчастных, заставляя плакать отчаявшихся! Джюккюйэр, прикрываясь высоким именем белого царя, ты приговорил невинного мальчика к жестокому наказанию. А я от имени твоих хамначчитов, от имени всех батраков наслега приказываю подвергнуть такому наказанию тебя самого. Люди, вы согласны с моим приговором?
- Согласны! Совершенно правильно!
- И, кроме того, всё твоё богатство и имущество, которое ты отобрал у неимущих, награбил у бедноты, сегодня же раздаю законным владельцам! - Манчары опять повернулся к толпе: - Вы одобряете мой приговор?
- Одобряем!
- Ну, давайте быстро развяжите и освободите честного юношу, а вместо него уложите тойона.
Товарищи Манчары соскочили с коней, развязали и подняли на ноги паренька и, схватив Джюккюйэра за шиворот, поволокли и привязали его к чурбану. Джюккюйэр от бешеной злобы ничего не мог сказать и только бился и лихорадочно мычал.
- Ну, чего стоишь? Бей! - Манчары замахнулся саблей на Бетеса.
Бетес, словно оглушённый, стоял в оцепенении. При окрике Манчары он вздрогнул, резко подскочил и, подняв тальниковую розгу, крепко огрел своего хозяина по толстому заду.
- Ещё! Ещё сильнее! Если пожалеешь, самому всыплем!
Розги беспрерывно мелькали в воздухе.
- А-а-а-а!.. - раздался истошный крик Джюккюйэра по всей опушке леса.
Алас Беке, услышав никогда не слыханное им, подхватил этот крик и понёс его дальше.
Миновала короткая летняя ночь, и на востоке заиграла нежным трепетом заря. Манчары со своими товарищами ехал по проезжему тракту. Внезапно позади них послышался конский топот. Путники развернули коней по направлению топота и остановились. Вороной конь, мчавшийся во весь карьер, резко остановился перед ними.
- Моомуот, ты куда это?
- К вам… к вам…
- Зачем?
- Насовсем…
Манчары приблизился и заглянул парню в глаза:
- А родные знают, что ты поехал к нам?
- Знают. Дедушка благословил.
- Моомуот, ты знаешь, чем грозит тебе присоединение к нам?
- Знаю…
- В течение всей твоей жизни тебя будут сопровождать лишь горести, с тобой сдружатся лишь невзгоды. Ты не будешь баюкать родных детей, не будешь городить изгороди для выращенного тобою скота, не будешь знать тепла уютного домашнего очага. Тёмные казематы будут твоей вотчиной, заплесневевшие тюрьмы будут твоим жилищем. Знаешь ли ты это?
- Знаю.
- Ты никогда не вернёшься к прошлому, никогда не будешь жалеть о случившемся?
- Никогда! До смерти!
- Ну, тогда дай руку! Вот наши руки!
К трём сильным рукам присоединилась четвёртая, тонкая робкая рука. И все четыре сплелись в рукопожатии, словно прочно затянутый узел.
Лучи ещё не выглянувшего из-за горизонта солнца весело заиграли на макушках высоких лиственниц.
Манчары вернулся
Северное лето в разгаре. Леса и поля оделись в праздничный наряд. Бай Чочо собрал великий . С восточного, западного, северного и южного улусов к Чочо приехали именитые баи. Правобережье Лены ещё не видело такого множества народу.
Чочо торжествует. На много вёрст вокруг равного ему нет. Его имя славится по восьми улусам. Его рысаки и скакуны обогнали всех лошадей.
Начинается якутская борьба. Люди из Западнокангаласского и Восточнокангаласского улусов сгрудились на противоположных сторонах площадки. Возбуждённые голоса слились в сплошной гул. В центре площадки стоят друг против друга два бегеса - борца. Западнокангаласский бегес - маленький, жилистый, невзрачный. Он совсем не похож на борца. Зато бегес, которого выставил Чочо, - здоровый, мускулистый, с бычьей шеей. Настоящий силач.
Чочо смотрит на своего бегеса и радостно щурит заплывшие глазки, заранее предвкушая победу.
Борцы сошлись. Мышцы их напружинились. Восточный бегес, чтобы потешить своего покровителя, решил быстренько одолеть противника и яростно набросился на него. Но хитрый, осторожный малыш не давал поймать себя. Он казался неуловимым и выскальзывал из рук, как рыба.
Борцы сцеплялись, отскакивали, снова сходились. Восточный борец наступал и всё время пытался свалить противника. Силач западных только защищался. Вскоре тело восточного бегеса заблестело от пота. Он стал часто, прерывисто дышать, облизывая пересохшие губы.
- Ну, ну, давайте! - нетерпеливо кричали кругом.
Борцы опять храбро ринулись друг на друга. Мышцы на руках вздулись буграми, пальцы захрустели. Не успели зрители опомниться, как силач западных молниеносным движением поймал противника за ногу, приподнял его и бросил через голову. Восточный, растопырив, как вилы, ноги, тяжело шлёпнулся спиной на землю. Западные восторженно закричали:
- Уруй! Уруй!
Они окружили своего бегеса и с почётом увели его. Чочо даже задрожал от злости. Он выбежал на середину площадки, где лежал его бегес, и принялся тыкать в него посохом, приговаривая:
- Такой высокий, могучий, и тебя победили! Зелёное сердце, неполные лёгкие…
В этот момент послышался конский топот. Расталкивая людей, к Чочо подъехал гонец на взмыленной чёрной лошади. Он задыхался и долго не мог вымолвить слова.
- Что с тобой, нохо? - спросил озадаченный Чочо.
- Манчары…
Тойон не дал верховому договорить:
- Что?!
- Вернулся…
- Что, что?! Говори же быстрее!
Всадник наконец отдышался и сказал тихо, но так, что услышали все окружающие:
- Манчары сбежал… Вернулся!
Чочо не верил своим ушам. В прошлом году Манчары был пойман, сослан на юг, на каторжные работы, откуда не возвращаются.
- Нохо, кто тебе сообщил такую плохую весть? - спросил испуганный тойон. - Я спрашиваю: кто сказал?
- Князь Шишигин.
Значит, это правда. Собравшиеся на празднество зашумели, как пчёлы в потревоженном улье. На лицах удивление, испуг. До ушей Чочо донеслись приглушённые емешки.
- Расходитесь, да поживее! - закричал он. - Ну! Чего стоите? Или ждёте, когда Манчары ограбит меня и начнёт вас оделять? Вы все заодно с этим разбойником!
"Манчары вернулся!" Эти слова быстрее ветра разнеслись по всем наслегам, по всему улусу. Грозный меч Манчары опять занёсся над усадьбами могущественных баев. А в покосившиеся тесные юрты бедняков слух о его возвращении вошёл как солнечный луч, как светлая, долгожданная мечта.
На востоке и на западе ночами пламенели пожарища. Богатства, награбленные тойонами у обездоленных и бесправных, гибли в огне.
"Манчары вернулся!"