А потом – печальный конец: приступ судорог, недолгий сон, трясение челюсти, невладение языком и ослабление памяти. Состоявшего при нем генерал-майора Афиногена Орлова дядя Низи искусал, но, говорят, не опасно. И всего в двух местах. После этого он не мог видеть свою жертву, ругал генерала и кричал:
– Вор! Пошел вон!..
Между тем в Петербург явился отец девушки, в которую влюбился дядя Низи во Франции, – некий Дампьер. Он приехал к великому князю Михаилу Николаевичу и заявил, что Николай Николаевич обещал жениться на его дочери и обязан это обещание выполнить. Тогда дядя Миша решил показать Дампьеру брата, так как француз угрожал уже скандалом. Когда он привел Дампьера к дяде Низи, будущий тесть сперва не мог узнать его, а затем, сообразив, в чем дело, сразу же отбыл восвояси.
А его дети?..
Года четыре назад великий князь Николай Николаевич Младший пришел к отцу просить разрешения на брак с купчихой Бурениной. Дядя Низи, зная крутые воззрения на сей счет царя, велел ему обратиться на высочайшее имя. Великий князь поехал к своему двоюродному брату Владимиру Александровичу и передал ему слова отца. Решив, что дядя Низи не против брака, Владимир Александрович сообщил обо всем императору, который в первую минуту изъявил согласие. К тому же государь получил письмо от матери жениха Александры Петровны, которая также испрашивала разрешения сына на женитьбу. Откуда было знать царю, что Буренина "подъехала" к тете Саше и дала ей денег. А за деньги та готова на все. Александр III сказал только:
– Я этот брак стану игнорировать. А у Бурениной не будет никакого положения…
Свадьбу решили играть в тамбовской деревне. Счастливый жених поспешил известить отца.
– Этому не бывать! – громовым голосом крикнул Николай Николаевич Старший.
Тогда сын втайне от отца уехал в Царское Село и устроил там праздничный обед, созвав на него всех своих знакомых и знакомых купчихи. За шампанским жених и невеста обменялись кольцами.
Николай Николаевич Старший поспешил к царю, у которого застал Воронцова-Дашкова. Министр двора как раз докладывал государю о домогательствах сына дяди Низи в отношении Бурениной. Ко всему этому до императора дошли слухи, что невеста его кузена – вполне продажная женщина.
Александр III рассвирепел и отнял данное им согласие на брак, прибавив:
– Я в родстве со всеми европейскими дворами, а с гостиным двором еще не был!
"Видно, яблоко от яблони недалеко падает…" – подумал государь и. хлебнул еще из фляжки…
Несчастлив и любимый дядя императора – Михаил Николаевич.
Скандалом обернулась пятнадцатилетняя связь его жены Ольги Федоровны с генерал-майором Петерсом, воспитателем их младших детей Георгия и Александра. Дядя Миша случайно застал их в самом пикантном положении, после чего Петерс был вынужден уехать в двухмесячный отпуск. Впрочем, сын дяди Михаил публично похвалялся, что это сам Петерс помог накрыть его с матерью. Видно, она ему просто надоела…
Ольгу Федоровну император недолюбливал не только из-за ее неверности мужу. Александр Александрович знал, что она находится в довольно близком родстве с неким еврейским банкиром из Карлсруэ. Этот еврейский тип и, пожалуй, еврейский характер перешел к некоторым из ее детей. Не отсюда ли их похотливость и авантюризм в личных делах?
Самого дядю Мишу император очень любил и за образцовое поведение семьянина, и за достойное служение России. Но его дети!..
Оба старших сына задумали жениться – Николай на княгине Нелли Барятинской, а Михаил – на дочери Игнатьева, бывшего министра народного просвещения. Государя возмутили эти шашни, так как Барятинская уже была замужем, а об Игнатьевой ему сказали, что у нее два года назад родился ребенок. Согласия царя кузены, конечно, не получили.
Александр III не знал, что Игнатьеву оболгали. Она же страшно переживала, и даже члены императорской фамилии жалели ее. И хотя родители дали согласие на ее брак, а дядя Миша сам приезжал уговаривать царя, тот остался непреклонен. Жених еще надеялся, что государь смягчится. Вскоре после этого император повелел Михаилу Михайловичу отправиться в Карлсруэ – поздравлять кого-то с серебряной свадьбой. Но когда тот представлялся перед отъездом, царь сказал только:
– Когда ты едешь? – И ни слова больше.
В обществе шушукались, что, если бы вместо Игнатьевой оказалась Воронцова-Дашкова или Долгорукая, государь позволил бы Михаилу жениться, а вот Игнатьева он не терпит.
Однако каковы чувства у этих мальчишек!
Не прошло и года, как великий князь Михаил написал матери, что никогда не любил графиню Игнатьеву и что будто бы она сама вешалась ему на шею. Ольга Федоровна показывала многим эту депешу и не нашла ничего лучшего, как отправить к Игнатьевым со своими комментариями княгиню Витгенштейн. И та охотно согласилась исполнить это весьма двусмысленное поручение. О придворные нравы! А затем сын дяди Миши скоропалительно женился на дочери Николая-Вильгельма, герцога Нассауского. Супруга его, по первому браку Дубельт (сын шефа жандармов), была дочерью поэта Пушкина, а в обществе ее по старой привычке звали Таня Дубельт. И Михаил женился, даже не спросясь у государя, а посему был по высочайшему повелению вычеркнут из списка русских офицеров. Скоро же он забыл прежнюю страсть! Свадьба состоялась в греческой церкви в Триесте, о чем герцог Нассауский известил государя. Фамильярный тон письма герцога возмутил Александра III. Он повелел лишить великого князя Михаила пятидесяти тысяч рублей дохода, каковой тот ежегодно получал из уделов. А тут еще известная Азинька Арапова, дочь генерала Ланского и Натальи Пушкиной, осмелилась послать своего мужа, шталмейстера, к государю – узнать, как они должны держать себя после этого по отношению ко двору, с которым теперь породнились.
– Как хотят! – последовал ответ.
Немало забот и даже горя причинил Александру III и младший сын дяди Миши, Александр.
Это был необыкновенно смазливый, нет, пожалуй, даже красивый юноша. Он был хорош собой, но отмечен какой-то приторной, восточной красотой. Рахат-лукум, на который так падки женщины.
– Вы не видали детей Ципельзонов? – неожиданно спросил как-то император у своего министра Витте.
Тот смешался, не поняв, о каких детях с еврейской фамилией идет речь.
– Сергей Юльевич! Вы разве не подмечали, что дети Ольги Федоровны, особенно младшие, – сущие Ципельзоны, – продолжал государь.
Витте промолчал, прекрасно зная, что Александр III не жалует евреев, хотя, кажется, поляков не терпит еще более.
Каково же было царю, когда его дочь Ксения объявила, что любит великого князя Александра Михайловича! Он долго уговаривал ее не связывать судьбу с этим библейским красавчиком. Да куда там! "Заупрямилась девка – неслухом стала", – вспомнил император, как говаривала его старая нянька. Пришлось скрепя сердце дать согласие на брак.
Но как символично выглядело послесвадебное путешествие Сандро и Ксении!
Из Большого Петергофского дворца молодые отправились в Ропшинский, который был так ярко иллюминирован, что ослепленный кучер не заметил маленького мостика через ручей. Все – три лошади, карета, кучер и новобрачные – рухнули в воду. К счастью, Ксения упала на дно экипажа, Сандро – на нее, а кучер и камер-лакей – прямо в воду. Никто, правда, не ушибся, и на помощь путешественникам подоспела вторая карета, в которой находилась прислуга невесты. Большая шляпа Ксении со страусовыми перьями и ее пальто, отделанное горностаем, были покрыты грязью, руки и лицо у Сандро оказались совершенно черными. Князь Вяземский, встречавший молодых при входе в Ропшинский дворец, опытный царедворец, не проронил ни одного слова.
Однако это было грязное путешествие!..
Несмотря на родство, Александр Александрович продолжал сохранять к своему зятю стойкую неприязнь. Как-то они были в шхерах, на берегу Финского залива, где император любил ловить рыбу. Что-то случилось с его походной ванной, и Александр Михайлович предложил ему свою, гуттаперчевую. Вымывшись, царь похвалил:
– Отменная ванна, Сандро!
– Наконец-то государь и у меня нашел хоть что-то хорошее, – нашелся великий князь…
Да, пожалуй, легче было удержать на плечах крышу вагона в Борках, чем остановить хаос в собственном Доме Романовых!
Император допил коньяк прямо из фляги и забросил ее за шкаф. Только теперь приятная теплота охватила его тело, сладко отуманила мозг, и он, опустив тяжелую голову на ладони, прошептал:
– А Ники? Что делать с Ники? Ведь он тоже неблагополучен… И совсем еще ребенок…
11
Да, император считал своего первенца ребенком и закрывал глаза на многое. Но любил больше всего третьего сына – Михаила.
Только Миша держал себя с отцом совершенно свободно и не страшился его, в то время как Ники и Жорж порою боялись спросить родителя о самом простом. Когда у наследника взяли временно его кучера, он сказал министру двора барону Фредериксу:
– Владимир Борисович, отдадут ли мне кучера?
– Ваше высочество, – отвечал барон. – Почему вы не спросите об этом у государя?
– Я не решаюсь, – сознался цесаревич. – Спросите лучше вы…
То же самое было, когда Николай Александрович уезжал в Ливадию.
– Каких лошадей вам туда отправить? – осведомился Фредерикс.
– Я не знаю, еду ли с царем, – сказал наследник. – А спросить об этом не смею…
А ведь ему двадцать пять лет!..
То ли дело Миша – резвый, веселый, храбрый и даже отчаянный сынишка!..
Император вспомнил забавную историю, которая приключилась, когда его Мише было еще лет десять.
В Гатчине Александр III очень любил гулять со своим Мишей и играл с ним во время прогулок. В эти минуты груз государственных забот, бремя которых он ощущал постоянно, как по волшебству, отпадал сам собой. И государь, случалось, проказничал словно первоклашка.
Как-то они проходили мимо большой клумбы георгинов, которые садовник поливал из длинного шланга. Миша вырвался из рук императора и закричал, что хочет искупаться.
– Так ты хочешь? – переспросил отец. – Добро же!
Он взял шланг у садовника и окатил мальчика с головы до ног.
– Папа! Тебе это так не пройдет! – грозно пищал Миша, заслоняясь от воды ручонками.
Когда они вернулись, Мишу сейчас же переодели, и все пошли к завтраку. После завтрака император обычно занимался у себя в комнатах внизу, как раз под покоями Михаила. Устав читать бесконечные доклады и ставить на них резолюции, государь решил сделать перерыв. Он высунулся из окна, оперся на локти и стал наслаждаться видом на Нижний голландский сад с ярким цветочным партером, обрамленным низко подстриженным кустарником, на Верхний сад, куда вела каменная лестница, на мраморную Афину Палладу в самом центре сада.
Вдруг на голову и плечи императора обрушилась лавина воды. Он гневно взглянул вверх и увидел смеющееся лицо Миши, который держал рукомойник.
– Папá! – кричал Миша. – Папá! Вот мы и квиты!..
– Ах, озорник! – только и молвил, утираясь, Александр Александрович.
Попробовал бы кто-нибудь другой выкинуть с царем такую шутку – ему бы здорово влетело! Впрочем, никто бы и не осмелился проделать нечто подобное. Разве таким был Ники в Мишином возрасте? В бытность Александра Александровича еще цесаревичем они как-то затеяли игру с Ники на яхте "Держава". На широкой палубе провели мелом черту и бросали обтянутые тканью диски. Так, чтобы как можно ближе докинуть их до черты, но не перебросить через нее.
Александр Александрович столь удачно забросил свою подушечку, что накрыл черту и от этого пришел в бурный раж:
– Ура! Я попал, попал!..
– Папá! Ты сошел с ума! – вдруг истерично крикнул Ники.
Отец словно впервые взглянул на него и ужаснулся желтизне и вялости личика сына, его щуплости и худобе. "А ведь он пошел в Минни, это ее порода, мелкая и вялая!" – подумал Александр Александрович. Он встретил взгляд больших голубых, как и у его мамы, глаз Ники, и веселое настроение словно ветром сдуло.
…Теперь они с Минни почасту говорили о том, что наследника нужно женить, пока он не избаловался. Еще весной восемьдесят девятого года, когда сына дяди Низи, Петра, обручали с дочерью князя Николая Черногорского Милицей, государь и императрица думали женить великого князя Дмитрия, сына дяди Кости, на ее средней сестре, а Ники – на младшей. Но из этого ничего путного не вышло.
В том же году русский царь с наследником посетил Берлин по случаю кончины императора Фридриха III, отца нынешнего германского государя. Там Ники не шутя увлекся принцессой Маргаритой, сестрой Вильгельма II. Несмотря на то что Маргарита, по общему мнению, была нехороша собой, цесаревич утверждал, что страстно любит ее. Всполошилась Франция. Военный агент в России генерал Мулэн заявил, что женитьба цесаревича на сестре германского императора оттолкнет от Петербурга Париж. Биржа тотчас отреагировала падением курса французских бумаг. Сам Вильгельм, однако, не соглашался на свадьбу сестры. Внешним поводом послужило нежелание германского государя, чтобы Маргарита приняла православие, хотя вовсю распространялись слухи, будто Александр III готов уступить и якобы предлагал, чтобы принцесса не меняла веры. Так или иначе, но и этой свадьбе не суждено было состояться.
Тогда же стараниями английской королевы-долгожительницы Виктории была подготовлена еще одна претендентка на руку цесаревича – принцесса Алиса Гессенская, сестра Эллы – Елизаветы Федоровны, жены великого князя Сергея Александровича. Под предлогом посещения сестры внучка королевы приехала в Россию и очаровала Ники, который занес в дневник: "Моя мечта – когда-либо жениться на Алике Г.". Однако и Александр III, и его Минни единодушно сочли ее неподходящей для наследника, и тот смирился…
– Ники слабоволен, – заявила Мария Федоровна. – И я не желала бы, чтобы он всю жизнь сидел под германским каблуком!
Но к необходимости женить Ники царя подтолкнули события, связанные с кругосветным путешествием, в которое он отправил цесаревича.
Сам император потом корил себя, как мог он отпустить наследника с такой развеселой компанией: кроме Жоржа (которому пришлось вернуться с полпути из-за обострения чахоточной болезни) в ней были генерал-адъютант Барятинский, сын греческого короля Георга I и племянник Минни Константин, оба крайне легкомысленные натуры и большие любители приложиться к бутылке. Да и молодые офицеры – конногвардеец князь Николай Оболенский, кавалергард князь Кочубей и лейб-гусар Евгений Волков – зарекомендовали себя как лихие кутилы и волокиты.
Удивительно ли, что все бражничали и мотали деньги вовсю. Да и на подношения восточным вельможам не скупились. Хотя в поездку государь приказал отпустить четырнадцать сундуков с подарками на двести пятьдесят тысяч рублей, очень скоро все было роздано, и пришлось из Петербурга спешно отсылать новые сундуки.
А тут еще – совершенно не к месту и не вовремя – журнальная статья, где восхвалялся русский флот, бранились англичане и говорилось, что придет-де время – и мы покорим Индию. Император сделал выговор цензору и наложил резолюцию: "Верно, дельно сказано, но не время об этом рассуждать, так как цесаревич в эту минуту в Индии".
Как раз из Индии Ники прислал по-французски телеграмму, над содержанием которой бились и не могли его разгадать самые светлые умы:
ШЕСТЬ ДНЕЙ ЦЕЛУЮ БОЛЬШОГО КОТА
После долгих размышлений царь пришел к выводу, что Ники был просто пьян, но тут телеграмму поглядела фрейлина Минни Козлянинова и прочла ее на русский лад:
SIX JOUR BAISE GROS CHAT
To есть:
СИЖУ БЕЗ ГРОША
Государь очень гневался, но повелел выслать путешественникам еще денег на их содержание. А дальше – нелепая кровавая история, подробности которой скрыли от императора. Японский посол в Петербурге Ниссу сперва лишь ограничился сообщением, что наследник получил удар по голове самурайским мечом.