* * *
По тому времени азовская крепость была одной из самых мощных, сильно укрепленных, первоклассных крепостей. Азов был основным форпостом турецкого владычества на берегах Азовского моря. Правительство Турции придавало ему огромное значение.
На стенах крепости было расставлено более двухсот больших и малых пушек. Кругом нее были прорыты глубокие рвы и насыпаны земляные валы с каменными стенами и одиннадцатью мощными башнями, каждая из которых в отдельности была самостоятельной боевой цитаделью.
Орешек для казаков был довольно крепкий. Все зубы об него поломаешь.
Но, однако, ничто казаков не остановило.
Не остановило их и предостерегающее сообщение лазутчиков, которых, перед тем как подойти к Азову с войском, атаман Татаринов посылал к крепости разведать. Они донесли атаману о том, что гарнизон азовский подготовлен к обороне: на крепостных стенах стоят янычары плечом к плечу. По беглому подсчету их было до пяти тысяч.
- Собаки! - прорычал Татаринов. - Кафтаны дарили! Предатели! Значит, правда, что Фомка Кантакузин посылал своего толмача к азовскому паше с упреждением.
Татаринов тщательно обдумывал, как начать осаду крепости. Он посовещался по этому поводу со своими старшинами и полковниками. На совещании все единодушно приняли план Татаринова.
На удобных подступах к крепости атаман расставил полки. Один некрупный отряд конницы он выслал в сторону Крыма, для того чтобы казаки могли своевременно отразить внезапный налет крымчаков в тыл штурмующих войск. Второй же такой отряд послал на Кубань для задержки кубанских татар, если б вдруг они вздумали прийти на помощь азовскому гарнизону.
Все это было проделано предусмотрительно и умно. Такая опасность действительно существовала.
Среди запорожцев был какой-то немец Иоганн. Он стал хвастаться тем, что он-де отлично знает подрывное дело и если б ему поручили, то он в два счета сумел бы прорыть подкоп под крепость и взорвать стену.
- А тогда пожалюста, - размахивал он руками. - Входи в цитадель.
Слух о немце дошел до походного атамана.
- А ну, позвать мне того немца, - распорядился Татаринов.
Немца привел сам куренной атаман Любомир Щетина.
- Здорово бул, атаман, - кивнул Татаринову Любомир.
- Здорово, Щетина.
- Вот цей немец, - с такой силой хлопнул Любомир рукой по плечу полнотелого, рыхлого, веснушчатого детину лет тридцати, что тот чуть не свалился с ног.
- Отоман! - скорчился от боли немец. - Зачем так больно делать?
- Ничего, Иоганн, до свадьбы все заживе, - засмеялся Любомир.
Татаринов внимательно оглядел немца и усмехнулся. Больно уж причудливо был тот одет: плисовые, какого-то неопределенного цвета панталоны, зеленая куртка с медными пуговицами. На голове тирольская шляпа с пером. Из-за широкого красного казачьего кушака торчит рукоять пистоля, на боку висит персидская сабля.
- Ну, як вин? - кивая на немца, спросил у Татаринова Любомир. - Добрый хлопец, а?
- Видать, добрый, - добродушно рассмеялся Татаринов. - Лыцарь хоть куда. Где вы подцепили такого красавца, Любомир?
- В Речи Посполитой к нам пристал. А шо? Вин казак гарный. Тилько чужих жинок любе дуже… Помирае по них.
- Ну, это не беда, - усмехнулся Татаринов.
Моргая светло-голубыми глазами, немец поглядывал то на Любомира, то на Татаринова, беспричинно, казалось ему, смеявшихся над чем-то. Плохо зная русский язык, он никак не мог уловить смысл их разговора.
Погасив усмешку, Татаринов сурово взглянул на него:
- Слыхал я, Иоганн, будто ты похваляешься, что учен подрывной премудрости, а?
Немец некоторое время молчал, сосредоточенно обдумывая смысл сказанной фразы, и вдруг, поняв, просиял, заулыбался.
- О, да-да! - закивал он. - Я умель подкоп делаль… Отшень карош подкоп.
- Под азовску крепость смогешь подвести подкоп?
- Азов? Азов? Бух!.. Фа-а!.. Да? - пытливо всматривался в Татаринова немец.
- Вот-вот, - утвердительно кивнул атаман. - Это нам и нужно… Ежели, Иоганн, взорвешь крепостную стену, то награда тебе будет за это большая. Понял?
- Подкоп умель делаль я, - бил себя в грудь немец, не совсем понимая, что ему сказал атаман. - Карош подкоп. Мне надо казак. Один, два, три… - начал он считать по пальцам.
- Подожди, Иоганн, - прервал его Татаринов. - Дадим тебе казаков сколько угодно. Лопаты дадим. Начинай подкоп, мил человек, начинай, - ласково похлопал он его по плечу.
* * *
От Черкасска-городка до Азова рукой подать, каких-нибудь семьдесят - восемьдесят верст. Перебравшись на левый берег Дона, Гурейка взял на конном базу доброго коня и к вечеру уже был под Азовом.
Сердце его затрепетало от восторга, когда он увидел бивачные костры казаков вокруг грозной крепости, зубцы которой четко выделялись на фоне закатного неба.
У костров хлопотливо маячили фигуры кухарей. Они готовили ужин. В ожидании горячей похлебки казаки сидели группами, рассказывали друг дружке разные были и небылицы. То там, то тут, как гром, взрывались веселые крики и хохот. Звенели домры и цимбалы, как выстрелы, стучали бубны. Пыль дымилась клубами от каблуков вспотевших плясунов.
Проезжая по биваку, разыскивая отца, Гурьяшка немало дивился невиданному бесшабашному веселью:
"Что они, прибыли сюда пировать, что ли? - думал он. - Вот так война".
По лагерю шныряли неведомо откуда взявшиеся цыганки в грязных, но красочных одеяниях, увешанные звенящими ожерельями из натертых до блеска песком монет. Они гадали казакам по руке, предсказывая им судьбу. Суеверные воины верили им, гадали, с сердечным замиранием ожидая ответа. Но цыганки не желали никому плохого и говорили каждому самые утешительные предсказания, чем и приводили наивных казаков в веселое настроение.
Правда, одна цыганка обидевшему ее казаку предсказала смертный исход. Но, на удивление предсказательнице, обреченный ею на смерть так развеселился от этого, что пошел в пляс.
- Ох ты, мати, мати, - барабанил он ладонями по коленям, - мне цыганка нагадала, что скоро мне уми-ра-ати… Так да-авайте же спляшем на помин моей души.
Вдруг Гурейка натянул поводья:
- Тпру!
Конь остановился. Гурейка взволнованно прислушался. Где-то в вечерних сумерках высокой нотой юношеский голос запел:
Ка-ак у на-ас на Дону, во Черка-асском го-ороду,
Ста-арики пьют-гуляют, по бе-еседу-ушкам сидят…
И взвился в поднебесье хор грубых мужских голосов:
По беседушка-ам си-идят, одну-у речь говорят…
Таку речь гу-утарят: "Ка-ак бы нам в поход пойтить…"
У мальчишки захватило дух от восторга. Ведь это ж его песня!..
"До-обрых малолетков за со-обой повести-и…"
Да ведь это же запевает его друг Макарка! Гурейка поддал под шерстистые бока лошади шенкеля, подскакал к костру, вокруг которого сидели казаки и пели. Ну да, вот Макарка, а рядом подыгрывает на дудочке дядя Ивашка.
- Макарка! - радостно вскрикнул Гурейка.
- О! - удивился Макарка. - Никак ты, Гурьяшка, а? - Он вскочил и подбежал к приятелю. - Ты тоже, стало быть, с нами?
- Да нет, не совсем, - потускнел парнишка. - Меня послал войсковой дьяк к отцу. Не знаешь, где его найти?
- А вот поедешь прямо, - рассказывал Макарка. - А потом свернешь влево у вербы. Там увидишь - стоит большой белый шатер. Вот в нем-то и находится твой отец.
- Что ж, Макарка, тогда не подождал-то? - обидчиво спросил Гурейка. - Небось обоих аргамаков изловил?..
- Нет. Одного. Другого поймал дядь Ивашка… Я тебя ждал, ждал, да так и не дождался, позвал с собой дядь Ивашку.
- О! - протянул Гурейка. - Ну, ежели дядь Ивашка, то это хорошо. Не жалко, что ему достался аргамак.
- Да ты не тужи, Гурьяшка, - утешал Макарка. - Мы тебе у какого-нибудь турка али татарина отобьем…
Подошел старик Чекунов.
- Здорово, Гурейка, - сказал он.
- Слава богу, дядь Ивашка. - Ты чего приехал?
- Боярин Чириков прибыл, требует отца. Вот меня и снарядил войсковой дьяк за отцом.
- А атаман Ванька Каторжный не прибыл?
- Прибыл, дед. Царево жалованье привез.
- Любо! - обрадованно выкрикнул старик. - Ванька Каторжный царево жалованье привез! - крикнул он казакам, сидящим у костра.
Те мгновенно повскакивали, оживленно заговорили, окружили Гурейку:
- Привез, стало быть, а?
Гурейка все обстоятельно рассказал им, потом дядя Ивашка отвел его к отцу.
При свете шандал отец с ближайшими своими помощниками обсуждал в деталях план штурма крепости.
- Когда черкасы пойдут на приступ с этой стороны, - горячо говорил он, - то тут нажмут… Кто это? - спросил он, заметив, что кто-то вошел в шатер.
- Я, батя.
- Ты, Гурьяшка? - изумился отец. - За каким лядом? Я ж тебе не велел сюда появляться.
- Войсковой дьяк послал с отпиской.
- Что он, не нашел другого кого послать? Что там нового? Прибыл дворянин Чириков?
- Прибыл.
- А атаман Каторжный?
- Тоже с ним прибыл. Царево жалованье привез.
Атаман Татаринов в грамоте не разбирался. Это было его больное место, хотелось ему слыть за грамотея. И он всегда делал вид, что грамота для него дело пустое.
Вот и сейчас, получив отписку от войскового дьяка, ему не терпелось узнать, о чем ему пишет он, но при посторонних лицах он не мог выказать свою неграмотность. Вертя пакет в руках, он сказал:
- Ну ладно, атаманы-молодцы, давайте поотдохнем. Идите зараз вечерять… Самая пора. А я с сыном погутарю.
Когда все вышли из шатра, атаман поправил в шандалах потрескивавшие свечи.
- Ну-ка прочти, Гурьяшка, что пишет войсковой дьяк.
Вскрыв пакет, мальчик прочел письмо. В нем ничего не было нового. Все, о чем писал дьяк атаману, Гурейке было известно лучше, и он обо всем более подробно рассказал отцу.
- Стало быть, дюже ругался боярин Чириков? - спросил атаман у сына.
- Дюже, батя.
- Грозился?
- Грозился.
- Ну и дьявол с ним. Не боюсь я ни его, ни царя.
Гурейка даже испугался таких слов. Как это - не бояться царя? Его все боятся.
Михаил Татаринов долго смотрел на свечу, как она то затухала, то с новой силой, потрескивая, вспыхивала, освещая сосредоточенное, багровое лицо атамана.
- Знаешь что, Гурейка, я надумал? - очнувшись от задумчивости, ласково притянул к себе сына атаман.
- Нет, батя.
- Оставайся-ка ты, видно, со мной тут. Ты грамотей, человек свой, всегда мне надобен будешь. Не надобно будет к писарю обращаться… А то ж они ломаются, дьяволы…
В глазах мальчишки вспыхнула радость.
- О батя! - воскликнул восторженно Гурейка. - Спасет тебя Христос!
- Да ты чему обрадовался-то? Что, думаешь, тут мед?..
ОСАДА
Подкоп немца Иоганна оказался неудачным. Он повел его в сторону от крепости. Сам же немец и обнаружил свою неудачу.
- Ну ничего, пусть роет другой подкоп, - добродушно сказал Татаринов. - Подождем. Нам не к спеху… Всегда ведь первый блин бывает комом.
Но, говоря это, атаман кривил душой. Штурмовать крепость надо было уже давно. Положение складывалось не в пользу казаков. С Кубани к Азову стягивались многочисленные татарские наездники. Они завязывали с казаками ежедневные перестрелки. До рукопашных схваток дело еще не доходило, но они могли начаться каждое мгновение. Высланный Татариновым на Кубань отряд казаков никакой помощи не принес: он где-то затерялся в степи и не подавал о себе никаких сведений.
Осада крепости не давала никаких результатов. Толпясь на крепостных стенах, янычары дразнили казаков.
- Эй, рус, - кричал один по-русски, - у тебя башка дурак! Подходи поближе, я тебе просверлю ее картечью, чтоб дурь вышла.
- Эй, казаки! - кричал другой. - Пооколеете у стен Азова, а не увидите его, как собственных ушей.
Казаки нервничали, плевались:
- Тьфу, нечистые духи, басурмане!.. Догрозитесь вы, что мы вам глаза повыколем и языки поотрежем.
- Пойди-ка отрежь! - кричал янычар. - Спробуй.
- Чего мы зря стоим? - орали возмущенные казаки. - На кого глядим? Раз наш походный атаман не ведет на приступ, так мы сами пойдем.
- Пойдём! - подхватывая, вопили недовольные. - Чего зря стоим?
Все чаще и чаще стали роптать казаки.
А тут в довершение ко всему стало не хватать продуктов. Непривычные к лишениям, запорожцы взбунтовались:
- Чего мы стоим?
- Якого биса дожидаемся?
- Пидемо, братови, к персидскому хану. Вин нас гарно приме.
- Гей, пидемо!
- Пидемо!
С грустью прислушивался Татаринов к этим крикам. Что он мог поделать? И в самом деле, в любую минуту можно ждать открытого бунта. Самое страшное - это если запорожцы снимут осаду и уйдут в Персию. Это хуже смерти. Одни донцы не осилят взять крепость. Да если уйдут запорожцы, едва ли останутся у стен азовских одни донские казаки.
И вот однажды ослушники, горячие головушки, увлекли за собой на штурм крепости некоторых нетерпеливых казаков.
С печалью смотрел Татаринов с кургана, как бурливой волной окатили казаки крепостные стены. Под яростным ружейным и пушечным огнем врага они перебрались через ров, подставляя лестницы, карабкались на стены. Но защитники легко отбились от штурмующих. Отступили казаки в тот раз, оставив у стен крепости много трупов своих товарищей.
Неудачи следовали за неудачами.
Из Черкасска прибыл Чириков, стал требовать немедленного освобождения турецкого посла, грозя царским гневом.
А тут среди казаков распространился слух о том, что с часу на час в Азов должен прибыть огромный флот с отборными войсками, посланными султаном из Царьграда. И этот флот будто вызвали своим колдовством турецкий посол Тома Кантакузен и его толмач Ассан.
Слухи эти производили на казаков и запорожцев удручающее впечатление.
- Давай сюда к нам Фомку проклятого и его толмача! - орали они. - Нехай дадут нам ответ об этом. Давай посла!.. Давай!
Будь на месте походного атамана кто-нибудь другой, тот, видимо, при создавшемся положении растерялся бы, наделал массу непростительных ошибок. Но не таковский был Михаил Татаринов. Все эти невзгоды и неудачи, навалившиеся вдруг на его голову, только больше закаляли его волю. Умный, проницательный, он понимал, что все это временное явление и что надо дать какой-нибудь выход недовольству казаков. Он вызвал к себе есаула Пазухина.
- Панька, - сказал ему атаман, - что это ты уж больно красен, как рак вареный? Хмельного, должно, дюже зашибаешь, а?
- Да не без этого, атаман, - уклончиво произнес Пазухин. - Бывает иной раз, что и хлебнешь малость какую.
- Малость ли? - с сомнением взглянул на своего есаула Татаринов. - Гляди, парень, кабы тебя паралик не ударил.
- Все под богом ходим, - вздохнул есаул. - На то его святая воля.
- Бог-то бог, да сам не будь плох. Береженого, брат, и бог бережет.
- Да это хочь правда, - согласился Пазухин. - Слухаю тебя, атаман, что кликал?
- Слышь, казаки вон орут, требуют, чтобы Фомку Кантакузина им на глаза подать.
- Ну, слыхал, так что? Давай привезем его и толмача Ассанку.
- Так ведь побьют их казаки.
- А тебе что, атаман, жалко их? Да дьявол с ними, Нехай сгибают.
- Да мне их не жалко. Только, может, невинные? Вот, говорят, грамоты какие-то Фомка Кантакузин султану в Царьград да крымскому хану посылал. Вроде бы просил немедленно у них помощи. Казаки, мол, подошли к Азову, норовят забрать его… Вот оно какое дело-то. Только как Фомка мог послать те грамоты, ежели он в кайданах закованный, взаперти в темнице подвальной сидит? - хитрил Татаринов.
- Верно гутаришь, атаман, - оживился Пазухин. - Как он мог те грамоты послать, коль он в темнице сидит? Тут дело, атаман, не иначе, как колдовское… По колдовству все это деется… Слыхал небось: султанский-то флот к Азову идет?
- Слыхал.
- Так почему он идет? - пытливо посмотрел есаул на атамана. - Кто его вызвал? Тоже колдовским образом…
- Так что же, стало быть, Фома - колдун, что ли? - спросил Татаринов.
- Нет, - отмахнулся есаул. - Фомка не колдун, а предатель. А колдун - толмач Ассанка. Он, проклятый, всеми колдовскими делами ведает. Он на нас все неудачи и невзгоды наслал.
- Ишь ты, - покачал головой атаман. - Ну ладно, давай привезем Фомку с Ассаном сюда на расправу.
- Беспременно, атаман, надо, - кивнул есаул. - Надобно ублажить казаков. Нехай они сами погутарят с Фомкой и колдуном Ассанкой.
- Ну ладно, так и быть, - сказал задумчиво Татаринов. - Нехай казаки гутарят с ними… - Атаман помолчал, а потом сказал: - Посылай-ка ты, Павел, казаков в Черкасск за Фомкой и его толмачом. Нехай поспешая везут их сюда на разговор с кругом казачьим.