- Советчиками там тебе будут мой наместник Яков Резанич, он мне предан, и епископ Пахомий, муж ученый и осторожный на решения. Не забывай испрашивать его, когда что задумаешь. Одно меня заботит - доброта, доверчивость твоя излишняя. Обликом вроде в меня, а вот уж характер - от кого ты его взял? В роду у нас таких и не было. И дед твой Долгорукий, и прадед Мономах, да и меня знаешь, - с врагами суровы были, к сподвижникам справедливы. Будь тверд, Константин. Придет время - на тебя падет тяжкий крест, будешь в ответе за всю землю. Укрепляй ее, не давай раздирать на куски, всегда помни: сила Руси - в единстве. Ну, с богом!
Уходил от отца взволнованным, обещал исполнить его наказ. Сердечно простился с братьями Ярославом и Святославом, которые тоже собирались в свои уделы, а при прощании с Юрием вышла какая-то неловкость.
- Обживусь - приезжай гостить. Там, говорят, по речкам бобровые гоны завидные.
Хотел обнять брата, а тот уклонился, сказал с криво! ухмылкой:
- Нет уж, приеду - так хозяином.
Константин донельзя удивился, не понял - чем обидел? Когда? Неужто так переживает, что отец оставил его при себе? Да он бы с радостью поменялся местами, с отцом рядом мудрости набираешься, а там еще неизвестно, каких шишек нахлопочешь на свою голову. Самое-то время, пока молод, погулять да попировать всласть. Молодость уйдет, тут уж останутся одни заботы - навластвуешься, успеешь.
- Прощай, коли так, - сухо сказал Константин. - Не знаю, чем вызвал твою досаду.
4
Уделом своим князь Константин остался доволен и не скрывал этого. Лесные угодья, богатые зверем, и птицей, и медом, богатые рыбные ловы по многочисленным полноводным рекам и в озере Неро. В дороге, пока ехал, все представлял будущее пристанище скучным и серым, как тогда зимой видел, и вдруг открылась просторная водная гладь озера и по его низкому берегу сияющие на солнце купола церквей, тесовые крыши добротных изб. Стояла ранняя осень, воздух был прозрачен и свеж, чисто золотились березы, еще не сбросившие лист. Стаи уток черными точками пролетали над водой, выше тянули гуси, их крики сладкой печалью отзывались в груди. Пернатые готовились к отлету в теплые края.
У князя Константина Всеволодовича отлегло от сердца. Ростов был куда меньше Владимира, но по-своему красив, внушителен. Городские постройки надежно защищались с одной стороны озером, с другой - вытянутым полукругом, довольно высоким земляным валом со рвом, заполненным водой.
- А хорошо ведь? - оживленно спросил он Анну Мстиславну, с которой ехал в одном возке.
- Да, - протянула она. И вдруг поправилась: - Еще не знаю.
Константин Всеволодович радостно засмеялся, обнял ее, сказал нежно:
- Ты - как пуганый воробышек, даже не смеешь признаться, что тебе нравится.
"Пуганый воробышек", в двадцать девять лет собравшийся первый раз родить, застенчиво улыбнулся.
- Ты доволен, отчего мне жаловаться?
В деревянном просторном тереме разместились с удобством, хотя Константин Всеволодович сразу же решил, что будет строить белокаменный, строгой красоты дворец, который напоминал бы отцовский княжеский дом в стольном Владимире. Потом начались первые знакомства.
Князь с удивлением и еще с неведомым для себя лестным довольством встретил у входа в терем епископа Пахомия. Это было не по обычаю: князь первым должен был навестить духовного отца.
- Прости, владыка, видит бог, только что собрался к тебе.
Старенький, чистенький Пахомий ласково посматривал младенческими голубыми глазами.
- С благополучным прибытием, князь, и ты, княгинюшка! - сказал он неожиданно сочным, густым басом. - Благодарение богу, вижу вас в добром здравии!
- Спасибо, владыка, на теплом слове, - принимая благословение старца, ответил князь Константин. - Батюшка мой много сказывал о тебе, мудростью восхищен, ученостью знатной. Не откажи и мне в твоем внимании. Сказывал батюшка, дюже много книг собрал ты, позволишь ли пользоваться?
- Батюшке твоему, светлому князю Всеволоду Юрьевичу, премного обязан, преувеличивает он мои скромные познания. А от тебя, Константин Всеволодович, был рад услышать, что желание имеешь приохотиться к книжной мудрости. Все, все покажу, и книги, и моих писцов, кои перекладывают греческие сочинения на наш язык.
Расстались довольные друг другом.
Доверенный великого князя Всеволода Юрьевича боярин Яков Резанич пришел не один - был с ним высокий и плотный русоволосый богатырь с легкой, упругой походкой, одет ладно, хоть и просто, только и бросались в глаза широкий кожаный пояс с серебряными пластинами да слева на перевязи тяжелый меч в нарядных сафьяновых, с серебряной же отделкой, ножнах. Яков Резанич выглядел рядом с ним коротышкой, был длиннорук, вроде как бы скособочен, но привлекало сухое строгое лицо, обрамленное темной бородой с просединами, притягивали внимание живые, искрящиеся умом глаза. Резанич сказал после взаимных приветствий:
- Не прогневайся, княже, пришел со товарищем. Александром Поповичем кличут. Что о нем сказать - воин, воевода ростовской дружины. А дальше как посмотришь: люб - приблизь, и я обрадуюсь, нет - твоя воля.
Попович внимательно смотрел на князя, во взгляде была скромность и достоинство уважающего себя человека. Константину Всеволодовичу воин пришелся по душе.
- Добрые воины мне надобны, - коротко сказал князь, - а такие молодцы тем паче. Спасибо тебе, Резанич. Но сам-то он что молчит? Согласен ли?
- Рад тебе служить, князь. - Попович поклонился и больше не проронил ни слова, был, видимо, на речи не очень щедр. И это Понравилось Константину Всеволодовичу.
- Город, чаю, хочешь посмотреть? - спросил Резанич. - Приказывай, князь, мы твои слуги.
- Город посмотрим, - улыбнулся Константин Всеволодович, - пока же зову вас на добрую чарку. Княгиня моя рада будет гостям.
Уже на второй день Константин Всеволодович отправился осматривать подвластные города: Ярославль, Мологу, Белоозеро, Углич. С десятком дружинников его сопровождал воевода Александр Попович.
5
Все больше прикипал князь к выделенному отцом уделу. Край был щедро богат, земля плодородна. На ростовский торг собирались купцы с разных мест: поднимались с Волги - по Которосли и озеру Неро - иноземные, нередко можно было встретить торговых людей из Владимира и Суздаля, но основная торговля шла с Новгородом, который в огромных количествах покупал хлеб, лен, кожи, мед, соль, хмель и многое другое, что поставляли оборотистые ростовские купцы. Торг с Новгородом начинался, когда устанавливался санный путь, а до этого купцы забирались в самые отдаленные боярские вотчины, в самые лесные дебри, где скупали все, что производилось землепашцами смердами, Скотоводами, бортниками, охотниками.
Бойкая торговля шла изделиями ремесленников. Во время поездок по городам князь не без приятного удивления узнал, что заволжские земли славятся мастерами чеканки по серебру, изготовлению сусального золота, идущего на покрытие куполов соборных храмов: в Ярославле, в посадах, десятками стояли кузницы, где ковалось от топора до тонкой работы кольчужной рубахи. В самом Ростове делали осиновую плитку - чешуйчатое серебристое покрытие из нее было на многих церквах и шатровых крышах над крылечками боярских хором. Как ему объяснили, плитки эти выдерживают и дожди, и лютый мороз, долго не гниют. Яков Резанич сводил князя на подворье Власа Демидова, мастер изготовлял изразцы, покрытые цветной эмалью, с узором удивительной красоты.
Осмотревшись, Константин Всеволодович занялся строительными делами. В Ярославле, возле Успенского Собора, на самом мысу, образованном слиянием Волги и Которосли, начали строить деревянный княжеский дворец; чуть выше по течению Которосли, на берегу за Медведицким оврагом, по настоянию епископа Пахомия был заложен монастырь с каменной церковью Спаса. Пахомий намеревался открыть здесь училище духовных лиц.
Полным ходом шло строительство княжеского дворца в Ростове. Тут же на подворье был заложен храм Бориса и Глеба. Несколько лет назад рухнул обветшалый каменный собор Успенья Богородицы. На том месте воздвигался новый.
Теперь князя постоянно окружали зодчие, камнерезных дел мастера, объясняли свои замыслы, иные приносили вылепленные из белой глины модели будущих строений. Сначала входили к князю с опаской: каков-то норов у него, не угодишь, так и в порубе насидишься, но скоро стало ясно: Константин Всеволодович советуется, умеет слушать, а если что и поправит, то разумно.
Мастера были сплошь из простых людей. Бояре, о которых Константин Всеволодович и думать забыл, начали роптать все громче и громче: да что же это за князь, ежели он высоких людей ни во что не ставит? Не зовет для советов? Иль уж мы ничего умного подсказать не можем? Слава богу, не первый год Ростов-батюшка стоит, и раньше строились. Кто решал? Да мы же всё и решали. Посмотрим-посмотрим да и турнем обратно во Владимир.
Совсем вылетело из головы молодого князя предостережение отца, что-де сильна боярская кость в Ростове.
Пахомий несколько раз осторожно намекал, что, мол, не лишне собрать бояр на совет, нельзя пренебрегать ими Константин Всеволодович недоуменно спрашивал:
- Да о чем толковать-то с ними? Слава богу, ратных дел не предвидится. Пусть себе пируют да рвут в застолье друг дружке бороды.
- Вот и собрать бы застолье, - подсказывал владыка. - Слабы люди на лесть, это их успокоит.
- Ладно, отец духовный, подумаю.
И опять забыл за делами, что пообещал.
Так бы все и продолжалось, но однажды Александр Попович притащил за шиворот тщедушного человека, обросшего, грязного. Поводит дикими глазами, бесноватый не бесноватый, не поймешь.
- Послушай, княже, что глаголет пес смердящий. На паперти народ полошил. - Воевода тряхнул мужика, у того голова дернулась, мало что не отлетела. - Ну!
Мужик закатил глаза и завыл:
- Увы! Увы граду Ростову, а паче же людем его, отъяси от них власть им принадлежащую! Возложиша великую нужду на град!..
- Хватит! - оборвал князь, он стал бледен от гнева. - Чего кликушествуешь? Ты кто?
- Толикого дерзновения над Ростовом еще не соделаше никто! - продолжал выть мужик, не слушая вопросов.
Александр Попович опять тряхнул его. Мужик затих, видно, перехватило горло.
- Позволь, княже, попытаю, кто да что? Сдается мне, не от дурости его крики, кто-то должен за ним стоять.
Константин Всеволодович брезгливо поморщился:
- Уведи!
Не прошло и часу, снова появился воевода, с ним Яков Резанич. У обоих озабоченные лица.
- Как знал, Константин Всеволодович, - сообщил воевода. - Боярина Никиты Голени человек. Не от себя выл, по наущению.
Вот теперь Константин Всеволодович вспомнил наставление отца: "Посбил спесь, а до конца их гордыню не смял. Боярская кость там замшелая, темная…"
Как в корень смотрел батюшка, вот уж и княжескую власть принялись хулить. Жарко стало в груди, но спросил внешне спокойно:
- Кто тот боярин?
- Родовитый боярин, - стал пояснять Яков Резанич. - Вотчина Голени дюже богата, многолюдна. Хоромы же его в Ростове. Вели, княже, сыск учинить.
Константин Всеволодович задумался. Он понимал, что бояре решили испытать его, решили посмотреть, как он поведет себя. Если оставить все без внимания, могут вообразить, что испугался их, станут наседать сильнее; учинить сыск- озлобятся. Смел все же тот боярин Голеня.
- Говоришь, родовитый боярин?
- Да, княже.
- Не надо сыска. Ничего не произошло.
- Напрасно, князь, - упрекнул Резанич. - Возьмут силу, потом не сладишь с ними. Самое время проявить власть, поймут крепкую руку и поутихнут. Батюшка твой поступал иначе. Никому не позволял против себя пойти.
- Батюшка - великий князь. У него силы поболе моей.
- Константин Всеволодович! Батюшка при Андрее Юрьевиче Боголюбском княжил в Ростове.
"Да, да, забыл, ведь говорил, что до того, как стать великим князем, кое-то время был в Ростове. Родовитый боярин… Видать, чувствует силу, коли решился бросить вызов, смелый Голеня. И начинать с самого корня не хотелось бы, оттолкнешь тех, кто не против меня".
- За боярином Голеней посмотреть не мешает: кто ходит к нему, о чем беседы ведут. - Говорил твердо, но в глаза не смотрел. - Мужику надобно внушить: дерзким словам мы не вняли, забыли.
- Воля твоя, Константин Всеволодович, - покорно подчинился Яков Резанич.
Ушли, разочаровавшись в князе, уверенные, что Константин Всеволодович поступил неразумно, Они-то лучше знали своих бояр.
6
Константин Всеволодович прислушивался к шуму на крыльце терема, в сенях шла какая-то возня. Он разом вскочил из-за стола, за которым писал, рванул со стены меч. В конце опочивальни пробивался сумеречный вечерний свет.
"Так вот, наверно, было в Боголюбове, когда бояре Кучковичи ворвались в опочивальню к дяде Андрею Юрьевичу, - быстро пронеслось в воспаленной голове. - Но у него даже меч заранее выкрали… Меня им легко не взять".
Князь пожалел, что после случая с дворовым человеком боярина Никиты Голени и своей слабости - вскоре сам понял: не такое решение надо было принимать - расправиться с супротивником без жалости, - после того случая отдалил от себя Александра Поповича: презрение увидел в глазах воеводы, взыграла спесивая княжеская кровь, не стерпел, отдалил. А тот смирился, старался не попадаться на глаза. Как бы он сейчас был нужен!
Когда князь не тронул Никиту Голеню, ждавшего худа, бояре и впрямь посчитали его слабовольным и податливым, потирали от удовольствия руки, горделиво разглаживали пышные бороды: "Вот такой князь нам и нужон!" Да только просчитаетесь, сказал себе Константин Всеволодович, когда до него дошли слухи о торжестве бояр. Жаль вот, что не мог перебороть себя, не признался Якову Резаничу и воеводе, что правы они были.
За дверью спальничий отрок Василий - где ему справиться одному? Константин Всеволодович напряженно ждал.
Но вот дверь распахнулась. Вбежал с заполошным криком раскрасневшийся суховатый человек - лукавый владимирский боярин Матвей Дедкович; его Константин Всеволодович сразу признал. Упало сердце от тревожного предчувствия: неужто с батюшкой что случилось? За боярином теснились лучшие местные мужи - глаза безумно горят, дерут в крике рты:
- Князь! Час настал! Спеши во Владимир. Батюшка на тебя в гневе, не дай бог, передаст стол меньшому Юрию! - вопил задышливым голосом боярин.
Дедкович в то же время косился на обнаженный меч, конец которого упирался в половицу. Лицо князя было бесстрастно, только темнел, яростнее становился взгляд.
- Князь! Не дай свершиться заговору! - закричали бояре от двери.
- Поспешай, милостивец, возьми великий стол!
- Всегда наперед Ростов-то ставили! Владимир пригород есть наш. Наши смерды в нем живут, и холопи, и камнесечцы, и древодели. Все наше!
Тяжелый меч опустился с глухим стуком на столешницу.
- Как вы смеете! Белены объелись? Я не волен решать за великого князя. Ты послан от него? - спросил он Дедковича, который медленно отступал к двери. - Говори!
- Конечно, князь. Я только из Владимира.
- Почему же не пришел ко мне один? Ты к кому послан?
- К тебе послан. Да разве от них укроешься, - боярин сокрушенно развел руками. Тяжелый, ненавидящий взгляд Константина Всеволодовича пугал его.
- Не юли, боярин! Зачем устроил переполох?
- Видит бог! - Дедкович мелко перекрестился, не спуская глаз с меча в руках князя. - Нет у меня ничего за собой. Клянусь, князь!
Ни одному слову его не поверил Константин Всеволодович, но и догадаться не мог, для чего Матвей Дедкович растревожил ростовских бояр, зовет к мятежу. Припомнилось, что никогда Матвей не был приближенным отца. Тогда почему он здесь? Не по своей ли воле? Да разве прочтешь в глазах лукавого боярина, с чем и для чего он прибыл.
- Вот что, бояре, - обратился он к местным мужам, - осатанелыми псами ворвались вы в княжеский терем, подобало бы посадить вас в поруб, чтобы охладили вы свои горячие лбы. Так, помнится, и делал мой батюшка Всеволод Юрьевич, когда был у вас князем. Так буду впредь делать и я. Не услышь я сегодня ваших криков корыстных, поехал бы во Владимир. А сейчас повторяю: не волен решать за великого князя. Что он порешит, так и будет. Идите!
Смущенные резкостью молодого князя, бояре стали расходиться. Злобно шипели на Никиту Голеню:
- Говорил, податлив-де князюшка, в рукавицу зажмем, все станет делать по нашей воле. Как бы не так! Не зря поминал свирепого своего батюшку, волчонок волком хочет стать.
- Не с таким подходом надо было к нему, - отбивался Голеня. - Ума-то мало было в криках наших: "Ростов-де наперед стоял, владимирцы холопи наши". Криками-то такими его и напугали. С испугу он это!
А Константина Всеволодовича ждала встревоженная Анна Мстиславна, в глазах немой вопрос.
- Посланный от батюшки из Владимира. Зовет к себе, - объяснил князь.
- Отчего же такой шум? И ты кричал, гневался?
- Да странный какой-то посланный. Бояр переполошил…
- Надо ехать?
- А вот завтра поговорю с ним с глазу на глаз…
Утром он велел позвать боярина Дедковича. Ему сказали, что он уже отбыл обратно во Владимир,
7
- Дозволь говорить, князь?
- Говори.
Гонец, молодой дружинник, откашлялся, стал чеканить:
- Константин, князь ростовский, велик грех переступать заповедь отца своего. Дошло, что преуспеваешь в непослушании своем. Повелеваю прибыть ко мне, не медля ни часу.
Сказав это, посланец низко поклонился. В словах великого князя Всеволода Юрьевича, переданных через него, слышалась откровенная угроза. Как на грех, в палате оказалась Анна Мстиславна. Ее глухой стон вывел из оцепенения Константина Всеволодовича. Досадливо махнув гонцу рукой, чтобы уходил, князь бережно поддержал обессилевшую Анну Мстиславну.
- Не надо так пугаться, перестань, - уговаривал он, сердясь на себя, что позволил посланцу отца говорить при ней. - Нет у меня вины перед батюшкой.
- Да как же! Гневны слова его. Боюсь за тебя!
- Ну вот еще… С чего взяла? Иди к детям.
- Наговор на тебя, не иначе, - не унималась Анна Мстиславна. - Чует мое сердце - злой наговор. И не поехал ты по его первому зову, огневил…
- Честность мою признает батюшка. Он справедлив…
Быстры кони. Не отдыхая, не останавливаясь, князь мчался во Владимир на повторный, сердитый зов отца. Взял с собой воеводу Поповича и двух дружинников. В пути пересаживались на запасных коней, которых прихватили с собой.
Майское солнце жаркое, лесной воздух густой, запашистый. Дорога подсохла после весенней ростепели, но еще не стала пыльной. В иное время дышалось бы легко, радость была на сердце, а сейчас не отпускала тревога, lie представлял, чем вызван гнев отца, догадывался только - начало его связано с внезапным появлением зимой в Ростове боярина Матвея Дедковича, Константин Всеволодович по какому-то упрямству не поехал тогда. А зря…
На княжьем дворе Константин Всеволодович бросил поводья подбежавшему конюху, поднялся уже на ступеньки крыльца, но задержался, увидел брата Юрия. Стоял тот возле белого жеребца, любовно оглаживал его, приговарил что-то. "Получил, видимо, от кого-то в подарок", - подумал Константин Всеволодович, вспоминая, что не было среди княжеских коней такого красавца.