Все, конечно, поняли, что Диоклетиан этим самым отдал приказ к новому наступлению - через владения Тиридата. И Галерию тут было не до возражений: его глупость - прямое вторжение на территорию врага - стоила уже Риму нескольких легионов и принесла ему унижение от руки самого императора.
- Ты позволишь мне, доминус, привести ветеранов с пограничных постов? - спросил Галерий.
- Только половину личного состава военной части, которая занимается их обороной, и не больше.
- Но будешь ли ты в безопасности в Нико…?
- Я останусь в Антиохии, цезарь, пока не закончится война с Нарсехом.
Диоклетиан снова дал ясно понять, что, хотя Галерий и будет командовать новой армией, которую пошлют, чтобы наказать персидского царя Нарсеха, он все время будет находиться под присмотром самого Диоклетиана, и стоит ему только начать повторять совсем недавно сделанные ошибки, как будет незамедлительно отстранен от командования.
- Ты со своим штабом можешь уходить, - сказал Диоклетиан Галерию, и они один за другим покинули комнату, оставив в ней только Константина и двух легионеров из императорской гвардии. Будучи теперь их командиром, Константин обязан был оставаться в присутствии императора до тех пор, пока тот не отпустит его лично, поэтому он и не присоединился к остальным.
- От тебя я не получил никаких сообщений, трибун, - сказал Диоклетиан.
- Совсем не было времени, доминус. Когда мы добрались до места сражения…
- До места разгрома - это ты хочешь сказать?
- …мы оказались в тылу у врага, - продолжал объяснять Константин. - И уж тогда навалилось столько дел, что было не до посылки вестового, к тому же он, вероятно, не смог бы пройти.
- Царь Тиридат рассказал мне о вашей встрече. Значит, ты уже побывал в настоящей битве. Ну как, от нее будоражит?
- Да. Но и тошнит тоже.
Брови Диоклетиана снова приподнялись.
- Не многие солдаты признались бы в этом, хотя ощущали подобное мы все. Но я рад, что ты это испытал: будешь больше ценить достоинства мирного правления.
- Мне нужно свести кое-какие счеты с персами, доминус, - осмелился сказать Константин. - С твоего разрешения, мне бы хотелось, чтобы меня назначили командовать каким-нибудь подразделением, которое идет на войну с ними.
- У тебя уже есть одна забота - смотреть, чтобы меня не убили в собственной постели, как беднягу Нумериана.
Между прочим, сегодня утром мне поступила еще одна просьба о твоем участии в предстоящем походе на Нарсеха.
- Уж конечно не от цезаря Галерия.
- Разумеется, нет, - сухо сказал Диоклетиан. - Мой зятек видит в тебе и твоей удивительной схожести с твоим отцом - и в одаренности, и во внешнем виде - угрозу своему собственному правлению в качестве старшего августа, когда я отрекусь. Что в общем-то и неудивительно, поскольку тогда он возжелает стать единственным августом и чтобы в качестве цезарей ему прислуживали его собственные лакеи. А просьба эта поступила от царя Тиридата.
- Мы с ним крепко подружились в походе. Мне он очень нравится.
- Тиридат говорит, что обязан тебе жизнью. Ему бы хотелось сделать тебя главнокомандующим всех войск в своем царстве, когда восстановится его власть.
Константина это слегка ошарашило, но теперь он уже научился скрывать свои чувства.
- Это большая честь, господин, - сказал он осторожно, не желая заранее связывать себя обязательствами.
- И нечто такое, что обрадовало бы Галерия, если бы он был государственным деятелем, а не просто солдатом. Занятый обороной границы в одном из самых далеких уголков империи, ты перестал бы быть угрозой для него и этого хмурого племянника, которого он прочит в цезари Востока.
- Вы отрядите меня к царю Тиридату, доминус?
- Чтобы лишиться единственного военачальника, с которым я могу быть уверен, что доживу до отречения и порадуюсь недовольству Максимиана, когда заставлю его сделать то же самое? - Диоклетиан издал короткий лающий смешок. - Нет, трибун, ты останешься здесь.
Константин незаметно вздохнул с облегчением, ведь он метил значительно выше, чем пост командующего войск в каком-нибудь подчиненном Риму царстве, подобном Армении, даже если это сулило бы ему значительное повышение в звании.
- Здесь, в Антиохии, у меня для тебя будет одно важное поручение - охранять мою жену с дочерью, - продолжал Диоклетиан. - Этот город всегда был центром для христиан, и, как я слышал, сюда из Кесарии и Тира недавно прибыл священник с очень хорошо подвешенным языком. Они обе - и Приска, и Валерия - благоволят этой упрямой вере, поэтому, конечно, захотят послушать его. - Диоклетиан бросил на него испытующий взгляд. - А твоя жена разве не была христианкой?
- Была, доминус.
- А ты?
Константин пожал плечами.
- Боги Рима - мои боги; а впрочем, я не вижу никакого вреда в этих людях.
- Я бы не был так уж уверен, - возразил Диоклетиан. - В такие беспокойные времена империи требуется только одна верность - императору. А эти христиане претендуют на более высокую верность - человеку, которого они почитают как Сына Бога, а Бога этого, говорят, никогда никто не видел. С каждым днем их становится все больше, поэтому, может, придется уничтожить их, а не то они убедят людей, что я не бог, и уничтожат меня. Ну а пока буду надеяться, что ты присмотришь за моей женой и дочкой.
- Госпожа Валерия приходится цезарю Галерию женой, - напомнил ему Константин. - Ему это может не понравиться.
- Галерий делает то, что я ему велю, а Валерия мне дочь. Ты отвечаешь только передо мной, трибун, и больше ни перед кем.
3
Дация освободили от обязанностей помощника Константина в кавалерийском подразделении, и теперь он командовал частью императорской гвардии. Сопроводив императора в его личную резиденцию, Константин разыскал седовласого центуриона. Даций молча слушал его рассказ о разговоре с Диоклетианом, но когда Константин поведал ему о просьбе царя Тиридата, он тихонько присвистнул.
- Всему городу известно, что Диоклетиан приказал Галерию восстановить Тиридата на троне. Если ты примешь это предложение, то за одну ночь станешь большим военачальником.
- Император мне в этом отказал. Право выбора мне не предоставили.
- А ты согласился бы, если бы предоставили?
- Думаю, что нет.
- Почему?
- На это "почему" ответ мне дал сам император, когда сказал, что Галерию это было бы только на руку - ведь тогда бы меня сплавили в Армению, подальше от главного русла политических событий.
- Ну, это еще вилами на воде писано, - возразил Даций. - Цезарем Востока Галерий хочет сделать Максимина Дайю, но куда ему до тебя, даже если ты будешь в Армении. Помню, в училище ты ведь всегда мог превзойти его во всем, кроме вероломства. А при поддержке Тиридата Августа Евфратена, Месопотамия и, может, даже Сирия сами упадут тебе в руки, как спелые сливы.
- Ну вот, снова размечтался, - улыбнувшись, сказал ему Константин. - Как бы там ни было, а император отказался отпустить меня.
- Он бы смягчился, если бы тебе действительно был нужен этот пост и ты бы попросил Констанция походатайствовать за тебя.
- Возможно. Но я не собираюсь обращаться за помощью к отцу.
Мудрые холодные глаза Дация, видевшие многие годы римской истории в процессе ее развития, подвергли его краткому, но придирчивому изучению.
- Значит, ты готов играть даже по более высокой ставке, нежели пост старшего военачальника, хотя тебе еще нет и двадцати пяти? Какой же она будет - пурпурный плащ цезаря?
Константин улыбнулся;
- А почему бы не мантия и корона августа?
- Востока или Запада?
- А почему не двух половин сразу? - Теперь уже Константин перешел на серьезный тон. - Благосостояние империи возрастет, если при твердом управлении будет только один царский двор и одна армия, готовая быстро идти туда, где зреет какая-то смута.
Даций быстро вскочил и направился к двери. Открыв и убедившись, что в коридоре пусто, он с облегчением вздохнул и снова ее закрыл.
- Я уже забыл, о чем ты только что говорил, - сказал он Константину с мрачной серьезностью на лице. - Смотри, не повтори это снова, пока не будешь готов претворить Весь задуманный план в действие.
Глава 9
1
Константин познакомился с императрицей Приской и стал ее поклонником во время своего пребывания в Никомедии. Дочь ее Валерию, жену цезаря Востока, раньше он не встречал - Галерий большую часть времени держал свой двор в Сирмие, недалеко от дунайской границы. Когда спустя несколько дней его вызвали, чтобы сопровождать императрицу с дочерью на игры, затем в город, он взял с собой небольшой отряд и явился во дворец, где уже наготове стояли два кресла - ноша здоровенных нубийских рабов, вывезенных Диоклетианом из Египта.
После зрелища резни, виденного им на пути отступления армии Галерия, гладиаторские игры Антиохии вызывали у Константина мало восторга. Круглая арена в центре стадиона была окружена металлической оградой для защиты зрителей во время боя или охоты на диких зверей, нередко входящей в состав таких зрелищ. От арены вверх, разбегались ярусы зрительских скамей; первые пятнадцать рядов были окружены стенами, и в них вели специальные коридоры, с тем чтобы занимающая их знать и высокопоставленные гражданские и военные лица, проходя на свои места, не смешивались с чернью.
Прямо у арены специально для императора и его окружения стояло несколько троноподобных кресел. Проводил их на эти места распорядитель, который финансировал и ставил представления. Появление императрицы и жены цезаря Галерия вызвало интерес и даже аплодисменты зрителей, которые, впрочем, быстро потонули в выкриках разносчиков, продающих подслащенные напитки, печенье, засахаренные фрукты, небольшие мехи с винами и подушечки для жестких каменных скамей.
В середине второй половины дня игры окончились, но императрица Приска с дочерью не пожелали вернуться во дворец. Вместо этого они проследовали в старую часть города, находящуюся на некотором расстоянии от центра, с его великолепными общественными сооружениями. Перед зданием, расположенным на запущенной улице недалеко от реки, нубийцы по приказу императрицы остановились и опустили кресла-носилки на землю.
- В этом районе нет торговых лавок, госпожа, - возразил Константин, когда Приска и Валерия ступили на мощеную улицу.
- Здесь живет епископ Антиохии, и его прихожане собираются в этом доме, - объяснила Приска.
- Христиане!
- Я не буду просить, чтобы ты вошел туда вместе с нами, трибун. Мы с дочерью будем там в полной безопасности.
- Мне нельзя вас оставлять, - твердо сказал Константин. - У меня приказ охранять вас постоянно.
Здание представляло собой переоборудованное жилое помещение. Стены, разделяющие несколько комнат, снесли, и получился довольно просторный зал для собраний, очень похожий на тот, что Константин видел в Зуре на Евфрате. Не удивило его и то, что он увидел на стенах: множество тех же самых картин, изображающих человека, которому христиане поклонялись в облике пастуха, сеятеля, а в сцене, похоже типичной для всех такого рода картин, - как восстающему из гроба.
Навстречу императрице и ее дочери вышел почтенный мужчина с длинной бородой, в одеянии священнослужителя и в каком-то высоком головном уборе, которого прежде Константин еще никогда не видел. Служба уже началась, и зал почти наполнился людьми, сидящими на скамьях и слушающими молодого священника, стоявшего за кафедрой на возвышении в дальнем конце зала. Перед ним был развернут небольшой свиток, с которого он читал увлеченной публике. Слушатели оказались так поглощены его словами, что даже не шелохнулись, когда вновь прибывшие вместе с Константином устраивались на одной из задних скамей.
Константин вдруг с изумлением понял, что уже знает говорящего, он видел его в Кесарии что-то около года назад. Это был Евсевий Памфил.
- "Наконец, братия мои, укрепитесь Господом и могуществом силы Его, - читал священник, - Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских. Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять. Итак, станьте, препоясавши чресла ваши истиной, и облекшись в броню праведности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир. А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого. И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие; всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и со всяким постоянством и молением о всех святых старайтесь о себе самом и о мне, дабы мне дано было слово - устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования, для которого я исполняю предназначение в узах, дабы смело проповедовал, как мне должно".
Евсевий отложил свиток и обратился к прихожанам:
- Нежно любимые, - сказал он, - вы только что прослушали, как я прочел вам слова апостола Павла, написанные церкви в Эфесе, когда он был в заточении и готовился предстать пред судом императора Нерона, неуверенный в том, какая судьба его ожидает. И все же вы слышали, что он призывает всех, кто читает или слышит его послание, отбросить неуверенность и быть стойким в вере и знании Бога и его Сына, Господа нашего Иисуса Христа.
Большинство из вас слышали уже много раз рассказ о том, как Павел стал апостолом и слугою Господа. Он признается, что был гонителем христиан в Иерусалиме, стремящимся разрушить Церковь. Но когда, в рвении своем, он ехал в Дамаск, чтобы там преследовать наших людей, еще на дороге ослепило ярким светом, и он услышал голос, который говорил: "Савл, Савл, - так его звали до тех пор, пока Иисус не повелел ему следовать за собой, - что ты гонишь меня?" А когда он спросил: "Кто ты, Господи?" - голос отвечал: "Я - Иисус, которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна".
В тот же момент этот человек, еще минуту назад жаждущий поскорее добраться до Дамаска и уничтожить тех, кто служил Господу, изменился точно так же, как изменились многие из нас по милости Бога и Сына Его, пришедшего на землю, пострадавшего и отдавшего жизнь свою за нас, однако восставшего из мертвых, чтобы дать нам уверенность в том, что мы будем бессмертны с ним на небесах, если только уверуем и примем его как Спасителя нашего.
Все вы также не раз уже слышали рассказ о том, как преследовали в Иерусалиме единомышленников Христа, и из-за этого они стали распространять его учение за границей, сея, где бы они ни проходили, свежие семена. Со временем церкви, подобные этой, уже можно было найти далеко на Западе, в самой Британии, и на Востоке - у границ государства желтых людей. У нас в качестве руководящих принципов есть не только слова самого Господа нашего, как они закреплены в Святом Писании и в деяниях святых апостолов, изложенных лекарем Лукой, но и в посланиях Павла всем церквам. В них он призывает нас стоять твердо, как в только что прочтенном мною отрывке, облачась в доспехи, не выкованные в жару печей, и взявшись за оружие, не изготовленное из стали, однако способное перевернуть человеческие души и завоевать их без пролития крови.
- Возлюбленные мои, в страшных гонениях на христиан, которые император Нерон устроил после того, как сжег Рим, апостол Павел не боялся принять такую же мученическую смерть, на которую обрекли апостола Петра и многих других. Он не боялся, и мы не должны бояться, ибо, как он писал в послании к филиппийцам: "Наше же жительство - на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его".
Проповедь окончилась, и прихожане гуськом вышли из церкви. Но императрица с дочерью прошли по боковому проходу и преклонили колени для молитвы перед алтарем с бородатым священником, встретившим их при входе, поэтому Константин вышел, чтобы подождать их в вестибюле. Он стоял, размышляя, отчего это только что услышанные им слова повергли его в состояние какой-то неловкости, как вдруг увидел Евсевия: он тоже вышел в вестибюль и куда-то быстро пошел, заметив Константина, остановился.
- Трибун Константин! - воскликнул он с приветливой улыбкой на лице. - Вы уже стали одним из наших?
- Нет, нет. Там внутри императрица с госпожой Валерией.
- Я видел, как вы вошли, и обрадовался.
- Обрадовались? Почему?
- Конечно же это все мое тщеславие: хотелось, чтобы ты услышал мою проповедь, - признался Евсевий, - но это не главное. Я только что приехал в Антиохию из Кесарии. Когда мне сказали, что ты здесь, я решил разыскать тебя и поблагодарить за то, что ты сделал для наших в Александрии.
- Для ваших? Я что-то не помню этого.
- Когда у императора поскользнулась лошадь, ты напомнил ему, что кровь ей уже по колено.
- Так ведь это просто сбылось пророчество жрецов Аполлона из Кесарии.
- Или же это Бог действовал через тебя, чтобы уберечь от смерти тысячи невинных людей.
- Я слышал, что вы, христиане, плохо отзываетесь о языческих жрецах, которые искажают события в угоду собственных прорицаний, - несколько грубовато напал на него Константин. - Но ведь здесь вы делаете то же самое.
Евсевий бросил на него быстрый проницательный взгляд.
- Выходит, и ты почувствовал зов, - сказал он. - И тоже идешь против рожна.
Возможно, оттого, что после долгого дня Константин устал, или каким-то непонятным образом на него подействовала проповедь. Евсевия, ему вдруг в голову пришла мысль, что его используют - пусть даже это будет человек, признаваемый христианами за Сына их Бога, - используют, как фигуру в игре, передвигаемую по доске туда и сюда без всякой на то его собственной воли.
- Теперь ты, пожалуй, скажешь, что меня посетит видение, как и этого вашего Павла, - резко сказал он.
- Я вовсе никакой не прорицатель, коими считают себя жрецы Аполлона, - Похоже, его слова и манера выражения нисколько не обидели Евсевия, - Но могу сказать тебе одно: какую бы цель ни поставил перед тобою Бог, ты не можешь увильнуть от нее, как вол не может увильнуть от рожна, - Тут он улыбнулся, - Вся Сирия говорит о твоих ратных подвигах: спас армянского царя, персов остановил почти у самых ворот Антиохии. Ты настоящий герой дня, и честь эта вполне заслужена.
Трудно было сердиться на человека с таким теплым и, очевидно, искренним сердцем, и Константин почувствовал, как его раздражение отступает.
- Ты сейчас в Антиохии? - поинтересовался он.
- Только ненадолго. Большую часть своего времени я пишу историю всей Церкви, поскольку о рождении нашего Господа возвестили ангелы в Вифлееме. Когда гонения на Церковь заставили апостолов и других руководителей бежать из Иерусалима, они основали новую церковь здесь, в Антиохии. Вместе с Иерусалимом - а по приказу властей это теперь языческий город - Антиохия - наш самый важный центр на Востоке, так же как Рим - на Западе, хотя и епископ Александрийский день за днем обретает все новые церкви.
- Ты сказал, что пишешь историю вашей религии?