Поняв, что освободить щель не удастся, вурды оставили, наконец, тело товарища в покое, а Борис, немного передохнув, отправился к воротам. Места для шестого воина там не нашлось, но княжич, заметив, что один из мужиков истекает кровью, подменил его. Вурды здесь пёрли скопом, не особо заботясь о собственной шкуре. Пока одни нападали верхом, другие, быстрыми неожиданными выпадами пытались подсечь людям ноги. При длинных копьях и мечах защитников, хитрый приём проделать было не просто. Тем не менее, иногда то один, то другой из воинов не успевал вовремя опустить оружие и получал коварный удар по ногам. Тяжелый тесак вурда оставлял глубокую и болезненную рану, а мог и кость надрубить, зато и сам храбрец получал три-четыре удара, прежде чем отступал, обливаясь кровью, назад. Живучесть вурдов поражала. Любой человек на их месте уже валялся бы на земле, медленно подыхая, а эти продолжали, как ни в чём не бывало лезть на клинки вновь и вновь.
Натиск прекратился неожиданно. Один из вурдов развёл руками, останавливая товарищей и вдруг, к великому удивлению Бориса, заговорил самым настоящим человеческим голосом. Значит, не почудилось ему тогда, будто вурд ругнулся. Значит они и впрямь не слишком от людей отличаются? Правда, Борис этой речи не понимал, но что-то похожее слышал у черемисов, в большом числе обитающих в низовских землях. Вурд что-то объяснил собратьям, после чего они слаженно отступили от ворот и растворились во тьме. Перед воротами остались лежать четыре мертвых тела. Защитники вздохнули с облегчением, но преследовать врага, памятуя наказ князя, не стали.
- Чего он сказал, ты понял? - спросил Борис одного из местных мужиков, что бился с ним рядом.
- Понял, чего ж не понять, - ответил селянин. - Сказал, чтобы здесь больше не лезли. Чтобы к другому дому шли.
- А ты откуда их язык знаешь? - недоверчиво спросил юноша.
- Так это не их, здешний говор, муромский, - усмехнулся мужик. - Сейчас-то мало кто на нём говорит, но понять можно, чего там.
- Раз так, то если князь запозднится, надо бы ударить им в спину, - предложил княжич.
- Небось, сами справятся - рассудил подошедший Тимофей. - Там Рваный, Румянец, отобьются как-нибудь.
Как потом выяснилось, второму дому всё же пришлось тяжелее. То ли вурдов на него изначально больше набросилось, то ли дыры обнаружились не прикрытые, но скоро враги ворвались внутрь, и людям пришлось отступить на мост, а потом и вовсе запереться в срубах. Развивая успех, туда и подтянулись почти все вурды от того дома, что защищал Борис.
Это, впрочем, только сыграло на руку князю Юрию. Закрытые стенами, за шумом схватки, вурды не услышали конский топот и упустили возможность вовремя отступить. Передовые отряды муромского князя обошли деревню с двух сторон и двинулись навстречу друг другу вдоль лесной опушки, отрезая врагу пути отхода. Одним крылом распоряжался Слепень, другое вёл Павел. Следующий за ними основной полк, под рукой самого князя, пошёл прямо в лоб на деревню. Жаль, что Юрий не знал, в каком именно доме шла главная схватка, не то бросил бы туда все силы. А так, вурды пусть и заметались поначалу в почти захваченном доме, очень скоро пришли в себя. Поняв, что попали в засаду, они быстро перестроились и, бросив осаждаемый двор, рванули через поле к лесу в том месте, где ещё не сомкнулись крылья передового полка.
Они просчитались. Как бы не были быстры ноги вурда, лошадки скакали резвей, а до лесной опушки им предстояло пройти добрую версту по ровной открытой местности. К тому же мешала стерня, прокалывающая даже толстые ступни вурдов.
Казалось, что уйти не удалось почти никому. Лавина конного полка настигла врага ещё на полпути к спасительной лесной завесе. Вслед княжеской коннице бросились и те, кто находился в домах.
- По коням! - заорал от соседнего дома Рваный. - Бегом этих стервецов не догонишь!
Борис вывел аргамака, вскочил в седло и присоединился к преследованию, но уже на скаку вдруг почувствовал, что упоение боем куда-то ушло. Не тянуло его в рубку лихую, не пьянил вид вражеской крови, и прежняя злость сменилась усталостью. Конь почувствовал настроение седока, приотстал, и княжич в дальнейшем только наблюдал за развязкой облавы, освещаемой, кстати вышедшей из-за тучи яркой луной.
Небольшая ватага вурдов рванулась чуть в сторону и сумела, потеряв нескольких товарищей, прорваться сквозь смертоносную мельницу сабельных ударов дружинников Слепня. Борису показалось, что ушло может пять или шесть нечестивцев. Но воевода, соскочив с коня, бросил с досадой:
- Дай бог, половину порубили. Остальные ушли.
***
Едва рассвело, народ вывалил на уборку вражеских тел. Борис безуспешно попытался разыскать Боюна, но зато встретил, наконец, Петра и Румянца, и отправился вместе с ними осматривать поле битвы. Воевода оказался прав. Потерь вурды понесли не так уж и много. По крайней мере, гораздо меньше, чем казалось во время ночного боя. Они насчитали в поле не более двух десятков трупов. Ещё, может быть, дюжину нападавшие потеряли в домах. Остальные ушли.
Дружинники привязывали убитых врагов за ноги к лошадям и, волоча тела по земле, стаскивали их в общую, отрытую только что селянами яму. Туда же бабы ребятишки сносили найденные отдельно головы и прочие обрубки.
Борис только теперь смог во всех подробностях разглядеть ночных противников. Одевались они, как правило, в меховые куртки и кожаные штаны. Мех встречался разный, у кого какой. Попадались куртки из лисы, волка, реже из медведя или рыси. Одежда повидала, судя по всему, не одну зиму - мех местами повылез, зияя проплешинами, местами свалялся, засалился. Так что не сразу и отличишь, какой именно зверь его раньше, до вурда, носил. Рукава были короткими до локтей. Из рукавов торчали мускулистые волосатые руки. Волосатые - не то слово, лучше сказать мохнатые. Такие же мохнатые ноги торчали из коротких, опускающихся чуть ниже колен, штанов. Штаны видимо шились из лосиной или оленьей кожи. Обуви вовсе никакой не было - все вурды ходили босыми.
- Они что, и зимой вот так вот раздетые и босые ходят? - удивился Борис
- Да, так и ходят, - подтвердил Пётр. - Им так воевать ловчее. Ведь в чём сила вурда, если подумать? В быстроте, внезапности, подвижности. А так одежда движения не сковывает. Удобно им так. А от холода собственная шерсть спасает, да кожа толстенная.
Мёртвые враги скалились, обнажая крупные клыки. Во всём остальном они почти ничем не отличались от людей. Может чуть ниже ростом, коренастее, да волос гуще. Пролежи такой труп достаточно долго и по костяку, если не считать клыков, не определишь в точности, вурд то был или человек. Но тлеть потихоньку в земле, врагам было не суждено. Не желали селяне землю родную осквернять. Останки нечисти переложили хворостом и когда поле с деревней прибрали полностью, яму запалили.
Смрадный чёрный дым поднялся над деревней, знаменуя победу. Селяне толпой окружили огненную яму и смотрели, как огонь пожирает тела их жутких врагов. О своих покойниках позаботились ещё раньше. Тела двух ополченцев, погибших в соседнем доме, унесли на опушку и похоронили на деревенском кладбище вместе с местными.
Тризну не справляли, от угощения отказались. Не дожидаясь пока нечисть прогорит до конца, дружина собралась в обратный путь.
- Ну, вот и всё, - довольно подытожил князь результаты вылазки. - Многие удрали, конечно, но урок помнить будут. Теперь, дай бог, несколько месяцев не сунуться в наши края. Как там ополченцы, справились ли?
Последний вопрос он задал Рваному.
- Те, что рядом со мной дрались, справились, - ответил тот. - А кто не справился, уже в землице лежит.
- Боюн только пропал куда-то, - добавил Борис. - Вот уж кто дрался, как зверь!
- Уехал он, - сказал Тимофей. - Как дело закончилось, так и уехал в ночь. Сказал, дела ждут, с порядком-то у ополченцев не очень.
- Да и нам пора, - усмехнулся Юрий.
- По коням! - громко распорядился воевода. - Если поспешим, к следующему утру уже в Муроме будем.
***
Спать одной без мужа, пусть бы он просто лежал рядом, Варваре было непривычно и боязно. Случалось, Павел пропадал на несколько дней и раньше, но тогда они жили в острожке - большой семьёй, под одной крышей, в тесной по княжеской мерке избе. И в соседней горнице у Юрия допоздна засиживались воевода с дружинниками, а если и нет, то слышался могучий храп князя или разговоры во сне Петра, или шаги дружинников под окном.
А теперь мало что расселились по огромному дворцу, но и отправились всем семейством на вурдов. Прошлую ночь провела Варвара в церкви, молясь за мужа, князя Юрия и всех его воинов. Вернулась под утра и заснула сразу, без страхов. А этой ночью осталась одна-одинёшенька. Охрану в её покои не допускали, а несколько девок, ночующих в передней, страху отнюдь не убавляли.
Среди ночи поднялся ветер, и терем стало раскачивать на высоких столбах. Брёвна скрипели подобно своим живым ещё собратьям или тем, что несли на себе паруса. Взошла полная, огромная луна и княжне стало совсем жутко. Вновь вспомнила она о давешнем лесном взгляде. Поёжилась от озноба.
Полдюжины ополченцев, назначенных в охрану во главе с молодым боярином, сидели где-то внизу. Но не будешь же звать мужиков, показывая перед ними свой страх. Да и не положено им сюда подниматься. Заказано строго-настрого. А спуститься ей самой не позволяла гордость.
И чего князю так уж приспичило всех с собой увести? Могли бы вполне и без Павла управиться. Что там один человек изменит? И город неведомо на кого оставили. Жёлудь хорошим воякой был, пока руки не лишился, но как начальник над городом он никуда не годен. Слушать его будут вполуха, в особенности юнцы боярские, которые не по годам чванливы. Тут из княжеской семьи кто-нибудь нужен для строгости. А кто? Жены-то у князя Юрия нет, овдовел давно. Так что получается из всех князей, она старшая в городе осталась. И, собственно говоря, единственная. Случись чего, к ней Жёлудь придёт за советом и за помощью против детишек боярских. А какой из неё советчик, какой помощник? Бабой она родилась, бабой и осталась.
Ветер стих, опоры перестали скрипеть, зато неожиданно заскрипели ступеньки лестницы. Варвара вздрогнула, прислушалась. Девки в передней спали. Быть может кто-то из ополченцев, презрев запреты, решил наведаться к ним? Мало ли у кого из горожан зазноба среди княжеской дворни завелась? За такой проступок можно и плетей позже отведать, но прежде отведать прелестей женских, а мужики редко в таких делах о завтрашнем дне думают.
Но вот вслед за ступеньками заскрипели половицы, шаги прошли через переднюю и, не останавливаясь у лавок со спящими девками, стали приближаться к её двери. Тут Варвара перепугалась всерьёз. Схватила кинжал, набросила на себя накидку, закуталась и повернулась к входу, понимая, что от страха даже не сможет крикнуть, позвать на помощь. Она чуть рассудок не потеряла, следя за медленно открывающейся дверью. Спрятаться? Броситься с кинжалом вперёд? Окно выставить и прыгнуть вниз?
Дверь открылась, и на пороге появился Павел.
Увидев мужа, Варвара охнула, пошатнулась от ушедших разом напряжения и страха, присела было на скамейку, но тут же вскочила и, выронив кинжал, бросилась навстречу. Глаза наполнились слёзами, размывающими очертания мужа. Но она уже добежала, прильнула к его груди.
- Ты вернулся? - всхлипнула Варвара. - Князь отпустил тебя раньше?
Павел молча обнял её одной рукой, прижал к себе, не позволяя осесть вновь ослабшему телу Варвары.
- Ничего не случилось? - испуганно спросила она.
- К тебе вернулся, - спокойно сказал муж.
Продолжая то ли обнимать, то ли поддерживать её одной рукой, другую муж запустил в распущенные волосы и прошелся по ним точно гребёнкой. Его пальцы накручивали пряди, приятно разминали кожу под волосами, и Варваре сделалось необычайно хорошо. Тепло заструилось по телу, вызывая истому, желание. Варвара ещё сильнее прижалась к мужниной груди, сомкнула заплаканные глаза и, охватив руками его шею, замерла, прислушиваясь к перестуку сердец.
Неожиданно Павел отстранил её, но Варвара зря испугалась, потому что в следующий миг он поцеловал её в губы так нежно, как не целовал с тех самых первых их ночей. Но если тогда Варвара пугалась неизвестности и не распробовала, как следует, вкус наслаждения, то теперь, после стольких месяцев ожидания, она изведала его в полной мере. Голова закружилась, и княжна полностью открылась чувствам, отдалась без остатка страсти.
Тело скользнуло вниз, высвобождаясь из объятий мужа, но он подхватил, поднял на руки и отнёс к постели. Павел целовал её, не переставая и пока нёс и когда уложил на постель, и умудрился при этом как-то снять с себя плащ и куртку. И потом возлёг рядом, продолжая целовать, а она уже потерялась в блаженстве и словно сквозь сон чувствовала, как Павел ласкает её грудь и живот, и кладёт ладонь на колено. Её дыхание участилось и стало резче и, наконец, не выдержав, она сама потянула мужа к себе. И будто провалилась в бездну.
***
Спокойная, как никогда раньше, Варвара подошла к окну и отодвинула в сторону ставень. Утренний прохладный воздух хлынул в душную от печного чада и дыхания комнату, попутно освежая лицо. Оно опять было мокрым от слёз, но теперь то были слёзы настоящего счастья, а не пережитого ночью испуга. Так хорошо и спокойно ей давно уже не бывало. Павел спал, его мощное загорелое тело лежало поперек кровати, а голова зарылась в подушки. Варваре вдруг захотелось укрыть мужа, но она, подавив порыв, просто постояла некоторое время рядом и полюбовалась спящим мужчиной. Затем вернулась к окну.
Муром уже пробуждался. Ворота, пропев скрипучую песню, открылись и в город вошли первые посетители - поставщики свежих продуктов, птицы, зелени, молока, вольные слуги, что жили с семьями на посаде. Вслед за ними, вскоре подойдут и строители, и купцы. Утренний туман закрывал от её взора всё, что происходило за стенами. Посада и дороги было не видно. И потому возвращающийся из похода полк она прежде услышала, чем увидела. Гулкий топот сотен копыт, фырканье лошадей, голоса, пробились через туман, и ворвались в город, опережая дружину. Не одна лишь Варвара услышала всадников. Из домов стали выходить женщины, наспех одетые, готовые встретить мужей и сыновей. Дружина шла быстро и видимо не без победы. Иначе с чего бы ей возвращаться так скоро. И Варвара вновь испытала благодарность к Павлу за то, что он смог вырваться раньше, опередить остальных и подарить ей эту ночь.
Но вот передовой отряд, наконец, показался, вынырнув из тумана возле самых ворот. Варвара узнала князя, говорящего о чем-то с воеводой, узнала Петра и приезжего суздальского княжича. И тут прямо за княжичем она внезапно разглядела знакомые черты Павла.
Сердце сдавило тисками, кровь бросилась в голову. Ужас объял княжну, сковал тело, перехватил дыхание. Она замерла на миг, но потом пересилила натиск, резко повернулась к постели…
Постель была пуста.
Глава десятая
Елатьма
Тарко к советам Мены не прислушался и рано утром, как только Сокол ушёл с клинком к ведунье, а Рыжий ещё спал, отправился к крепости. Он собирался хоть целый день под двором княжеским ходить, пока Вияна не увидит его, или не выйдет на улицу по делам. А там уж пусть вновь обругает его, пусть прогонит. Увидеть бы её только, словом переброситься. Даже то, что меча сейчас при нём нет, а значит нечем и хвастать, желания не убавляло.
Стража на воротах юношу остановила и внутрь не пропустила, хотя один из воинов узнал воспитанника Мещёрского князя. Но здесь не Мещёрск, здесь Елатьма, здесь свои порядки и свой князь правит.
- Мне с княжной Вияной поговорить надо, - настаивал Тарко.
- Не велено тебя пускать, - заявил стражник.
- Кем же не велено? - упорствовал Тарко.
- Самим князем Александром и не велено, - ответил стражник и вздохнул, то ли сопереживая мальчишке, то ли настраиваясь на утомительные объяснения. По шее ведь не двинешь княжескому приёмышу. Впрочем, если досаждать сильно будет, можно и двинуть, как бы ненароком.
Но силой гнать просителя не пришлось. Неожиданно для обоих спорщиков во дворе загремели доспехи, застучали копыта, и скоро в воротах появился сам Александр, сопровождаемый полудюжиной всадников. Заметив юношу, князь остановил лошадь.
- Не ищи с сестрой встречи, Тарко, - сказал он. - У неё теперь своя судьба. Возвращайся в Мещёрск, отец тебе дело найдёт по душе. Вырастишь, сам всё поймёшь.
Небольшой отряд тронулся, а юноша, проводив его взглядом, от крепости вовсе не ушёл, лишь отступил немного под гору, продолжая из тени наблюдать за воротами. На что он рассчитывал, Тарко и сам понимал плохо. Вияна из крепости не появится точно, возможно, до самого замужества там просидит. Но он всё равно ждал, надеясь на чудо или случай, что позволит ему попасть внутрь или выманит княжну наружу.
Чуда, однако, не произошло.
Вместо желанной девушки Тарко увидел давешнего бузотёра, который вышел из крепости в сопровождении двух княжеских воинов. Все трое направились вниз к пристаням, и юноша, рассудив, что за время короткой отлучки ничего в его сидении не изменится, решил проследить за ними.
Савелий шёл свободно даже оружие держал при себе, но Тарко отметил, что всё же дружинники скорее охраной приставлены к охотнику, чем провожатыми.
Они вышли к пристаням и остановились возле небольшого струга, чуть меньшего, чем корабль Тарона.
- Демидка! - позвал один из дружинников.
Из лодки высунулась заспанная рожа молодого корабельщика, очень худого на вид как для такой работы.
- Чё? - спросил он.
- Копчё! - передразнил дружинник. - Ты зачем спишь, вша тебя укуси? Давно уж в Москву пора отваливать!